Тарквин не сразу ей ответил. Он не думал ни о раскисших дорогах между Сан-Себастьяном и селением Шартро-сюр-Шарант, где находился дом родителей Ровены, ни о военной блокаде, в результате которой граница будет на замке, и ни одному из желающих добраться сюда не удастся. Он гадал, имеется ли в распоряжении семьи де Бернар собственный экипаж, на котором они могли бы приехать сюда, чтобы забрать Ровену. Бедность обыкновенных, простых французов, измотанных бесконечной войной, не прекращающейся в течение вот уже более двадцати лет, была очевидна и производила удручающее впечатление. Стоило только взглянуть на потрепанный плед и далеко не новые платья, имеющиеся в скудном гардеробе Ровены, чтобы понять, что и она сама и, наверное, ее семья вовсе не богачи.
Тарквин нахмурился, с необыкновенной отчетливостью представив себе, насколько плохо подготовлена девушка к предстоящей встрече с родными и отчим домом, которую она ожидала с таким нетерпением и затаенной надеждой. Следует отметить, что ни Грейэми, ни Файоуна Лесли не утруждали себя тем, чтобы предупредить Ровену о тех трудностях и лишениях, которые ожидают ее в истерзанной войной стране, на земле ее предков. Нет ничего странного и в том, если Симон де Бернар в своих письмах к сестре не говорил ей всей правды, так как, вероятно, не хотел, чтобы она переживала и огорчалась. Да, по-видимому, об имущественном положении семьи у Ровены нет ни малейшего представления, ей и в голову не приходило, что семья могла опуститься до бедности.
– Вы, мисс де Бернар, должны быть готовы к тому, что за время вашего отсутствия в семье могли произойти неожиданные перемены. Хочется, однако, надеяться, что события ближайших недель не дадут вам повода для разочарования.
Рой мыслей проносился в голове Ровены. Конечно, ей было хорошо известно, что жизнь не стоит на месте, все подвержено изменениям. Неужели капитан Йорк считает, что она столь наивна, чтобы не задумываться и не размышлять о проблемах, имеющих жизненно важное значение. Время и война действовали разрушительно, имение Шартро, видимо, тоже испытало на себе их губительное воздействие. Но так как тон писем, получаемых Ровеной от бабушки и брата, был оптимистическим, то она не придавала особенного значения предостережениям Тарквина. Это как раз в характере капитана Йорка – высказывать свои соображения и мысли таким тоном и в такой манере, которые отнюдь не щадят ее чувств!
Мысль о том, что с капитаном Йорком она видится в последний раз, подействовала на Ровену успокаивающе.
А в это время пакетбот причалил к пристани, с судна уже опустили трап. Ровена увидела, как капитан Йорк, сойдя на берег, пожимал руку стоявшему у пирса огромному человеку с широкой улыбкой на лице, одетому в униформу ярко-красного цвета. Этого мужчину со смуглым цветом лица и бородой Ровена никогда раньше не видела. С любопытством наблюдала она, как эти двое обменялись рукопожатиями, а потом повернулись и стали озабоченно обсуждать что-то очень важное.
Люди, ожидавшие прибывшее судно, теперь хлынули к трапу, и Ровена напряженно всматривалась в их лица, стараясь обнаружить среди встречающих дядю или брата.
– Мисс де Бернар...
Ровена моментально обернулась, глаза ее смотрели выжидающее. Но перед ней опять стоял капитан Йорк. В выражении его лица было нечто такое, что заставило Ровену быстро, на одном дыхании спросить:
– Что-нибудь случилось?
– К сожалению, ваш дядя был лишен возможности прибыть сюда. Дороги на Францию перекрыты.
– Перекрыты? Неужели так сильно ухудшилась погода?
– К погоде это не имеет ни малейшего отношения. Мост через реку Бидасоа взорван, а он был единственным связующим звеном между Испанией и страной басков!
Ровена нахмурила брови.
– Но ведь есть же, наверное, другие дороги, по которым мой дядя мог бы добраться до этой пристани!
