- Опоздала, - ответили Марцелла и Корнелия в один голос. Диана опоздала как всегда. Бык уже испустил дух на алтаре, Лоллия извелась, стоя на одном месте, забеспокоилась, однако жрец возился с окровавленным ножом, благословляя жертву, дарованную богине брака, так что Диана незамеченной проскользнула в храм и встала позади сестер.
- Я была на самых лучших бегах в одном из маленьких цирков! Четыре арабских жеребца и грек-возница, выступавшие за "белых", победили Беллерафона и его "зеленых"! Что ты так переживаешь, Корнелия? Лоллии все равно, опоздала я или нет. Ты можешь себе представить, что "белые" победили "зеленых"? Они поклялись, что не дадут греку повторить свой триумф в Большом цирке, но я думаю, что он может легко это сделать. Хорошие руки, прекрасное чувство времени. Он восемь месяцев ездил за "белых", так что откуда у него взяться победам. Сомневаюсь, что великий Гелиос благоволит тем, кто ездит на драных мулах, которых "белые" называют лошадьми. Марцелла, почему ты закатываешь глаза, глядя на меня?
- Я всегда закатываю глаза, глядя на тебя.
Свадебная церемония в храме закончилась. Жрец закончил читать молитву, и сенатор Виний предложил Лоллии руку. Марцелла и ее сестра последовали за остальными гостями. Те уже образовали процессию, которая медленно потянулась в направлении дома, принадлежавшего деду Лоллии. Впрочем, гости шагали довольно энергично, явно предвкушая кулинарные изыски свадебного пиршества. Новый муж Лоллии о чем-то увлеченно беседовал с каким-то претором, и Лоллия, воспользовавшись моментом, поманила пальцем двоюродных сестер, чтобы те подошли к ней.
- Составьте мне компанию! О, боги, какая же это была скучная свадьба! Интересно, дело во мне самой, или с каждым разом мои свадьбы и вправду становятся все скучнее и скучнее?
- Это брак, Лоллия, - вздохнула Корнелия, - и будь он даже третьим по счету, постарайся быть серьезной.
- А, по-моему, это не столько брак, сколько договор о сдаче невесты в наем. - Лоллия понизила голос, чтобы ее не услышал новый муж. - Сенатор Виний получает меня и мое приданое в личное пользование на срок, не превышающий срок его полезности для моего дела.
- Что ж, вполне справедливое рассуждение, - согласилась Марцелла.
- Извини за опоздание, - вступила в разговор Диана, беря Лоллию под руку. На шее у нее висело с полдесятка медальонов, которые вручаются лучшим возничим колесниц. На носу девушки отчетливо виднелись веснушки, отчего казалось, будто он присыпан золотой пыльцой. Ее красное шелковое платье было завязано так небрежно, что казалось, еще одно мгновение, и оно соскользнет с ее плеч. Присутствовавшие на свадебной церемонии мужчины, вероятно, надеялись, что оно все-таки соскользнет. - Я только что видела самые лучшие в мире бега.
- Прошу тебя, не начинай снова! - простонала Марцелла. - Своими рассказами ты нагоняешь тоску даже больше, чем весь сенат вместе взятый!
Впрочем, красота Дианы была способна искупить даже самые скучные разговоры. Корнелии Кварте, самой молодой из четырех сестер, было шестнадцать, и она несомненно была самой красивой из них: золотоволосая, с прекрасной матовой кожей и небесно-голубыми глазами, она тотчас привлекала к себе мужские взгляды. Однако Диана проявляла полное равнодушие к поклонникам, днями толпившимся у порога ее дома. Единственное, что вызывало блеск в ее глазах, были лошади и колесницы, летящие на полном скаку по беговой дорожке Большого цирка. Все остальное на свете, включая и поклонников, по ее мнению, могло отправляться в Гадес. Кстати, своим прозвищем - Диана - она была обязана поклонникам. И надо сказать, те были совершенно правы, ибо Корнелия Кварта таковой и была, - охотница-девственница, с презрением отвергающая мужчин.
- Я обожаю Диану, - любила повторять Лоллия. - Но я не понимаю ее. Будь я так же красива, как она, кем бы я точно не была, так это девственницей!
