Как он безобразен! Эта тяжелая челюсть, вытаращенные глаза… Какое счастье, что у нее муж – Георг Август! Какой трагедией было бы выйти замуж за человека, подобного королю! Грубого, жестокого и бесчувственного.
Она чуть возвысила голос, и он встревожился: ведь надо показать, что в семье нет никакого серьезного разногласия.
– Я передам ему все, что вы сказали, – согласился король.
– И передадите Готфриду Лейбницу, что я надеюсь, он вскоре посетит меня в Англии.
Король молчал: он не намерен позволять так сильно давить на себя.
Упрямый старый мужлан! Каролина чувствовала, как в ней нарастает ненависть к нему. Но король по-прежнему выглядел счастливым и стал еще веселее прежнего. Он даже улыбался ей. Ничего, скоро он уедет, и она воспользуется открывшейся возможностью.
Минутное раздражение не испортило ей удовольствия от этого вечера. И королю тоже.
* * *
Пока Магомет и Мустафа одевали короля, он пребывал в отличном настроении. Георг проснулся на рассвете и, чтобы не терять напрасно времени, встал. Был июль, и светало рано.
В десять утра он прибыл в Тауэр, где сел на судно, которое должно было отвезти его в Грейвсенд. Принц Уэльский сопровождал его, и во время плавания из Тауэра в Грейвсенд, где ждала яхта, Георг даже сказал сыну несколько приятных фраз.
– Мы хотим, чтобы все знали: мы с тобой добрые друзья, – объявил он сыну.
Георг Август вел себя самым дружелюбным образом и не забывал ответить на приветствия людей на берегу, пришедших посмотреть, как плывет по реке королевское судно.
"Как мало их пришло! – с удовольствием отметил принц. – Им неинтересно видеть своего монарха, отправляющегося в путешествие". "Пусть возвращается к своим сосискам и кислой капусте", наверно, так комментирует большинство англичан его отъезд".
Да, открывалась поистине великая возможность.
Грейвсенд. Они на борту яхты.
Отец и сын обнялись, чего, насколько помнили, прежде никогда не делали. Но каждый из них понимал, что в этом жесте не было нежности, а было только желание показать зрителям, что в семье нет разлада.
Принц сошел на берег.
Скорее в Сент-Джеймсский дворец, чтобы начать править в качестве блюстителя и заместителя короля, пока старик плывет в свой любимый Ганновер!
СЛАВНЫЕ ДНИ
Ох, какое же это счастье избавиться от короля!
В одной из спален Гемптонского дворца Каролина лежала в постели, мечтательно уставившись в потолок. Апартаменты были великолепными, а окна смотрели на Большие фонтаны и на парк, уходивший вдаль. Каролина опять носила ребенка, и беременность была тяжелой, но такое состояние поднимает принцессу в глазах народа. Она надеялась, что на сей раз родит мальчика. Сына! И он будет жить с ней. Она любила детей, и они всегда радовались, когда приходили к матери. Это было самое приятное время суток – когда к ней приводили детей. Семилетняя Анна считала себя главой семьи и следила за тем, чтобы пятилетняя Амелия и трехлетняя Каролина соблюдали порядок. Как жестоко со стороны короля держать Фрицхена вдали от родителей и сестер! Но чего можно ожидать от человека, который позволяет себе двадцать лет держать жену в заключении?
Нет, не надо думать о Фрицхене. Не надо омрачать себе радость этих дней. По правде говоря, она никогда не бывала так счастлива. Если бы она могла привезти сына в Англию, а свекра держать в Ганновере, – то больше ничего не просила бы от жизни.
Каролина любила Англию и считала Гемптон самым красивым местом в королевстве. Живописная, спокойная река, дворец, парки. Ей бы не хотелось жить в каком-нибудь другом дворце. Она продолжала разглядывать высокий – высотой в тридцать футов – потолок, где в прошлом году сэр Джеймс Торнхилл нарисовал поднимавшуюся над морем золотую колесницу, а в ней – Аврору с маленькими купидонами, похожими на крошку Каролину. Принцесса старалась не смотреть на портреты, висевшие на стенах. Даже созерцание лиц, нарисованных на портретах, делало ее несчастной, потому что на одном был король, суровый и строгий, напоминавший своим видом, что она получила лишь временную передышку. А с другого портрета на нее смотрел Фрицхен, напоминавший о бесконечной разлуке.