– Вы меня неправильно поняли, мисс де Бернар. В настоящий момент нет ни одной дороги, ехать по которой можно было бы не подвергаясь опасности. Мой ординарец сообщил мне, что основная часть французской армии расположилась лагерем в Байонне и что на прошлой неделе батальоны лорда Веллингтона были атакованы частями одной из французских дивизий, которая разбила лагерь в Найвилле, расположенном менее чем в пятнадцати милях отсюда. Завязалось жестокое сражение и, кажется, нет ни малейшего намека на то, что оно близится к завершению. В это время ни ваш дядюшка, ни кто-либо другой не смогли бы сюда пробиться.
– Тогда что же, война в стране по-прежнему продолжается? – с дрожью в голосе спросила Ровена.
– Да, – мрачно согласился Тарквин. – И надо сказать, что мы очутились в самой горячей ее точке.
Глава 5
Совершенно иначе представляла Ровена свою первую ночь на континенте. Спартанские условия замка Лесли приучили ее к жизни, лишенной роскоши, и научили быть непритязательной, обходясь самым что ни на есть необходимым. Однако убожество, с каким они встретились в этом городке, превзошло все ее представления!
Ровена недовольно и сердито взглянула на женские юбки, набитые жестким конским волосом, которые должны были служить ей матрасом. С каким довольным видом показывал ей это тряпье хозяин-баск, пытаясь через адъютанта, выполнявшего роль переводчика, объяснить Ровене, что он вовсе не будет ущемлен, если синьорита пожелает спать на них: они почти как новые, никем не использовались вот уже почти четыре года, с тех пор как умерла его жена, и, разумеется, они чистые.
– Так я тебе и поверила, – хмыкнула Ровена, – хоть какие-нибудь вещи и предметы в этом доме с грязными полами, дырявой крышей и уныло-убогой мебелью могут быть чистыми?!
От сырости побелка стен давно уже поблекла, подоконник и мебель, включая и шаткую железную кровать, были покрыты толстым слоем пыли. Ложиться спать Ровена не решалась, так как боялась, что в комнате могут водиться вредные насекомые. Лучше она присядет у окна и будет слушать, как дождь барабанит по крышам, будет думать о миссис Синклер и Аделаиде Такер и завидовать им, ведь она, Ровена, уступила этим женщинам из уважения к их возрасту большую кровать с соломенным матрасом и несколькими простынями, являвшимися личной собственностью сапожника.
"Узнать бы, какие события происходят на фронте", – подумала Ровена, присев на маленькую скамеечку у окна.
Может быть, не все обстоит так уж плохо, можно даже смириться с мыслью, что в этой мрачной, затхлой, лишенной воздуха дыре ей придется терпеливо ждать неделю, может быть, две, а то и три. Она не могла забыть о том чувстве глухого беспокойства, которое заполнило все ее существо, когда она увидела выражение лица капитана Йорка, обменявшегося несколькими фразами с полковником Пемберли-Мартином – после чего они сразу же уехали. Догадывалась Ровена и о состоянии тревожного ожидания, в котором пребывала миссис Синклер, хотя с ней она не обмолвилась ни единым словом.
Ровена беспокойно заерзала на своей приземистой скамеечке. Тарквин еще не появлялся, он даже не счел нужным сообщить им, куда уходит и когда вернется. Ровена предполагала, что его ординарец Пир Исмаил Хан, афганец по национальности, знал о местонахождении капитана, но не пожелал говорить с ней на эту тему.
Именно Пир Исмаил Хан показал им этот грязный, забитый всяким хламом домишко и выполнял роль сопровождающего для полковника Пемберли-Мартина, ехавшего в ландо по немощеным улицам, заполненным грязью и отбросами.
Маленький городишко, прилепившийся к склону горы, выглядел уютным и привлекательным только с палубы пакетбота, вблизи же оказалось, что он наполовину разрушен. За пять месяцев до их прибытия сюда городок был опустошен и разграблен частями английской и португальской армий и теперь представлял унылое и печальное зрелище. Очень мало попадалось домиков с явными признаками человеческого жилья: ставни и двери были плотно закрыты, а из щелей иногда выглядывала мордочка блеющей козы.
