– Разумеется, волнует, – возразила она. – Я собираюсь прожить здесь до конца дней своих в качестве вашей жены. И с ними я также буду жить в непосредственной близости до конца дней моих. Я надеюсь обзавестись друзьями и добрыми знакомыми. Разумеется, мне хочется им понравиться. Что же до того, чтобы нравиться вам, меня ждала бы ужасная участь, сделай я это единственной целью моей жизни, не так ли? Понравиться вам невозможно.
– Мне нравится, когда вы не перечите мне то и дело, – сказал он.
– Если вам нужна покорная мышка, – возразила она, – вы не правильно выбрали себе жену.
Она очень рассердилась, и от ее хорошего настроения не осталось и следа. Вечер был испорчен. Только она не собирается позволять ему поступать с ней таким образом. Она не собирается позволять ему омрачать себе настроение всякий раз, когда они, по несчастью, оказываются в обществе друг друга. Она твердо решила провести этот вечер хорошо, и именно так она его и проведет.
Спустя несколько мгновений она снова обратила к мужу веселое лицо.
– А мы сможем принимать, Джеймс? – спросила она. – Данстейбл-Холл – превосходное место для приема гостей.
– Вы здесь хозяйка, – ответил он. – Если вам угодно принимать, мы будем принимать.
Она легко рассмеялась и посмотрела на него сверкающими глазами.
– Если мне угодно? – переспросила она. – Неужели вы решили, что ваше дело – отчасти, конечно, – угождать мне, Джеймс? Как мое дело – угождать вам? И я угожу вам, если окажется, что я умею принимать гостей? Вы станете мной гордиться?
– Какое у вас странное настроение, – заметил он. – Как у ребенка, которому дали сладкое.
– Но мне на самом деле дали сладкое, – сказала она. – Меня везут на прием к Хуперам, и мой муж только что сказал, что мы можем принимать, если мне так угодно. Джеймс, – она протянула руку и легко коснулась его руки, – вам грозит серьезная опасность стать похожим на человека.
И она весело засмеялась.
Ну разумеется, подумала она немного погодя, убирая руку и поворачиваясь к окну и пытаясь снова поднять себе настроение, он все понял неверно. Челюсти у него сжались, глаза сверкнули.
– Вам угодно смеяться надо мной, – сказал он. – Неужели это все, что я могу получить за то, что проявил по отношению к вам немного доброты, Мэдлин?
– Но я не смеялась над вами, – огорченно возразила она. – Я шутила.
– Прошу прощения, но тот, кто мало похож на человека, не всегда может распознать шутку.
– Ах, да вы просто смешны! – воскликнула молодая женщина.
– Разумеется, – сказал он, отворачиваясь от нее.
* * *
Мортон-Грейндж оказался большим зданием из серого камня, хотя его отнюдь нельзя было поставить на одну доску с Данстейбл-Холлом. Гостей собралось немного. По пышным, хотя и несколько встревоженным приветствиям мистера и миссис Хупер Джеймс понял, что они с Мэдлин здесь почетные гости. Хозяева и соседи, без сомнения, любопытствовали узнать, окажется ли он таким же, как его отец, или к нему можно относиться скорее как к предводителю их сообщества. Хотя он и вырос в Данстейбл-Холле и жил там все время, если не считать четырех последних лет, он был, по существу, им незнаком.
Он представил свою жену мистеру и миссис Хупер, а также мисс Кристине Хупер; Тимоти Хупер, судя по всему, уехал из дому ровно год назад; его преподобию мистеру Хурду и миссис Хурд; мистеру и миссис Трентон, Марку Трентону и мисс Генриетте Трентон; мистеру Пальмеру и его сестре; Карлу Бисли, при виде которого он удивился – если только прием этот действительно давался в его, Джеймса, честь. Ожидались также и другие гости.
Мэдлин просто блистала, как всегда, когда оказывалась в обществе. Он заметил, что не прошло еще и десяти минут с момента их появления, как она уже покорила большую часть присутствующих, если не всех. А во время обеда с того конца стола, где сидела Мэдлин по правую руку от мистера Хупера, все время слышался оживленный разговор и смех.
– Мы будем слушать музыку и играть в карты, милорд, – объяснила ему миссис Хупер. – Моя Кристина хотела танцевать, и, конечно, молодые люди были очень рады, но, учитывая недавнюю кончину вашего батюшки, мы отказались от этого.
После обеда мисс Пальмер играла на фортепьяно, а Марк Трентон пел. Мисс Хупер играла на арфе, и Мэдлин тоже уговорили сыграть на фортепьяно, хотя она уверяла со смехом, что соседи больше никогда не станут настаивать на этом.
– Итак, Бэкворт, – сказал Карл Бисли, подходя к Джеймсу, – вы вернулись домой.
