Мериэль вытащила деревянные свисток и птицу на веревке – приманку, помогающую вернуть сокола владельцу. Сначала девушка издала серию трелей, привычных для уха питомицы, затем для верности описала над головой несколько кругов привязанной на веревке птицей. Посмотрев вверх, она увидела, что Чансон начала быстро снижаться.
Она уже спустилась на руку хозяйки, как вдруг ее внимание привлекла испуганная сорока, выглянувшая из соседних кустов. Неспособный противостоять зову инстинкта, сокол ринулся на жертву, но промахнулся. Лихорадочно хлопая крыльями и зигзагами взмывая ввысь, сорока полетела к лесу, и в глазах девушки зарябило от чередования черно-белых цветов.
Чансон превзошла саму себя в попытке изловить ускользающую жертву, бросившись за пронзительно кричащей сорокой.
– Святая Дева Мария, – огорченно произнесла Мериэль. – Почему Чансон приспичило охотиться именно здесь? – нет ничего проще, чем потерять сокола в лесу, где птица не в силах разглядеть приманку, а кроме того, это был королевский лес, последнее место на земле, где Мериэль хотелось охотиться. Проезжая по Эвонли и невспаханному полю, она чувствовала себя в полной безопасности, однако на окраине леса сталкивались интересы двух враждующих графов и обоих следовало опасаться.
Стараясь убедить себя, что все ее страхи и опасения напрасны – господи, за весь день девушка не встретила ни единой живой души, – Мериэль спустилась по холму вниз и въехала в лесное царство. Она двигалась в западном направлении, следуя за звуком колокольчиков, время от времени останавливаясь и свистя в тайной надежде, что питомица услышит и вернется. Это оказалось достаточно трудным делом, ведь шум деревьев заглушал звук колокольчиков и судить о расстоянии было практически невозможно. Даже Мериэль со своим прекрасным зрением не видела сокола, поэтому все больше склонялась к мысли, что Чансон попросту играет с ней в прятки.
Чем дальше девушка углублялась в лес, тем больше ее одолевали сомнения – скупые солнечные лучи с трудом пробивались сквозь густую листву, едва освещая влажную землю, и в таком сумраке деревья казались угрожающими. Было легко поверить, что здесь таились неизведанные опасности – бездомные бродяги, изгои, прячущиеся в чаще и промышляющие разбоем. На открытой местности Розалия в состоянии перегнать любого грабителя, но в лесу…
В конце концов, убедив себя, что все страхи надуманны, Мериэль углубилась дальше в лес. Трудно сказать, сколько времени прошло, но настал час, когда девушка решила вернуться. Она была одна и находилась очень далеко от дома, ее страх усиливался с каждым шагом. Разумнее вернуться сюда с Эйлофом и Эдмундом, надеясь, что Чансон не залетит слишком далеко. Колокольчики слышались не ближе, чем за полмили, поэтому лишь несколько человек смогут заманить сокола обратно.
Наконец приняв решение вернуться, девушка опешила от неожиданности – из кустов послышалось громкое хрюканье, и оттуда выскочил огромный кабан, наиболее злобное и опасное животное в лесу, без разбора убивающее и людей, и даже лошадей одним взмахом страшных клыков. Мгновенно ударив Розалию в брюхо, вепрь остановился, а напуганная лошадь осела на задние ноги.
Мериэль считалась опытной наездницей, однако все ее внимание было сосредоточено на поисках сокола, поэтому ее выбросило из седла прежде, чем девушка успела отреагировать на нападение. Пролетев несколько метров, она рухнула на землю.
Сильный удар лишил дыхания и сил, она без движения лежала на земле, а яростно хрюкающий кабан кружил вокруг. Мериэль скользнула взглядом по желтым клыкам, несущим смерть, заглянула в маленькие, близко посаженные сумасшедшие глазки. На испуг не было времени, только на отчаянную молитву:
– Господи, прими мою душу!