Ветераны армии лорда Веллингтона прозябали, ежась от холода в хижинах, сараях и полусгоревших овинах, и когда Ровена видела голодных, плохо обмундированных солдат, с трудом пробиравшихся по раскисшим от грязи улицам, ее охватывал холодный ужас.
– Нельзя ли для них что-нибудь сделать? – сочувственно спросила она у Пир Исмаил Хана, но афганец только покачал головой.
Полковник Пемберли-Мартин объяснил Ровене, что останавливаться сейчас с пустыми соболезнованиями было бы крайне неразумно: они только накличут неприятности. Предостережение полковника было встречено с большим пониманием его женой и миссис Синклер. Через десять минут Ровена, миссис Синклер и Аделаида Такер уже стояли на пороге домика, принадлежавшего сапожнику-баску и прощались с супругами Пемберли-Мартин. Отиллия категорически отказывалась хоть ненадолго покинуть своего супруга и остаться со своими спутницами не захотела, отправившись с полковником в другое место, где им было подыскано временное жилье. А дождь и не думал прекращаться: весь вечер он барабанил в оконные стекла, просачиваясь через незаделанные отверстия в потолке.
Напряженно всматриваясь через окно в дождливую ветреную ночь, Ровена устало размышляла о том, что им придется ждать здесь еще много-много дней, прежде чем о них кто-нибудь вспомнит. Полковнику Пемберли-Мартину сейчас не до них, он занят сбором, анализом и обработкой информации, полученной в порту. Большая часть этой информации, рассудила Ровена, касается событий в штаб-квартирах союзнических армий. Поговаривают, что оба императора – как российский, так и австрийский – не смогли достигнуть соглашения по брюссельской проблеме и, оставшись очень недовольными друг другом, отбыли в противоположных направлениях со своей многочисленной свитой.
По выражению лица полковника Пемберли-Мартина было заметно, что эта новость заставила его серьезно призадуматься и, наверное, вызвала в его голове рой новых мыслей.
А что если намекнуть Пир Исмаил Хану, чтобы он им помог? Помог же он им устроиться в городишке только потому, что его попросил об этом капитан Йорк. Но едва они вошли в дом, афганец, не теряя времени, скрылся за пеленой дождя.
Ровена вздохнула и прислонилась лбом к оконному стеклу. Городок погрузился в темноту, и она ничего не могла рассмотреть, кроме расплывчатых фантасмагорических очертаний соседних домов и слабого мерцания огоньков впереди, у подножия холма.
Тяжело вздохнув, Ровена слегка встряхнула смятые юбки, которые ей приходилось использовать вместо матраса, и неохотно уложила их на постель. Тарквин уверял женщин, что в отношении предоставляемых удобств выбор этого дома представляется наиболее удачным.
– Дом баска – это его крепость, – торжественным голосом произнес Тарквин. – Еще ни разу нога чужестранца не переступала через порог этого дома. Сеньор Луис Аронки вошел в наше положение и дал нам приют в своем жилище.
"Невелико утешение", – с горечью подумала Ровена. Набивка из жесткого конского волоса царапала ее щеку, а капли дождя с потолочных стропил с глухим стуком ударялись о пол.
Ровена испытывала сильное раздражение. Зачем ей изводить себя беспокойными мыслями о том, что менее чем в пятнадцати милях отсюда на земле Франции развернулась жестокая битва. Ей нужно попасть домой. Черт бы побрал этого Тарквина Йорка, бросившего ее тут одну и забывшего о ней!
Ее сморил сон, но он был беспокойным и неглубоким из-за кошмарных сновидений и хлопанья наружных ставен при каждом новом порыве ветра.
