Старая "фюри дай", которая связала брачными узами Феро и Катрин, подошла к молодой женщине и отстранила ее от Феро, державшего жену за руку.
- Вам надо разойтись до боя. Чалан в руках судьбы. По нашим правилам четыре женщины должны охранять тебя, а четыре других - Дюнишу. Вот мое слово.
Наступила мертвая тишина. Словно по волшебству Сара очутилась рядом с Катрин, на которую Феро смотрел совершенно безнадежно. Теперь он не имел права даже разговаривать с ней.
Праздник не состоялся. Смолкли тамбурины, и слышался лишь треск дров под котлами с готовящейся едой. Словно смерть пролетела над табором. Катрин боролась с дрожью. Рука Сары легла на ее голое плечо.
- Чалан - моя племянница, - сказала цыганка спокойным тоном. - Я буду охранять ее вместе с Оркой. Ты можешь назначить еще двух женщин.
- Достаточно одной! - заявила Терейна, подбежав к Катрин. - Если для Черной Сары она племянница, то для меня - сестра. - "Фюри дай" согласилась кивком головы. своим негнущимся пальцем она поманила другую седую женщину, свою сестру. В сопровождении женщин Катрин вернулась в повозку Орки, где вместе со своей охраной осталась ждать часа схватки, никуда не отлучаясь, как пленница.
Облегчение, которое она только что пережила, когда Дюниша вырвала ее из рук Феро, пропало. В тот момент ей угрожала только свадьба, теперь ей грозила смерть. Гнев охватил ее душу. Это уже было слишком! Обычаи этого народа были самыми варварскими, на ее взгляд. Ею распоряжались и не спрашивали ее мнения. Цыгане решили, что она должна выйти замуж за Феро, потом они же решили, что она должна сражаться с этой молодой тигрицей из -
за человека, которого она не любила.
- Я предупреждаю тебя, - шептала она Саре на ухо, - я не буду драться. Я даже не знаю, что это такое. Я никогда в жизни не дралась. И не попытаюсь даже…
Сара схватила ее за руку.
- Молчи, Неба ради!
- Почему я должна молчать? Из-за этих женщин? Нет уж, я им скажу, наоборот, я прокричу им…
- Помолчи! - повторила Сара так строго, что Катрин подчинилась. - Пойми только, ты рискуешь жизнью, если они поймут, что ты отказываешься от сражения.
- А разве завтра я не буду рисковать жизнью! - простонала она. - Ты хорошо знаешь, я не способна делать то, что от меня требуют. Она меня убьет, я в этом уверена.
- Я тоже, но, ради Бога, успокойся! Когда все уснут, я выйду из лагеря и побегу в таверну предупредить Тристана. Он наверняка сумеет вытащить тебя из этой истории. Но я умоляю тебя, не показывай страха. Мои братья не прощают трусости. Тебя изгонят плетьми, и ты будешь обречена на голодную смерть.
Глаза Катрин округлились от ужаса. У нее создалось впечатление, что она оказалась в страшной ловушке и своими силами ей не удастся освободиться. Сара поняла ее состояние и прижала к себе.
- Держись, моя малютка. Мэтр Тристан и я поможем тебе выбраться отсюда.
- Ему бы уже давно пора появиться, - сказала с горечью Катрин, - он ведь должен охранять меня.
- Но он должен вмешаться только в случае опасности,
Вспомни…
Она посмотрела вокруг себя. Обе старухи спали. Только Терейна бодрствовала: накрывшись красным одеялом, она неподвижно сидела у масляного светильника и смотрела на пламя немигающими глазами лунатика.
- Пора, - прошептала Сара, - я иду. Она бесшумно вывалилась наружу, словно уж, а Катрии с тяжелым сердцем, но уверенная в своей старой подруге, вытянулась и попробовала заснуть. Сон не приходил. Она смотрела в грязный потолок повозки и пыталась успокоить беспорядочное биение сердца. Тишина давила на нее, и, не выдержав, она позвала потихоньку:
- Терейка!
Маленькая цыганка медленно повернула голову " прокралась к ней.
- Что хочешь, сестра моя?
