Она бросила на девочек долгий выразительный взгляд, чтобы показать, что говорит это всерьез. Она надеялась, что они ничего не знают о том, как она ударила Сэма, когда сошла с поезда.
– Но если вы оказываетесь в необычных обстоятельствах, таких, как сегодня, насилие, к сожалению, – единственный способ справиться с ситуацией. – Она взмолилась, чтобы ее итальянский темперамент не искалечил их жизнь. – В этом случае следует ударить подонка изо всей силы.
Они уставились на нее с разинутыми ртами.
– Ты сказала дурное слово, – задыхаясь, произнесла Люси.
– Знаю и прошу за это прощения.
Сегодня, вне всякого сомнения, был день извинений для всех.
– А теперь, Дейзи, беги к миссис Молли и спроси ее, какую часть сада вам выполоть. Скажи, что Люси сейчас придет. Нам с тобой надо перекинуться парой слов, – обратилась она к Люси.
Люси неохотно, волоча ноги, проследовала к столу и села. Лицо ее было хмурым, губы надуты.
Энджи отодвинула раскроенную зеленую ткань и сложила руки на столе.
– Ты меня разочаровала, – сказала она наконец.
– Я же сказала, что жалею, что разбила чашку и блюдце твоей мамы.
– Если бы меня кто спросил, я бы поклялась, что ты никогда не бросишь свою сестру на милость шайки ублюдков.
И тотчас же Энджи убедилась, что инстинкт не обманул ее. Выражение потерянности тотчас же стерло с лица Люси мрачность, девочка опустила глаза и смотрела теперь на свои колени.
– Дейзи не хочет держаться рядом со мной.
– Дейзи всегда рядом с тобой, когда ей это удается. Дейзи тебя боготворит, Люси. Она пытается делать все, как ты. Она сто раз проводит щеткой по волосам, потому что ты так делаешь. Она хочет следовать за тобой повсюду и делать все, что делаешь ты. Ее новые школьные платья, возможно, и другого цвета, но точно такого же фасона, как твои. Да я могла бы привести еще с десяток примеров. Когда Дейзи по своей честности не может согласиться с чем-нибудь, что говоришь ты, это ее ужасно огорчает. Она тебя любит и смотрит тебе в рот.
Слеза показалась на ресницах Люси и упала на ее стиснутые руки.
– Она льнет к тебе, а не ко мне!
– Неужели стоит за это ее наказывать? – мягко спросила Энджи. – Эти мальчишки напугали и унизили ее. Ты не думаешь, что тебе следовало бы помочь ей?
– Она больше не вспоминает о маме.
Слезы полились из глаз Люси сильнее, и она отерла их тыльной стороной руки.
– Но мама видит нас с неба, и ей плохо, оттого что Дейзи любит тебя!
Энджи не поверила своим ушам. Не ослышалась ли она? Подавшись вперед, она положила руку на плечо Люси и наклонилась, чтобы лучше видеть заплаканное лицо девочки.
– Люси, ты думаешь, что ты и Дейзи предаете свою маму, если любите кого-то еще?
О Господи! Она опустилась на колени возле стула Люси.
– Она наша мама, и мы должны любить ее!
– Конечно, должны, и я это знаю.
– Мы не должны любить больше никого!
– Дорогая, ты можешь любить и двух людей одновременно. Если Дейзи любит меня, а я надеюсь, что это так, это не значит, что она больше не любит свою маму. Она может любить нас обеих.
Она нежно отвела со щеки Люси влажную прядь волос и заправила ей за ухо, потом приподняла лицо девочки, держа его между ладонями и заглянула в ее влажные серые глаза.
– Подумай обо всех людях, которых ты любишь. О Дейзи, своем папе, миссис Молли, своей учительнице и, может быть, даже о мисс Лили.
Люси уставилась на нее удивленными глазами.
– Разве было бы правильно, если бы мы любили только одного человека? Но, моя дорогая девочка, мы вовсе не должны любить кого-то одного за счет другого. – Она пристально смотрела в глаза Люси. – В нас неисчерпаемый кладезь любви. Разве это не чудесно? И мы вовсе не должны перестать любить одного человека, чтобы полюбить другого.
