Аделаида провела тревожное утро, и наконец герцог приехал в специальной карете. Из нее вынули носилки. На них лежал тот молодой человек, которого Уильям послал в отель "Гриллон" приветствовать ее по приезде в Англию.
– Это Георг. С ним произошел несчастный случай, – прокричал Уильям и стал отдавать приказы: – Поднимайте осторожно. Он сломал ногу. Давайте! Вытащили? Осторожней, чтобы не было толчков.
Аделаида сказала:
– Я должна уложить его в постель… В нашу постель. В ней ему будет удобней.
Таким образом, майора Фицкларенса уложили в кровать, предназначавшуюся для прусского короля. Бледный и потрясенный, он сконфуженно смотрел на Аделаиду.
– Я управлял своей коляской, – сказал он, – когда лошадь испугалась и понесла.
– Ты скоро поправишься, – успокоила она. – Ты останешься здесь, и я буду за тобой ухаживать.
– Вы?! Но это невозможно.
– Что ты имеешь в виду? Я правильно тебя поняла? Не есть возможно? Моя мать часто болела, и я всегда ухаживала за ней.
Внезапно она почувствовала себя счастливой. Теперь она покажет Уильяму, что намерена стать не только хорошей женой, но и матерью для его детей. Правда, лежащему в постели молодому человеку примерно столько же лет, сколько ей, но это не имело никакого значения.
– Ты будешь ухаживать за ним?! – спросил Уильям.
– Почему это тебя удивляет? Я хорошая сиделка. Вот увидишь.
И они действительно увидели.
– Странный способ проводить медовый месяц, – сказал Уильям.
– Но не такой уж плохой, – ответила жена. Она начинала по-настоящему нравиться ему.
* * *
Это был действительно странный медовый месяц. Все говорили о том, насколько типично для герцога Кларенса привезти своего сына от Дороти Джордан к своей жене, чтобы она потратила свой медовый месяц на его выхаживание.
– Пусть говорят, – сказала Аделаида. – В конце концов, это наше дело.
Королева считала ситуацию нелепой и совершенно неприемлемой. Она выразила бы свой протест, но чувствовала себя слишком плохо. Теперь, когда все ее сыновья переженились, она сделала все, что могла, и остальное зависело уже от них. Признание этого факта, казалось, имело свои последствия для нее. Создавалось впечатление, что она постепенно выпускает жизнь из своих рук.
Она послала за Аделаидой с намерением уговорить ее изменить свое поведение, но когда невестка приехала, чувствовала себя так плохо, что просто приказала той сесть рядом с ней и рассказать о том, нравится ли ей Англия.
– Я слышала, что молодой Георг Фицкларенс находится у вас.
На беглом немецком Аделаида рассказала ей о том, что с ним произошел несчастный случай, и что теперь он поправляется. Герцог очень волновался за него, и это ее не удивило, потому что таким сыном, как Георг, мог бы гордиться любой.
– И ты довольна тем, что тратишь свой медовый месяц, ухаживая за ним?
– Вполне, – ответила Аделаида.
– Ты странная молодая женщина, – прямо заявила ей королева.
– Вы так считаете?
– Я считаю тебя… ну, скажем, необычной, – ответила королева, вспоминая то время, когда сама приехала в Англию. Согласилась бы она выхаживать сына своего мужа от другой женщины? В этом она не была уверена. Но она пришла к выводу о том, что в этой тихой молодой женщине заключена такая целеустремленность, которой можно восхищаться.
Вдруг она сказала:
– Я думаю, ты можешь сделать для Уильяма очень много.
Аделаида ждала, но королева больше ничего не сказала. Она задремала и лежала так неподвижно, что Аделаида подумала о том, что ей следует уйти. Они тихо поднялась, но королева открыла глаза и сказала:
– Не уходи. Посиди здесь. Ты меня успокаиваешь.
Так она и сидела, пока Шарлотта дремала, находясь в полусне, думая о прошлом, обо всех невзгодах и волнениях, которые доставляли ей и королю их дети.
У королевы тяжелая жизнь. Была бы она более счастливой, останься дома, в Мекленбург-Стрелице, и не выйдя замуж? Была бы эта молодая женщина счастливей, если бы не вышла замуж?
"Но я стала королевой Шарлоттой, – подумала больная. – Возможно, что со временем и она станет королевой Аделаидой. И если у нее будет ребенок, он может править Англией. Кто мы – любой из нас – как не звенья одной цепи?"
