– Ты когда-нибудь задумывался, отчего ревнует твоя жена? Если я не ошибаюсь, она гораздо ревнивее Алии.
Знакомое раздражающее чувство вины вновь захлестнуло Аарона. И опять причиной этого была его жена.
– Я не могу объяснить это, но с тех пор как у себя на родине мы были детьми, она преследовала меня. Она окрутила моего отца, и он дал ей обет, что я женюсь на ней. – Аарон печально улыбнулся Гуаканагари. – И сейчас в первый раз я признаю, что она говорила мне правду. У нее было кольцо моего отца, но я отрицал значение этого. Я даже тогда думал, что он это сделал, но мне было слишком горько, я был горд, чтобы признать но, и слишком преисполнен ненависти к ее отцу. Но теперь все это кончено. Бернардо Вальдес мертв, а род Торресов отомщен… Магдалена одна за тысячи миль от дома, замужем за человеком, который не по-доброму относится к ней.
Она преследовала тебя столько времени, поехала за тобой так далеко. Разве это не означаем, что она любит тебя? – предположил Гуаканагари.
– Да, думаю, это так, – признался Аарон. Возможно, ее семья, прошлое, целый мир, что остался позади, больше не имеют значения.
– А ты любишь ее?
Эти слова, казалось, повисли между ними, и джунгли вдруг зашумели с новой силой. Попугаи хрипло кричали, маленькие животные легко шуршали под густой листвой, низкий рокот речного потока, сбегавшего с горы, казалось, взывал к нему: "А ты любишь ее?"
Наконец Аарон заговорил:
Она околдовала меня, словно какая-нибудь ваша богиня земи. Я вожделею к ней, я оживаю с ней рядом, и не важно, занимаемся ли мы любовью или спорим… Это любовь, Гуаканагари?
Молодой касик недоуменно пожал плечами:
– Наверное, да, для людей с небес. Я не знаю, потому что у вас другие, чем у нас, обычаи. То, что для нас просто, для вас составляет трудности. Мы сажаем достаточно растений, чтобы питаться. Вы должны хранить их в больших деревянных посудинах. Мы деремся только тогда, если кто-нибудь оскорбит честь моей семьи. Вы бьетесь за золото и землю. Каждая таинская семья молится своим семейным земи, и они благословляют ее. В то же время никто не заставляет их молиться. У вас есть много богов, и, похоже, всеони злятся друг на друга, каждый требует, чтобы вы поклонялись только ему, и не разрешают белым людям молиться своим богам. – Он остановился и подал знак идущим позади них воинам, чтобы те присели отдохнуть. Потом подошел к берегу реки, которая пробивала себе путь недалеко от их тропы.
Аарон пошел за ним, и они сели подальше от остальных.
– Ты прав. Временами мы и в самом деле слишком усложняем жизнь. Может быть, поэтому я с таким удовольствием изучал ваши обычаи.
– И все же ты остаешься белым человеком. Твое сердце не принадлежит нам, – мягко сказал Гуаканагари.
– По правде говоря, мое сердце не принадлежит и белым людям, которые находятся здесь, – ответил Аарон. – Я нигде – ни здесь, ни в Изабелле, и уж конечно не на той земле, где родился. Мой дядя и то, что осталось от моей семьи, – в холодной дальней стране. Во Франции я тоже не буду жить.
– А ты будешь жить с твоей женой? Разве Магдалена не может создать для тебя семейный очаг.
Аарон вспомнил, как все было – ив деревне Гуаканагари, и в Изабелле, когда он вошел в свое простое жилище и увидел ее каштановую голову, склонившуюся над простыми домашними делами, или как она раскрывала навстречу ему объятия и он нес ее к кровати по ночам – ночам? наполненным страстью и любовью. Вдруг он почувствовал, что ему необходимо увидеть ее лицо. Любил ли он Магдалену?
Гуаканагари некоторое время всматривался в выражение лица Аарона, а потом сказал:
– Я обещал ей, что не буду говорить об этом… Но сейчас я готов употребить мое королевское право переменить решение, ибо вы мне напоминаете двух детей, блуждающих в потемках. Может быть, мой факел слишком мал, чтобы осветить ваш путь навстречу друг другу. Перед тем как Магдалена уехала из нашей деревни с тобой, она приходила ко мне, очень рано утром…
Когда Гуаканагари закончил рассказ о коричневой бархатной накидке и отчаянной попытке Магдалены завоевать для Аарона Наваро, он взглянул на своего друга.
