Отец Мэттью тяжело опустился на солому. Тяжелые мысли одолевали его. Ему на ум приходили сотни всевозможных случайностей и препятствий, что грозят молодой девушке в пути. Он несет за нее ответственность. Да, но перевешивает ли эта ответственность ту службу, что он выполняет в данный момент? Может ли он оставить свою паству, чтобы сопровождать Элизабет в далекое путешествие? Не в состоянии принять окончательное решение, священник машинально вертел в руках и разглядывал клетчатый плед, который Элизабет отдала ему с просьбой вернуть Макферсону. Ну, благородный рыцарь вряд ли возьмет назад одежду. Отец Мэттью подумал, что можно сразу отдать одежду нуждающимся. Под пледом лежала аккуратно свернутая, еще влажная рубашка. Элизабет ее выстирала остатками воды, что он принес, чтобы промыть ее раны. Рубашка была вся в пятнах крови. Ее крови. Он задумчиво покачал головой.
– Итак, что ты думаешь? Смогу я вот так выйти на люди, прямо в этой одежде? Поверят флорентийцы, что я мужчина?
Не услышав никакого ответа на свой вопрос, Элизабет повернулась к священнику. Бледный как мел, он сидел на соломе, держа в руках килт Макферсона.
– Что случилось? Тебе плохо? – Элизабет бросилась к нему.
– Посмотри, – с усилием медленно проговорил он, – ты помнишь, где это произошло?
Элизабет взглянула на протянутую ей шотландскую клетчатую юбку. Из нее был выдран огромный клок. Она в ужасе глядела на рваную дыру. Ей не пришлось напрягать память, чтобы вспомнить, где это произошло. Она отлично помнила – когда она перелезала через дерево, убегая с места убийства. Девушка встретилась глазами с отцом Мэттью.
– В лесу. Я убегала, было темно, и ветка зацепила килт. Но ты же не думаешь, что он найдет его? – В голосе ее послышались панические нотки.
– Если он вернется, чтобы осмотреть место преступления, и обнаружит там этот клок, то для него не представит труда опознать, кому принадлежит эта одежда. – Голос священника был серьезен. – И тогда, вне всяких сомнений, он будет искать тебя.
– И это значит, что у меня совсем нет времени. Надо спешить. Но как же мои родные? – воскликнула Элизабет. – Ты ведь не думаешь, что он станет преследовать моих сестер?
– Только если он будет знать, что ты с ними общалась.
Внизу, на конюшне, поднялся какой-то шум. Лошади заметались, раздалось испуганное ржание. И тут вдруг Элизабет учуяла запах, который наверняка испугал лошадей. Запах дыма! Пожар!
Подбежав к чердачному окошку, Элизабет и священник выглянули наружу. Над лагерем, разместившимся в Золотой долине, вились черные клубы дыма. Огня не было видно, но дым клубился повсюду. Были видны только верхушки шатров. Что горело в лагере? Элизабет внезапно почувствовала, что ее охватывает ледяной ужас. Она посмотрела на священника, и они, не сговариваясь, бросились к лестнице. Скатившись кубарем по ступенькам, Элизабет бросилась к выходу.
– Подожди! Тебе нельзя без этого! – закричал отец Мэттью прежде, чем Элизабет успела выскочить за дверь.
Девушка на секунду задержалась, и священник, догнав ее на пороге, нахлобучил ей на голову широкополую шляпу. Элизабет натянула ее так, чтобы поля прикрывали почти все лицо.
– Надо быть осторожными. Это может быть уловка, чтобы выманить тебя, – предостерег он ее на бегу.
Элизабет молча кивнула, и они устремились в сторону лагеря.
Пробираясь сквозь толпу крестьян, спешивших в том же направлении, они обогнули частокол, окаймляющий турнирное поле, и деревянные ограждения, что во время турнира отделяли толпу простолюдинов от трибун для знати.
В лагере царила суматоха. Несмотря на раннее утро, все были на ногах и по мере сил старались предотвратить распространение пожара, который бушевал в английском секторе Золотой долины.