* * *
Через три недели Георг Фицкларенс и Аделаида стали лучшими друзьями, и у него не хватало слов, когда он восторгался своей мачехой. Уильям сидел и слушал, улыбаясь, как они беседуют по-немецки и как Аделаида пытается говорить по-английски. Его брак будет успешным, он был уверен в этом. Он уже забыл мисс Уайкхэм; она никогда не стала бы так ухаживать за Георгом, как это делала Аделаида.
Но они не могли оставаться в Англии. Ведь несмотря на дополнительные деньги, которые принес ему брак, его кредиторы давили на него, вынуждая уехать за границу. Кроме того, было решено, что он и Аделаида должны присоединиться к Кембриджам в Ганновере, где молодой Адольф занял пост генерал-губернатора.
Аделаида не жаждала совершить еще одно морское путешествие, но и не протестовала, и когда подошло время их отъезда, отправилась в Кью, чтобы проститься с королевой.
Она испытывала грусть во время поездки через Хаммерсмит, ведь предстояло в последний раз проститься со своей свекровью. Это было странное чувство, потому что, хотя королева проявила очень мало теплоты по отношению к ней, между ними что-то возникло – определенное взаимопонимание, какое, Аделаида инстинктивно знала это, у Шарлотты установилось с очень немногими людьми.
"Если бы мы прожили вместе долгое время, мы могли бы стать друзьями", – думала Аделаида.
Когда она приехала в Кью, королева приняла ее в своей спальне, где отдыхала. Аделаида увидела Шарлотту лежащей в постели, встала на колени и поцеловала ей руку.
– Садись, дитя мое, – сказала Шарлотта хрипло. – Значит, ты скоро уедешь в Ганновер. Мне жаль… но так лучше. Здесь Уильяма окружает его семья. Тебе лучше быть подальше. Там ты сможешь его узнать. – Она криво улыбнулась. – Ты поймешь, что он немного… смешной. Но, возможно, ты научишь его…
Аделаида ничего не сказала.
– Печально, – продолжала королева. – Печально… для принцесс. Я помню…
Но она не сказала, что помнит.
Аделаида думала, что никогда не забудет эти минуты – темная спальня, шторы задернуты, не пропуская солнце, раздражавшее королеву, и легкий запах болезни – и свою мысль: "Это моя последняя встреча с королевой".
– Ты ухаживала за этим мальчиком, – сказала вдруг королева.
Аделаида ответила:
– Герцог тревожился о нем. Ведь он его сын. Разве можно было отвергнуть его? Думаю, герцог доволен тем, что мы подружились.
– Десять детей, – сказала королева. – Незаконнорожденные актрисы! Скандал! Настоящий скандал!
– Возможно, что скандалов больше не будет. Я сделаю все, что смогу, чтобы скандалов больше не было.
– Горячо желаю тебе этого, – сказала королева. – Но Уильям всегда был смешон.
На какое-то время в комнате установилась тишина. Казалось, что королева забыла о своей посетительнице.
– Я утомляю вас, – сказала Аделаида после долгого молчания. – Но я пришла попрощаться перед отъездом. Я пойду.
Королева кивнула, не открывая глаз, и Аделаида поцеловала ее руку и на цыпочках пошла из комнаты.
Перед дверью она еще раз посмотрела кругом, и ее глаза остановились на маленькой скрючившейся фигурке на кровати.
"Я больше никогда ее не увижу", – еще раз подумала Аделаида, тихо закрывая за собой дверь.
Она стояла за дверью. Как же там тихо! Она верила, что Смерть уже была в той комнате, ожидая, когда она сможет шагнуть вперед и сказать: "Следуй за мной".
Она почувствовала непреодолимое желание еще раз попрощаться с королевой, тихо открыла дверь и остановилась на пороге.
Королева Шарлотта открыла глаза, и они посмотрели друг на друга.
– Ты… вернулась, – сказала королева.
– Чтобы попрощаться… еще раз.
– В последний раз, – сказала королева. Аделаида почувствовала слезы на своих щеках.
– Подойди ко мне, – сказала королева, и Аделаида подошла к постели и остановилась.
– Мое дорогое дитя, – сказала Шарлотта. – Да благословит тебя Бог.
– Да благословит Бог Ваше Величество, – прошептала Аделаида.
– Теперь иди, дитя, – сказала Шарлотта. – Я буду помнить, что ты вернулась. Я буду помнить, что ты плакала обо мне.