– Ты уверена? – шепотом спросила Люси.
– О да. Дейзи не предает свою маму, если любит и меня тоже. В сердце Дейзи есть место для многих людей. И у тебя тоже. Я много думаю о вашей маме. Ты не знала об этом? Я не была с ней знакома, но, думаю, мы бы с ней понравились друг другу, потому что у нас есть нечто общее и очень важное. Мы любим одних и тех же людей. Я хотела бы посидеть с вашей мамой за чашкой кофе и рассказать ей, как вы растете, и расспросить ее о ваших бабушке и дедушке. Есть столько вещей, о которых я хотела бы рассказать ей и расспросить ее. Думаю, что и ты чувствуешь то же самое. – Люси бросилась в объятия Энджи.
– Я злюсь на нее за то, что она умерла! А потом мне стыдно за то, что я злюсь! Иногда ты мне очень нравишься, а потом мне из-за этого не по себе.
– Знаю. – Энджи похлопала девочку по спине и почувствовала, как ее слезы капают ей на шею. – Иногда и я обижаюсь на свою маму за то, что она умерла.
– А потом тебе тоже бывает нехорошо?
– Иногда. Но может, я и вправе сердиться. Потому что я тоскую по ней и мне жаль, что она умерла.
Она мягко отстранила Люси, чтобы видеть ее глаза.
– Мы не хотим забывать своих матерей. Но есть и еще кое-что, что нам не следует забывать.
Люси высморкалась.
– Что?
– Наши матери любили нас, Люси. И они не хотели бы, чтобы мы были несчастны. Наши матери желали бы, чтобы наши сердца были открыты для любви и смеха и мы жили полной жизнью. Наши матери не хотели бы, чтобы мы отказались от любви. Ты не согласна?
Слезы снова покатилась по щекам Люси, и она опустила голову.
– Я чувствую себя виноватой, когда ты делаешь для меня что-нибудь хорошее.
– Ты не должна. Правда не должна. Твоя мама знает, что ты любишь ее. И, я думаю, она была бы счастливее, если бы ты и я могли полюбить друг друга.
– Энджи!
Несчастные, полные слез глаза смотрели прямо на нее.
– Я правда, правда очень жалею, что разбила твою чашку.
– Не скажу, что то, что ты сделала, хорошо, потому что это не так. – Она отерла слезы с глаз Люси лоскутком зеленой ткани. – Но я понимаю и прощаю тебя.
В заднюю дверь ворвалась Дейзи. Волосы ее развевались, а глаза были широко раскрыты.
– Энджи, иди скорее! Миссис Молли плачет!
Глава 16
Энджи взлетела по ступенькам крыльца и ворвалась в дом Джонсонов через заднюю дверь. Девочки бежали за ней по пятам. Молли, сгорбившись, сидела за кухонным столом, прижимая к глазам мокрый носовой платок.
Молли Джонсон была настолько крепкой и несокрушимой женщиной, что при виде ее слез в груди Энджи что-то сжалось.
– О, Молли. Что-нибудь с Кеннеди?
– Этот безумный дурак… – сказала Молли, отведя со лба назад волну коротких серебряных волос, потом высморкалась. Она указала на стол. – Погляди!
– О Боже мой! Это… Не может быть! – Энджи хватала ртом воздух, потом поднесла руки к горлу. Ее глаза на лоб полезли от изумления. – Молли, неужели это настоящие алмазы?
На клеенке сверкала целая россыпь драгоценностей: заколка для шляпы, серьги, ожерелье, брошь, два браслета, три кольца и две пряжки для башмаков. Драгоценностей было больше, чем Энджи когда-либо видела в жизни за один раз и в одном месте. Драгоценности притягивали свет, как пламя, поглощающее ночь. Они блестели, сверкали, манили.
Энджи принялась обмахивать разгоряченное лицо.
– О Бог мой! Если эти алмазы настоящие, то у тебя на кухонном столе королевский выкуп!
– Они настоящие, можешь не сомневаться. – Из глаз Молли снова полились слезы. Она скорчила гримасу и покачала головой. – Этот чертов дурак! Да благословит его Господь! Да благословит его Господь!