Элизабет и священник пробежали мимо солдат, наполнявших водой кожаные и деревянные ведра. Некоторые использовали даже шлемы – все шло в ход в борьбе с разбушевавшимся огнем.
Пока они прокладывали себе дорогу среди мечущихся людей, дым стал гуще. Элизабет с ужасом взирала на охваченную паникой толпу. Клубы стелющегося по земле густого вязкого дыма, шедшего от горевших шатров, поднимались вверх, разъедая легкие.
– Мэри! – с рыданием вырвалось у Элизабет. Она смотрела поверх голов туда, откуда шел огонь. – Она там, в нашем шатре!
Элизабет отчаянно пыталась протолкнуться сквозь ряды столпившихся людей. Ей надо быть там, рядом с сестрой! Однако они были плотно зажаты со всех сторон. Кто-то сунул в руки Элизабет ведро. Она ощутила тяжесть – полное ведро воды. Элизабет крепко вцепилась в него. Кто-то впереди попытался забрать ведро из ее рук, но она не поддалась. Она знала, что должна сама пробиться туда, где бушевал огонь. Господи, помоги! Защити Мэри! Сделай так, чтобы она не пострадала!
– Мэри! – крикнула Элизабет изо всех сил.
Однако шум и многоголосые крики заглушили ее голос. Толпа всколыхнулась, увлекая ее за собой. Элизабет оглянулась в поисках священника. Отец Мэттью был неподалеку. Так же, как и она, он тоже был зажат со всех сторон. Их разъединяла толпа. Но он все же рядом. Элизабет почувствовала, что ее куда-то несет, и на время вообще потеряла возможность видеть что-либо вокруг. Неожиданно она вдруг оказалась в самом переднем ряду. Она подняла ведро, чтобы выплеснуть воду на горящий шатер. Ее собственный шатер.
Выплеснув воду, Элизабет закашлялась от едкого дыма и, прикрывая лицо рукой, сделала шаг вперед, желая проникнуть внутрь. Над ней угрожающе колыхался на ветру горящий кусок материи. Рядом слышался стук топора. Кто-то подрубал опорный столб, на котором держался тент.
"Но если тент упадет, – с ужасом подумала Элизабет, – то Мэри будет погребена под ним. Она сгорит заживо!"
Кто-то резко схватил ее сзади за руку и оттащил от огня. Она пыталась вывернуться, но ее держали крепко. Неожиданно ее отпустили, и она оказалась на земле.
Кто-то опять дотронулся до нее. Она подняла голову. Оказывается, это был отец Мэттью. Он что-то кричал, но Элизабет не слышала его. Тогда он жестами показал в нужном направлении. Элизабет посмотрела туда.
Мэри!
Элизабет позволила священнику увести ее от их с Мэри сгоревшего временного пристанища. Проталкиваясь через скопище людей, она бросила последний взгляд на то, что осталось от их шатра. Главное, Мэри была жива! Какое счастье, что ей удалось спастись! Это просто чудо, что она сумела выбраться!
Теперь, когда Элизабет убедилась, что Мэри жива, ее охватило вдруг жгучее сожаление о том, что погибло в огне – ее драгоценный труд – столько усилий и лет! Глядя на обуглившиеся остатки других шатров, Элизабет также прониклась сочувствием к горю окружавших ее людей – все они сегодня понесли горькие потери. Хотелось бы знать, связано ли все это с убийством коннетабля? И причастна ли она, Элизабет, к происходящему?
Когда до Мэри оставалось несколько шагов и Элизабет открыла уже было рот, чтобы позвать сестру, кто-то вдруг грубо отпихнул ее в сторону с криком: "Дорогу!"
Оттиснутая в толпу, Элизабет с ужасом наблюдала, как мимо важно прошествовал Питер Гарнеш! За ним следовали трое его людей, внимательно рассматривая лица столпившихся вокруг. Элизабет натянула шляпу как можно ниже и склонила голову. Питер Гарнеш отдал какой-то короткий приказ, который она не могла расслышать, а затем, круто развернувшись, направился к группе дворян, стоявших чуть поодаль. Он был мрачен, как грозовая туча. По дороге он цепким и колючим взглядом как бы ощупывал попадавших в поле его зрения людей.
