Берншторф непреклонно сжал губы. Графиня фон Платен не поедет. Он отомстит ей. Этой особе надо дать урок. Она была любительницей интриг и могла подкопаться под его власть. Если для Шулемберг достаточно, что она вроде бы как жена короля, а Кильманзегге довольна, если у нее есть любовники, то графиня фон Платен – честолюбивая женщина и выпросила у короля место придворного казначея для своего любовника, Крэггса. Берншторф услышал об этом чуть ли не последним, и его гневу не было границ. В прошлом те, кто искал милостей при дворе, приходили к нему. Он не потерпит женщину, которая позволяет себе покушаться на его привилегии.
– Ваше Величество, мне кажется, графине фон Платен лучше остаться в Ганновере, – начал министр. – Две дамы и обе в возрасте могут выглядеть вполне респектабельно… Это совсем неплохо. Но графине фон Платен придется остаться в Ганновере, потому что, по-моему, если она будет сопровождать вас в Лондон, англичане подумают, что три женщины – это многовато.
Георг взвешивал сказанное министром и вспоминал, как красивая графиня спряталась в его спальне в халате, накинутом на голое тело, и умоляла его оказать ей честь и не отдавать всю привязанность двум пожилым дамам. Ее появление тогда очень насмешило курфюрста, что редко с ним бывало, и он восхищался ее ловкостью. Она красивая женщина, но в Англии, должно быть, много красивых женщин, слегка отличающихся от немок, потому что иностранки всегда чуть другие. А он только изредка любил разнообразие. Шулемберг и Кильманзегге – для того, чтобы удовлетворить привычку, а несколько новых леди внесут перемены.
Все женщины очень похожи друг на друга. К тому же у Платен была склонность совать нос не в свои дела. А по правде говоря, ему никогда не нравились проныры.
И он согласно кивнул министру. Будет так, как предложил Берншторф.
Георг пришел в апартаменты Эрменгарды и нашел ее в слезах. Он удивился, потому что в его присутствии она редко проявляла какие-нибудь чувства, кроме радостной услужливости.
– В чем дело? – спросил он.
Она попыталась улыбнуться, но ей не удалось.
– Я боюсь за вас. Вдруг что-нибудь случится.
– Что может случиться?
– Вы собираетесь в Англию как король. Совсем недавно они обезглавили одного из своих королей, а еще одного выгнали из страны. Если бы он остался, то тоже, наверно, потерял бы голову.
Он с нежностью посмотрел на старую любовницу. Ради него она даже постаралась выучить историю.
– Они не посмеют убить меня.
– Но могут попытаться. Давайте лучше останемся в Ганновере. Какая для вас разница, курфюрст вы или король?
Она всегда беспокоилась о нем. Ему вдруг пришло в голову, что Эрменгарда одна из тех немногих в его жизни, кто искренне любит его.
– Убийцы короля на моей стороне, – с важным видом объявил он. – Так что, видишь, тебе не о чем беспокоиться.
– Я поеду с вами, – сказала она.
– Поедешь, – согласился он и сделал знак, чтобы она раздевалась. Он терпеть не мог тратить время на слова. Эрменгарда знала, зачем он пришел в этот час. Ведь он уже долгие годы приходил в одно и то же время. Георг не любил менять привычки.
Она послушно поднялась. Ее привлекательность – в покорности. Полная противоположность заносчивой Софии Доротее.
"Если бы Эрменгарда была моей женой, – мелькнула у него мысль, – мы бы жили в полном согласии и, несомненно, при таких длительных отношениях имели бы целый выводок детей".
И когда бы он проезжал по улицам Лондона, она бы сидела в королевском экипаже рядом с ним, и люди бы приветствовали его.
А теперь они будут вспоминать о жене, которая сидела бы рядом с ним, если бы не томилась в тюрьме. В замке Олден, куда посадил ее он.
Да, Берншторф прав. Нельзя, чтобы Георг Август разъезжал по улицам Лондона с Каролиной и детьми. Но этот вопрос решен, а Эрменгарда уже готова.
Каролина с нетерпением ждала отъезда. Это лучшее, что могло случиться: мысли об отъезде помогали забыть потерю Софии.
Надо думать о будущем и не оглядываться на прошлое. Это совет, который дала ей София Шарлотта. И какой мудрый совет!
Англия! Земля обетованная! Принцесса Уэльская… Как прекрасно звучит титул! И если все пойдет хорошо, со временем она станет королевой Англии.
Ее положение будет трудным. Жена короля не находится в Англии, поэтому Каролина, едва приехав, станет первой леди страны. Люди, естественно, поймут, что она их будущая королева, и начнут искать ее расположения. А ее задача руководить Георгом Августом – ох, очень осторожно! – и в тот день, когда он получит корону Англии, на самом деле управлять страной придется ей. Славная, заманчивая перспектива. Она едва могла дождаться дня, когда они сядут на корабль и отправятся в Англию.