Когда, казалось, все было кончено, кабан пробежал совсем рядом с девушкой, и мокрая земля, летящая от копыт, попала ей в лицо. Мериэль даже ощутила неприятное дыхание животного. Однако в качестве обеда вепрь предпочел Розалию, поэтому погнался за лошадью. Стук копыт и испуганное ржание, временами сменяющееся ужасающим ревом, еще долго слышались в тишине чащи.
Оправившись от шока, девушка села.
– Святая Дева Мария, – пробормотала она, пытаясь встать. – Если только Алан узнает, что я так легкомысленно потеряла лошадь и сокола, то всю жизнь будет укорять меня за это.
Завтра на теле выступят синяки, в ушах уже сейчас звенит, ее простое коричневое платье испачкано, однако она осталась в живых и ничего не сломала. Попытавшись встать, Мериэль вскрикнула от боли в правой голени и вновь опустилась на землю. В глазах потемнело, когда девушка начала ощупывать поврежденную ногу. Скорее всего, это просто ушиб. Она оторвала кусок ткани от юбки и туго перевязала лодыжку.
Сумка с добычей лежала в стороне. Поднявшись, Мериэль перебросила ее через плечо и заковыляла по тропе. Ноша оттягивала плечо, и девушка от всей души желала, чтобы охотничьи трофеи оказались чуть поскромнее, однако у нее не поднималась рука выбросить еду.
Обратная дорога в Эвонли обещала быть долгой и трудной, и вряд ли ей удастся добраться до дома засветло. Обитатели замка будут в ужасе при виде лошади без седока. Губы девушки сложились в печальной усмешке – больше не удастся ускользнуть из поместья без сопровождения, впрочем, так ей и надо. Святая Дева Мария, до чего она легкомысленна! Уж лучше бы осталась дома и помогла печь хлеб.
Через четверть мили следы кабана и лошади разделились: вепрь свернул в кусты, а Розалия продолжала свой путь к дому. Не было видно никаких следов схватки – похоже, лошади удалось уйти невредимой. Если Мериэль повезет, она отыщет ее где-нибудь на опушке, либо животный инстинкт безошибочно приведет Розалию в конюшню.
Проковыляв примерно милю, Мериэль услышала знакомый клекот. Подняв голову, она увидела Чансон, сидевшую на дереве в дальнем конце поляны и беззаботно вертевшую головой – сама невинность! Едва сдерживаясь, девушка воскликнула:
– Ты, проклятая ощипанная ловушка для мух!
Сокол опустил голову, будто устыдясь слов хозяйки. Не желая терять время на дальнейшие оскорбления, Мериэль надела тяжелую кожаную рукавицу и подбросила приманку. Чансон пронеслась по опушке в надежде поймать ее и несколькими секундами позже уже уселась на запястье хозяйки. Нести птицу довольно тяжело, но она была напоминанием, что еще не все потеряно. Теперь вся надежда оставалась на Розалию – только бы лошадь находилась поблизости!
Позже, раздумывая над своим поведением и вспоминая последовательность событий, Мериэль поняла, что все ее мысли были заняты соколом и возвращением домой, поэтому она и не услышала стук копыт приближающихся лошадей, однако через мгновение поняла, что опасность еще не миновала. Сжимая колпак, надетый на Чансон, девушка, раскрыв рот, во все глаза смотрела на разноцветную толпу, слишком изумленная, чтобы испугаться. Болевшая лодыжка помешала вовремя уйти с дороги.
– Стой! – послышался мужской голос, и группа всадников мгновенно остановилась – ближайшая лошадь находилась не более, чем в шести футах от девушки.
Потребовалось некоторое время, чтобы она смогла немного прийти в себя и понять, что ей повстречалась компания охотников. Судя по коням и одежде, всадники принадлежали к высшему сословию. Все уставились на нее и Чансон, не скрывая любопытства. Мериэль напряглась – она оказалась единственной женщиной в окружении совершенно незнакомых мужчин. Считалось, что рыцарь никогда не обидит девушку, но, на самом деле, идеалы рыцарства соблюдались далеко не всегда.