"Он ищет меня!" Элизабет на миг охватила паника. Она осторожно переглянулась со священником. Отец Мэттью выглядел очень встревоженным и озабоченным.
Элизабет попробовала бы все же пробиться к сестре, но как раз в этот момент Мэри повернулась и пошла в противоположную сторону, удаляясь от нее. Люди Гарнеша тем временем приближались. Отец Мэттью быстро скомандовал:
– Элизабет! Притворись, что ты задыхаешься. Твоя сестра в безопасности. Нам же надо как можно быстрей выбираться отсюда.
Видя приближающихся подручных Гарнеша, Элизабет немедленно последовала совету священника. Она знала, что ее мужская одежда может не сработать в данной ситуации. Питер Гарнеш уже видел ее одетой в плащ шотландца. Кроме того, он отчетливо разглядел рану на ее лице, и наверняка ее ищут и по этой отметине.
Отец Мэттью закричал:
– Пропустите! Эй, дайте пройти! – и решительно двинулся сквозь толпу, уводя Элизабет с пути соглядатаев Гарнеша.
Элизабет вцепилась в плащ священника и двигалась за ним, кашляя и хватая ртом раскаленный воздух. Она, как умела, изображала приступ удушья.
Через некоторое время они выбрались из самой гущи толпы на относительно безлюдное место. Элизабет едва держалась на ногах. Слишком много событий обрушилось на нее сразу.
– Мне кажется, сейчас уже нет непосредственной угрозы, – заметил священник. – Однако, я думаю, самое лучшее для тебя сейчас – немедленно вернуться в укрытие на чердаке.
– Мне необходимо увидеть Мэри! Пережить такой ужас… и она так ранима!
Элизабет оглянулась вокруг. Они остановились на перекрестке. Отсюда вело много дорог в разные стороны. Мэри нигде не было видно, хотя они все еще находились в английском лагере.
– Я отыщу ее, – попробовал успокоить ее священник. – Я заметил направление, в котором она пошла. Иди назад в деревню, я сам приведу ее.
– Но…
– Сейчас, дитя мое, не время для споров. По крайней мере десяток английских ищеек высматривают тебя по всему лагерю. В деревне ты будешь в безопасности. Им не придет в голову искать тебя среди французских крестьян. – Отец Мэттью внимательно огляделся по сторонам и облегченно вздохнул. – Иди скорей! А я обещаю привести твою сестру!
ГЛАВА 9
"Жаль, что я на самом деле не мужчина", – сетовала Элизабет, с трудом прокладывая себе дорогу в царившем вокруг столпотворении.
Она пробиралась из лагеря в ту сторону, где за полями скрывалась деревня. Идя по проходам между шатрами, она не глядела по сторонам, опасаясь быть узнанной. Элизабет понимала, что ей надо срочно бежать в Италию. Но еще предстоит убедить отца Мэттью, что это ее личное дело и что она сможет справиться со всем сама.
Перед тем, как устремиться к месту пожара, они как раз говорили о том, что он не отпустит ее одну. Отец Мэттью беспокоился о дальней дороге и о том, что ей в одиночку не справиться с трудностями. Элизабет знала, что, даже если ей удастся убедить его в том, что она в состоянии преодолеть опасности по дороге в Италию, он будет настаивать на провожатых. Священник считает, что ей необходимы надежные попутчики и еще, обязательно, женщина-компаньонка.
Но Элизабет не хотела подвергать опасности дополнительно чьи-либо жизни. И она, да и отец Мэттью отлично понимали, что найти доверенную женщину-компаньонку, которая бы согласилась сейчас же немедленно поехать с ней в Италию, практически немыслимо. И Элизабет догадывалась, хотя он ни словом не обмолвился об этом, что он сам собирается сопровождать ее в трудном и опасном путешествии. Это было написано у него на лице. На самом деле, догадывалась Элизабет, священнику больше всего хочется обеспечить ее укрытием, поместить ее в какое-нибудь надежное место, может быть, в удаленный монастырь во Франции.
