Даже чересчур ласковым, подумала Лилит, почему-то смутившись. Голос стал нежным, как белесый пепел, который остается, после того как полено сгорит полностью, но под ним еще продолжает теплиться прежний жар.
- Ты сказала, - обладатель чарующего голоса заговорил чуть быстрее, - что находилась в воде несколько часов. Так во всяком случае тебе показалось. Ну а дальше?
- Что? Ах, да… - Она моргнула, стараясь собраться с мыслями. - Я плыла. Разве не так?
- Плыла, пела и чувствовала себя очень счастливой, пока я не испортил тебе настроение. - Голос стал жестче. - Верно?
- Да. - Лилит с удивлением отметила, что собеседник очень точно определил состояние, в котором она пребывала. - Мне было так приятно! Пока не появился ты!
- С тобой было не все в порядке.
- Нет, нет. Мне было хорошо! - Лилит почувствовала, как у нее защипало в глазах. Она смахнула слезы. - Ты ничего не знаешь!
- Это ты ничего не знаешь! Неужели не понимала, что еще немного - и отправилась бы на корм рыбам?
- А ты мне помешал! - сказала она, раздражаясь вновь. - Даже если бы это и могло случиться, рядом обязательно кто-нибудь оказался. - Хотелось дать понять этому самоуверенному типу, что он не единственный, посланный ей на выручку небесами, землей и морем.
- Ты в этом уверена? - Он пожал мощными плечами. - А если бы не оказалось? Знаешь, хуже всего - одиночество…
- Одиночество? Что ты в нем понимаешь? - Она произнесла эту фразу с силой, явно не соответствующей ее состоянию. - Ты считаешь, что я не имею представления, что это такое?
- Наверное, ты меня не поняла. Я говорю о том одиночестве, в котором находится человек в последние секунды своего пребывания на земле, а рядом нет ни одной живой души, чтобы принять его последний вздох.
Уж не жалеет ли он ее? Ерунда, пусть оставит свою жалость при себе! Совсем не хотелось, чтобы ее жалели. Лилит была готова отвергнуть любые попытки выразить ей сочувствие.
- А что, собственно, ты знаешь об одиночестве?
- Не стоит развивать эту тему, русалка. - В его чуть дрогнувшем голосе проскользнула горячность. - Просто поблагодари за то, что осталась жива.
- Большое спасибо, - выдавила она из себя со вздохом, словно какая-то тяжесть давила на грудь. - Да, я осталась жива, но в том же одиночестве.
- Этого не может быть. - В его голосе опять звучала теплая нотка. - Не поверю, что у тебя никого нет.
- Вот-вот! Именно это и относится ко мне. Никого. - Она взглянула на белый потолок каюты и подумала о своих разведенных родителях, которые оказались для нее никем, а потом о Берте, мерзком ничтожестве. - Нет никого и ничего.
- Это неправда, русалка. - Мужчина вновь заговорил таким тоном, будто его точка зрения была единственно верной. - Такая красавица, как ты, не может ничего не значить. Для кого-то ты много значишь.
- Уж не для тебя ли? - Она задала вопрос бесстрастно, вроде бы стараясь уточнить второстепенный факт.
- Тебе неприятно, что я так сказал?
- Вовсе нет. Просто я… - она осторожно покачала головой, - совсем не такая. - Опустив ресницы, после некоторой заминки Лилит продолжила: - Ты такой увидел меня… раздетой?
- Ну и что ж, что увидел? - спросил он озадаченно. - Неужели ты думаешь, что некрасива? Как бы не так!
- Уж мне ли не знать, что я совсем некрасива! - заспорила девушка. - Ты же видел меня до того, как закутал в одеяло.
- Я тебя не разглядывал. Но хватит об этом. Следует побеседовать о другом, - заговорил спаситель быстро и отрывисто. - Ты говоришь, что у тебя нет никого и ничего. Тогда получается, что ты появилась на свет божий из морской пены?
- Хм. Что?