Марцелла тоже завидовала Диане, но отнюдь не по причине красоты кузины или многочисленных ее поклонников.
- Диана, твои волосы, - укоризненно проворчала Корнелия. - Они похожи на воронье гнездо. И еще, неужели ты не могла выбрать наряд другого цвета, кроме красного? Ты же знаешь, что на свадьбе в красном должна быть только невеста. Голубое платье прекрасно подчеркнуло бы цвет твоих глаз.
- Ничего голубого! - ощетинилась Диана. - Я ни за что на свете не надену на себя голубое платье, будь оно хоть трижды шелковым, особенно после того, как колесничий "синих" столкнулся с нами во время Луперкалий.
В Большом цирке существовало четыре фракции любителей скачек - "красные", "синие", "зеленые" и "белые". Сердце самой юной из четырех Корнелий было навсегда отдано "красным". Она ходила в цирк через день и по праздникам, когда там устраивались скачки, и, как какая-нибудь плебейка, не стесняясь крепкий выражений, выкрикивала проклятия в адрес соперников. По идее, этого ей никак нельзя было дозволять, но отец Дианы был еще одной "диковинной птицей" в роду Корнелиев, смотрел на причуды дочери сквозь пальцы, позволяя делать все, что той заблагорассудится.
Этой дурочке так везет в жизни, сокрушенно подумала Марцелла, а она этого даже не понимает!
- Наслаждайся скачками, пока тебе это интересно, моя дорогая, - говорила Диане Лоллия. - Гальба не одобряет лошадиных бегов, называет их "неразумной тратой денег". Вот увидишь, праздники и гонки колесниц точно окажутся первыми в списке урезаний бюджета…
- Где ты это слышала? - навострила уши Марцелла, не обращая внимания на вырвавшийся у Дианы стон. - Обычно я узнаю новости первой.
- Несколько месяцев назад, когда Гальбу провозгласили императором, у меня был свой страж-преторианец, - объяснила Лоллия, набрасывая на голову фату. - Ну, как, я готова к пиру?
- Во всех отношениях кроме благочестия, - отозвалась Корнелия, окидывая Лоллию оценивающим взглядом, когда они вместе зашагали в направлении атрия. Марцелла рассмеялась. Рабы бросились вперед, чтобы надеть на головы Лоллии и ее лысого мужа свадебные венки. Гости дружной толпой устремились к пиршественному столу.
Корнелия
Когда свадебный пир был в самом разгаре, Корнелия не удержалась от вздоха. Дед Лоллии, до безумия обожавший свою внучку, закатил свой обычный спектакль: на серебряных пиршественных ложах были навалены обтянутые индийским шелком подушки; сидевшие в нишах музыканты пощипывали струны лютни; колонны огромного, облицованного голубым мрамором триклиния, из окон которого открывался вид на Палатинский холм, увиты редкими для этого времени года цветами. Возле каждого гостя стояло по золотоволосому рабу в серебристом одеянии. Слуги постоянно сновали туда-сюда с бесчисленными переменами экзотических блюд. Гостей потчевали редкими кулинарными изысками: выменем свиньи, фаршированным сваренными всмятку яйцами, мясом фламинго, тушенным с финиками, жареным кабаном, фаршированным жареным бараном, в свою очередь, начиненным курятиной…
К чему такая пышность? Такая расточительность? - недоумевала Корнелия, мелкими глотками потягивая вино - ароматное, старое, очень дорогое, с изысканным вкусом, как и все в этом доме. На свадьбу было потрачено столько денег, сколько вполне хватило бы на домашние расходы на целый год. Что тут говорить, дед Лоллии был вольноотпущенник, бывший раб, которому посчастливилось разбогатеть и жениться на девушке из древнего патрицианского рода. Какой бы высокий вкус он ни проявлял, рабское прошлое все равно давало о себе знать. По сравнению с этой свадьбой, свадьба самой Корнелии была более чем скромной. Ее отец ни за что бы не пошел на такие расходы, зато ей в отличие от Лоллии удалось счастливо прожить в браке с любимым мужем целых восемь лет.