– Где? Как это случилось? – Энджи упала на стул, потом удержала руку Дейзи, протянутую к столу. – Не трогай их!
– Если она хочет посмотреть поближе, пусть смотрит. – Сделав над собой усилие, Молли улыбнулась Люси и Дейзи:
– Я была уже подростком, когда впервые увидела настоящий бриллиант. И до сих пор у меня их никогда не было. Смотрите, девочки, сколько хотите.
Энджи с трудом отвела глаза от сверкающей выставки драгоценностей и уставилась на Молли. Единственное, что она пока уяснила, – слезы Молли были слезами счастья.
– Что случилось?
– Кен всегда говорил, что осыплет меня алмазами, когда разбогатеет. – Она прижала к глазам платок. – Я думала, он шутит или дразнит меня. Поглядите на меня. Вы видели, чтобы я когда-нибудь носила побрякушки? Только сережки с черным агатом да обручальное кольцо.
Ее обручальное кольцо было простым золотым ободком, как и кольцо Энджи.
– Мы не ходим в такие места, где я могла бы показаться в бриллиантах. Мы никогда не бываем там и, смею думать, никогда не станем бывать.
Подавшись вперед, Энджи схватила Молли за руку.
– Молли Джонсон! Ты хочешь сказать, что Кеннеди нашел богатую жилу?
– На прошлой неделе он сказал мне, но я не поверила. После стольких лет мне это показалось нереальным. – Она махнула рукой. – Я знала, что он что-то нашел, потому что он нанял с полдюжины рабочих с кирками и лопатами. Но это был такой бум, о каких мы не раз слышали, и он случился на его прииске. Он и его ребята использовали динамит и нашли целую сеть золотых жил, как только углубились в породу. Потом он потолковал с одним из синдикатов. – Она посмотрела на Энджи. Глаза ее все еще выражали изумление. – Кен поехал в Денвер подписывать бумаги и нынче утром вернулся домой вот с этим.
Они все как зачарованные разглядывали алмазы, сверкавшие на выцветшей клеенке.
Потом Энджи вскочила со стула и потянула за собой Молли. Они принялись танцевать и кружиться по кухне, пока обе не начали хохотать и задыхаться. Потом Энджи принялась танцевать с Люси, а Молли с Дейзи. В конце концов девочки отправились в сад полоть траву, а Молли разлила кофе в толстостенные кружки. К переднику на груди она приколола брошь с алмазами и заставила Энджи надеть браслеты.
– Ой, это потрясающе.
– Даже и представить не могу, сколько все это стоит, – сказала Энджи, поворачивая руки так и эдак и любуясь игрой камней в свете яркого солнца, то и дело высекавшего из алмазов россыпь искр. Она подумала, что столь близко соприкасаться с алмазами ей еще не приходилось.
– Кен ни за что не скажет сколько. Все, что он мне скажет, это что мы богаты и что у нас еще много остается на другое.
Ослепленная, Энджи разглядывала камни, рассыпанные на столе.
– Я думала, что этого не произойдет. Ни с Сэмом, ни с Кеннеди. Что найти такое место – неосуществимая мечта, что это значит принимать желаемое за действительность.
– Были времена, когда и я думала так же. Я думала, что все эти прииски – это всего лишь ямы, а золото из них уже давно извлечено. – Молли потянулась и похлопала Энджи по руке; – Не оставляй надежду.
Энджи помрачнела и молча пила кофе маленькими глотками, продолжая смотреть на брошь с бриллиантами, приколотую к переднику Молли. Верила ли она когда-нибудь? Десять лет назад она не поверила в Сэма настолько, чтобы последовать за ним в его поисках удачи и успеха. А он до сих пор не оставил эти поиски. И он не утратил надежды. Но каждый раз, когда Энджи платила по счетам, а потом оставшиеся деньги раскладывала по баночкам, сердце ее снова падало, а верить в удачу становилось все труднее.
Они допили кофе в молчании, прислушиваясь к гудению насекомых и болтовне девочек в саду. Энджи уже привыкла к отдаленному грохоту, когда взрывали динамитом породу в холмах, и теперь редко замечала шум. Но сегодня она его слышала. В динамите были воплощены надежды мужчин, пытавшихся вырвать у земли ее сокровища.