Аделаида вышла к карете, смущенная и вместе с тем оживленная, спрашивая себя о том, что произошло между ней и нелюбящей и нелюбимой королевой Англии.
* * *
На следующий день Аделаида и Уильям взошли на борт корабля "Ройял Соверен", но, несмотря на изысканную обстановку королевских кают, путешествие прошло неважно.
Герцог не хотел ехать в Ганновер. В молодости, когда его послали на флот, он достаточно поездил по миру, сказал Уильям Аделаиде. Теперь ему хотелось поселиться в Англии.
– Это мой дом, – заявил он, – и здесь моя семья. Он постоянно упоминал Фицкларенсов.
Аделаида попыталась рассказать ему о своей последней встрече с королевой, но он не слушал. Уильям больше любил говорить сам, чем слушать других.
– Моя мать? – говорил он. – О, боюсь, что это старая несносная женщина. Она хорошо поводила за нос короля, прежде чем его упрятали.
Поэтому бесполезно пытаться что-либо объяснить ему. Она поняла, что всегда найдутся такие вещи, которые невозможно будет обсуждать.
– А какой ожидается жизнь в Ганновере? – спрашивал он. – Кембридж генерал-губернатор, и ты займешь второе место после его Августы, так как у нас там не будет никакого официального положения. Как тебе это понравится, а? Причем Адольф на девять лет младше меня.
– Это не имеет никакого значения, – ответила Аделаида.
Замечание вызвало у него смех.
– Знаешь, ты самая покладистая женщина, какую я когда-либо встречал.
Казалось, разговор забавлял его.
– Я надеюсь, это не звучит как оскорбление, – сказала она покорно.
– Оскорбление? Скажи мне, какого мужа может оскорбить покорная и послушная маленькая жена?
Она улыбнулась вместе с ним. Он тогда не понял, что, хотя ее как будто не волнуют такие мелочи, как этот вопрос о более высоком положении в обществе, она полна решимости добиваться своих целей.
Но может случиться и так, что он этого не узнает никогда.
* * *
Новобрачные устроились в Фюрстен Хофе и сразу окунулись в светскую жизнь Гамбурга. Августа скоро поняла, что Аделаиду не волнует перспектива занять второе место после жены генерал-губернатора, и они стали близкими подругами.
Аделаида восхищалась тонкой вышивкой Августы, и они часто вместе сидели за работой. Жена генерал-губернатора любила выращивать цветы и создавать из них поистине художественные композиции. Это было еще одно хобби, которое она разделяла с невесткой, и две молодые женщины наслаждались компанией друг друга.
– Аделаида, – говорила Августа, – ты самая разумная женщина, какую я когда-либо встречала.
Они вместе смеялись над помпезностью церемоний, которые им обеим приходилось посещать; но больше всего любили говорить о будущих детях.
Августа могла шепнуть Аделаиде о своей уверенности в том, что беременна, чтобы потом разочароваться и сказать, что больше не обмолвится ни словом, пока не будет уверена твердо.
Постоянно за шитьем они молились о том, чтобы их мечты осуществились.
– Я пропою хвалу Богородице, – сказала Аделаида. Августа была несколько шокирована, однако Аделаида продолжала:
– Я буду чувствовать себя так, будто меня благословили.
– Когда-нибудь, – сказала Августа, – одна из нас придет к другой и расскажет о том, как ей здорово повезло. Интересно, кто из нас будет первой.
Первой повезло Августе. Она забеременела.
* * *
Но через несколько недель такую же волнующую новость принесла Аделаида. Это еще больше сблизило невесток. Они не могли говорить больше ни о чем, кроме своих будущих детей.
– Я молю, чтобы это был мальчик, – сказала Августа.
– А я буду молиться о здоровом ребенке, – ответила Аделаида. – Быть может, мужу больше понравился бы мальчик, но мне все равно. Я считаю, что величайшее счастье, которое может познать женщина, это родить ребенка. Уверена, что испытаю полное счастье, когда родится мой ребенок.
И Августа, глядя на подругу своими прекрасными глазами из-под тонко очерченных бровей, мягких и трепетных, согласилась с ней.
* * *
Когда регент прибыл в спальню во дворце Кью, королева Шарлотта сфокусировала на нем свои глаза.
– Дражайшая матушка! – Он опустился перед ней на колени.
– Георг!
Он поцеловал ее руку – старую, морщинистую, изуродованную ревматизмом.
– Я хочу поговорить с тобой, Георг.