Мягкая задумчивая улыбка коснулась губ Аарона.
– Значит, вот что на самом деле произошло с ее лучшим платьем. Она будет любить Наваро как своего собственного ребенка. Теперь я знаю это. Так же как и я. Моя жена многому научилась от таинцев. Мы оба благодарны вам.
Хорошо, – ворчливо ответил Гуаканагари, поднимаясь и подавай знак свите, чтобы они следовали за ним. – Тогда давай поторопимся, чтобы ты поскорее вернулся к своей жене и рассказал ей, каким большим дураком ты был.
ГЛАВА 21
Всю долгую дорогу в Изабеллу у Аарона было много времени подумать о том что он скажет Магдалене. Уважая таинцев, он оставил свою лошадь с Колонами, которые должны были возвратить ее в поселение. Он бежал по длинным извивающимся тропинкам, что теперь были ему так хорошо знакомы, и обозревал все великолепие этого райского уголка, которое зачастую невозможно было заметить, проезжая на лошади. Теплый, плодородный запах политой дождем земли, покрытой роскошными изумрудно-зелеными растениями, сверкающее оперенье птиц, блеск цветов – все это питало его чувства новым восторженным изумлением.
Магдалена оцепила красоту Эспаньолы. Она не жаловалась на жару и насекомых, не хныкала из-за того, что ей пришлось жить в ритме острова. Сам выносливый, уверенный в себе и сильный, как любой гонец-таинец, Аарон убедился, что Магдалена так же хорошо адаптировалась к местному климату, как и он. Он не раз видел, как она присаживалась перед малиновьгми цветами и, замирая от восторга, вдыхала их аромат и перебирала нежные лепестки с детским благоговением. Он улыбнулся, вспомнив, как она мужественно проглотила таинский деликатес – рыбьи глаза. И даже религиозные обряды таинцев были для нее значимы.
"Я всегда презирал ее за грехи родителей, даже когда она была невинным ребенком в топях Андалусии".
В Магдалене были врожденные добрые качества, которые превосходили позор Бернардо и Эстреллы Вальдес. На нее не повлияло то, какой распущенностью они окружили се дома и при дворе. Бенджамин сразу же почувствовал это, а ведь его отец был весьма проницателен в оценке людей.
"Каким же я был дураком! – думал Аарон. За многими ли мужчинами потянулись женщины через океан?" И все это из-за любви, которую она с детства испытывала к нему. Конечно, это было любовью, потому что она знала, что у него ничего нет, кроме меча и лошади; это все, что осталось после того, как было конфисковано имущество его семьи. Она могла бы выйти замуж за герцога или графа, а может, принять распутные ласки короля этого ублюдка Трастамары. Ведь пользовалась же ими ее мать!
Он рассуждал, что се рассказ о бегстве в Изабеллу, вызванном угрозой заточения в монастырь, был не таким уж бессмысленным, если бы он поверил, что она дала отпор старому развратному королю. Фердинанд всегда с бездумной развязностью обращался с теми, кто отвергал его. Подозрительная королева должна быть слепой, чтобы не почувствовать ранимости Магдалены и ощутить тот эффект, который она оказала на ее распутного супруга. Он вспомнил, как мучил Магдалену, упрекая ее в том, что она была любовницей короля, и ужаснулся собственной жестокости и слепоте. Кто бы ни был ее любовником или любовниками до того, как он соблазнил ее в своей постели в Севилье, их нельзя сравнить с количеством обожателей Эстреллы Вальдес. Но как бы то ни было, все это у них позади и сейчас не имело значения.
Поклявшись, что он начнет с женой новую жизнь, Аарон остановился у окраины поселения и посмотрел на мерзость запустения. Барюломе пытался убедить брата перевести колонию в более подходящее место, и Кристобаль согласился. Вдоль южного побережья Эспаньолы он нашел более удобные заливы, куда они могли бы переместиться. Нынешнее место было неприспособленным, река слишком далеко, земля чересчур камениста, а залив слишком далеко отсюда, чтобы позволить ему перерасти в настоящий портовый город. Конечно, если Колоны не получат королевской поддержки и подходящих поселенцев, которые будут согласны подчиняться закону и работать, чтобы благоустроить остров, тогда не поможет никакое место.