Упрекая себя за то, что упомянула о своей наготе, Лилит не расслышала вопроса. Зачем она это сделала? Для того, чтобы подчеркнуть, что, несмотря на недостаточную женственность тела, у нее есть иные неоспоримые достоинства, например, необыкновенно темные, продолговатые глаза, на которые все обращают внимание? Недаром он поторопился сменить тему, видимо, тоже заметил их привлекательность.
- Я спросил, где же родилась эта женщина, считающая, что она, как и богиня любви, появилась из морской пены?
- Никакая я не Афродита! Хотя иногда даю мужчинам возможность так думать. Некоторым.
Она имела в виду особую категорию мужчин, которым нравилось одеваться в модные костюмы и, будучи в компании, небрежно упоминать имена известных политиков и бизнесменов, обедать в дорогих ресторанах, хотя в карманах негусто, управлять машинами престижных моделей, заставляя прохожих поворачивать голову в свою сторону. У этих типов на Лилит был особый нюх, некое шестое чувство, позволявшее отыскивать ее даже тогда, когда она старалась спрятаться от их глаз.
Будучи на публике, они выставляли Лилит напоказ, как это делают ювелиры, демонстрирующие драгоценности. Но когда им предоставлялась возможность побыть с нею наедине, они оказывались в замешательстве и не знали, что делать. В интимной обстановке девушка пугалась действий этих хлыщей и всегда была готова оказать сопротивление.
О, как она уставала от такой борьбы! Одна из причин того, что Берт вызвал у нее симпатию, заключалась в его чрезвычайно скромном поведении. Он спасал ее от участия в шумных вечеринках, не домогался благосклонности на протяжении целого месяца знакомства. Вместо грубых объятий вел душевные разговоры и внимательно слушал ответы, стараясь вникнуть в то, что Лилит говорила. Так во всяком случае ей казалось…
Лилит понимала, что собеседник, извлекший ее из морской пучины на твердь земную, ждет, что она скажет дальше.
- Прости, - пробормотала девушка в замешательстве. - Ты о чем-то спрашивал?
- Я спросил, - повторил он, растягивая слова, - не о любовных связях, а о родственных узах. Ты же должна кому-то или, на худой конец, чему-то принадлежать.
- Морю. Я же сказала об этом, когда мы вышли из воды.
- Ты болтаешь чепуху. Ты не русалка, а красивая женщина и не можешь принадлежать воде. - Он помолчал, а потом продолжил с удвоенной энергией: - Постараюсь поставить вопрос иначе. Знаю, что ты англичанка…
- Ты уверен? - Только сейчас Лилит поняла, что с самого начала они говорят на ее родном языке. - Как ты это определил?
- Я же сказал, что слышал, как ты пела английскую песенку. Она-то и позволила тебя отыскать.
- А мне казалось, что я отплыла от берега на несколько миль, - вздохнула неудачница.
- Таким образом, ты принадлежишь Ее Величеству королеве Великобритании. - Хитрый допрос продолжался. - Кроме того, видимо, есть какая-то причина, приведшая тебя на побережье Средиземного моря. Верно? - Его голос, глубокий и мягкий, был в то же время настойчивым, требующим ответа.
- Сейчас я ничего не могу сказать.
Лилит не собиралась темнить, просто слишком устала от расспросов и сильно переживала свое несчастье.
Они решили взять отпуск в начале лета. Идея принадлежала Берту. Он хотел провести отдых в далекой романтичной стране, где их никто не знал, и они не знали никого.
Да, Берт намеренно выбирал такое место, где его никто не узнает, подумала Лилит с горечью.
- На этом чудесном курорте, - сказал Берт, целуя девушку на прощание у дверей квартиры ее отца, - мы наконец-то будем вместе. Вместе по-настоящему.
Она таяла в руках Берта, счастливая от его слов и от предвкушения скорой близости. А после, дома, думала о нем с благодарностью за то, что возлюбленный так долго и терпеливо мог ждать. Берт жил в пригороде, наведывался в Лондон только по выходным, водил ее в самые степенные, спокойные кафе и никогда не стремился выставлять напоказ. Не хотел? Возможно, и хотел, но никогда так не делал, видимо, опасаясь, что его могут заметить знакомые. А она была настолько счастлива, что даже не задумывалась, почему Берт сторонился знавших его людей.