- Я хочу знать, умеет ли моя соперница драться. На чем мы будем сражаться?
- На ножах. К несчастью, ей это не впервой. Она дерется, как тигрица. Две женщины, которые нравились Феро, пали под ударом ее ножа.
От этого сообщения холодный пот пробил Катрин. Если Тристан не вмешается, ее просто зарежет эта цыганка, и никто не пошевелит пальцем, чтобы помочь ей. Даже Феро, казавшийся смертельно влюбленным, не сделал ничего, чтобы предотвратить это безумие. Он подчинился обычаям своих соплеменников. "И, конечно, - думала Катрин с возмущением, - в тот же вечер он утешится с победительницей, забыв о смерти несчастной Чалан".
- Все, что я могу сделать для тебя, - продолжала Терейна печально, - это дать напиток, который удесятерит твои силы. А сейчас тебе надо отдыхать.
Катрин скорчила гримасу. Ей была не по вкусу цыганская медицина, и к тому же спать совсем не хотелось. Единственное, чего она хотела, это бежать, бежать быстро, со всех ног от этих кровожадных людей, с которыми она так неосмотрительно связалась. Она по шею влезла в это осиное гнездо и не знала, где выход. Катрин задыхалась в повозке, а ровное похрапывание спящих женщин вызывало у нее желание кричать, кричать что есть сил.
Она подумала, что ее жизнь имеет слишком большую ценность для заговорщиков из Анже, а значит, к для Тристана Эрмита, и он не допустит, чтобы он" так глупо погибла. Но эти ободряющие МЫСАМ не помогали, и ночь прошла без сна.
Она слышала, как часовые сменяют друг друга, до ее слуха доносились выкрики стражников на башнях. В горле было сухо, болела голова и стучало в висках. Хотя она знала, что Сара занимается делом, ее отсутствие было невыносимым. Катрин чувствовала себя ужасно одинокой и никак не могла отделаться от ощущения абсурдности своего положения. Восход, солнца не принес облегчения. Почему же не возвращаете" Сара? Что могло ее задержать так долго у Тристана? Не поймали ли ее, когда она уходила или возвращалась в табор? Где-то пропел петух, и Катрин больше не выдержала. Все вокруг спали, и она стала пробираться к выходу, когда появилась Сара. У Катрин полегчало на душе.
- Наконец-то, - прошептала она. - Я не могла спать, так мне было тревожно.
- А я и не сомневалась, что ты будешь терзаться, поэтому и пришла, но сейчас уйду.
- Почему?
- Потому что Тристан исчез.
Еще один удар для Катрин! На какое-то время у нее перехватило дыхание, пропал голос.
- Исчез? Когда? Как? - прошептала она.
- Два дня назад. Он ушел из таверны и больше не возвращался. Я уже обошла часть города в надежде узнать что-нибудь. Я должна найти его до конца дня.
- А если ты его не найдешь? - спросила Катрин упавшим голосом.
- Я не хочу об этом даже думать. Может быть, придется открыть твое настоящее имя, правда, это значит поставить на карту твою жизнь и жизнь Феро, виноватого в том, что он пустил в табор чужестранку, гаджи.
- Плевать на Феро. Я не хочу умирать ради него. Может быть, просто сказать Дюнише, что у меня нет никакого желания оспаривать ее место и что я добровольно отказываюсь от Феро в ее пользу?
- Ты смертельно оскорбишь вождя. Он не допустит такого унижения. Твоя судьба будет незавидной, и ты долго не проживешь. И потом, остальные этого не поймут. Тебя обвинят в трусости… Высекут плетьми… и так далее.
Катрин едва сдержалась, чтобы не закричать от злости. Куда бы она ни бросалась, перед ней стояла стена. Все гнали ее на смерть, которой она больше не желала. Она уже забыла, что утром ей хотелось умереть. Теперь же очень хотелось жить. Она решила отдать все свои силы, весь жар своей молодости. Жизнь обрела для нее новую ценность, потому что ее хотели убить.