Проснувшись утром и выглянув в окно, Ровена не обнаружила изменений погоды к лучшему, дождь лил не прекращаясь. Хозяин принес ей кувшин козьего молока и буханку хлеба. Используя жесты и изъясняясь на языке, ни в малейшей степени не напоминавшем испанский (Ровена предположила, что это один из местных диалектов), Луис Аронки объяснил Ровене, что, кроме молока и хлеба, в доме нет других продуктов. Сельские лавки давно разграблены голодными солдатами тех армейских частей, которые в течение пяти последних месяцев оккупировали Сан-Себастьян. Тем не менее вкус у хлеба был восхитительный, а мед, поданный к хлебу, – невероятно душистый.
Подкрепившись, Ровена ожила, ополоснула руки и спустилась вниз, чтобы узнать, есть ли какие новости.
– Новостей никаких, порадовать нечем, – вымолвила Аделаида Такер, выглядевшая довольно уставшей, хотя и почивала в просторной и удобной кровати. – Ничего другого, как только ждать, нам не остается...
Она была небольшого росточка, миниатюрная, с характером несколько нервическим. Ее руки, оплетенные голубыми жилками и загрубевшие от работы, всегда находились в движении, и если кто-то задерживал взор на этой женщине дольше обычного, то мог составить впечатление, что у нее не хватает смелости смотреть человеку прямо в глаза. Но она обладала добрым сердцем и слушать собеседника умела, как никто другой. Эта черта ее характера очень нравилась миссис Синклер.
– Бедняжка, она панически боится французов, – доверительно, чуть приглушенным голосом обратилась к Ровене миссис Синклер. – Невозможно представить, что случится с ней, да и с нами, если город займут французы! О Господи, – присовокупила она, несколько театрально заламывая руки, – даже подумать об этом страшно. Но нужно отдать ей должное, она права, считая, что нам не остается ничего другого, как ждать, какой оборот примут события.
Дни проходили в тягостном ожидании каких-либо перемен, дожди обложили городок, сделали дороги непроходимыми, так что Ровена и ее спутницы были отрезаны от остального мира. Никто к ним не приходил, чтобы просто поговорить, поделиться новостями, да и у них не было возможности выходить из дома.
Миссис Синклер скрашивала скучные часы ожидания чтением отрывков из Библии, но ни у Ровены, ни у миссис Такер никаких занятий, чтобы отвлечься от унылой действительности, не было.
– А почему бы вам не рассказать мне о вашей семье? – обратилась миссис Такер к Ровене, когда все другие темы вежливого разговора, казалось, были исчерпаны, и у Аделаиды появилось ощущение, что эта маленькая мрачная комната с ее протекающими потолками и невзрачными стенами начинает давить на нее. Ровена, сидевшая спиной к горящему камину, переспросила с некоторым удивлением:
– О моей семье?
– Да. Тилли Пемберли-Мартин сказала мне, что вы француженка. Мне самой это не пришло бы в голову, французское у вас только имя. Но ведь Ровена тоже не исконно галльское имя, как вы думаете? Наверное, в вас есть примесь шотландской крови, а потом ваши волосы...
Ровена засмеялась, ничуть не обидевшись на миссис Такер. Она уже привыкла к различным замечаниям по поводу своих волос.
– Вы родились во Франции, мисс де Бернар? – настойчиво допытывалась миссис Такер. – Признаюсь, мне хотелось бы узнать, почему вы решили возвратиться во Францию именно теперь?
Ровена с готовностью и любезно повторила ту же самую басню, которую Лахлен рассказал капитану Йорку в западном крыле замка Лесли, и дополнила ее, отвечая на просьбу миссис Такер, описанием французской линии своей семьи.
– Старшая сестра моего отца Софи вышла замуж за Анри Карно, который приходится родственником – не знаю точно каким – бывшему военному министру Франции Лазару Карно. Дядя Анри занимается торговлей тканями и владеет крупной фирмой в Берлине, импортирующей шелка из стран Востока. Он даже побывал в Китае, чтобы получше ознакомиться с этим делом. Ничем другим, насколько я помню, он почти не интересовался. Дядя Анри всегда уверяет, что смысл жизни для него в его работе, хотя и довольно необычной. Семья у него дружная.