Несомненно, в этой компании находился граф Шропшира, но вот вопрос – который из них? Де Вер напряглась, лихорадочно пытаясь вспомнить, что слышала о каждом, но память, как нарочно, отказывалась сообщить что-либо, кроме того, что оба соперника прекрасно владеют мечом. Как член семьи, лояльной к королю Стивену, девушка может спокойно уйти домой, в Эвонли, если ей повстречался сторонник короля, сэр Ги Бургонь. Но если на ее пути стоит человек императрицы, у девушки могут появиться большие проблемы.
Всадники окружили ее, и Мериэль решила, что мужчина в самом богатом наряде у них главный. Такого красавчика ей еще не приходилось видеть – высокий, золотоволосый, он казался героем романтической баллады. Пытаясь сдержать рвущуюся вперед лошадь, всадник изумленно воскликнул:
– Господи Иисусе, у девчонки соколиха!
Мериэль прекрасно поняла причину его удивления, потому что только люди благородного происхождения могли иметь птиц женского рода. Слава Богу, в его лице читалось скорее изумление, нежели неодобрение и злоба. Однако не успела она облегченно вздохнуть, как пожилой мужчина с седыми волосами сказал:
– Ага, и она охотится с ней! – человек слез с коня, передал поводья одному из слуг и подошел к Мериэль. – Итак; девочка, кто ты и что скажешь в свою защиту?
Де Вер не успела даже открыть рот, как другой мужчина спокойно произнес:
– Она может не говорить по-нормандски.
Мериэль огорченно взглянула на свое простое, к тому же испачканное платье – ей нечего было сказать в свое оправдание, она действительно походила на простолюдинку. Седой мужчина произнес по-английски с сильным нормандским акцентом.
– Поклонись графу Шропширскому, девочка.
Все еще раздумывая, какой из графов находится перед ней, де Вер приготовилась сделать реверанс перед золотоволосым юношей, затем остановилась, увидев выражение его лица. Несомненно, он ждал развлечения и, при таких обстоятельствах, конечно, его получит, однако насмехаться будут над ней.
Что, если это не граф? В этом случае всадники упадут с коней от смеха. Мериэль лихорадочно переводила взгляд с лица на лицо, пока, наконец, не остановилась на невысоком юноше со светлыми, почти серебристыми волосами, который высказал предположение, что она не говорит по-нормандски. Он стоял рядом с золотоволосым красавчиком, и поначалу девушка посчитала его обычным рыцарем, но, приглядевшись, изменила свое мнение. Ему не хватало великолепия спутника, его одежда была намного проще, а выражение лица непроницаемо. Но от него невозможно отвести взгляд – он будто приковывает к себе внимание. В этом человеке было нечто – прочность стали, чувство уверенности и превосходства.
Моля Бога, чтобы выбор оказался верным, Мериэль присела в глубоком реверансе перед этим юношей. Всадники разразились одобрительным хохотом, а золотоволосый красавец произнес:
– У девчонки глаз наметан, ишь, как выбрала графа, а, Адриан?
– Очень может быть, – совершенно спокойно, голосом, лишенным эмоций проговорил тот. – Скорее всего, она видела меня раньше, – глаза юноши, не отрываясь, смотрели на незнакомку, и было в его взгляде какое-то странное напряжение.
Между двумя светловолосыми всадниками было явное сходство – может, братья? Рассматривая правильные, словно высеченные резцом скульптора черты мужчин, девушка решила, что белокурый граф так же красив, как и его спутник, однако они очень отличаются – как холодный лед от теплого солнечного света.
Седой рыцарь подошел к Мериэль и протянул руку:
– Дай мне свой охотничий подсумок.
Зная, что сопротивляться бесполезно, девушка сняла сумку с плеча и протянула мужчине.
Тот, заглянув внутрь, вытащил тетерева и одного из зайцев.
– Браконьер, – вынес он вердикт, хмуро глядя на неподвижные тельца. – Как тебя зовут, девочка, и откуда ты?