Каролина послала за Лейбницем с просьбой, чтобы он пришел к ней в апартаменты. Он был одним из немногих, с кем можно откровенно поделиться надеждами. Лейбниц с первого взгляда определил цену Георгу Августу и видел абсурдное тщеславие коротышки. Он не сомневался, что со временем править будет мудрая Каролина, а ей понадобится помощь такого умного человека, как он. Когда он пришел, она сказала:
– Готовьтесь к отъезду в Англию, потому что, несомненно, вы поедете с нами. Мне во многих делах нужна будет ваша помощь.
Лейбниц печально взглянул на нее.
– Ваше Высочество еще не знает?
– О чем?
– Что я остаюсь в Ганновере.
– Но кто дал такой приказ?
– Его Величество… через Берншторфа.
– Но вы мой друг. Это не их дело…
– …отдавать приказы? Его Величество всегда отдает приказы в Ганновере. Только в тех делах, которые его не интересуют, он позволяет другим поступать по своей воле.
– Но в чем причина? Почему вы должны остаться в Ганновере?
– Чтобы закончить работу. Я здесь потому, что пишу историю принцев Брауншвейгских. И этим мне приказано заниматься.
– Я сама поговорю с Его Величеством, – решила Каролина.
Лейбниц покачал головой, но Каролина не отступила и отправилась прямо в покои короля.
Король удивился, увидев ее. Он молча разглядывал жену сына и отметил ее привлекательную внешность. Оспа немного попортила кожу, но Каролина осталась красивой. При ее прекрасном цвете лица маленькие оспинки были едва различимы. И она гордая женщина. Берншторф прав, за ней надо следить. Она тоже может стать пронырой… дай только шанс. Но такого шанса она не получит.
– Я пришла поговорить с Вашим Величеством о Готфриде Лейбнице.
– В чем дело?
– Он слишком блестящий человек, чтобы оставить его в Ганновере. Он будет нужен нам в Англии.
– Мне он не нужен.
– Но мне… – Каролина замолчала, поняв, что чуть было не нарушила собственное правило управления.
– Он завершает свою работу, поэтому остается.
– Он может выполнять более полезную работу.
– Так вы не считаете его работу здесь полезной?
– Я считаю ее полезной. Но думаю, он должен сопровождать меня в Англию.
– Нет. Он остается.
– Ваше Величество, я прошу вас о любезности… Король покачал головой.
– Он остается.
– Но мы очень скоро выезжаем, и я договорилась…
– Вы скоро не выедете.
– Не понимаю.
– Вы не едете с принцем и со мной. Вы последуете за нами позже.
Это был сокрушительный удар, еще хуже, чем осознание того, что Лейбниц не будет сопровождать ее.
– Но я думала…
– Нет. Вы приедете позже. Вам будут даны указания. Негодование горело у нее в глазах. Каролина ненавидела его, и в этот момент ей понадобилось все самообладание, которое она вырабатывала годами, чтобы не выдать своей ненависти.
– Вы последуете за нами через месяц. Вы и девочки.
– А сын…
– Он останется в Ганновере.
– Ох, нет!
Король удивленно взглянул на нее. Действительно, за этой женщиной нужен глаз да глаз. Но он спокойно объяснил:
– Было бы неразумно двум наследникам трона, вашему мужу и сыну, находиться в Англии… пока мы не увидим, какой нас ждет прием. Фридрих останется здесь и будет представлять нас.
– Ваше Величество помнит, что маленькому Фрицхену только семь лет?
– Я помню возраст Фридриха. Он останется здесь. А вы приедете через месяц или, может быть, через два, после нашего прибытия в Англию.
Бесполезно спорить, бесполезно просить. Лейбницу не разрешено сопровождать ее. Фрицхен должен оставаться один в Ганновере. И она не поедет в Англию с королем и со своим мужем. Она должна сидеть и ждать, пока за ней пошлют.
Это было поистине убийственное открытие.
* * *
Эрменгарда Шулемберг готовилась к отъезду в Англию. Король сумел успокоить ее страхи, и раз он сказал, что там опасности нет, значит, ее там нет. Ее главное очарование заключалось в том, что она была убеждена: король всегда прав.