Нет, надо уметь наслаждаться спокойной минутой. Они сохранили ганноверскую привычку плотно есть, а потом отдыхать после обеда. Одну из немногих приятных привычек, которые они привезли из Ганновера. Но англичане говорили, что от жирных блюд и отдыха люди толстеют.
Каролина не сомневалась, что за их спиной часто звучали едкие замечания. Англичане не любили немцев. Поэтому надо стараться по возможности подстраиваться под англичан, ведь дело происходит в Англии.
Ей бы хотелось научиться говорить по-английски без ужасного немецкого акцента, который, едва она открывает рот, напоминает людям, откуда она приехала. Каролина вспомнила старую курфюрстину Софию, которая так настаивала, чтобы она учила английский, и обрадовалась, когда Георг Август взял в любовницы Генриетту Говард – дескать он улучшит свой английский.
Интересно, как теперь Георг Август относится к Генриетте? Эта связь стала привычной, он во многом похож на своего отца. Но Каролина не возражает против такой привычки, потому что не боится Генриетты, которая не хочет ни вступать в конфликт с принцессой, ни показывать свою власть. Мудрая женщина – Генриетта!
"Какое наслаждение лежать здесь в тишине дворца! Хоть бы король подольше задержался в Ганновере, – молила Каролина. – Пока его нет, мы сможем так много сделать. Укрепить наше положение. Подготовить фундамент для будущего".
Наверно, внизу в парке фрейлины прогуливаются со своими поклонниками, резвятся и флиртуют, пользуясь случаем, что принц и принцесса дремлют после обеда. У всех такое настроение, будто отъезд короля снял мрачный покров, и везде началось веселье. Даже погода стоит отличная.
А в своей спальне крепко спит Георг Август и даже, наверно, тихонько похрапывает и улыбается, потому что и он почувствовал себя очень счастливым после отъезда отца.
Да, это было действительно предвкушение грядущих дней славы.
Уже через несколько недель принц и принцесса начали вести новый образ жизни – все было изящно и роскошно, великолепно, – словом, по-королевски. Король такой жизни никогда бы не смог устроить.
Каролина вспомнила о путешествиях по реке, которые она и принц совершили на барке, украшенной малиновым бархатом. На королевской барке. Принц был в парике и в голубой бархатной мантии, расшитой серебром. Высокий парик, лучезарная улыбка. Она – великолепно одетая с искрящимися на солнце драгоценностями. Они выглядели, как и подобает принцу и принцессе. Полная противоположность угрюмому Георгу! И люди проявляли к ним интерес: замечания и приветствия показывали, что народ предпочитает видеть королевскую семью такой.
Это очень важно. Нельзя упускать из виду необходимость умиротворять народ. Но и это еще не все. К Гемптонскому двору присоединялись мужчины и женщины, не удовлетворенные своим нынешним положением. Эти люди видели, что есть возможность создать другой двор, где они будут высоко оценены.
Но это были не те придворные, которыми Каролина хотела бы окружить себя. Ей не нужны недовольные. Хотя они могут положить начало ее двору. Она рассчитывала на таких людей, как Уолпол и Тауншенд. А им необходимо показать, что принц и принцесса заинтересованы в государственных делах. И конечно, все леди и джентльмены при дворе должны помнить, что король уже в годах.
"Прежде всего, – подумала Каролина, – дайте нам устроить двор. Сделать его веселым, этаким Версалем в миниатюре. А под покровом веселья начнется интрига – интрига, цель которой сделать двор принца и принцессы не только более интересным и веселым, но и более почетным".
Окружив себя красивыми девушками, вроде Мэри Белленден и Молли Липл, Каролина привлекла в Гемптон мужчин всех возрастов. И попав сюда, эти джентльмены поняли, что в Гемптоне есть нечто большее, чем просто флирт. Если бы король вернулся сейчас, он бы удивился оживлению, царившему на реке. Из Лондона в Гемптон плыли ярко украшенные барки, полные изысканно одетых мужчин и женщин; звуки музыки постоянно нарушали послеобеденную тишину.
Георг отсутствовал всего несколько недель, а как изменилась жизнь! Какой она стала полной, яркой и веселой!
Если бы у нее родился сын и если бы Фрицхен был рядом, Каролина чувствовала бы себя совершенно счастливой… Ладно, хотя бы она настояла, чтобы у Фрицхена был английский учитель. Она хотела, чтобы мальчик, когда приедет, свободно говорил по-английски. У него не должно быть такого ужасного акцента, как у нее или у Георга Августа. Как приятно слушать, когда говорят фрейлины! Язык кажется тогда очень красивым.