Но Элизабет считала, что это не решение проблемы. Она не может прятаться всю оставшуюся жизнь, позволяя другим заботиться о себе. Она не может сидеть и молча наблюдать, как мир вращается где-то там сам по себе, а она, Элизабет, в этом не участвует.
Девчушка, спешившая навстречу по дороге, пробормотала приветствие. Элизабет и не обратила бы на нее внимания, но что-то в невинном детском личике, какие-то черты, вдруг напомнили ей Анну. Интересно, как пережила их младшая сестренка весь этот хаос? Мэри удалось избежать лап Питера Гарнеша. И слава богу! Будет ли он преследовать самую младшую из сестер? Неужели он такой негодяй, что у него хватит подлости обратить свою месть на невинное создание?
Хотя, с другой стороны, их Анни отличалась с младых ногтей отменным умом и хитростью. Уже сейчас она умела использовать подворачивающиеся ей возможности на пользу себе самой. Элизабет знала, что девочка пристроена ко двору английской королевы. Да, с ней все будет в порядке, к тому же она в фаворе у отца. Нет, за Анни нечего беспокоиться. Вот Мэри – это совсем другая история. Что-то будет с ней дальше?
Оглядываясь по сторонам, она заметила его первой.
Эмрис окинул взглядом толпу. Неожиданно взгляд его встретился со взглядом какого-то юнца в низко надвинутой шляпе. Бог мой! Эти черные глаза могли принадлежать только ей.
Элизабет бросилась в спешке в спасительную тень, но шотландец не собирался так легко сдаваться. Он одним прыжком оказался на той стороне улицы и успел увидеть удаляющуюся фигуру в плаще и шляпе с большими полями. Элизабет как раз сворачивала за угол. Он убыстрил шаги. Догнать ее ему ничего не стоило.
Завернув за угол, Эмрис увидел, как она мчится вперед, время от времени испуганно оглядываясь. Однако он был уже рядом. Еще один шаг, и он схватил беглянку за руку. Элизабет попыталась вырваться, но не тут-то было. Он вовсе не собирался дать ей убежать еще раз.
Эмрис потянул Элизабет за собой в укромный уголок между шатрами.
– Отпустите меня! – Элизабет опять попыталась вырваться, но он не ослабил хватку.
– Не-ет! Во всяком случае, не раньше, чем я получу некоторые объяснения. Во-первых, от кого вы прячетесь и от кого убегаете сломя голову?
– Это вас не касается! – Элизабет подняла на него глаза.
Он не отрываясь смотрел на эту проклятую отметину. Взгляд его, казалось, способен прожечь кожу. Сочувствие и гнев попеременно отразились на его красивом лице.
– Кто это сделал?!
Эмрис еще крепче вцепился в ее плечо. Элизабет слышала искреннее сострадание в его голосе. Она отвернулась от него, чтобы скрыть уродливый рубец.
– Не имеет значения. Отпустите меня.
– Нет.
Эмрис неожиданно выпустил ее руку и, мягко развернув девушку лицом к себе, погладил ее по щеке… Их взгляды встретились. Он вдруг почувствовал, что она дрожит.
– Господи, да вы дрожите! Вы так напуганы?
Элизабет отрицательно покачала головой, пытаясь скрыть свой страх, но глаза, полные слез, говорили сами за себя.
– Если бы я знал, кто это сделал… Я понимаю, вы испуганы. Но не бойтесь, скажите мне только кто. Позвольте мне вам помочь, Элизабет! Я могу взять вас под свою защиту!
Какой он добрый! Под его защиту… Слова доходили до нее сквозь пелену эмоций, которые пробуждали в ней его ласкающие прикосновения. Элизабет неожиданно стало жарко. Сердце сладко замерло, а потом учащенно забилось.
Нет-нет-нет. Ей надо сохранять ясность разума. Что есть такое в этом человеке, что в его присутствии все остальное отходит на задний план? Все безумные страхи и треволнения нынешнего дня, даже мысль о том, что за ней гонятся, что ее жизнь в опасности – все на мгновение как бы исчезло, отступило.