- Отпусти меня, - попросила Сара, - я любой ценой должна найти Тристана. Не беспокойся, я буду здесь, если…
Она не закончила и, погладив Катрин по голове, исчезла в утреннем тумане, оставив молодую женщину наедине с тяжелыми мыслями. Катрин хотела побежать вслед за Сарой, но поборола свое желание и осталась. Если она убежит, то план провалится и нужно будет возвращаться в Анже и признаться, что все пропало, тогда как она была так близка к цели. К тому же, соглашаясь на эту роль, она не могла не знать, что рисковать жизнью придется не раз… Значит, нужно было согласиться на первый риск, его время пришло. Порыв гордости дал Катрин уверенность в своих силах.
Если надо встретить Дюнишу с ножом в руке, она это сделает, несмотря ни на что, даже не имея шансов, ведь она не привыкла отступать. Ей даже стало стыдно за позорный страх, еще минуту назад мучивший ее. Прежде всего надо было отделаться от мысли, что она больше никогда не увидит маленького Мишеля. И она будет думать о своем горячо любимом муже Арно, ради которого необходимо покарать Ла Тремуйля, чтобы хоть немного облегчить душевную муку Арно.
И все же, когда в конце этого длинного дня Катрин увидела, как солнце склонилось к западу, а Сара еще не вернулась, она не смогла противиться охватившей ее панике. Охранявшие ее женщины как-то не удивлялись долгому отсутствию Сары. Терейна выразила их мысль, со слезами пробормотав:
- Плохой знак. Черная Сара не захотела смотреть на смерть своей племянницы.
Раздосадованная Катрин думала, нет ли в этом правды? Теперь, когда пришел решающий час, она стиснет зубы и с гордо поднятой головой пойдет навстречу судьбе. Она могла надеяться только на себя. Странно, но она черпала в этой уверенности какое-то фатальное спокойствие. Она не раз смотрела смерти в глаза, и предстоящее ее больше не страшило.
Уходя из повозки, Терейна протянула ей, как и тогда, флакон, который она без колебаний выпила до дна. При этом Катрин улыбнулась! Если жидкость придаст ей мужества, так же как та, ночная, она будет биться, как львица.
В центре лагеря приготовили площадку, расчистив место, где обычно работали кузнецы. Молчаливая толпа стояла вокруг. В лучах заходящего солнца люди были похожи на бронзовые статуи. Феро и старая "фюри дай" сидели на стволе дерева, покрытого звериными шкурами. Пройдя через людское кольцо, Катрин увидела Дюнишу, приближавшуюся с другой стороны в сопровождении четырех женщин. Старый цыган по имени Якали, который, похоже, был главным советником вождя, находился в самом центре пустой площадки. На нем было одеяние, похожее на плащ
Из множества цветных лоскутов, спускавшийся до пят и придававший ему вид жреца. На голове, словно вырубленной из старого дуба, была надета изъеденная молью меховая шапка с черным пером. В каждой руке он держал по ножу.
Когда обе женщины приблизились, с них сняли лишние тряпки и оставили только рубашки, подвязав на талии поясом из кожи. Потом, не говоря ни слова. Якали протянул каждой по ножу и ушел к зрителям. Катрин осталась наедине со своей соперницей. Она с ужасом смотрела на нож, вложенный в ее руку. Как же им пользоваться? Может быть, лучше сразу дать себя зарезать, нежели всаживать клинок в тело этой девушки? Она бросила взгляд на притихшую толпу, надеясь увидеть Тристана или хотя бы Сару, отсутствие которой никак не могла себе объяснить. Видимо, с ее преданной подругой что-то случилось, что-то серьезное, иначе бы она не осталась одна в этот смертельно опасный момент. Ничто больше не могло помешать началу схватки.