Лилит радовалась, что встретила человека, с которым можно разделить будущее, который будет о ней заботиться. Быть вместе, любить друг друга значило для девушки очень много, поскольку до встречи с Бертом она вела, по ее мнению, жизнь пресную и унылую. И разумеется, Лилит проявляла крайнюю сдержанность, потому что считала, что первым в ее жизни должен быть только настоящий мужчина, достойный доверия…
Но Берт оказался отвратительным обманщиком. Почему она сразу же не перезвонила отцу, когда получила его послание? Тогда ей просто не захотелось этого делать. Они только что прибыли в гостиницу и занялись устройством. По внутреннему телефону передали просьбу отца позвонить в тот момент, когда она предвкушала счастье. Лилит решила, что позвонит позже и собралась отправиться в постель с Бертом, как и было задумано. Имели же они право провести ночь так, как хотели! А позже долгожданная ночь обернулась сущим адом…
Лилит относилась к отцу, как к ненадежному родителю. Ему ничего не стоило забыть о ее дне рождения, он мог отсутствовать целую ночь, а за завтраком распространять вокруг себя перегар. Он мог многократно твердить о том, что они с женой, с которой он развелся, облагодетельствовали Лилит, удочерив ее. Но на работе его считали хорошим полицейским. Когда она все же позвонила, отец сказал, что готов, рискуя своим повышением, вывести на чистую воду этого мерзавца.
- Мерзавец, - безапелляционно заявил он, - бесстыдно увел мою дочь. Этот негодяй женат и имеет троих детей.
- Не может быть! - Почувствовав головокружение и тошноту, Лилит прислонилась к стенке переговорной будки.
- Еще как может! - бубнил отец. - Жену зовут Сабина, девочек - Джейн и Энн, а маленького сына - Питер…
- Наверное, ты говоришь о другом человеке, - пролепетала Лилит. - Его имя Берт, Альберт Гейвуд. Он родом из Уэльса, из городка Лланелли на южном побережье…
- Такого адреса не существует, - оборвал дочь Боб Осборн с профессиональной убежденностью. - Правда, он им пользовался когда-то.
- Когда? - требовательно спросила Лилит, прекрасно зная, что отец располагает полной информацией.
- В прошлом году, когда останавливался в гостинице "Атлантик" в Плимуте. Не знаю точно, с какой женщиной он там был, но записал ее в регистрационной книге как миссис Гейвуд.
- И ты, конечно, думаешь, что это была не миссис Гейвуд, а кто-то другой, кого он представил под ее именем? - разгневанно спросила Лилит. Ведь Берт и ее зарегистрировал как свою жену.
- Конечно, - отец продолжал говорить холодным, рассудительным тоном. - В то время Сабина Гейвуд находилась в роддоме, ожидая появления на свет Питера…
- О боже! - только и смогла вымолвить Лилит.
Все удивительно сходилось. Для свиданий Берт выбирал отдаленные места, письмо к нему почта вернула с пометкой, что адресат отсутствует. Берт отказался сообщить номер телефона, сославшись на то, что фермер, у которого стоит телефон, не может постоянно находиться у аппарата… А его звонки в самое неподходящее время - то в полночь, то на рассвете? Однажды разговор внезапно оборвался на середине, когда она говорила что-то очень важное. Тогда Лилит подумала, что их случайно разъединили, и долго ждала, надеясь, что он перезвонит, но Берт этого не сделал. Теперь тот случай предстал в совершенно ином свете. Вероятно, жена неожиданно вернулась домой.
- Нет причин устраивать истерику, - заявил Боб таким тоном, словно разговаривал с одним из подчиненных. - Быстро собирайся и отправляйся домой.
- Домой? - спросила Лилит с притворным недоумением. - А где это?
- Не морочь мне голову, - жестко ответил отец. - Я требую, чтобы ты убралась оттуда первым же самолетом.
- И ты меня встретишь?
- Ты же знаешь, что я не смогу этого сделать, - ответил Боб и, помолчав, добавил: - Может, сумею договориться с матерью.
- В Брайтоне? Что она сможет сделать, находясь там?