– Как видите, – отозвался тот. – А вы по-прежнему управляющий у Питерли?
Бисли склонил голову.
– Мне кажется, все здесь немного удивились, узнав, что вы везете домой молодую жену, – сказал он. – Или вы увидели, что в конце концов проходит даже самая большая любовь в жизни? Или вы решили, что целесообразно будет присовокупить к вашему титулу также и жену?
– Вероятно, вы предпочтете сами разобраться в этом через несколько лет, – ответил Джеймс.
Одно время они были чем-то вроде друзей – настолько, насколько он вообще мог подружиться с кем бы то ни было во времена своего возмужания. Они вместе ездили верхом, вместе ходили на рыбалку, вместе мечтали о будущем. Карл был подопечным герцога Питерли, сыном герцогской кузины. Он поселился в поместье Питерли, будучи еще совсем маленьким. Как и его сестра Дора.
– Бен и Эдам Драммонды не приедут сегодня, – сказал Карл с полуулыбкой. – Боюсь, что я любопытнее их.
– Весьма вам признателен, – сказал Джеймс.
Братья Драммонды были процветающими арендаторами Питерли. Они были немного старше его и Карла и никогда не были его близкими друзьями. Они никогда ничего не значили для него, пока их младший брат Джон не женился на Доре.
– А вы слышали, что Джон Драммонд вернулся? – спросил Карл, небрежно глядя на него и в то же время наблюдая за своим старым другом.
– Нет, – ответил тот так же небрежно, – у меня почти не было возможности узнать здешние новости.
– Кое-кто поговаривал, что этот факт повлиял на ваше решение вернуться домой как можно быстрее после смерти отца.
Да, конечно, Бенджамен и Эдам поговаривали об этом. А может быть, и Джон. И сам Карл.
– Нет, – сказал Джеймс, – я ничего не знал.
– У моей сестры уже четверо детей, – сказал Карл.
– Вот как? – Джеймс смотрел, как Мэдлин выслушивает похвалы соседей по поводу своей игры, смеется и принимает руку мистера Пальмера, который помог ей встать с табурета.
Он чувствовал, как кровь стучит у него в висках. Дора вернулась. Как все просто. Несколько лет тому назад ему казалось, что он своротил горы и землю, но так и не нашел ее. И вот теперь он здесь уже целых две недели и не знает, что она тоже здесь.
У нее четверо детей. Дора с четырьмя детьми. Трое из них – дети Джона Драммонда.
Он повидается с ней. Он посмотрит, что с ней сталось. Во что он ее превратил.
И увидит наконец своего ребенка. Своего сына. Все эти сведения он вытянул из Карла, все, кроме имени мальчика. Теперь ему почти девять лет.
– Мне нужно пойти познакомиться с леди Бэкворт, – с улыбкой проговорил Карл.
Джеймс смотрел, как он идет к Мэдлин через всю комнату. Вскоре она уже улыбалась и вела оживленный разговор. Карл был высоким, атлетически сложенным джентльменом, белокурые волнистые волосы его всегда казались слегка растрепанными. До этого мгновения Джеймс не понимал, каким привлекательным мужчиной стал его прежний друг.
Глава 16
Мэдлин получила от приема огромное удовольствие. Она вспомнила слова Александры о том, какое удивительное и дружелюбное место Эмберли и как оно отличается от того места, где она выросла. И сама она прожила в Данстейбл-Холле уже больше полумесяца, совершенно не общаясь с соседями, если не считать нескольких поклонов в церкви. Но в конце концов все прошло хорошо.
– Мисс Пальмер заедет завтра на чашку чая, Джеймс, – сказала она, возвращаясь домой. – Она, кажется, весьма разумная леди. Несколько лет преподавала в учебном заведении для девушек, но вернулась домой, чтобы вести хозяйство в доме своего брата.
– Я рад, что она вам понравилась, – сказал он.
– Мисс Трентон с братом как-нибудь зайдут к нам, и мы пойдем с ними гулять, – продолжала она. – А мистер Бисли предложил мне совершить верховую прогулку по поместью герцога Питерли. Он сказал, что его светлость не часто наезжает домой.
– Он обычно наезжал сюда ненадолго летом, – сказал Джеймс.
– Ничего не имею против его отсутствия, – заявила Мэдлин. – Этот человек стал мне несимпатичен с тех пор, как он, будучи сговорен с Александрой, унизил ее на глазах у всех в тот вечер, когда она обручилась с Эдмундом. Вы тоже там были. Я помню, как я удивилась, что вы можете выглядеть таким свирепым и при этом не пустить в ход кулаки, – рассмеялась она.
– Она была сговорена с ним, еще будучи девочкой, – сказал он, – но я до сих пор радуюсь, что он счел возможным унизить ее. Чего доброго, она вышла бы за него.