Я заберу отсюда Магдалену, прежде чем она станет жертвой лихорадки или гибельной болезни, ухаживая за этими вздорными людьми. Мы будем строить свою жизнь.
Улыбаясь, он подумал о рыжеволосой девушке, которая неслась на лошади по топям в предместьях Севильи, вся нотная, разгоряченная, а толстая коса летела за ней, как конский хвост. Что-то смягчилось у него внутри: оп вспомнил коротенькую реплику Магдалены, когда она здесь, на Эспаньоле, ехала верхом на прекрасной лошади, которую дал ей отец.
Когда Аарон подошел к их дому, его удивила странная тишина. Навстречу ему выбежал Аналу, вид у него был испуганный. Он упал на колени у ног Аарона. Грудь белого человека сжалась от дурного предчувствия.
– Где моя жена?
– Она ушла, Я не знаю куда. На вторую ночь, когда вы и губернатор уехали, она не вернулась из госпиталя. Я пошел разыскивать ее, и врач сказал мне, что она ушла как обычно.
– Но это было неделю назад! – Лицо Аарона побелело от страха. Он поставил слугу на ноги. – Ты ходил к брату губернатора дону Диего?
– Да, но он три дня отказывался меня принять. Потом, когда я окликнул его на улице, он сказал мне, что ничего не знает о госпоже. Аналу замялся, чувствуя, как стальные пальцы Аарона вонзаются в его руку. – Госпожа была очень печальна на его проводах. Несколько кораблей уплыли, пока вас не было, один – на второй же день… Я искал ее повсюду, даже отправил гонца к людям Гуаканагари. Она исчезла.
"Корабль, который уплыл в тот день. Она ведь не уехала, не бросила меня?.." Ему явственно вспомнились его холодные речи, исполненные презрения, как отвергал ее, предлагал вернуться во дворец, все это лавиной нахлынуло теперь на него. Он оставил се с чувством вины за злобное решение Алии не отдавать ему Наваро. "Почему она не говорила, что пыталась вернуть мне сына?" Почувствовав приступ тошноты, который волной захлестнул его, Аарон протиснулся мимо расстроенного слуги и вошел в дом.
Глаза его быстро оглядели прибранную комнату. Может, она оставила записку? Наверняка она должна была взять с собой свои вещи – она оберегала, как сокровище, книги, полученные от Бенджамина. Но похоже, что ничего не пропало. Как безумец, он стал выбрасывать ее одежду из сундука на пол. Все ее платья, накидки, даже книги и шкатулка с драгоценностями – все было на месте. Чем она должна была заплатить за проезд на корабле? Что должна была надеть?
Вдруг его пальцы наткнулись на свернутый пергамент, спрятанный на дне второго сундука, того, что был поменьше, в котором она хранила книги, чтобы сберечь их от плесени в этом влажном климате джунглей.
Он вытащил его, и его охватило странное предчувствие, ибо он узнал печать: такой печатью его отец пользовался, когда составлял медицинские документы. Дрожа, он развернул его, мгновенно узнав сильный размашистый почерк Бенджамина. Глаза его бегали по странице, а он читал клинические подробности, точно описывающие то, как его жена потеряла девственность. Голова у него закружилась: прошел едва ли месяц с тех пор, как он соблазнил ту ранимую, невинную девушку, которая в слезах покинула его комнату, после того как стала женщиной. А он, равнодушный дурак, был ее первым мужчиной! Единственным, кто когда-либо касался ее! И вот теперь она ушла.
– Магдалена! О Магдалена, жена моя, что я сделал с тобой? Я заставил тебя бежать!
Он сел на пол, спрятав лицо в ладонях, державших пергамент.
– Что ты будешь делать? Может, сейчас, когда вернулся губернатор, он поговорит со своим младшим братом…
Голос Аналу прорезал забытье Аарона. Быстро поднявшись, Аарон аккуратно свернул пергамент и тщательно спрятал его в сундук Магдалены.