- Ну, скажем, поговорить с тобой…
- Она самоустранится. - Лилит подумала о годах, когда жила с матушкой, вечно занятой разными делами, не имеющими отношения к семье. Каждое утро, едва проснувшись, мать принималась толковать о каких-то посторонних занятиях. - Ма всегда устраняется, когда дело касается родственников.
- Черт побери этих общественниц из дамских комитетов, - проворчал Осборн. - Послушай, я смогу встретиться с тобой послезавтра…
В какой-то книге девушка прочла, что на иврите имя Лилит означает "дьявол". Когда она сказала об этом отцу, он недоуменно пожал плечами и ответил, что имя выбрала мать, вряд ли подозревая о существовании подобного толкования. Скорее всего, Кора, называя дочь Лилит, хотела, чтобы это имя напоминало не о несчастье, а о нежном изысканном цветке.
Боб же, когда дочь была маленькой, называл ее не иначе, как "мой сладенький кусочек" или "замарашка", словом, изобретал такие прозвища, которые нормальные отцы никогда не дают детям. Он никогда не говорил "моя драгоценная" или "любушка", а когда Лилит повзрослела, стал называть ее "девонька" и только в редких случаях - Лили.
- Говорю тебе, девонька, - продолжил отец еще более сурово, поскольку дочь не отреагировала на предложение, - ты должна бросить этого мерзавца сейчас же. Слышишь меня?
- Да, отец, - ответил Лилит. - Я так и сделаю.
Девушка пошевелилась. В больной голове отчетливо звучал голос отца. "Ты должна бросить этого мерзавца". Его слова проникали все глубже в сознание, повторяясь, как эхо в горах.
- Наверное, кто-нибудь на берегу уже волнуется о тебе?
- Ты так думаешь? - Лилит повернула голову в сторону расплывающегося силуэта. Захотелось немедленно умереть.
- Тебе надо поспать, красавица. Но сначала все же скажи, кто ты такая.
- Не следует задавать слишком много вопросов. Хорошо? - проворчала девушка и услышала какой-то отрывистый и громкий рокот: ее спаситель смеялся. - Откуда мне знать, кто я? Я ничего о себе не знаю…
- Не может быть! Кое-что ты должна знать.
Но Лилит уже засыпала. Она уносилась далеко, на многие годы назад…
Приемная мать отвечает на ее вопросы.
- Гормональный дисбаланс возникает из-за ранней менопаузы…
Сухие медицинские термины ничего не проясняли. Лилит старалась перевести их на понятный язык.
- Значит, ты считаешь мою родную мать нимфоманкой?
- Не будь к ней слишком строга, Лили. После твоего рождения у нее все пришло в норму, и ее муж…
- У нее был муж?
- Да, но других детей, кроме тебя, не было. - Кора Осборн доверяла только проверенным фактам. - Он женился на твоей матери, но не хотел, чтобы ты жила с ними. И это - к счастью для тебя.
- Спасибо, ма.
Лилит хотелось обнять приемную мать. Но доктор Осборн была лишена сентиментальности, сказывалась профессия. Кора суха даже с близкими, поэтому Лилит воздержалась от нежностей и продолжила расспросы.
- А кто мой отец?
- Он… он моряк. - Доктор Осборн стала запинаться. - И… и он… не говорил по-английски.
- Разве мать не учила его?
- Они… недолго пробыли вместе.
Только одну ночь, подумала Лилит и чуть не разревелась от горечи.
- И она никогда не пыталась узнать, из какой страны он явился?
Когда девушка впервые заговорила о родной матери, ей минуло пятнадцать лет. В восемнадцать, вдохновленная рассказами Коры, она направилась в Портсмут, чтобы отыскать женщину, давшую ей жизнь, но никаких следов не обнаружила.
- Я ничего не помню. - Лилит не заметила, что произносит эти слова вслух, и только услышав свой голос, поняла, что говорит, пробиваясь сквозь плотную пелену дремлющего сознания. - Совсем ничего.
- Ничего? - спросил низкий голос, возвращая ее из дремы. - Совсем-совсем ничего?
