В комнате стоял диван, Линкс сел на него и притянул меня к себе. Я лежала, прижавшись к нему, пока он рассказывал о тех далеких днях. Я уже все это слышала и раньше, но, думаю, не совсем понимала, как глубоко в его душу проникла горечь. Рана все еще кровоточила, и только один бальзам мог залечить ее.
- Так ли это необходимо? - спросила я. - Все изменилось, у тебя теперь есть я.
- У меня есть ты, - согласился он. - И когда я буду обладать Уайтледиз, я стану совершенно счастлив.
- А меня недостаточно?
- Ты - мой драгоценный алмаз. Но мне нужна оправа для тебя и только одна достойна этого!
- Меня вполне устроит и другая оправа.
- А меня - нет!
Я подняла голову и сурово посмотрела на мужа.
- Месть - это зло. Она причиняет боль. Нельзя быть счастливым, причиняя боль другим людям. О, Линкс, ты так много мне дал. Ты изменил меня. Научил, как стать взрослой, и я люблю тебя всем сердцем. Я прошу тебя только об одном. Откажись от этой дикой затеи.
- Это единственная вещь, которую я не могу сделать для тебя!
- - Но, Линкс, дом - это лишь камни и цементный раствор.
- Он может стать символом.
- Ты богат. Ты мог бы купить другой особняк, великолепный, величественный. В Англии наверняка есть такие на продажу.
- Так ты не хочешь ехать в Англию?
- Мне все равно куда, лишь бы вместе!
- Моя самая дорогая девочка, - сказал он нежно. И так как Линкс смягчился, я продолжала.
- Если ты получишь этот дом, то никогда не будешь там счастлив.
- Чепуха! - сказал он резко.
- Как сможешь ты, зная, что выгнал законных владельцев…
- Именно по этой самой причине. И они уже не будут законными владельцами. Хозяином стану я. И давай не будем больше спорить об этом.
Он зевнул. Здравый смысл подсказывал, что сейчас лучше прекратить разговор, но упрямство заставляло меня продолжать.
- В этом есть что-то мелочное, - настаивала я.
- Мелочное! - вскричал он. - Какую чушь ты несешь?
- Я только знаю, что таить обиду - большая ошибка.
- И ты называешь семь лет страданий в рабстве - обидой?
- Неважно, какие были страд, щи я…
- Конечно! Для тех, кто их не испытал!
- Я не это имела в виду.
- Ты ничего не можешь иметь в виду! Послушай, Нора: я начинаю терять терпение.
- И я тоже вот-вот потеряю его! Он засмеялся, но вовсе не тем радостным смехом, к которому я привыкла.
- Тебе, - сказал он, - пора, наконец, понять, что я хозяин в собственном доме.
От прежнего влюбленного не осталось и следа. Со мной говорил высокомерный повелитель, который привык к тому, чтобы его боялись.
"Нет, - подумала я. - Я не собираюсь быть покорной. Не откажусь от своего мнения только потому, что он его не разделяет. У меня есть чувство собственного достоинства, и несмотря на то, что очень люблю мужа, никогда не стану платить за его нежность ту цену, которую он просит".
Я сказала:
- Если ты думаешь, что я буду относиться к тебе как к господину, который всегда прав только потому, что он мужчина, а я женщина, то глубоко заблуждаешься.
- Я и не прошу тебя быть такой скучной дурой!
- А мне кажется, именно этого ты и добиваешься.
- Это доказывает, что логика не на твоей стороне, Ты знаешь, мне интересно твое мнение, но я не допущу, чтобы ты диктовала его в особенно важных для меня случаях. И хватит об этом. Пошли спать.
Но я твердо стояла на своем. Я знала, что не могу прервать разговор просто так, иначе обычное несогласие вырастет в высокую стену непонимания.
- Давай обсудим…
- Я уже сказал, что обсуждать нечего. - Он схватил меня за руку. - Ты так хороша сегодня. Это платье тебе очень идет.
Линкс начал его расстегивать, но я вырвалась.
- Нет, - сказала я. - Я не допущу, чтобы со мной так обращались.