– Приведи здесь все в порядок. А я пойду к губернатору и посмотрю, что мы сможем разузнать, – приказал он по-таински. Потом он схватил пару рейтуз, просторную рубашку и башмаки для верховой езды. Сбросив с себя набедренную повязку, которую он носил, пока пробирался с индейцами по джунглям, он быстро оделся. Его вооружение и меч должны ждать его во дворце, а лошадь стоит в конюшне, и за ней следят так же, как и за другими лошадьми Колона.
– Когда вернулись солдаты? – спросил он Аналу.
– Последний пришел вчера ночью. У них было много пленных, которых отправят через океан и продадут в рабство… или они там умрут. – В голосе таинца звучала давнишняя безысходность.
Аарон кивнул и отправился поговорить с Кристобалем. Диего Колон должен лучше знать, куда делась Магдалена!
Когда он добрался до дворца и получил назад свой меч, ему сообщили, что все собрались на берегу, наблюдая, как снаряжают домой каравеллы, нагруженные рабами и товарами. Аарону было тошно от одной только сцены, которой он пытался избежать, и в то же время, отчаявшись услышать хоть Слово о Магдалене, он прошел небольшое расстояние к заливу, где собралась большая толпа.
Везде царил хаос, и солдаты верхом на лошадях размахивали мечами над спинами закованных в цепи индейцев, многие из которых были ранены и спотыкались. Их приводило в ужас близкое соседство с лошадьми. Они взбирались на борт шлюпок, стремясь уйти подальше от толпы ругающихся белых всадников. Хойеда носился на лошади туда-сюда и отдавал приказы людям, которые грузили в шлюпки рабов.
Аарон высматривал в толпе высокую фигуру Кристобаля. Губернатор, надломленный и измученный болезнью, стоял неподалеку от небольшого холма, а рядом с ним Бартоломе и Диего. Как только Аарон приблизился к ним, Хойеда развернул лошадь и, расчищая себе дорогу сквозь толпу, подъехал к ним. Свесившись с лошади, он хвастливо обратился к Торресу. На лице его расплылась злорадная улыбка.
– Вы видели, как великий Каонабо взошел на шлюпку? Я говорил вам, что поплыву с ним, закованным в цепи!
– Плывите к черту, мне все равно, Алонсо. – Он повернулся к Кристобалю. – Магдалена пропала! Мой слуга сказал, что она не вернулась из госпиталя в тот вечер, когда мы отправились в бегу. – Он посмотрел на Диего Колона, который слегка смутился и отступил назад. – Вы знаете, что с ней случилось? – Аарон угрожающе приблизился к младшему брату.
Кристобаль решительно положил руку на грудь Аарону, чтобы остановить его. Бартоломе, прищурившись, смотрел на Диего.
– Похоже, у тебя с госпожой был разговор. Что она сказала? Говори, мужчина ты или нет! Диего в сомнении покачал головой:
– В тот день, когда вы уехали, у нас был обед. На нем присутствовали дон Лоренцо, несколько членов совета и донья Магдалена. На следующее утро она пришла ко мне с безумным рассказом: обвиняла Лоренцо Гусмана, племянника герцога Медины-Сидонии, в государственной измене. Разумеется, я не мог поверить этому, – оправдывающимся тоном добавил он, при этом следя за Аароном, который подошел ближе к братьям.
– А где сейчас этот великий Лоренцо? – еле сдерживаясь, спросил Аарон, взявшись за рукоятку меча.
– Я… не знаю. Думаю, он и его приятель Гуэрра поехали искать золото, – неловко завершил фразу Диего.
Что говорила Магдалена об измене? Объясни все до мельчайших подробностей. Дама жила при дворе. Она понимала, когда дело доходило до политических интриг, – сказал Бартоломе. Сейчас он выглядел так же зловеще, как и Аарон.
Диего вздохнул и поведал историю Магдалены. Он взмок от пота, пока добрался до конца, и здорово перепугался.
– Вы, наверное, не думаете, что…
Лоренцо Гусман увез ее? – вмешался Алонсо Хойеда.