- Об этом - ничего, - девушка постаралась собраться с мыслями. - Совершенно ничего.
- А имя, например?
- Оно означает что-то дьявольское, приносящее несчастье.
- Ты не в себе, красавица. Вероятно, слишком сильно ударилась головой. Я даже не предполагал.
- Вполне возможно.
Лилит с трудом понимала, о чем он говорит. Казалось, что голос мужчины стал похож на вату, превратился в нечто мягкое. Но ей хотелось, чтобы он превратился во что-нибудь более воздушное, чтобы можно было плыть так же покойно, как плыла она в море. Хотелось, чтобы с ее сердца сняли тяжкий груз несчастий, и ей стало бы так же легко, как когда незнакомец извлек ее из воды.
Если бы девушка стала рассказывать о своих несчастьях, ей пришлось бы вновь вернуться в жестокий мир. И вернулись бы все горести. А также бесконечная череда людей в черных костюмах, которые заботятся только о своих интересах, и женщины, которые никогда не удостаивали ее своим вниманием. Отец хочет вернуть ее домой, чтобы не спускать с нее глаз. Даже Берт и тот, вероятно, хочет знать, где она сейчас находится, чтобы оправдаться перед людьми…
Пусть волнуется, подумала Лилит. Пусть все волнуются. Я вернусь к ним, когда приду в себя и обрету спокойствие. И ни минутой раньше.
- Когда я впервые заметил тебя, - вновь заговорил спаситель, - ты пела незамысловатую песенку о рыбках, живущих в морских глубинах. Хоть это ты помнишь?
Лилит нехотя качнула головой. Даже от этого легкого движения в ушах раздался противный звон. Боже, это в наказание за ложь!
- Итак, ты ничего не помнишь, - констатировал мужчина. - Не помнишь даже своего имени. Бормочешь о каких-то глупых его значениях, которые ни о чем не говорят.
- Ты дал мне новое имя, - произнесла Лилит в полусне. - Красавица…
Где-то неподалеку проплыло судно, волны качнули залитую светом маленькую каюту, бросили вверх, потом опустили. Зазвенели какие-то предметы. Когда качка стихла, Лилит почувствовала, что стало легче. Значит, она избежала трагедии. Какие-то неведомые силы вернули ее в тот мир, в который совсем не хотелось возвращаться. Но не стоит торопиться, она еще сможет перехитрить всех и уйти.
Теплая рука продолжала касаться ее волос, ласково поглаживая затылок, лоб. Девушка еще никогда не ощущала такого нежного прикосновения.
- А я не могу стать твоей русалкой, - прошептала Лилит, еле шевеля губами. - Только на одну ночь?
- Спи, русалка, - тихо ответил он. - Ночью ты будешь в безопасности.
3
Что-то изменилось. Какой-то иной свет то вспыхивал, то угасал перед закрытыми веками. Он напоминал колеблющееся пламя свечи. Это не свеча, проговорила про себя Лилит, сжимая плотнее веки, чтобы избавиться от неприятного мерцания. Огонек свечи теплый и не такой тусклый.
Она перевернулась и натянула одеяло на голову. Стало лучше. Но вспышки света беспокоили сознание, рассеивая туман приятной дремы. Девушка все же открыла глаза. Взору предстала каюта, освещенная бледно-голубым светом.
Она приподнялась на койке в окружении темно-синих и солнечно-желтых подушек, не понимая еще до конца, где находится. От резкого движения волосы разметались, а в голову снова вернулась боль. Пушистое одеяло сползло на талию, обнажив маленькие груди.
Лилит тут же натянула одеяло, смущенно оглядываясь, и облегченно вздохнула, увидев, что каюта пуста. Солнечный свет, дробясь о стекло иллюминатора, заливал маленькое помещение, фокусируясь на том месте, где она лежала. На дубовой обшивке стен плясали солнечные зайчики, в шкафчиках поблескивала металлическая посуда, сверкали стальной умывальник и эмалированная плитка, на которой стоял голубой чайник. Все блистало чистотой и порядком. Однако куда же исчез человек, извлекший ее из моря? Наверное, он на палубе?
- Алло!