И убежала в гардеробную, успев запереть за собой дверь. У меня в глазах стояли слезы. По крайней мере, он их не увидел. Наверняка он презирает женщин, которые плачут.
"Вот и все, - вздохнула я. - Медовый месяц закончился".
Я села на маленькую кровать и подумала о Стирлинге. Действительно ли он любил меня? Да, конечно. Вспомнила, как мы лежали в пещере. Но его отец пригрозил: "Отойди прочь. Я хочу ее". И Стирлинг отошел в сторону. И теперь Линкс говорит мне: "Ты сделаешь то, что я скажу. Ты будешь участвовать в моем грандиозном плане мести". И хотя разум подсказывал: "Это не правильно, ничего хорошего из этого не выйдет", сердце кричало: "Какое это имеет значение? Он будет рядом и будет любить тебя. Но если ты станешь возражать ему…"
И тут я увидела Джессику - с коробкой из сандалового дерева в руках. "Есть еще много места…"
О, да, медовый месяц закончился.
Я провела бессонную ночь, лежа на неудобной кровати и надеясь на то, что он постучит в дверь и будет умолять меня выйти. Но он не сделал этого. Я сама отперла ее на следующее утро.
Линкс сидел в кресле и читал газету, когда я вошла - в нижней юбке, держа в руках свое атласное платье.
- О, - сказал Линкс, - принципиальная женщина! - Похоже, он больше не сердился, став шутливым и нежным, как прежде.
- Надеюсь, мадам, - продолжал он, - вы хорошо спали.
- О, нет, - ответила я в том же духе.
- Угрызения совести?
- Слишком жесткий матрас.
- А вы предпочитаете пуховую перину?
- Иногда. Он рассмеялся:
- Мой бедный ребенок! Какой же я негодяй, что заставил тебя страдать, но ты была полна решимости защищать свои права - так что же я мог поделать?
- Ничего. Ты знал, что я не изменю решения ни при каких условиях.
- Сейчас ты примешь ванну и оденешься. Пока ты будешь это делать, я закажу нам завтрак. Ты согласна или хочешь выдвинуть свои предложения?
- Я совершенно с этим согласна.
Я была на седьмом небе. Значит, это еще не конец. Какая же я глупая! Не к чему быть такой воинственной. Я должна убеждать его мягко, исподволь.
Мы сели за привезенный столик с завтраком. Я налила кофе, пока он раскладывал ветчину и почки в пряном соусе из горячих кастрюль. В этом было что-то по-домашнему уютное, отчего я вновь почувствовала себя счастливой.
- Теперь, - сказал он, - мы все обсудим как цивилизованные люди. У нас разные точки зрения. "Око за око", - сказал я. Ты говоришь: "Подставь другую щеку". Я должен бороться за Уайтледиз, и у меня появился противник в собственной семье. Мне это даже нравится.
- Ты все-таки собираешься в Англию?
- Мы собираемся в Англию.
- И ты намерен заполучить этот дом?
- Всеми правдами и не правдами. И если ты захочешь помешать мне, Нора, что ж, это только придаст особый вкус начатому делу.
- Значит, ты не собираешься избавиться от такой жены, которая не во всем покорна тебе?
- Что проку от такого существа? Все решено. Я в какой-то степени доволен своей Норой. Она иногда может быть упрямой, иногда - высокомерной, но что совершенно выводит меня из себя, так это ее благочестие, ее миссионерский дух…
- А что касается меня, - сказала я, - то я совершенно не переношу отвратительную привычку своего мужа говорить обо мне так, будто меня здесь нет.
- Словом, мы оба выводим друг друга из себя, а именно так и должно быть.
- И ты царственно решил простить свою жену, которая не считает своего мужа всемогущим и всемудрейшим?
- Я пришел к заключению, что люблю мою девочку, а это означает, что смогу выдержать многое. Я, честно говоря, с нетерпением ожидаю новых баталий с Норой, которой в свое время докажу, как она может быть счастлива в нашем английском доме.
- Я никогда не соглашусь с тобой.