– А мистер Бисли – его родственник? – спросила Медлин. – И он счел за благо остаться управляющим у герцога. Он очень симпатичный.
– Он был подопечным Питерли, – ответил Джеймс.
– У него ведь есть сестра, да? – спросила она, поворачивая к нему лицо в полумраке кареты и улыбаясь. – Жаль, что ни она, ни ее муж не смогли быть сегодня вечером. Ее муж – один из арендаторов герцога. Ему нездоровилось. Мистер Бисли сказал, что поедет мимо их фермы и зайдет к ней.
– Если вам захочется где-нибудь прогуляться или проехаться верхом, Мэдлин, – сказал Джеймс. – вам стоит только сообщить мне, и я буду к вашим услугам. Вам нет нужды утруждать соседей.
– Утруждать? – удивилась она. – Но они сами мне это предложили. Я их не просила. Кроме того, во время общих занятий как раз и зарождается дружба, разве не так? А я намерена обзавестись друзьями среди наших соседей.
– Я не разрешаю вам заходить во владения Питерли, – сказал он.
– Почему? – Она изумленно посмотрела на него. – Потому что он унизил вашу сестру, Джеймс? Но ведь это было так давно. Кроме того, сейчас его нет в поместье, и его приезда не ждут. Мистер Бисли сказал, что там рядом с домом есть превосходный плодовый сад и оранжерея.
– И тем не менее вы будете держаться оттуда подальше. Она помолчала.
– Я так понимаю, что это настоящее приказание? – спросила она.
– Да. – Он не смотрел на нее. Профиль его был застывшим, тяжелым. – Держитесь оттуда подальше, Мэдлин. И от Бисли.
– Вот теперь все понятно, – отозвалась она. – Мистер Бисли – молодой и холостой джентльмен. И привлекательный. Вы подозрительны и ревнивы. Вот в чем все дело, не так ли?
Он посмотрел на нее; в темноте его глаза казались очень темными.
– Не пристало замужней леди разъезжать верхом с холостым джентльменом, – сказал он.
– Ах, какая чепуха, Джеймс! – Она прищелкнула языком и раздраженно отвернулась к окну. – Вам просто не хочется, чтобы у меня появились друзья, вот и все. Вам хочется, чтобы я проводила время только с вами, хотя почему вам этого хочется, для меня загадка. Вы меня невзлюбили, и ко всему, что я делаю или говорю, вы относитесь с неодобрением.
– Я не невзлюбил вас, – возразил он.
– Значит, вы прекрасный актер.
– Мэдлин, – начал он, – я не…
– Странно, почему бы вам не запереть все окна и двери в Данстейбл-Холле, – не слушала она. – И носили бы связку ключей у себя на поясе. И выпускали бы меня из дому, не иначе как приковав к своему запястью. Или чтобы с обеих сторон у меня шли Кокинзы.
– Вы говорите глупости, – поморщился он.
– Ну разумеется, – парировала она. – По вашему мнению, от меня ничего другого и ждать нельзя, так ведь? Но если вы полагаете, что я намерена подчиняться вам в данном случае, Джеймс, вас ждет глубокое разочарование. Я сама буду выбирать себе друзей и проводить с ними время так, как мне заблагорассудится. А если вам это не нравится, можете запирать меня или колотить.
– Бисли принесет несчастье, – сказал Джеймс. – Держитесь от него подальше, Мэдлин.
– Вы собираетесь принудить меня? – спросила она, прищурившись.
– Если смогу, – ответил он.
Таким образом, ее снова охватило раздражение, сильнейшее раздражение, и вечер был окончательно испорчен. Она намеревалась быть с ним приветливой, когда они будут возвращаться домой. Он будет доволен, думала она, что ей понравились его соседи и что она уже завязала кое с кем дружеские отношения. К тому же весь вечер он казался таким красивым на свой особый, суровый, лад, в черном траурном костюме. Сердце ее просто разрывалось от любви.
Но ему и впрямь не угодишь. Ее так и подмывало из гордости отказаться от всех попыток. Но отказаться от них означало бы всю жизнь быть несчастной. Возможно, несчастье и поджидает ее где-то неподалеку, но она не намерена распахнуть перед ним дверь и приглашать его в дом.
– Вам нетрудно будет устроить обед как-нибудь в недалеком будущем? – спросил он. – Вы ведь будете рады заняться этим, не правда ли, Мэдлин?
Это явно похоже на оливковую ветвь – символ мира. Она повернулась к нему с ослепительной улыбкой.
– Да, – ответила она, – это будет чудно. Возможно, к тому времени я познакомлюсь еще с кем-нибудь, и мы сможем пригласить их тоже.
– В таком случае я оставляю всю подготовку на вас.
– Джеймс, – сказала Мэдлин позже, когда они уже были в спальне, – я почти ничего здесь не видела, кроме дома и того, что рядом с ним. Разговоры о прогулках и поездках разожгли мой аппетит. Наверное, завтра я поеду верхом.