Браконьер! Потеряв дар речи от такого обвинения, девушка даже не пыталась оправдаться. Она поймала этого зайца на земле брата, однако кто может с уверенностью сказать, откуда он прибежал? Если они не поверят ей…
Страх охватил девушку. Браконьерство считалось серьезным нарушением – таким серьезным, что в эти неспокойные времена приверженец императрицы может принять нарушение границ как вызов и напасть на Эвонли. Для жадного, алчного и бессовестного лорда сущий пустяк может послужить веским поводом для того, чтобы отобрать землю у противника, тем более что охота в королевском лесу является жестоким оскорблением короля.
Седовласый рыцарь нетерпеливо прикрикнул:
– Ты что, немая? Как твое имя?
За молчавшую девушку ответил граф.
– Судя по всему, она, похоже, из Уэльса, поэтому может не знать ни английского, ни нормандского, – затем, к большому удивлению де Вер, он обратился к ней на правильном уэльском наречии, очень медленно произнося слова: – Как твое имя и где ты живешь?
Мериэль мгновенно приняла решение. Алан отсутствует, поэтому, при всем желании, не может защитить свою собственность, а в поместье на данный момент находится лишь половина людей, способных владеть оружием. У графа не будет веских причин напасть на Эвонли, если он не узнает, что она оттуда. Раз уж они считают ее простой крестьянкой, пусть будет так – уж эту роль де Вер сумеет сыграть. Еще раз сделав реверанс, девушка произнесла по-английски:
– Я действительно из Уэльса, но английский знаю. Меня зовут Мериэль.
Слишком поздно де Вер поняла, что ей следовало назваться чужим именем, но она не знала уэльских имен. Вложив в свои слова как можно больше искренности, девушка продолжила:
– Клянусь, я не занималась браконьерством, милорд – заяц и куропатка пойманы к востоку от леса, где может охотиться любой.
Седовласый рыцарь презрительно фыркнул:
– Хорошая история для пешего, пойманного в западной части леса, – шагнув к Мериэль, он сказал: – В Англии запрещено законом иметь слуге сокола женского рода. Дай мне птицу.
– Нет! Я не английская служанка, а сокол принадлежит мне, – девушка пыталась защитить Чансон, ужаснувшись при мысли, что попала в сети собственной лжи. Будучи дочерью знатного землевладельца или, вернее, нормандского рыцаря, она имела право иметь соколиху, хотя, конечно, это совершенно необычно для женщины любого звания. Для простого же смертного это вообще противозаконно.
Открыв было рот, чтобы все объяснить, Мериэль тут же передумала. Признавшись в своем происхождении, она может накликать беду на Эвонли. Вполне возможно, ее страхи и опасения напрасны, но кто знает? Понимая, что в ее распоряжении всего несколько секунд для принятия решения, девушка подняла глаза на графа Адриана, не отрывавшего от нее холодного взгляда.
Неожиданно Мериэль вспомнила слова Алана, которые он сказал управляющему перед отъездом в Нормандию. Она пряла шерсть и не вслушивалась, однако сейчас память услужливо подсказала реплику брата: "Новый граф Шропширский – один из самых ужасных людей в Англии, способный на все, на любую низость и подлость".
Неужели этот человек, с виду такой сдержанный, воплощает в себе все зло мира? Мериэль пытливо посмотрела на молодого человека и ужаснулась, заглянув ему, как показалось, не в глаза, а в душу. Какие необузданные страсти бушуют в нем, как обманчиво спокойствие и как опасно сверкают серые глаза!
Святая Дева Мария, этот человек действительно способен на все! Внешне – лед, но внутри – пламень. Ей мгновенно вспомнилось видение – ангел с горящим мечом, преградивший путь в монастырь. Но если этим ангелом является граф, то он, несомненно, принадлежит к числу падших, к клану Люцифера, потому как она не увидела в нем ни жалости, ни сострадания. Его замаскированная, отлично скрываемая напряженность пугала даже больше, нежели открытая свирепость. Горло девушки перехватило от страха.