Между подачей блюд выступали те, кому надлежало развлекать гостей: танцоры в тонких полупрозрачных одеждах, чтецы-декламаторы, желавшие в своих гимнах счастья новобрачным, жонглеры с позолоченными шарами. Оратор в греческом одеянии уже приготовился произнести цветистую речь, когда нежные звуки арф потонули в реве труб. Корнелия подняла голову: в триклиний маршем входил грозный строй солдат в красно-золотых одеждах. Преторианцы, личная гвардия императора, телохранители Великого понтифика и властителя мира. По триклинию пролетел шепот:
- Император!
В триклиний вошла сгорбленная фигура в императорском пурпуре. Все присутствующие до единого, включая новобрачных, поспешили встать со своих мест.
- Так это он? - прежде чем склонить голову в поклоне вместе с остальными гостями, Марцелла успела бросить пристальный взгляд на императора Гальбу. - Отлично. Я впервые вижу его так близко.
- Тише! - цыкнула на нее Корнелия. Сама она до этого несколько раз видела императора, в конце концов он приходился дальним родственником ее мужу. Гальба - семидесяти лет от роду, с крючковатым носом и морщинистой, как у черепахи, шеей - был однако еще довольно подвижен. Назначенный сенатом после того, как Нерон свел счеты с жизнью, он пребывал в звании императора пять месяцев. Гальба неодобрительно посмотрел на цветочные гирлянды, серебряные блюда и графины с вином. Его губы тотчас неприязненно поджались. Его личные скромные запросы не были ни для кого секретом.
- Правильнее было бы назвать его скрягой, - ворчала Марцелла каждый раз, когда сенат принимал очередной указ об экономии денежных средств.
Гальба скрипучим голосом приветствовал присутствующих и жестом повелел гостям занять прежние места. Корнелия расправила плечи и отважно зашагала сквозь толпу к единственной фигуре, которая была ей дороже всего на свете.
- Пизон!
- Моя дорогая! - с улыбкой ответил ей Луций Кальпурний Пизон Лициниан, ее муж, в браке с которым она счастливо прожила целых восемь лет. Пизон взял ее в жены, когда ей исполнилось шестнадцать, и с тех пор ей не нужен был никакой другой мужчина. - Ты сегодня хороша как никогда.
- Он что-то сказал? - понизив голос, спросила Пизона Корнелия, когда Гальба пролаял какие-то приказы преторианцам и группе танцоров в полупрозрачных одеждах. - Император что-то сказал?
- Пока нет.
- Вот увидишь, это произойдет совсем скоро.
Ни Пизон, ни Корнелия не стали ничего уточнять, так как поняли друг друга с полуслова. И без того было ясно, что имелось в виду: день, когда Гальба назовет тебя наследником.
Кого же еще может выбрать император? Семидесятилетнему Гальбе нужен наследник, причем как можно скорее, а кто лучше подходит на эту роль, чем серьезный и благородный молодой родственник? Кто как не Луций Кальпурний Пизон Лициниан с его приятной наружностью, прекрасной родословной и безупречным послужным списком деяний на благо и процветание империи? Не удивительно, что все дружно прочили его в наследники императора.
И конечно же никто другой в Риме не смог бы стать таким красивым императором, как он. Корнелия полным восхищения взглядом посмотрела на мужа. Высокий. Стройный. Решительные и строгие черты лица светлеют, когда он улыбается. Его глаза всегда открыто и смело смотрели на окружающий мир даже тогда, когда другие пытались отвести взгляд в сторону. Император Нерон однажды высказал недоверие этому открытому взгляду: пригрозил отправить ее мужа на Капри или даже на Пандетерию, откуда мало кто возвращался живым. Однако Пизон никогда не отводил глаз, и у Нерона появился новый источник страхов.
- Ты сегодня на редкость серьезна, - улыбнулся Пизон.
Корнелия протянула руку, чтобы пригладить на голове мужа непокорный локон темных волос.
- Я просто вспоминаю день нашей свадьбы.
- Неужели это было такое серьезное дело? - шутливо спросил он.