Внезапно ей в голову пришла грустная мысль.
– Молли, теперь вы переедете?
С лица Молли исчезла мечтательная улыбка, и она помрачнела.
– В Колорадо-Спрингс мы не поедем, как делают многие. Это уже решено. Мы поедем в Денвер. Кен и я можем быть богаты, как Мидас, но в обществе нас не примут. – Она пожала плечами. – А в таком городе, как Денвер, полно людей с деньгами, которым нет дела до кичливых выскочек.
На губах ее снова появилась улыбка, и камни на броши сверкнули, когда грудь ее приподнялась от дыхания.
– Мы купим там два участка для домов. Один из них прибережем для вас с Сэмом.
Сделав резкое движение, Энджи поднялась со стула и подошла к плите. Вместо того чтобы налить кофе, она стояла, глядя на сад в кухонное окно, и видела дым, поднимающийся из каменоломни и повисший над долиной.
– Если Сэм настолько разбогатеет, чтобы купить участок в Денвере, – сказала она тихо, – у него хватит денег и на развод.
Сэм услышал новость от Джима Ричардса, плотника, выбранного городским советом для строительства новой школы. Джим отправился на участок Сэма специально узнать, не держит ли Сэм на него зла, и посоветоваться насчет строительства школы.
Когда они закончили обсуждать проект и материалы, Джим сказал, нахлобучивая шляпу на голову:
– Слышал о Кеннеди Джонсоне?
Не успел Джим Ричардс сообщить ему новость, как Сэм помчался в город. Он нашел Кена в третьем из обследованных им салунов. Тот курил кубинскую сигару и предлагал выпить за его счет всем желающим.
Сэм хлопнул его по спине:
– Черт тебя подери, Кен, ах ты, сукин сын! – Они, ухмыляясь, смотрели друг на друга. – Если ты не устал рассказывать свою историю, я бы хотел ее послушать!
У Кена не хватало денег для разработки прииска. Поэтому он одолжил баснословную сумму, чтобы нанять восемь человек, чтобы продвинуться вглубь, идти по жиле и добраться до главного месторождения. Когда он узнал, что его прииск богат, он нанял в Денвере поверенного, чтобы стравить два синдиката в соперничестве за месторождение. – И это сработало именно так, как мы рассчитывали, – сказал Кен, и в его внезапно охрипшем голосе прозвучало удивление. – Трудно в это поверить, но британцы заплатили триста тысяч, и вдобавок я буду получать два процента от выработки каждой унции золота, добытого на прииске Джонсона. Это была хорошая сделка и верный признак того, что Кену посчастливилось найти богатое месторождение.
Возвращаясь затемно домой, Сэм размышлял о везении Кена Джонсона. Но для него все не могло обернуться так хорошо. Скоро ему предстояло убедиться в том, что два синдиката не станут вести войну за то, чтобы получить контроль над его прииском. Даже если произойдет чудо и ему удастся раздобыть деньги на разработку месторождения, чтобы нанять рабочих, у него не оставалось времени, чтобы прорыть несколько боковых коридоров для разведки и разработки боковых жил. И даже если бы ему удалось доказать, что его жилы многообещающие, если бы у него оказалось столько же богатых жил, сколько ветвей на дереве, ему все-таки потребовалось бы несколько недель, чтобы Марш Коллинз мог связаться с синдикатами и найти покупателя. Но этих недель у него не было.
Суд постановил, чтобы операция Дейзи была произведена до первого октября. Поэтому он должен был связаться и договориться с хирургом по крайней мере в середине сентября. Оставалось всего пять недель.
Из темноты к нему долетел голос Энджи:
– Я ждала тебя.
Прошла целая жизнь с тех пор, как он сидел с ней в кафе-мороженом. Неужели это было всего несколько часов назад?
Он опустился на нижнюю ступеньку заднего крыльца у кухонной двери и оперся спиной о ноги Энджи. Она сделала движение, будто ее это удивило, но ног не убрала.
– Думаю, ты знаешь о Кене, – сказала она.
Он кивнул.
– От тебя пахнет табаком и виски.
– Хочешь, чтобы я ушел?
Он надеялся, что она этого не хочет, потому что вдруг почувствовал себя слишком усталым, чтобы двинуться с места.
– Нет.
После недолгой паузы она рассказала ему о бриллиантах Молли, и он улыбнулся, потому что рассказ о покупке бриллиантов для Молли ценою в целое состояние звучал правдоподобно, – это было так похоже на Кена. Дальше Энджи поведала ему о Люси, которая считает, что предаст свою мать, если позволит себе хорошо относиться к Энджи.
– Я поговорю с ней.
– Мы с Люси поговорили, и, надеюсь, она теперь думает по-другому и чувствует себя лучше, но, если она услышит то же самое от тебя, это не повредит.
Прошла минута, прежде чем он заговорил снова.
– Все идет не так, как я хотел, Энджи. – У него были такие грандиозные мечты, такие великие планы. – Какое-то время я надеялся, что все будет по-моему.
Ночь была пасмурной и темной и холоднее, чем обычно бывают ночи в августе. Свет пробивался только сквозь кухонное окно от затененной лампы, оставленной для Дейзи. В листьях сирени неяркий свет рассеивался и утрачивал свою силу, поглощенный тенью.
– Я думал о том, как мы устроимся.
Она дотронулась до длинного локона у него на затылке, удивив и обрадовав его.
– Если бы мы продали все, что у нас есть, твою лошадь и телегу, мои сережки с гранатами и булавку и наши обручальные кольца и даже дом, как ты думаешь, сколько денег мы бы выручили за все?
– Продали дом?
– Послушай меня: я думала об этом. Мы могли бы жить в твоей палатке или на твоем участке. Я и девочки могли бы помочь тебе на прииске.
Он сдержал желание рассмеяться – тон Энджи был слишком серьезным. Тронутый ее участием, Сэм повернулся на ступеньке и взял ее за руку.
– Твоя готовность жить в палатке, чтобы помочь Дейзи, значит для меня больше, чем я могу выразить.
Он мог себе представить Энджи, готовящую еду на костре или спящую на земле, не больше, чем поверхность Луны, Сэм заподозрил, что и она не очень ясно представляла себя живущей в палатке. Но ведь она была готова к этому.
– Нет необходимости продавать дом. Я изыщу деньги на операцию Дейзи.
– Как?
Ему было больно, оттого что руки Энджи стали грубыми и шершавыми на ощупь. Молли Джонсон тешилась бриллиантами, а Кеннеди покупал нынче вечером выпивку для доброй сотни завсегдатаев салуна. В то время как жена Сэма сидела рядом с ним, и руки ее огрубели от тяжелой работы. И она говорила о том, чтобы продать дом и переехать всей семьей в эту чертову палатку.
– У меня есть план.
– Можешь рассказать мне о нем? – спросила она мягко. – Я не собираюсь ни к чему тебя подталкивать, Сэм, но у меня нарушился сон от беспокойства. Дни летят, а к деньгам, отложенным для Дейзи, прибавилось совсем немного за последний месяц.
– Только не сегодня. Ладно?
После того как Сэм услышал об удаче Кеннеди, его план казался ему таким мелким и ничтожным.
Энджи высвободила руку из его ладони и потерла щеку.
– Должно же быть что-то, чем я могла бы тебе помочь. Винни Гаунер торговала пирожками, чтобы помочь мистеру Гаунеру накопить денег на развитие его прииска. Я бы тоже могла сделать что-нибудь в этом роде. – Она взмахнула рукой, отгоняя ночных насекомых. – Я могла бы готовить томатный соус и продавать его в бутылках. Или лапшу. Лапша такая трудоемкая. Думаю, женщины будут охотно покупать готовую.
Внезапно грудь его сдавил жаркий гнев.
– Давай-ка подумаем. Ты хочешь продать все, что у нас есть, жить в палатке, помогать мне на прииске и готовить лапшу на продажу. А я? Думаю, мне надо купить гамак и дремать в нем, пока моя жена не наскребет достаточно денег, в которых мы нуждаемся, и только потому, что я не могу их заработать. Ты так это себе представляешь?