"О, конечно, – размышляла Каролина, – если наш двор станет могущественным (а это можно сделать), тогда мы потребуем, чтобы король вернул нам Фрицхена".
Послышался осторожный стук в дверь, и вошла Генриетта Говард.
Она грациозно приблизилась к кровати принцессы. Очаровательная женщина, хотя ее и не назовешь красавицей. Восхитительные волосы, густые и тонкие, причесаны совсем просто – локоны, свободно ниспадающие на плечи. Такой стиль предпочитала и Каролина. Чем же привлекает Генриетта? Кротостью, решила Каролина. Генриетта, как и она сама, завоевала свое положение благодаря покорности. Она ничего не требовала от принца и с готовностью выполняла его желания. Умница Генриетта!
– Уже время вставать, Генриетта?
– Да, Ваше Высочество. Дети ждут в приемной.
– Приведи их.
Девочки вошли, и Каролина протянула руки, приглашая их подойти к кровати.
Анна как старшая шла впереди, в желании быть первой она чуть ли не отталкивала маленьких сестер.
"Нет, не потому, – подумала Каролина, – что хочет быть первой. Просто ей хочется быть со мной. Она гордая, у нее есть чувство собственного достоинства. Эта девочка серьезно озабочена тем, чтобы выглядеть принцессой".
– Что вы телали сеготня? – с немецким акцентом спросила Каролина.
– Что мы сегодня делали, мама? – Анна мягко поправила ее, и Каролине было приятно, что дочь говорит правильно. Но нет ли в ее тоне легкой дерзости? И как поступить: упрекнуть или пропустить мимо ушей?
– Мы гуляли в парке и играли возле пруда. Каролина упала в пруд. Очень глупо с ее стороны. Но она вообще глупая, – принялась рассказывать Анна.
У маленькой Каролины от обиды задрожали губы, и мать протянула ей руку. Девочка уцепилась за нее, и Генриетта посадила малышку на кровать.
– Здесь лучше? – спросила принцесса. – Помню, когда я была очень маленькой девочкой, я тоже упала в пруд.
Малышка обрадованно прижалась к матери.
"Она слишком худенькая, – подумала Каролина. – Надо будет сказать, чтобы девушки были к ней особенно внимательны. Не запугивает ли ее Анна?"
Амелия вряд ли обижает маленькую сестренку. Глядя на свою вторую дочь, Каролина испытывала гордость за ее очаровательную внешность. Амелия обещала быть в семье красавицей и, хотя была на два года младше, ростом уже догнала Анну. Как и старшая сестра, она вполне осознавала, что обязана держаться с достоинством, но в ней не была злобы, она всегда защищала малышку Каролину.
"Как бы мне хотелось чаще их видеть!" – подумала принцесса.
– А сейчас расскажи мне, как ты упала в пруд?
– Она соскользнула с берега, – объяснила Анна. – А лорд Гервей выловил ее.
– Там была мисс Липл, и она сказала, что девочку надо переодеть, и лорд Гервей отнес ее во дворец.
Каролина пыталась вспомнить лорда Гервея…
"Молодой человек. Наверное, недавно при дворе, – предположила она. – Надо будет как-нибудь спросить Молли Липл".
– А мисс Белленден ему помогала. Они подняли такую суматоху. А потом Каролину переодели.
Малышка Каролина улыбалась: очевидно, ей понравилось приключение.
– Пусть Каролина сама расскажет мне, – попросила мать.
Она любила слушать щебет их голосов – английских голосов. Как жаль, что сколько бы она ни старалась, ей так и не удается избавиться от немецкого акцента! Боже мой, а что будет с Фридрихом? Неужели он приедет и будет говорить по-английски так же, как отец и мать?
За дверью послышались голоса. Каролина узнала низкий голос мужа. Значит, он уже встал и успел одеться. Она и не заметила, как быстро пролетело время.
– Ха, моя торогая! Вот где я нашел тебя. В постели? Это карашо… в твоем положении.
Принц прямо-таки излучал удовольствие. Его сопровождали высшие сановники. Как и жена, больше всего на свете он хотел, чтобы отец остался в Ганновере и никогда бы не возвращался.
– Ах вот как!.. Наши младшие тоже здесь.
Анна и Амелия смотрели на него с трепетом, малышка Каролина теснее прижалась к матери.