- Во всяком случае, лично для меня, да. - Корнелия кивком указала на Лоллию. Ее кузина, лежа за пиршественным столом, заливалась смехом и совершенно не обращала внимания на своего нового супруга. - Пизон, позволь мне представить тебя нашему новому преторианскому префекту. Обязательно поинтересуйся у него, как поживает его сын. Юноша недавно получил назначение в легионы, и отец очень горд за него.
Впрочем, Корнелию, которая искоса наблюдала за мужем, тоже переполняла гордость, когда они вместе прокладывали себе путь в толпе гостей. Улыбка одному, поклон другому, кубок с вином в руке, готовый для очередного тоста, похлопывание по плечу хороших знакомых и рукопожатие с новыми. Сдержанно, любезно, благородно… царственно…
Она представила Пизона новому префекту, улыбнулась, поклонилась и, как и подобает порядочной жене, отошла, как только разговор мужчин коснулся политических тем. Император Гальба задержался на свадебном пиру всего на минуту: еще раз смерил окружающее пространство недовольным взглядом и вышел из триклиния так же неожиданно, как и появился.
- Хвала богам, - довольно громко воскликнула Лоллия, когда следом за Гальбой вышли и сопровождавшие его преторианцы. - Какое кислое лицо! Пусть Нерон и был безумен, но по крайней мере он знал толк в роскоши.
- Может, Лоллия и идиотка, но она права, - шепнула Марцелла на ухо Корнелии.
- Нет, неправа. У Гальбы за плечами достойное прошлое.
- Он занудный прижимистый старикашка, - понизив голос, заявила Марцелла, когда оратор с седой бородкой во второй раз за вечер разразился стихотворными строчками на греческом языке. - Вся эта политика экономии денег…
- Нерон опустошил казну. Мы должны радоваться, что нашелся тот, кто пытается заново ее наполнить.
- Ну, это не добавляет ему народной любви. Впрочем, лично тебе это только на пользу. Когда Гальба умрет, а в его возрасте люди недолго живут, народ будет восславлять Пизона как бога.
- Марцелла, умоляю тебя, тише!
- Но это же правда, Корнелия! А я всегда говорю правду, во всяком случае, моей сестре. - Марцелла подняла кубок. - Или лучше сказать, моей будущей императрице?
- Не говори так. - Императрица… Корнелия решительно изгнала из головы все мысли об этом.
Ответом ей стала понимающая улыбка Марцеллы. Увы, ей ни за что не обмануть младшую сестру. Неудивительно, что люди почти всегда считали, что Марцелла старшая из них двоих: на пол-ладони выше ростом, стройная и величественная, как храмовая колонна. Или статуя, высеченная из голубого льда умелым скульптором: гордая голова, увенчанная короной каштановых волос, правильные черты, спокойный, уверенный взгляд. Она выглядит даже более величественно, чем я. О, боги, почему вы не даровали мне такой нос, как у нее?
- Тебе следует поговорить с Цизонием Фругом, Марцелла. Он прекрасно отзывался о твоем муже. Если я не ошибаюсь, они были трибунами в Совете двенадцати. Думаю, он мог бы сделать что-нибудь для Луция, чтобы тот продвинулся на поприще служения Риму.
- Луций сам способен позаботиться о своем будущем, - пожала плечами Марцелла. - Мне доставляет куда большее удовольствие наблюдать за тем, как ты пытаешься очаровать присутствующих.
- Но Луций такой милый! И мне не понятно, почему ты всегда так холодна с ним. Я не слышала от тебя ни одного доброго слова в его адрес!
- Видишь ли, это я замужем за ним, а не ты. - Взгляд Марцеллы скользнул за плечо Корнелии. - О, великая Фортуна! Неужели эта ужасная Туллия направляется прямо к нам? Скорее спрячь меня!
- Ты всегда так! - рассердилась Корнелия. - Нисколько не изменилась с детских лет. Сама исчезаешь, а меня оставляешь расхлебывать неприятности. Туллия, как я рада видеть тебя!