– Но только не одна, – заметил Джеймс. – А если выедете одна, не съезжайте с дорог и пастбищ. Ни за что не приближайтесь к торфяным болотам. Вы заблудитесь.
– Пустяки! – Она тряхнула головой. – Я не ребенок.
– А я, – сказал он, подходя к ней – она стояла у кровати, – я не из тех, кому можно на каждом шагу перечить. Я хорошо знаю эти края, – спокойно продолжал он. – Торфяные болота очень опасны, Мэдлин. Там очень легко сбиться с дороги. Вы должны мне обещать не ездить туда одна. Если не в будущем, то по крайней мере сейчас. Прошу вас.
– Джеймс, – проговорила молодая женщина, с улыбкой прикасаясь к его груди легкой рукой, – я пообещаю вам это с одним условием – что в течение недели вы возьмете меня туда с собой.
– Вы хотите, чтобы я был с вами? – спросил он.
– Да, я хочу, чтобы вы были со мной, – ответила она, и ее вторая рука присоединилась к первой. – Ведь вы мой муж, не так ли? Молодой муж, и у нас медовый месяц. Да? Обещайте, что возьмете меня на прогулку верхом.
– И мы будем ссориться на каждом шагу?
– Пока вы не дадите мне обещания, я тоже его не дам, – заупрямилась она. – Я буду ездить на торфяники каждый Божий день просто из чувства противоречия, и мы будем ссориться еще больше. Возьмете меня?
– Да, – кивнул он, – конечно, я вас возьму. Для этого вам не нужно мое обещание. Но не думайте, что я забыл о вашем обещании, Мэдлин. Обещайте, прошу вас.
– Ах, ну ладно. Хотя я уверена, что это просто смешно. Обещаю не ездить на торфяные болота, если рядом со мной не будет вас – или того, кого вы одобрите… сколько времени?
– Пять лет.
– Пять лет. Теперь вы довольны? У вас понятливая, послушная жена.
Она попыталась вызвать у него ответную улыбку, но он только мрачно смотрел на нее.
– Обещайте мне не иметь дела с Бисли, – сказал он. Она подняла руку и положила растопыренные пальцы ему на губы.
– Давайте на этом закончим. Давайте не будем больше ссориться сегодня ночью. Я просто смертельно устала от ссор. – Она усмехнулась. – Особенно когда вы совершенно не правы.
Он схватил ее за запястье и заглянул в глаза. Глубоко в его глазах таилась, кажется, боль. Но лицо его ничего не выражало.
Она слегка потрясла головой.
– Не нужно больше ничего говорить, – сказала она. – Прошу вас, Джеймс, не нужно больше ничего говорить.
Днем она презирала себя за то, как неизменно отдавалась его любовной игре, за то, что научилась принимать участие в этой игре и получать от нее удовольствие. Она презирала себя за то, что так охотно соглашалась утолить его потребность в ней.
Но ночью не существовало ничего, кроме Джеймса и его неспешной, умелой любовной игры. И ее желания прикасаться к нему и чтобы он к ней прикасался, желания любить и быть любимой. Она научилась быть в постели обнаженной и не смущаться даже при горящих свечах; научилась, где и как прикасаться к нему, как возбуждать его, как усилить его наслаждение, когда он был в ней. Она научилась двигаться так, чтобы увеличить свое собственное наслаждение, довести напряжение до высшей точки, а затем отпустить, позволяя Джеймсу довести ее до экстаза.
И вот вместо того чтобы продолжать ссору, они принялись медленно ласкать друг друга и нашли в телах всю гармонию, всю правоту, которой не было в остальных сторонах их жизни.
И Мэдлин, лежа под мужем и двигаясь в одном ритме с ним в те минуты, когда их желание взметнулось на вершину, как всегда не думала ни о чем, кроме как о ласкающем ее мужчине, ей хотелось произносить его имя снова и снова.
Джеймс, Джеймс…
Но как всегда, у нее еще оставалось немного рассудка, немного гордости, чтобы понимать: если она это сделает – она себя унизит. Потому что сейчас он знает только, что она испытывает к нему телесную тягу, как и он к ней. Этого не скроешь, и она не пыталась это скрыть. Но если она хотя бы один раз произнесет его имя во время ласк, он все поймет. И поймет, что в его власти превратить ее в рабыню.
Она скорее умрет, так и не выказав свою любовь, чем станет его рабой.
И так они кончили свою любовную игру, не произнеся ни слова. И когда он лег, устремив взгляд на полог над их головами при мерцающем свете одинокой свечи, она лежала, отвернувшись от него, уставившись на тени.
Оба они были удовлетворены и хотели спать. Оба снова стали очень одиноки и несчастны.