– И он, конечно, старается обеспечить ей достойное существование и заботится о благополучии и здоровье всех членов семьи? – деловито спросила миссис Такер.
– Конечно, как же иначе! – подтвердила Ровена. – Когда началась война, дядя, не задумываясь, оставил Берлин и перевез тетю Софи и детей в Шартро. Они живут в доме, где поселились мои мать и отец, когда поженились.
– Наверное, это была романтическая любовь?
– Думаю, вы не ошибаетесь. Моя мама часто рассказывала, как они были счастливы. Приглашали друг друга в гости, устраивали вечеринки, танцы по случаю праздника урожая, дегустировали вина, устраивали охотничьи балы... – Ровена замолкла, лицо ее осветилось печальной улыбкой. – Но это было так давно. Еще до того, как родилась я, а Наполеон Бонапарт стал первым консулом Франции.
– А ваши тетя и дядя? Сколько детей у них?
– Две девочки, Мадлена и Жюстина, и мальчик, Феликс, самый младший в семье. Девочек в семье называют Мадлон и Жюсси, но я их плохо помню. Они ходили в школу в Берлине, когда я жила у них, а домой приезжали только на время каникул. Здоровье у тети Софи, как я понимаю, было неважное, и она чувствовала, что ей одной не по силам воспитывать троих. Отца забрали на войну, а тетя, мама и бабушка остались в Шартро одни. Моему брату Симону в то время было только двенадцать лет, а Феликс вообще под стол пешком ходил. После смерти папы дядя Анри стал заниматься в Шартро винокуренным производством, и его помощником в этом деле стал Симон.
– Дел у него, наверное, было хоть отбавляй, – заметила миссис Такер. – А живет ли он по-прежнему в Шартро? Я слышала, что ваша бабушка недавно умерла. Надеюсь, дядя Анри не допустил, чтобы ваша тетушка осталась одна и остро чувствовала одиночество?
Ровена улыбнулась.
– Я не думаю, чтобы кончина бабушки повлияла на его образ жизни и привычки. Симон писал, что большую часть времени он проводит в разъездах. Может быть, поэтому тетя Софи не отослала своих дочерей обратно в Берлин после рождественских каникул в прошлом году, а решила, что им лучше остаться с ней. Должно быть, она действительно чувствует себя очень одинокой после смерти моей бабушки, ведь кроме Симона и Феликса она никого не видит.
– Вот вернетесь вы домой в большую семью, встретитесь со всеми своими кузенами. Как возрадуетесь душой! Вам будет приятно снова увидеться с девочками Карно, с вашим братом и кузеном Феликсом. Надеюсь, вы застанете дома ваших мужчин. А как им удалось избежать призыва на военную службу?
Едва заметная ироническая усмешка появилась на лице Ровены.
– Призыва они избежали, как мне представляется, по причине очень даже неравнодушного отношения императора к коньякам Шартро. Симон писал, что несколько бочек со спиртным ежемесячно отправляют в Тюильри, и если бы Симона заставили служить, то винокурня пришла бы в упадок. А Феликсу только четырнадцать, его возраст не подлежит призыву.
– Ах да, это как-то не пришло мне в голову, – сказала миссис Такер с некоторым беспокойством, так как замечание Ровены заставило ее вспомнить, что менее чем в двадцати милях отсюда французские и английские войска ведут друг с другом сражение. – Как бы хотелось узнать, какая сейчас сложилась обстановка! – энергично продолжала она. – Полковник Пемберли-Мартин обещал забрать нас отсюда, как только удастся выяснить, что опасность миновала и можно снова отправляться в дорогу.
– Я уверена, он не нарушит данного слова, – успокаивающе произнесла миссис Синклер со своего сиденья у окна. – По-видимому, его связной не смог добраться до линии фронта, чтобы выяснить обстановку. Дороги совсем размокли, и попасть в район сражения невероятно трудно.