А у мадам Кильманзегге началось трудное время. Узнав о том, что она уезжает в Англию, кредиторы – а она должна была крупную сумму – налетели на нее со всех сторон и потребовали, чтобы она расплатилась по счетам до отъезда. Она откровенно призналась королю и попросила его о помощи, но он ответил, что сделать этого не может и ей придется самой разрешить свои финансовые трудности. Положение создалось отчаянное. Кроме короля, не было никого, кто бы помог ей. Конечно, у Эрменгарды есть деньги. Она не делала долгов. После покорности ее главной чертой была скупость. И за долгие годы близости с Георгом Шулемберг сумела накопить значительное состояние. Но вряд ли она испытывала желание поступиться капиталами, чтобы помочь сопернице. Нет, Кильманзегге должна рассчитывать только на себя. Графиня фон Платен – злая женщина, она тоже не станет помогать. А любой, кто долго знал короля, понимал, что если он один раз отклонил просьбу о поддержке, то бесполезно просить его переменить решение.
Сам король тоже пребывал отнюдь не в счастливом расположении духа. Чем ближе становилось время отъезда, тем больше он осознавал, как нежно любит Ганновер и как ненавистно ему покидать родные места ради страны, о которой он ничего не знал, кроме того, что она ему не нравится.
Он уже ездил однажды в Англию молодым человеком, лет тридцать назад. Тогда надумали, что он должен сделать предложение принцессе Анне. Путешествие кончилось полным провалом. Англичанам были противны его немецкая речь и немецкие манеры. Принцесса открыто показывала свою неприязнь к нему, а он – свою к ней. Визит закончился очень быстро. И когда он вернулся в Ганновер, его втолкнули в ярмо с Софией Доротеей.
Он бы с удовольствием отложил отъезд, и для этого были причины, но Георг понимал, что неразумно затягивать такое важное дело.
И через месяц после того дня, когда весть о смерти королевы Анны пришла в Ганновер, Георг Первый отправился в Англию.
* * *
В густом тумане королевский корабль качался на волнах Грейвсенда. Он перенес трудное плавание, и все на борту сожалели, что им пришлось покинуть Ганновер. А больше всех сожалел король.
Им овладело раздражение. Ганновер еще никогда не казался ему таким красивым, как в день отъезда. Он знал, что выглядел бы дураком, если бы потерял корону Англии и лишил ее своих наследников. Но как бы он желал, чтобы ему эту корону вообще не предлагали!
Георг Август еще больше портил ему настроение. Сын вертелся на палубе, довольный собой, репетируя, как он будет показывать себя англичанам. Он уже мысленно произносил цветистую хвалебную речь о своей новой стране. А англичане, хотя и были в некоторых отношениях людьми разумными, все же оказались недостаточно проницательны, чтобы раскусить его грубую лесть. Еще до того, как они высадились в Англии, Георг Август, соперничая с отцом, попытался завоевать их расположение.
Ничего нет хуже вражды в семье. Георга научил этому отец, и, Бог – свидетель, это истинная правда.
Когда "Пилигрим" вышел из Гааги в сопровождении эскорта из двадцати кораблей, процессия выглядела прекрасно. Хотя после сильного шторма, который им пришлось выдержать, "Пилигрим" смотрелся не так великолепно, как в начале пути. Да и сейчас в Грейвсенде лежал густой туман.
"Когда-то я вернусь в Ганновер", – подумал король.
Туман постепенно рассеивался, и они смогли высадиться на берег. Солнце прорвалось сквозь облака, и день обещал быть прекрасным.
Приветствуя короля, звонили колокола и бухали пушки. Народ Англии хотел показать новому правителю, что хотя он и не рад его приезду, но все же предпочитает его католику Якову.
В восемнадцатый день сентября 1714 года в Англии высадился Георг Ганноверский, что означало конец династии Стюартов. По крайней мере, многие на это надеялись. Впрочем, никто не мог бы с уверенностью сказать, что собирается предпринять человек, которого называли Яковом III. Георг разглядывал толпу встречавших. Мужчины кланялись и приветствовали его на своем острове, клялись в верности, а он думал: как бы они вели себя, если бы победил Стюарт? Теми же самыми словами они, должно быть, заверяли бы его в своей преданности и произносили бы те же самые клятвы.
Георг не питал иллюзий.
К нему подошел Мальборо, улыбающийся и дружелюбный, великий солдат и опасный политик. Но Георг хорошо понимал, что и большинство других похожи на Мальборо, им нельзя доверять.
Он холодно принимал их: Мальборо, Ормонда, Оксфорда, Харкурта. Пусть они знают: он не тот человек, которого можно водить за нос. Ему не обязательно говорить на их языке, все равно они скоро познакомятся с его желаниями.
Король заметил любезные улыбки сына, которыми тот отвечал на приветствия. В центре внимания оказался Георг Август, а не он.
"За ним надо следить, – подумал отец, – надо держать его в узде".
Гринвич-Палас был очень большим, а Георг тосковал по Лейн-Шлоссу и Герренхаузену.