Он улыбался вполне ласково, но почему-то ему не удавалось завоевать их доверие. Возможно, потому что детской интуицией они чувствовали: ему с ними скучно, хотя он и ведет себя дружелюбно.
Принцесса немного огорчилась, что муж помешал ее беседе с детьми. Она всегда с такой радостью ждала встреч с малышами. Но он не должен об этом узнать.
– О, как вы выросли, – проговорил принц. – Ха, вы стали совсем польшими девотшками.
– Да, папа, я большая девочка.
– А я, папа, высокая, хотя и на два года младше. – Амелия встала рядом с сестрой, чтобы показать, какая она высокая.
– Она чересчур высокая, – запротестовала Анна. Между сестрами явно чувствовалась враждебность. Надо прекратить этот разговор, потому что тема роста может расстроить принца.
– Моя торогая, уже время повести тебя на прогулку. Хочу поговорить с тобой о праздновании годовщины нашего приезда. Прошло уже два года, и все ждут праздника.
Это будет очень интересно.
Принц сел на стул и с нежностью смотрел на жену. Прекрасная женщина. А какие прекрасные дети! Скоро у Каролины родится еще. Он, принц, хорошо потрудился.
К постели подошла Генриетта. Она взяла на руки малышку Каролину и вместе с двумя старшими девочками направилась к двери.
Принц проводил их взглядом. Его жена, дети, любовницы… вместе… вместе и счастливы. Отец уехал. Все мужчины И женщины ищут его расположения.
Еще никогда в жизни принц не был так доволен.
* * *
Это были волшебные дни. И не только для принца и принцессы и для тех, кто стекался к Гемптонскому двору, но и дли простых крестьян в соседних деревнях. Георг I хотел закрыть для народа Сент-Джеймсский парк, и ему сказали, что если он это сделает, то рискует тремя коронами. В противоположность отцу, Георг Август приходил в восторг, увидев на земле Гемптона отцовских подданных, к какому бы низкому сословию они ни принадлежали. Во время прогулок он и Каролина часто останавливались, чтобы перекинуться словом с деревенским жителем или его женой, и уходили, оставив тех с разинутыми ртами и навсегда завоевав их признательность. Гемптонский двор стал самым веселым и оживленным из когда-либо существовавших со времен Карла II. Старые люди, например, как герцогиня Монмут, вспоминали двор того монарха и веселье давно прошедших дней. Они рассказывали истории об остроумном короле и его жизнерадостном дворе. Карл II, подобно принцу и принцессе Уэльским, тратил уйму времени на то, что он называл "Прогуливанием Королевского Величества". Отличная привычка, дававшая его подданным возможность часто видеть короля и даже время от времени разговаривать с ним. Но если Карл прогуливался в компании любовниц и спаниелей, то принц Уэльский водил на прогулку жену и проявлял к ней, заботясь об ее положении, удивительную нежность. Правда, их сопровождала и его любовница, но мужчине можно позволить иметь одну любовницу, а поскольку жена вроде бы не возражает, то зачем же протестовать другим?
Принц и принцесса Уэльские очень быстро создали собственный круг приближенных и в то же время завоевали одобрение подданных короля. Неудивительно, что они чувствовали удовлетворение!
Но был один человек, которому это совсем не нравилось.
Граф Ганс Каспар фон Ботмер ни на шаг не отходил от принца Уэльского и озабоченно наблюдал за происходившим. А король наслаждался визитом в Ганновер. До графа доходили слухи, что возвращение курфюрста вызвало большую радость. Немецкие подданные пришли в восторг от того, что он снова с ними, и стали еще больше ценить его, узнав, что курфюрст привез английские деньги и обеспечит поддержку Ганновера Англией в предстоящей войне.
Георг в Герренхаузене проводил время с графиней фон Платен, хотя Шулемберг и Кильманзегге тоже сопровождали его.
"Король всячески показывает, что забыл неприятность, случившуюся с ним и его семьей в августе 1714 года, когда он высадился в Англии", – сообщалось в одном донесении.
"Всем понятно, что король так любит Ганновер, что никогда по своему желанию не покинет его", – сообщалось в другом.
А в это время в Англии его сын играл роль короля.
У себя в апартаментах Ботмер записывал все, что он замечал при Гемптонском дворе и посылал королю. Он предостерегал Георга. Но король никогда не стремился заполучить английскую корону. Его сердце оставалось в Ганновере, и он не мог заставить себя покинуть свой старый дом.