Лица обитателей Эвонли пронеслись перед мысленным взором Мериэль – они доверили ей свои жизни, и она должна исполнить свой долг перед ними. Мысли путались в голове, однако из всеобщей сумятицы родилась клятва: она не скажет ни слова, не сделает ничего такого, что может повредить Эвонли. Нет, пусть граф даже прикажет выпороть ее или заключить в темницу.
Горестные размышления заняли всего несколько секунд, однако этого хватило, чтобы седовласый рыцарь подошел вплотную.
– Я охотилась законно, – упрямо повторяла Мериэль, отступив на шаг. – В Уэльсе нет глупых законов о том, кто может, а кто не может иметь сокола.
– Ты в Англии, девочка, – нетерпеливо возразил мужчина.
– Нет! Птица моя! – снова повторила де Вер, продолжая отступать. Пути назад не было – если она захочет убежать, всадникам ничего не стоит ее поймать. – Я нашла ее в гнезде на вершине скалы и сама выучила. У вас нет права отбирать ее у меня.
Золотоволосый рыцарь успокаивающе произнес:
– Если все, что ты сказала, правда, ты получишь свою питомицу обратно, но позволь сэру Уолтеру подержать ее у себя, пока не решится вопрос.
Будто знатный рыцарь снизойдет до того, чтобы вернуть соколиху девушке, которую считает крестьянкой! Можно надеяться на милосердие графа, однако, по справедливости, Чансон не будет принадлежать никому. Прикрывая свои действия тяжелой рукавицей на левой руке, Мериэль проворно отвязала колокольчики на лапах птицы.
– Ты слышала, что сказал сэр Ричард? – спросил седой рыцарь, протягивая затянутую в перчатку руку. – Мы отдадим тебе птицу, если ты докажешь, что имеешь право держать ее.
Пока он говорил, девушка сняла колпак с головы Чансон и со всей силы подбросила ее в небо, но не в поток воздуха, а против ветра – так соколу дают знать, что отпускают его на волю.
– Она вам не достанется! – закричала Мериэль. – Если птица не моя, то пусть она не принадлежит никому!
Мгновение Чансон помедлила, затем почувствовала, что путы, связывающие ее целый год, исчезли. Птица взмыла ввысь, используя всю силу крыльев, оставив на земле лишь тень, а в душе Мериэль – тоску.
Смелый полет Чансон приковал внимание всех всадников.
– О Господи! – задохнулся от изумления Ричард. – Девчонка запустила его против ветра!
Мериэль отчаянно моргала глазами, стараясь смахнуть слезы, наблюдая за полетом любимой птицы, но в душе не было сожаления, а лишь желание иметь крылья. С трудом переведя дыхание, она посмотрела на графа.
Оказывается, граф так и не отвел от нее глаза.
– Тебе не следовало этого делать, – низким голосом проговорил он, будто никого больше рядом не было.
– Она принадлежала мне, я могла поступить с ней, как мне хотелось, милорд.
Хотя девушка говорила тихим, извиняющимся тоном, но в ее осанке, в высоко поднятом подбородке и глазах, спокойно встретивших взгляд Адриана, не было ни робости, ни испуга. Она не вела себя вызывающе – вызов подразумевал гнев, но граф не видел гнева. Темно-голубые, почти синие глаза светились внутренним огнем, чистотой и отвагой, и юноша понял, что в душе девушка так же смела и свободна, как и выпущенный на волю сокол.
Разглядывая хрупкую фигурку и спутанные волосы цвета воронова крыла, Адриан внезапно ощутил, как что-то темное и опасное шевельнулось в его душе. Он хотел ее, хотел сильно, с какой-то дикой, необузданной страстью – так люди сражаются за свою жизнь. В глубине души юноша знал, что сумасшествие скоро пройдет, потому что человек не может жить в таком напряжении. Но в этот момент его эмоции ничем не сдерживались.
Он прекрасно понимал – ему следует отпустить девчонку домой, предупредив об осторожности в тех местах, где она охотилась, но не мог так поступить. Голосом, странно прозвучавшим для его собственных ушей, Адриан хрипло произнес: