Натаниель обернулся к Софии. Иден угадал его желание. И это обязательно должен быть вальс, лучшего он и придумать бы не мог.
– Было бы странно, Софи, – сказал он, – если бы вы не станцевали еще один танец с четвертым из Всадников, таким образом завершив квартет. Вы не откажете мне, дорогая?
– Напротив, я очень рада, – кивнула она и положила руку на его локоть.
Музыка уже играла вступление. Так какую же Софи он видит сейчас перед собой, спрашивал себя Натаниель, легко обнимая ее за талию – удивительно, почему он никогда не замечал, какая у нее соблазнительно тонкая талия, – и принимая другую ее руку. Он вдыхал ее духи, точнее, знакомый аромат мыла.
Положив руку ему на плечо, София улыбнулась. Спокойной и веселой улыбкой, свойственной Софи Армитидж. А в своих объятиях Натаниель ощущал гибкое тело своей вчерашней любовницы.
Глава 8
До того мгновения, как перед началом вальса София оказалась в объятиях Натаниеля, ее одолевал целый вихрь тревожных сомнений, так что, внешне держась беззаботно и спокойно, она лишь усилием воли заставляла себя поддерживать непринужденную беседу. На самом деле ее волновал вопрос, не заметил ли кто-нибудь из знакомых ее смущения, когда Натаниель приблизился к их кружку, не выдала ли она своего замешательства, когда ее представили его родственницам, правильно ли она поступила, сразу отозвавшись на неожиданное предложение Лавинии дружить. Но больше всего она испытывала досаду за то, что видела себя в роли то ли любовницы, то ли падшей женщины, что было одинаково унизительно. Какая чушь! "Ты рассуждаешь, как типичная кумушка из среднего сословия", – сказал бы Уолтер. Но София действительно принадлежала среднему сословию!
Но, положив руку на плечо Натаниелю и ощутив тепло его руки у себя на талии, она мгновенно позабыла обо всех своих сомнениях и помнила лишь о том, что только этой ночью, меньше двадцати четырех часов назад, они лежали рядом обнаженные и занимались любовью. София подняла голову. Глаза Натаниеля с чуть нависшими веками, которые придавали его взгляду такое неотразимое очарование, с легкой улыбкой смотрели на нее.
– Все было прилично? – спросила она.
– Так вы из-за этого волновались? – в свою очередь поинтересовался Натаниель. – Софи, неужели вы считаете себя содержанкой?
– Нет, конечно, нет.
И это правда, твердо заявила она себе, никакая она не содержанка, и хватит об этом!
– Тогда почему же вы думаете, что вам неприлично познакомиться с моими сестрой и кузиной? А мне быть представленным вашей племяннице? Софи, дорогая моя, то, что мы делаем наедине с вами и по обоюдному согласию, никого, кроме нас, не касается.
София тоже так считала, но все тревожилась, права ли она.
Затем музыка заиграла вальс, и на какое-то время она забыла обо всем, кроме восхитительного наслаждения от быстрого и согласованного движения с ним, от упоения вальсировать с ним – единственным для нее мужчиной на свете. На балах, которые устраивались в полку, вальсов не играли – это был слишком новый и еще осуждаемый в свете танец. Она чувствовала, что его тело разгорячилось, хотя они не соприкасались, вдыхала его одеколон, двигаясь с ним в одном ритме, – и ее щеки вспыхнули горячим румянцем при воспоминании о другом, чувственном, танце, которому совсем недавно предавались их тела.
Она сошла с ума, это точно, подумала Софи. Как она переживет конец их отношений, который неизбежно наступит с окончанием сезона? Но после вчерашней ночи разве хватит у нее сил вообще от них отказаться? Робко подняв на него взгляд, она увидела, что он по-прежнему с легкой улыбкой смотрит на нее.
– Софи, вы рождены, чтобы танцевать!
Странные слова. Она не спросила его, что он имеет в виду. Но вдруг почувствовала себя удивительно женственной. Она так редко испытывала это ощущение. София вспомнила дни своей юности, короткий период ухаживания Уолтера – ей было всего восемнадцать лет. Он не отличался особой красотой или обаянием, но ей нравился его грубовато-добродушный юмор. В то время София еще казалась себе довольно симпатичной и привлекательной. Выйдя за него замуж, София была совершенно счастлива: она стала семейной женщиной, скоро у них появятся дети, и ее жизнь будет наполнена заботами о любимом муже и детях. О чем еще могла мечтать молодая, неискушенная девушка!
Но прошло немного времени – слишком мало, по правде говоря, – как она утратила уверенность в своей красоте и очаровании. И быстро смирилась с тем, что она "старушка" и "славный парень" для Уолтера и "добрая старая Софи" для Четырех Всадников и других офицеров ее полка, хотя теперь, когда она об этом подумала, ей казалось, что Натаниель никогда именно так ее не называл.
Улыбнувшись в ответ Натаниелю, она снова отдалась волшебному кружению в вальсе. Ей и раньше приходилось вальсировать, но ничего подобного она никогда не испытывала: ей казалось, что она танцует во сне, на радуге, или на облаках, или среди звезд – как часто София слышала эти затасканные сравнения, но сейчас они казались ей совершенно точно соответствующими ее ощущениям.
Вальс заканчивался, и София оглядела зал, чтобы навсегда запомнить этот несравненный вечер. Бросив взгляд через плечо Натаниеля, она вся похолодела и тут же сбилась с ритма. Не ожидавший этого Натаниель наступил на ее туфельку. Она вздрогнула от боли, и он на мгновение прижал ее к себе.
– Софи, дорогая! – воскликнул он, остановившись и испуганно глядя на нее. – Простите меня! Какой я неловкий! Вам очень больно?
– Нет, нет, – не помня себя от волнения проговорила она, растерянно ища выход из положения. – Нет, это я виновата. Не волнуйтесь, все в порядке.
– Да нет, я же вижу. Пойдемте встанем у окна. Случайно, я не переломал вам пальчики?
– Нет, нет, что вы!
Она закусила губы, чувствуя себя так, как будто у нее сломано все, что только возможно, – и украдкой взглянула в сторону высоких дверей. Того человека там не было. Может быть, он лишь на минутку зашел в бальный зал и уже ушел? Или ей только показалось, что она его увидела? Но нет, не показалось: ведь она встретилась с ним взглядом.
– Позвольте, я найду вам свободный стул, – предложил обеспокоенный Натаниель.
– Нет! – София схватила его за руку. – Нет, давайте дотанцуем вальс.
Он наклонился пониже и внимательно посмотрел на нее:
– В чем дело? Вы ведь перестали танцевать? Безусловно, по моей вине – я считаю серьезным проступком наступить партнерше на ногу. Но что произошло, Софи?
И опять у нее возникла иллюзия защищенности. Она представила, что все ему рассказывает, после чего его обеспокоенный, заботливый взгляд вдруг становится презрительным. Нет, она не сможет этого перенести!
– Ничего не случилось, Натаниель, – улыбнувшись, сказала она. – Просто в первый момент мне было очень больно, но все уже прошло. Давайте же танцевать.
– Я могу прийти к вам сегодня ночью? – спросил он, по-прежнему нагнувшись поближе к ее лицу.
У Софии радостно забилось сердце.
– Около полуночи, хорошо? Слуги уже уйдут спать, и я буду ждать вас.
– Но может, вы предпочитаете встретиться в другом месте? – предложил он. – Я могу снять дом.
– Нет, – поспешно возразила она, – это было бы нестерпимо.
– Да, – согласился он, – безусловно. Но мне не хочется, чтобы из-за меня у вас возникли затруднения со слугами.
– Они ничего не узнают, Натаниель. Но даже если и узнают, я сама себе хозяйка!
– Да, Софи. И думаю, вы всегда ею были.
Еще одно странное высказывание, внушавшее Софии уверенность в себе, и достаточно справедливое. Она всегда или, во всяком случае, почти всегда была независимой. И будет такой же, хотя ей было чего опасаться в ближайшие месяцы. Финансового краха или разоблачения. Расставания с Натаниелем по окончании сезона. Пустоты и сознания своей никчемности, которые станут после этого сущностью ее жизни.
– Давайте же танцевать, – решительно сказала она и положила руку ему на плечо.
После вальса Натаниель проводил Софи к ее родственникам. Ему следовало раньше засвидетельствовать почтение Саре, поскольку он уже был ей представлен. А вместе с тем его бы представили и ее родителям. Ведь Хоутон – брат Уолтера Армитиджа, так что ему следовало познакомиться с этим человеком. Не было причин держаться от него в стороне лишь потому, что между ним и Софи возникла интимная связь, хотя мысль об этом все еще казалась Натаниелю странной. Он весь день убеждал себя в том, что они не совершили ничего аморального и неприличного – нужно лишь соблюдать осторожность.
Поэтому он уверенно проводил Софи, поклонился и улыбнулся мисс Саре Армитидж, сделав комплимент ее наружности, после чего его представили родителям и брату девушки. В Хоутоне замечалось лишь отдаленное сходство с крупным и грубоватым Уолтером. Он выглядел утонченным светским джентльменом. Несколько минут все говорили об Уолтере, а затем, поскольку все это время мисс Армитидж не сводила восхищенного взгляда с Натаниеля и ее возможные партнеры могли подумать, что таковой у нее уже есть, он вынужден был пригласить ее на танец.
В душе ему не очень этого хотелось, тем более что девушка смотрела на него тем особенным взглядом, который он помнил еще со времени возвращения в мирную жизнь после Ватерлоо, когда они с друзьями быстро догадались, что к ним относятся как к потенциальным женихам. Натаниель забыл и думать об этом. Поскольку он приехал в Лондон с целью как можно скорее устроить семейную жизнь Джорджины и Лавинии, ему и в голову не приходило, что как дочери, так и их матери могут смотреть на него как на будущего мужа.
Именно так и смотрела на него мисс Сара Армитидж. И пристальный взгляд ее матери говорил о том же, когда он вел девушку в танце. И хотя юная мисс Армитидж была очень хороша собой, Натаниель решил разговаривать с ней как можно меньше – к счастью, сложные фигуры танца препятствовали пространному разговору – и ограничить свои замечания безопасными темами. Но судьба была против него. Это был заключительный танец перед ужином, и ему пришлось предложить девушке руку, проводить ее в зал и обеспечить ей место за столом рядом с собой. Как воспитанный джентльмен, он должен был занимать девушку разговором и уделять ей всяческое внимание.
Должно быть, сэр Натаниель ужасно храбрый, говорила Сара. Он просто обязан рассказать ей о своих героических поступках во время сражений. Не может быть, чтобы дядя Уолтер был единственным отважным офицером. Натаниель предпочел развлечь ее несколькими забавными инцидентами, которые ему вспомнились. В частности о том, как майор Хэнли, заядлый спортсмен, выехал со своими собаками и несколькими друзьями на охоту, которая оказалась настолько удачной, что после этого они поскакали к лагерю с торжествующими криками и воплями, и не подумав утихомирить лаявших собак. Их полковник, который спал после обильного обеда, сбрызнутого солидным количеством спиртного, проснулся в страшном испуге и, решив, что их атакуют французы, стал выкрикивать бессвязные команды, отчего весь лагерь пришел в полное смятение.
– Но французы и не думали атаковать? – после паузы спросила мисс Армитидж, встревоженно глядя на него.
Он мягко улыбнулся ей:
– Нет, и не думали. Это были всего лишь майор Хэнли со своими собаками и друзьями.
– О! Ему не следовало поднимать такой шум, не так ли? Ведь он мог встревожить французские войска, если бы они были близко. И тогда вы, и дядя Уолтер… и все остальные оказались бы в страшной опасности.
– Вы совершенно правы, – сказал он, решив перевести разговор на шляпки или что-нибудь в этом роде, что ей более близко и понятно. – Дело в том, что майору Хэнли устроили серьезный выговор, так что он полностью раскаялся и больше подобного не повторял. – Натаниель хотел было добавить, что с этого момента полковник зарекся пить, но боялся, что девушка подумает, что ее разыгрывают.
– И тетушка Софи тоже оказалась бы в опасности, – подумав, добавила Сара.
– Но с ней был ее муж, который ее оберегал, – сказал он. – И мы, неженатые офицеры, тоже всегда заботились о женщинах, как и должен делать любой джентльмен. Софи была нашей всеобщей любимицей. И мы всегда заботились о ней, тем более если ваш дядюшка был в дозоре.
– Я уверена, сэр Натаниель, – сказала Сара, с обожанием устремив на него взгляд, – что рядом с вами она чувствовала себя в полной безопасности!
Улыбнувшись девушке, он осмотрел комнату, чтобы найти Софи. Он увидел ее сидящей рядом с виконтессой Хоутон по другую сторону стола в некотором отдалении от себя. И в этот момент какой-то джентльмен подошел к ней сзади и тронул ее за плечо. Она обернулась взглянуть на него со своей обычной улыбкой, и… вдруг что-то произошло. Нет, она по-прежнему улыбалась, заговорила с ним, потом выслушала его и повернулась к Беатрис, очевидно, представляя ей этого джентльмена.
Что-то было не так. Натаниелю вспомнился момент, когда она внезапно прекратила танцевать, из-за чего он случайно наступил ей на ногу. Софи явно была в смятении, но потом все отрицала. Что-то определенно произошло. Может, она неожиданно увидела человека, который был ей почему-либо неприятен?
Натаниель не мог разглядеть мужчину, пока тот не повернулся в профиль, чтобы поклониться виконтессе Хоутон. Его лицо показалось Натаниелю знакомым, хотя он никак не мог вспомнить, кто это. А потом вдруг вспомнил – удивительно, как он мог его забыть? Мужчина был уже не в мундире, вероятно, поэтому выглядел совершенно иначе. Это же Пинтер, лейтенант Борис Пинтер! Всегда настороженный, стремившийся выслужиться перед командирами даже за счет своих товарищей-офицеров, под предлогом соблюдения дисциплины обращавшийся в высшей степени жестоко с низшими чинами. Пинтера мало кто любил, зато ненавидели очень многие. Он единственный из знакомых офицеров Натаниеля с нескрываемым удовольствием наблюдал порку солдат, а также не скрывал своей зависти к тем офицерам, которых повысили в ранге.
Как-то раз Уолтер Армитидж выступил против его продвижения по причине, которая осталась для всех тайной, и сумел отстоять свою точку зрения. Пинтер так и не дослужился до капитана. Очевидно, у него не было средств приобрести себе этот чин, хотя его отец был графом.
И этот самый Пинтер сейчас разговаривает с Софи, улыбается ей, и его представляют жене брата Уолтера! Натаниель нахмурился. И теперь только заметил, что было не так – улыбающееся лицо Софи было смертельно бледным. Встревоженный Натаниель хотел было подняться, но в этот момент появился Льюис Армитидж и загородил собой Софи. Он стал усаживаться напротив Сары.
– А, Льюис! – оживленно защебетала та. – Представляешь, сэр Натаниель рассказал мне невероятную историю про нападение французов, про охотничьих собак и про спящих полковников. Это просто ужас!
Молодой Армитидж усмехнулся:
– Надеюсь, сэр, вы не включили в свой рассказ кровавые подробности? Чего доброго, бедняжку Сару по ночам начнут мучить кошмары.
– Я бы никогда не простил себе подобной жестокости, – ответил Натаниель.
– Какой ты глупый, Льюис! – обиженно надула губки мисс Армитидж. – Сэр Натаниель просто развлекал меня. Но если говорить серьезно, я бы просто умерла от страха, если бы мне пришлось быть на войне, как тете Софи.
Слегка изменив положение, чтобы лучше видеть происходящее на другом конце стола, Натаниель с облегчением увидел, что на помощь Софи пришли Кен и Иден. Они стояли по обе стороны Пинтера, непринужденно улыбались и беседовали то с ним, то с ней. Вероятно, они тоже заметили ее смятение.
– Сэр, – слегка покраснев, сказал молодой Армитидж, – не могли бы вы оказать мне честь и после ужина представить меня той молодой леди в белом, которую вы сопровождаете… кажется, это ваша сестра? С вашего разрешения я хотел бы пригласить ее на танец.
Натаниель внимательно посмотрел на юношу. Ему двадцать один – двадцать два, не больше. Очень похож на сестру – такой же белокурый и стройный, но, кажется, более рассудительный – хотя ей не откажешь в определенном обаянии. Армитидж должен унаследовать титул виконта и его имение, может, и не очень богатое, но определенно солидное. Правда, он спрашивает не о разрешении жениться на Джорджине, а только о танце с ней, но все равно Натаниель чувствовал серьезную ответственность за вывод сестры в свет. Он не может допустить, чтобы она завела нежелательные знакомства.
– Я провожу мисс Армитидж после ужина к матери, – ответил Натаниель молодому человеку, – а потом с удовольствием познакомлю вас со своими родственницами.
– Благодарю вас, сэр.
Мойра вдруг встала из-за стола, подошла к Кеннету, затем они с Софи направились к выходу, взяв ее под руки. Они о чем-то разговаривали и смеялись. На освободившееся место рядом с виконтессой Хоутон опустился Иден и начал занимать ее разговором. С неопределенной улыбкой, блуждающей по тонким губам, Пинтер поглядывал по сторонам. На одно мгновение, перед тем как Льюис Армитидж пошевелился и снова скрыл его из виду, его взгляд встретился со взглядом Натаниеля.
Что ж, пусть знает, что хотя война закончилась, а Уолтер погиб, но Софи оставалась другом четверых офицеров, которые будут ее охранять и защищать от таких наглых субъектов, как Пинтер. Какое имеет значение, что Натаниель стал ее любовником – его друзья никогда об этом не узнают. И любому из них можно доверить ее безопасность.
Уж не Пинтера ли она заметила, когда вальсировала с ним? Но почему, лишь увидев его, она сбилась с такта и перестала танцевать, а потом все отрицала? Было бы понятнее, если бы она просто брезгливо поморщилась и сказала бы Натаниелю: "Никогда не догадаешься, кого я увидела!" Он сразу бы понял и разделил бы ее отвращение при виде этого скользкого типа – ведь они оба его прекрасно знали.
И почему она представила Пинтера виконтессе Хоутон, пусть даже тот попросил ее об этом! Достаточно было бы просто холодно кивнуть ему и отвернуться. Он понял бы значение такого приема и в будущем не решился бы ее побеспокоить.
Если бы беспокоился о своем благополучии.
А мисс Армитидж, с удивлением обнаружил Натаниель, в это время с малейшими подробностями описывала капор, который мама помогла ей выбрать сегодня утром. Это был самый очаровательный капор, который можно себе представить, и, безусловно, стоил немалых денег.
– Но папа может не согласиться с тобой, Сара, когда ему на стол положат счет за твой капор, – заметил Льюис, насмешливо усмехнувшись.
– Вот уж нет! – с достоинством возразила та. – Папа сказал, что не пожалеет никаких расходов, чтобы представить меня этой весной в самом выгодном свете.
Затем Натаниеля опять отвлекли: какой-то молодой человек дотронулся до плеча Льюиса Армитиджа и тихо заговорил с ним, но его можно было расслышать.
– Могу я рассчитывать, что ты представишь меня своей сестре, Армитидж?
Это был молодой виконт Перри, младший брат Кэтрин, тот самый, который увел Джорджину пить лимонад, когда начался вальс. Он и Армитидж были почти ровесниками и, очевидно, были знакомы. Армитидж представил друг другу сестру и виконта Перри, после чего тот занял место рядом с мисс Армитидж. Натаниель с любопытством отметил, что она смотрела на молодого человека с таким же восторгом, как недавно на него самого. Все-таки этой юной леди не откажешь в здравом смысле. Приехав в Лондон с целью найти себе мужа, она на первом же балу к каждому мужчине относилась как к возможному соискателю ее руки.