Взглянув на свою противницу, Катрин быстро прочла молитву и с отчаянной смелостью, чуть нагнувшись вперед, ожидала удара. Сидевший на стволе дерева Феро поднял руку, и Дюниша пошла вперед. Медленно, очень медленно, маленькими шагами она двигалась вокруг Катрин с поднятым вверх ножом. Она улыбалась… В какой-то момент Катрин заметила, что ее ноги дрожат, но потом страх уменьшился. Волна тепла пробежала по ее напряженным мускулам, и она поняла, что напиток Терейны уже дает себя знать. Она внимательно наблюдала за каждым движением Дюниши. И вот наступил решающий момент. Расслабив колени, цыганка прыгнула на свою соперницу, выставив вперед лезвие ножа. Катрин, следившая за ней, резко нагнулась, избегая смертельного удара: нож, скользнув, вырвал кусок рубашки. Потеряв равновесие, Дюниша упала вперед, и, не теряя ни секунды, Катрин вскочила на нее, отбросив далеко в сторону свой нож, мешавший ей. В рукопашной схватке два ножа были опаснее, чем один, и она хотела теперь разоружить свою соперницу. Ей повезло, и она схватила Дюнишу за запястье и стала сжимать его изо всех сил. До ее сознания дошел одобрительный гул зрителей.
Но сильную цыганку было трудно побороть. Катрин видела теперь ее смуглое, перекошенное от злости лицо. Она скрипела зубами, ноздри раздувались, как у хищника, почуявшего запах крови. Резким движением она отбросила Катрин, вскрикнувшую от боли: это Дюниша изо всей силы укусила ее за руку, чтобы освободиться от захвата. Теперь цыганка навалилась на нее всей своей тяжестью. Катрин снова захватила руку с ножом, но теперь она хорошо знала, что соперница возьмет верх, что она не продержится долго и через минуту-другую наступит смерть. Она уже видела радость в глазах Дюниши. Медленно, оскалив зубы в улыбке, цыганка высвобождала руку, ухватившись другой за горло, и решала, куда вонзить клинок.
Тревожная мольба заполнила сердце несчастной. Для нее все было кончено. Силы ее иссякли. Она больше не могла выдержать: она знала, что не получит никакой помощи от молчаливой толпы. Ни один голос не прозвучит, чтобы остановить руку Дюниши. Катрин закрыла глаза. "Арно, - шептала она, - любовь моя!" Ее руки уже поддавались, когда в ушах раздался требовательный голос:
- Растащите женщин! Немедленно!
Катрин показалось, что она слышит пасхальные колокола, оповещающие о воскресении. Из ее груди вырвался радостный крик, крик благодарности, эхом отозвавшийся в рычании Дюниши, которую два солдата отрывали от Катрин. Двое других аккуратно поставили на ноги пошатывавшуюся Катрин, еще не верившую в свое счастье. Женщины стояли лицом к лицу, но на этот раз каждую держали за руки по два солдата. Между ними появился высокий мужчина с презрительной улыбкой на лице, разодетый в бархат и парчу. Радость потухла в сердце Катрин, а яркое солнце, как ей показалось, внезапно померкло. Животный страх сковал ее, потому что спасение было хуже только что грозившей смерти: человек, спасший ее, был не кто иной, как Жиль де Рэ.
Перед ее глазами предстали башни Шантосе, ужасы этого проклятого замка, отвратительная охота на человека, жертвой которой стал Готье-дровосек. Именно там Жиль издевался над Сарой. Память вызвала образ старого Жана Де Краона, душераздирающую исповедь его попранной гордости, его униженного достоинства, осознавшего, каким чудовищем оказался его внук…
Катрин подумала, что внешнее преображение сделало ее неузнаваемой, но, когда черные глаза мессира, ироничные и наглые, задержались на ее грязном лице, ей пришлось опустить голову от стыда за свою наготу: грубая рубашка сильно пострадала во время схватки… А Дюниша тем временем рвалась из рук солдат. Раздалась команда Жиля:
- Отпустите эту и гоните ее плетьми в цыганское логово!
- А что делать с другой? - спросил солдат, державший Катрин за руку.
Сердце Катрин замерло, когда она услышала приказ:
- Уведите ее!
Глава четвертая. Волки среди волков
Ночь опустилась, как черный занавес, когда Катрин очутилась в комнате главной башни, куда стражники бесцеремонно приволокли ее.