- Знаю, - сказал он. - А потому мы сегодня же отправляемся назад: надо начинать готовиться…
- Готовиться…
- К отъезду в Англию и к битве между нами…
Чета Херриков покинула Мельбурн в тот же день. Я согласилась заняться приготовлениями к отъезду, который был намечен на март следующего года.
Линкс не говорил мне о своих планах, хотя наверняка посвятил в них Стирлинга. Мне это было неприятно, но я сумела подавить возмущение. Главное - не допустить, чтобы Линкс отобрал Уайтледиз у его законных владельцев. Да и как он сможет это сделать? Мы жили не в средневековье, когда замки захватывали силой. В конце концов, я смогу убедить Линкса купить дом, какой захочу. Я уже видела его - величественный и элегантный. Он, бесспорно, понравится Линксу. Хотя какой бы дом я себе ни представляла, он всегда до мелочей был похож на Уайтледиз.
Кончалось лето, бушевали холодные-пронизывающие ветры. Я слышала, как они свистели в лесу, грохотали ставнями и сотрясали дом, точно хотели сорвать его с земли.
Я по-прежнему ездила на прогулки верхом, обычно в Линксом, иногда с Аделаидой, но никогда со Стирлингом, которого теперь очень редко видела. То, во что превратил пожар некогда зеленый лес, наводило ужас, хотя не все деревья окончательно погибли и должны были со временем возродиться.
Мы с Линксом вернулись к нашим старым взаимоотношениям, разве что чуть больше, чем раньше, подтрунивали друг над другом.
Мы, конечно же, не забыли наш спор и часто говорили об Уайтледиз, но он по-прежнему не объяснял мне, каким образом надеется присвоить его.
Как жестока жизнь в этой стране!.. Как близка и неожиданна смерть!..
В то яркое солнечное утро я и Линкс отправились верхом к шахте. Мы были не одни. Нас сопровождал и Стирлинг, а также несколько рабочих.
- Пора продавать ее, - говорил Линкс. - Мы сняли сливки, но в кварцевых жилах осталось много золота. Их будут разрабатывать еще несколько лет.
Он сбыл большую часть принадлежащей ему в Австралии собственности, потому что не собирался возвращаться сюда. Аделаида останется здесь еще на несколько месяцев, а затем продаст дом и присоединится к нам. Это было решено.
Хоть солнце и было теплым, но холодный ветер пронизывал насквозь и достигал почти ураганной силы. Линкс ехал во главе нашей небольшой группы, а я и Стирлинг - чуть позади. Со дня моей свадьбы мы впервые оказались наедине, если это можно было так назвать.
- Ты рад, что мы едем в Англию, Стирлинг? - спросила я.
Он ответил утвердительно, и я рассердилась: ну, конечно же, у него нет своего мнения, лишь отцовское.
- И готов все здесь бросить? - настаивала я.
- А ты?
- Я живу здесь не так уж долго, а для тебя это родной дом!
- Все будет хорошо в Англии.
Мы подъехали к тому месту, где был убит Джаггер. Как жутко! Эвкалипты стояли, словно призраки, высокие, черные. "Возможно, - подумала я, - в таких местах и появляются привидения. Здесь умер человек… Его жизнь оборвалась неожиданно, в момент страсти. А что если дух его витает где-то здесь и жаждет мести?"
Стирлинг посмотрел на меня. Вспомнил ли и он о Джаггере?
- Значит, огонь добрался и сюда, - сказала я, и мои слова подхватил ветер.
И тут это случилось. Огромная ветка, словно стрела с неба, пронеслась с вершины самого высокого эвкалипта. Кто-то вскрикнул: "Боже мой, это же ветка-убийца!"
И я увидела Линкса: он упал с лошади и лежал на земле…
Его отнесли домой на наскоро устроенных носилках. Каким высоким он был - более высоким в смерти, чем в жизни! Он погиб, как какой-нибудь античный герой - от упавшей ветки, что насквозь пронзила его сердце, пригвоздив к земле. И смерть настигла его совсем рядом с тем местом, где он застрелил Джаггера.