– Ваше Величество, – сказали ему, – если вы с принцем встанете у окна, народ будет очень доволен.
И он стоял у окна, а рядом стоял Георг Август, который раскланивался, улыбался, помахивал рукой, очень грациозно и приветливо. И Георг увидел, что народу это понравилось. Люди скорее приветствовали принца Уэльского, чем короля.
* * *
На реке выстроились всевозможные лодки, парусники и корабли. На улицах сталкивались и расходились толпы горожан. Каждое окно занимали зрители. Люди кричали и переговаривались друг с другом. Не оставалось сомнений: Лондон в праздничном настроении. Продавцы пирогов и баллад призывали прохожих покупать их товар. Кофейные и шоколадные были битком набиты, равно как и трактиры и даже чайные для избранных. Под ярко раскрашенными вывесками – "Матушка Красная Шапочка", "Веселые девчонки", "Голубой попугай" – собирались взволнованные завсегдатаи: им не терпелось обсудить, что сулит приезд нового короля.
Тут и там появлялись мрачные якобиты, шептавшие и бормотавшие, что пришел для Англии недобрый час. Но их было совсем немного по сравнению с протестантами, которые с облегчением говорили, что вновь избранный король будет искренним приверженцем Реформатской церкви Англии.
Но даже им не нравились немцы.
189"Какая жалость, – думали они, – что Стюарты католики! Было бы гораздо удобнее, если бы сын короля Якова там, за проливом, не стал католиком. Тогда не пришлось бы принимать у себя на острове немцев".
Но сегодня король совершает въезд в Лондон. И что бы ни привело его сюда и какой бы ни был результат – сегодня не время об этом думать. Сегодня праздник, день удовольствий. И в столице каждый подмастерье, каждая молочница, каждый лавочник и его жена надеялись увидеть торжественный въезд короля и отлично провести время.
Только якобиты мечтали о пасмурном дне. Они мечтали, чтобы дождь потоками заливал мостовые и сильный ветер согнал горожан с улиц. Но в тот день удача улыбалась гвельфам. Солнце ярко сияло, стоял славный, золотой сентябрьский день.
Процессию из Гринвича возглавляли экипажи, украшенные гербами. И зрители получили возможность увидеть представителей всех благородных родов Англии.
Экипажи катились по мостовой, сопровождаемые восклицаниями и приветственными криками. И, затаив дыхание, взволнованные горожане ждали зрелища, ради которого пришли сюда – карету короля.
И наконец она появилась, сверкая на солнце стеклами. На переднем сиденье – герцог Нортамберлендский и лорд Дорсет, а внутри – новый король и его сын, принц Уэльский.
– Так это и есть король! – пронесся разочарованный гул голосов. Он выглядел совсем не так, как ожидали зрители. Мужчина за пятьдесят, явно неловко себя чувствовавший в королевской мантии, лицо довольно хмурое. Горожане быстро заметили, что хотя он наклонял голову, отвечая на приветствия, и прикладывал руку к сердцу, показывая, что намерен быть для них очень добрым королем, он не улыбался.
Рядом с ним сидела гораздо более симпатичная персона. Принц Уэльский. Молодой человек. Не то чтобы красивый, но с приятным выражением лица, с хорошими манерами. Казалось, его великолепное одеяние приносит ему наслаждение, а любезные улыбки свидетельствовали, что ему нравится народ, приветствующий его.
"Да, этот человек, – решила толпа, – радуется прибытию в Англию.
– Боже, благослови принца Уэльского! – выкрикнул голос, и зрители тотчас подхватили это приветствие.
Молодой человек приложил руку к сердцу и поклонился.
– Не делай этого, – резко осадил его король.
– Но…
– Я сказал, не делай. Кланяться буду я. А ты сиди тихо и ничего не делай.
Приветливое выражение на лице Георга Августа моментально сменилось ненавидящим, но он быстро подавил неприязнь, потому что понимал: на него устремлены тысячи глаз.
– Принц Уэльский! – продолжала кричать толпа. Георг Август еле сдерживал свой восторг. Им понравился он, а не отец. Это был триумф. Они приняли его, как никогда не будут принимать отца. Как он хотел, чтобы Каролина видела его в этот момент!
Значит, ему запрещено кланяться. Очень хорошо. Он может выражать свою доброжелательность улыбкой. Толпа будто поняла, в чем дело, и продолжала его приветствовать.
Король заметил это и еще больше помрачнел.
"Я рад, что мы приехали в Англию, – думал Георг Август. – Эта страна создана для меня".
Он уже планировал, как устроит свой двор, который будет соперничать с отцовским. И эта мысль доставила ему огромное удовольствие.