Наконец солнце село, вино в кубках иссякло, и вскоре гости стали потихоньку выходить за ворота, чтобы принять участие в заключительной свадебной церемонии. Корнелия взяла мужа за руку и потащила к выходу, чтобы тоже присоединиться к ней. Процессию возглавили Лоллия и сенатор Виний. Рабы бросились вперед, чтобы во имя будущего процветания и достатка осыпать новобрачных грецкими орехами - знаком плодородия - и монетами. Когда муж перенес Лоллию через порог нового дома и опустился на колени, чтобы в первый раз зажечь огонь в очаге, Корнелия вместе с остальными разразилась рукоплесканиями. Ликующие юные девушки выстроились в очередь за свадебным факелом. Лоллия нарочно бросила его Диане. Та смерила ее недовольным взглядом.
- …должны пойти со мной, - простонала Лоллия, обращаясь к Марцелле и Диане, когда к ним подошла Корнелия. Наконец гости, в очередной раз поздравив новобрачных, потянулись длинной вереницей из дома сенатора Виния на улицу. - Уверена, там будет так же весело, как в Гадесе… Корнелия, Виний вздумал затащить меня во дворец, на обед к этому старому брюзге Гальбе. Обещай мне, что ты тоже туда придешь и будешь недовольно смотреть на то, что мы пьем слишком много вина…
- Конечно, приду, - с улыбкой пообещала Корнелия. - Мы с Пизоном уже получили приглашение. Я, пожалуй, надену синее…
- Только не синее! - выпалила Диана. - Ненавижу синий цвет. Но если мы пойдем туда все вчетвером, нам стоит надеть платья одинакового цвета.
- Почему? - Марцелла и Корнелия встретились глазами над головой Дианы и обменялись понимающими взглядами. Впрочем, сама Диана этого даже не заметила.
- Потому что мы совсем как упряжка колесницы, - объяснила Диана. - Корнелия - коренная. Она медлительная, но на поворотах несокрушима, как скала. Марцелла - пристяжная. Затем Лоллия, она быстрая, но безумная. С другой стороны - я. Самая быстрая, самая стремительная из всех.
- Почему же я медлительная? - удивилась Корнелия, и сестры рассмеялись. Виний нахмурился.
- Пойдемте, мои дорогие, - произнесла Лоллия и, перехватив взгляд мужа, простонала: - Бедная я, потому что худший день моей жизни уже настал.
- Не надо грубить, - пожурила ее Корнелия.
- Он него пахнет прокисшим молоком, - сообщила Марцелла. - Его вряд ли хватит надолго.
- Он за кого, за "красных"? - поинтересовалась Диана.
Стоя у двери дома, Лоллия, на прощание поцеловала сестер. Корнелия взяла мужа за руку и, когда обернулась, чтобы помахать на прощание сестре и кузине, увидела, что Диана в сердцах швырнула свадебный факел в канаву.
- Очень хорошая свадьба, - похвалил Пизон и поднял руку. Заметив его жест, рабы тотчас поспешили к нему, неся паланкин. - Надеюсь, что муж, пребывающий в зрелом возрасте, образумит Лоллию.
- Сомневаюсь, что он сможет долго учить ее уму-разуму.
Наконец к ним приблизился паланкин. Корнелия приняла протянутую руку мужа и, забравшись в носилки, задернула розовые шелковые занавески, чтобы внутрь не проникал желтый свет уличных факелов.
- Как только сенатор Виний попадет в опалу, дед Лоллии в ту же минуту заставит ее развестись и выдаст замуж за кого-то другого.
Пизон дал носильщикам знак трогать, и носилки, покачиваясь на плечах шестерых галлов, двинулся вперед, в ночь. Занавески трепетали на ветру, и на орлиный нос и волевой подбородок любимого мужа упала полоска света от уличных факелов. Корнелия улыбнулась. Пизон улыбнулся в ответ и пересел с одной стороны носилок на другую, чтобы взять ее за руку. Носильщики тотчас почувствовали, как сместился вес, и приподняли один угол паланкина чуть выше, чтобы было удобнее нести юную матрону и ее супруга.
- Я сегодня ходила в храм Юноны, - призналась Корнелия.
- Правда? - удивился Пизон.
Неужели он напрягся или ей только показалось?
- Да. Я пожертвовала свинью. Думаю, это лучше, чем жертвовать гуся.