Я все никак не могла в это поверить. Пошла в библиотеку. Потрогала шахматные фигуры, взяла его перстень с выгравированной на нем головой рыси и долго не отрывала от него взгляд - до тех пор, пока мне не стало казаться, что это его глаза смотрят на меня, а вовсе не сверкающие камни…
Линкс мертв!.. Но он же бессмертен! Я была в оцепенении. Я сама словно умерла.
Стирлинг пришел проведать меня, и только тогда я смогла излить свои долго сдерживаемые слезы. Он держал меня в объятьях, и мы долго стояли, тесно прижавшись друг к другу, как тогда, в пещере, когда вокруг нас бушевало пламя.
- Мы должны ехать в Англию, - сказал Стирлинг. - Он хотел этого. Я вздрогнула и ответила:
- Сейчас это невозможно. Все кончено. Стирлинг покачал головой и сказал:
- Он хотел, чтобы мы поехали. Мы отправимся туда, как если бы он был с нами.
Я подумала, что Линкс не умер, нет, он продолжал жить и управлять нами. Подсознательно я всегда верила, что смерть его не коснется. Возможно, так оно и было.
МИНТА
Глава 1
Сегодня вечером, когда сидела в своей комнате и смотрела на лужайку, я решила: напишу обо всем, что произошло. Тогда я навсегда сохраню воспоминания об этих днях. Человеческая память недолговечна, впечатления со временем становятся расплывчатыми, и прошлое видится таким, каким вам хотелось бы его видеть. Одни события вы с удовольствием храните в своей памяти, отбрасывая другие, неприятные. Словом, я буду вести что-то вроде дневника и записывать все правдиво и без прикрас, ни на шаг не отступая от истины.
Меня побудила к этому одна история, которая случилась в тот день, когда появился Стирлинг. Он ненадолго вошел в мою жизнь, и не было никаких оснований думать, что он появится вновь. Глупо, что мне вдруг захотелось описать это, действительно, самое заурядное событие. Его звали Стирлинг, а девушку - Нора. Они так обратились друг к другу всего раз, но я тут же это отметила. Я была более внимательна, чем обычно, и поэтому помню все подробности.
Ветер перенес шарф девушки через стену ограды, и они пришли забрать его. Мне почему-то показалось, что все было подстроено. Дурацкая мысль: Кому это было нужно?
Я сидела на лужайке вместе с Люси в один из тех дней, когда мама была не в духе. Бедная мама… Я знала, что она несчастлива. Она жила воспоминаниями о прошлом, совсем не таком безоблачном, каким пыталась его представить. Очевидно, ее счастье прошло стороной. Когда-нибудь она расскажет мне об этом. Она обещала.
Итак, мы с Люси сидели на лужайке. Люси вышивала гобелен, чтобы обить им один из стульев в столовой. Пепел от сигары моего отца упал на сиденье и прожег дыру в гобелене, который был выткан в 1701 году. Никому, кроме Люси, не пришло бы в голову повторить рисунок и вышить гобелен так, чтобы его невозможно было отличить от оригинала. По-своему Люси умница, и я рада, что она живет с нами. Без нее было бы скучно. Она все умеет делать: помогать отцу, читать маме вслух и многое другое. Просто чудо, как похожа ее работа на ткань, покрывающую сиденья других стульев.
- Почти то же самое! - воскликнула я.
- Почти! - в ее голосе прозвучал испуг. - Так дело не пойдет. Сходство должно быть абсолютным. Я попыталась ее успокоить.
- Ну, пусть не до такой степени. Нас это тоже устроит. Да и кто станет выискивать неточности?
- Может, кто-нибудь и станет… в будущем. - Глаза Люси сделались мечтательными. - Мне хочется, чтобы через 100 лет люди посмотрели на этот стул в недоумении: "Так который из них был обит в конце девятнадцатого века?"
- Но почему?
В голосе Люси прозвучала нотка раздражения:
- Только вдумайся, что все это значит! Ты можешь проследить историю своей семьи до эпохи Тюдоров и даже раньше. Ты унаследовала это чудо… Уайтледиз! А у меня такое впечатление, что для тебя это не столь уж важно.