– Именно так. Он был изгнан своим дядей за какие-то корыстные махинации со святой палатой. Если госпожа это обнаружила, то они наверняка заставят ее замолчать, прежде чем вернутся ее защитники.
Сердце Аарона превратилось в лед и перестало биться.
– Откуда вы знаете что-либо о моем бывшем шурине? – Он встал между кастильцем и его лошадью.
– Мы некоторое время встречались при дворе, – спокойно ответил Хойеда. – Лоренцо – желчный человек. Как-то ночью, едва приехав сюда, он напился допьяна и выложил всю свою поганую подноготную. Тогда этот льстивый придворный шакал рассказал мне все.
– У вас есть хоть какие-нибудь соображения, куда он мог бежать, если боится разоблачения? – леденящим душу голосом спросил Аарон. У пего чесались руки схватить эту тонкую жилистую шею и сдавить ее!
– Я упоминал о вашем друге, – поддразнивающе сказал Хойеда. – О Ролдане. Я даже рассказал Гусману, как этот негодяй устроил собственные владения в Ксарагуа. Наверное, он поехал к Ролдану и забрал вашу жену с собой.
– Но это значит пересечь весь остров! Несколько дней тяжелого труда. Зачем ему так рисковать… Корабли! – Бартоломе сам ответил на свой вопрос.
– Две каравеллы, они во флоте Ролдана, пришвартованы в водах полуострова, – сказал Аарон. – Да, на это он и надеется, поскольку ему не удалось выбраться с Эспаньолы в Изабелле. – Он повернулся к съежившемуся бледному Диего Колону и быстро сказал: – Я обязан жизнью Кристобалю, а Магдалена – Бартоломе. Только поэтому я не убью тебя! Но молись, дон Диего, усердно молись, чтобы моя жена была жива и невредима, когда я доберусь до Ролдана.
В знойном воздухе повисла угроза. Аарон повернулся и, схватив удивленного Алонсо Хойеду за кожаный нагрудник, приподнял его над землей.
– Ты тоже в этом замешан. Я знаю, что Лоренцо Гусман не будет действовать вслепую. Ему был нужен кто-то, кто подсказал бы, как беспрепятственно пробраться к Франсиско. Ты такой же изменник, как Гусман. – Он оттолкнул Хойеду к крепкому, мускулистому Бартоломе, который легко удержал коротышку.
– Я прослежу, чтобы дон Алонсо не отплыл с этим приливом и ни с одним другим, пока ты не вернешься с Магдаленой, – мрачно сказал Бартоломе.
– А ты можешь быть уверен, что твой старый товарищ Ролдан не убьет тебя, если бы станешь злоупотреблять в Ксарагуа? – спросил Кристобаль Аарона. – Возьми несколько солдат, которых поведешь с собой в бой.
– Нет, я быстрее проберусь к касику, если возьму несколько таинцев, которые знают Ролдана. – Аарон увидел, как на лице Кристобаля отразились боль и беспомощность. – Мы все наделали много ошибок, мой друг. Я навредил моей жене и сейчас должен искупить свою вину или умереть, стараясь сделать это. Вы должны восстановить порядок и обеспечить правосудие таинцам.
Алия с еле прикрытой ненавистью смотрела на свою соперницу. Она ничего не предприняла, чтобы стереть с лица злорадное выражение. Приподнявшись одним гибким чувственным движением, она с презрением уставилась на Магдалену.
– Тебе все так же приходится кутать свое тощее тело, чтобы скрыть свое уродство. – Она погладила свои большие груди с откровенным сладострастным бесстыдством и перевела взгляд с Магдалены на Ролдана, который с явным интересом смотрел на их схватку.
Он рассмеялся, глядя на томную обнаженную таинку, нарушавшую обычай, который предписывал замужним женщинам носить юбки.
– Наверное, мужчина предпочитает немного таинственности, чтобы возбуждать свое воображение, когда смотрит на женское тело, Алия, – произнес Ролдан, плотоядно обводя взглядом округлые формы Магдалены, искусно задрапированные в простую хлопковую ткань. – И несмотря на то что у тебя прекрасные данные, – добавил он, бросив мимолетный взгляд на золотистую обнаженную женщину, стоявшую напротив него, – я нахожу интригующим еще раз поиграть в старые придворные игры.