Стоя на центральной площади замка, она почувствовала страх перед этой большой башней, такой высокой, что с ее верхней площадки-короны можно было видеть крыши Тура. Она боялась, что ее бросят в грязные подвалы, как это случилось в Руане. Но нет. Комната, где она находилась, была большой и хорошо обставленной. Ее каменные стены были задрапированы вышитыми коврами и восточными шелками в темно-красных с серебром тонах, повсюду разбросаны подушки голубого, светло-красного и золотого оттенков с изображением геральдики семьи Амбуаз, лишенной с некоторого времени своих земель королевским указом.
Огромная квадратная кровать с поднятыми занавесями, находившаяся в углу, соблазняла Катрин нежностью белых льняных простыней и пушистых одеял. Спать! Вытянуть смертельно измученное, покрытое ушибами и занозами тело! Но огромная шпага, положенная на стол, доспехи, сваленные в углу, мужская одежда, брошенная на кресла, и открытые сундуки, наполненные дорогими предметами туалета, шелками и мехами, слишком ясно говорили о том, что она попала в комнату самого Жиля де Рэ. Она не представляла себе, что ее может ожидать, - и страх, напряжение и слабость не проходили. Воспоминания о пребывании у Жиля де Рэ были слишком свежи и мучительны и другими быть не могли.
Получилось, что из огня она попала в полымя: избежать ножа Дюниши и очутиться в лапах у Жиля означало смену одного кошмара на другой. Она с беспокойством думала о том, что сделает с ней Жиль. Зачем он привез ее сюда? Он не мог узнать ее. А вдруг? Если она разоблачена, смерти ей не избежать. Это вопрос времени. А если нет? Она очень хорошо знала его кровожадность, а уж убить цыганку, если только захочет, он сможет без труда. Он может и изнасиловать, а потом убить… Сколько она ни думала, выходило одно: смерть. Ну зачем еще приказал Жиль де Рэ привести к себе цыганскую девушку?
Шлепая босыми ногами, она подошла к камину, где пылал огонь, и уселась на скамейку. От тепла ей стало лучше. Катрин, признательная огню, протянула к нему свои озябшие руки. Ее тело, покрытое только грубой изодранной рубашкой, тоже страдало от холода, и огонь победоносно сражался с речной сыростью. Глаза молодой женщины наполнились слезами, и она не стала их сдерживать. Одна за одной слезинки скатывались на грубое полотно рубашки. Очень хотелось есть… Впрочем, ей все время хотелось есть, с того дня, как она попала в цыганский табор. Все тело болело, но не столько это мучило ее: она устала не физически, а душой и сердцем. Результат событий последних дней оказался плачевным: она находилась в когтях Жиля де Рэ, своего заклятого врага, Сара таинственно исчезла, не говоря уже о Тристане Эрмите, поведение которого она даже и не пыталась объяснить. Все это очень походило на отказ соратников от дальнейшей борьбы.
Совершенно уничтоженная последними событиями, она даже не осознала, что находится в замке. До ее слуха сквозь толстые стены главной башни-донжона долетели звуки песни. Там, в королевских палатах, на противоположной стороне двора, мужской голос пел, аккомпанируя себе на арфе:
О чем ты думаешь, красавица моя?
Ужель не обо мне? Скрывать не смей…
Катрин подняла голову, отбросила черную прядь, упавшую на лоб.
Это была любимая песня Ксантрая, и сквозь старательный голос певца ей слышался другой, беззаботный голос старого друга. Как раз эту песню Ксантрай пел, слегка фальшивя, на турнире в Аррасе, и это воспоминание привело Катрин в себя. Мысли ее стали отчетливее. Кровь потекла Живее, и понемногу она взяла себя в руки. Ей пришли на ум слова коннетабля де Ришмона: "Ла Тремуйль не живет даже в королевской резиденции. Он находится в Донжоне и ночует там под охраной полусотни солдат…" Донжон? Главная башня? Но она же находится в ней!
Инстинктивно она подняла голову к каменным перекрытиям, скрещенные арки которых терялись в тени потолка. Эта комната расположена на втором этаже. Человек, разыскиваемый ею, должен жить наверху, над ее головой… в непосредственной близости, и от этой мысли ее сердце радости забилось.