- Конечно, я люблю Уайтледиз, Люси, и ни за что не хотела бы жить нигде, кроме него, но, в конце концов, это только дом.
- Только дом! - Она перевела взгляд на верхушку каштанового дерева. - Уайтледиз!.. Пятьсот лет назад здесь жили монахини. Иногда мне кажется, что я слышу звон колоколов, зовущих к службе, а по ночам - голоса монахинь, когда они шепчут молитвы в своих кельях, и шелест белых одеяний, когда они поднимаются по каменным ступеням.
Мне стало смешно.
- Люси, ты любишь это место больше, чем все мы.
- Вы воспринимаете его как должное, - воскликнула она с горячностью, но затем губы ее плотно сжались.
Я знала, что в этот момент она вспомнила о маленьком домике в закопченном городишке в Блэк Кантри.
Она рассказывала мне о нем раньше, и когда я подумала об этом, то поняла ее любовь к Уайтледиз, и я вновь порадовалась тому, что Люси живет с нами. Ну, а если быть честной, как раз благодаря ей я научилась ценить дом, который принадлежал нашей семье вот уже несколько столетий.
Именно я ввела Люси в нашу семью. Она преподавала английский язык и историю в пансионе, куда меня отправили учиться, и поначалу заботилась обо мне больше, чем о других воспитанницах. Благодаря ей я меньше тосковала по дому. Она учила меня, как приспособиться к новой среде и стать более независимой. И делала это незаметно, исподволь. Во втором семестре нам велели написать сочинение о старом доме и, вполне естественно, я выбрала Уайтледиз. Она спросила, где я видела этот дом.
- Я там живу, - ответила я, и после этого она часто расспрашивала меня о нем.
Когда наступили летние каникулы и все воспитанницы нетерпеливо ожидали возвращения домой, я заметила, что Люси ходит грустная, и спросила, где она проведет летний отдых. Люси мне сказала, что у нее нет семьи и она попытается устроиться у какой-нибудь дамы. Может быть, они даже отправятся путешествовать. И когда я с жаром предложила: "Вы непременно должны посетить Уайтледиз", - восторгу ее не было границ.
Итак, она приехала. В то время мы о деньгах даже не вспоминали. Дом огромный, многие комнаты пустовали, и у нас было полно слуг. Очень часто к нам приезжали гости, поэтому Люси Мэриэн была просто одной из них. Но, в отличие от других, приносила много пользы. Маме нравился ее голос, и Люси не уставала ей читать. Когда мама подробно описывала ей свои недуги, Люси выслушивала ее с сочувствием. Кроме того, она хорошо разбиралась в болезнях и умела отвлечь маму своими рассказами о тех людях, которые ими тоже страдали. Даже мой отец проявил к ней интерес. В то время он писал биографию одного нашего знаменитого предка, который под предводительством графа Мальборо одержал блистательные победы под Ауденардом, Бленхеймом и Мальплакетом. В кабинете отца хранились письма и документы, найденные в сундуке в одной из башен. Он часто говорил: "Этот труд - дело моей жизни. Только хватит ли у меня сил завершить его?"Я подозреваю, что, сидя в своем кабинете, папа, вместо того чтобы работать, просто мирно дремал.
Помню, как во время своего первого визита Люси прогуливалась с отцом под деревьями в парке и они обсуждали эти сражения, а также отношения между графом Мальборо, его женой и королевой Анной. Ее познания в истории привели отца в восторг, и он с радостью принял предложение Люси помочь ему разобрать некоторые из писем и документов.
С этого все и началось. В следующий раз пребывание Люси в нашем доме оказалось совершенно естественным. Ей гак понравился Уайтледиз, что она стала умолять отца написать и историю дома. Мысль эта пришлась ему по душе, и он объявил, что как только закончит с сэром Хэрри Дорианом, обязательно возьмется за Уайтледиз.
Люси страстно влюбилась в его работу. Меня удивляло, почему папа и Люси проявляют к дому гораздо больший интерес, чем мама и я, несмотря на то, что отец появился здесь только благодаря женитьбе на моей матери, а Люси вообще не имела к Уайтледиз никакого отношения.