– Я с удовольствием выслушаю вас.
– Георг, мы с тобой любили друг друга, ты и я. Он кивнул.
– С первой минуты, как тебя положили мне на руки, ты был для меня всем.
Он прикрыл рукой свои глаза.
– Я хочу, чтобы ты знал, что так было… всегда…
– Матушка, вы утомляете себя. Ничего не говорите. Она кивнула, не отнимая у него своей руки.
Это была трогательная сцена. Ей осталось недолго жить, и это печалило ее. Его отец, король, жил с затуманенным сознанием в изоляции от мира. Говорили, что он смотрит через окно своих апартаментов, ставших по существу его тюрьмой, и корчит гримасы каждому, кто смотрит в его сторону. Какая жалость! И этот человек когда-то господствовал в детских и немилосердно избивал его и его братьев, просивших пирожных к фруктам и мяса вместе с жиром. Он не умел управлять ни своей семьей, ни страной, а сейчас считают, что он сошел с ума. Но он продолжает жить, а королева приближается к смерти. Это похоже на иронию судьбы.
"Все мы стареем, – думал регент. – Скоро всем нам придет конец". Было время, когда он думал, что скоро умрет и уйдет первым. У Фреда слабое здоровье. У его герцогини тоже. А жена самого регента – принцесса Уэльская – продолжает вести скандальную жизнь на континенте, давая ему, он в этом уверен, все основания для развода. Однако никто, кажется, не в состоянии представить ему необходимые доказательства. Если бы только…
– Матушка, – начал он, но она не ответила. Регент посмотрел на нее и пробормотал:
– Королева мертва.
* * *
Королеву похоронили с большой помпой, и регент погрузился в глубокий траур. Он заперся в своих апартаментах в Карлтон-хаусе и предался горю.
Аделаида узнала о смерти королевы без всякого удивления и с большой печалью. Она хотела бы, чтобы королева прожила достаточно долго, чтобы услышать о беременности ее и Августы. Но грустить в ее положении было невозможно. Она мечтала о ребенке и знала, что больше всего хочет быть матерью. Именно поэтому Аделаида была готова принять детей Фицкларенсов и надеялась, что у них сложатся с ней самые близкие отношения.
Но собственный ребенок стал бы осуществлением всех ее желаний.
Они с Августой радостно подсчитали, что Августа родит первой – в конце марта, а Аделаида спустя несколько недель.
Уильям был в восторге. Он исполнил свой долг, и, как Аделаида, он любил детей.
– Подожди, вот родится наш сын, – кричал он, довольно потирая руки.
* * *
Фредерику, герцогиню Камберлендскую, весть о смерти королевы Шарлотты привела в смятение.
– Я хотела, чтобы моя дорогая тетушка знала, что я одарила ее внуком или внучкой. Подумать только, она умерла до того, как я успела доставить ей такое удовольствие.
– Она сделала бы все возможное, чтобы не признать этого ребенка.
– Она никогда не смогла бы этого сделать. Он будет ее внуком или внучкой и в свою очередь станет претендовать на английский престол.
– А как же Аделаида?
Тень набежала на лицо Фредерики.
– Пока дети не родились, ничего определенного сказать нельзя. Аделаида еще не доказала, что может рожать здоровых детей. Насколько я слышала, она несколько болезненная женщина.
– А мадам Кент?
– Ах! Это реальная угроза. У нее уже есть двое своих детей. Пышная и полна жизненных сил. Именно тот тип, какой рожает своих детей, как цыганка, прямо на обочине дороги.
– Сомневаюсь, чтобы они отнеслись к рождению ребенка с такой небрежностью.
– Не сомневаюсь, что не отнесутся. Они очень уверены в себе. Кент распространяет слухи о том, что было какое-то пророчество. О Эрнест, у меня есть одна жалоба на тебя. Ты – пятый сын у твоего отца, и двое из них сейчас участвуют в гонке против тебя.
– Однажды ты сказала, что препятствия усиливают возбуждение.
– Теперь я в этом не так уверена. На нашем пути их слишком много.
– Каролина становится очень известной на континенте.
– С этим своим Пергами. Интересно.
– Всему миру интересно.
– Не забывай – только если будет доказано. Тогда регент может обойти нас всех. Что, если она зашла слишком далеко?
– Так оно и есть.
– А что, если измена будет доказана? Что, если он женится?
– Слишком много "если", драгоценная моя. Нет, нам следует опасаться только ребенка Кента.