– У меня теперь будет шрам на всю жизнь, – почему-то жалобно пробормотала она.
Почему? Как это не похоже на нее! Почему его внимание так на нее действует? Она чувствует себя ранимой и незащищенной. Ей не надо смотреться в зеркало, чтобы знать, как она выглядит с этой уродливой отметиной. Ему, как и любому мужчине, она, конечно, кажется ужасной, отвратительной. В конце-то концов, ведь женщины должны быть приятными на вид, а она… Она теперь останется на всю жизнь уродиной. На всю жизнь.
– Из нас получится прекрасная пара, мы имеем столько общего, – шутливо произнес он, взяв ее за руку и прикладывая девичью ладонь к своему шраму у надбровья. – Элизабет, вы необыкновенно красивы, – убежденно произнес Эмрис, одновременно избавляя ее от этой немыслимой шляпы.
И тут же застыл, пораженный. Лицо его вытянулось.
– Что за черт! Что вы с собою сделали?
– Интересно, – с вызовом произнесла Элизабет. – Вы находите красивым мое обезображенное лицо и чуть не падаете в обморок при виде обрезанных волос!
– Ну-у… Первое, как я понимаю, есть результат жестокого обращения с вами кого-то. Но второе… Второе могло быть сделано только вами самой. – Следуя непреодолимому желанию дотронуться еще раз до ее чудесных волос, он провел рукой по коротким кудрям, доходившим ей теперь всего лишь до плеч.
Она оттолкнула его руку.
– Зачем вы это делаете, если находите их непривлекательными?
– Кто вам сказал, что я нахожу что-нибудь в вас непривлекательным? – протянул Эмрис, не сводя взгляда с ее пухлых губ. – Все наоборот! Моя беда как раз в том и состоит, что все, что я нахожу в вас, – просто потрясающе!
Для нее не было загадкой, что именно он собирается сделать сейчас. Он собирается поцеловать ее. Вернее, уже целует. Проникновенно.
Для нее тем более не было загадкой, чего хочется ей самой сейчас больше всего на свете. Ей хочется уступить ему. Вернее, она уже уступила. С готовностью.
Губы ее непроизвольно раскрылись ему навстречу. Ни шум толпы, ни дым догорающего вдали пожара, ни даже преследование Питера Гарнеша – ничто, ничто другое не имело для нее значения в этот момент – только его ласка, только его прикосновения, его волшебный поцелуй!
Когда она нежно обвила его руками за шею, тесно прильнув к нему, Эмрис почувствовал, что его собственное тело вопиет о полной готовности. Что он мог сделать? Он хотел погружаться и погрузился еще глубже в сладостные ощущения, которые дарили ее полуоткрывшиеся губы, ее готовность уступить ему, ее мягкое тело, которое он держал в объятиях. Правда, она сейчас в мужской одежде. Но он прекрасно помнил, как божественно Элизабет выглядит обнаженной, какие у нее упругие груди и какое невыразимое блаженство гладить и целовать ее бархатную нежную кожу.
Элизабет оторвалась от него. Она чувствовала слабость в ногах и уткнулась головой в его широкую грудь, пытаясь сдержать дрожь, на сей раз вызванную отнюдь не страхом. Сердечко сбилось с ритма и выбивало сумасшедшую дробь.
– Почему со мной так? – прошептала она, пытаясь совладать с голосом. – Ну, так быстро, я имею в виду… Я ведь вас едва знаю.
– Страсть, притягивающая людей друг к другу, вряд ли можно объяснить разумно. – В ответ на ее удивленный взгляд, устремленный на него, Эмрис продолжил: – Все в порядке, Элизабет. Нам хорошо вместе. Я думаю, что вы испытываете то же, что и я. Пойдемте со мной. Я никогда и никому не дам вас в обиду. Никогда. Вы будете под моей защитой. Я позабочусь о вас. Мы найдем такой уголок, где будем только мы двое и вечность. И еще наслаждение, которое мы можем принести друг другу.
Она несколько помедлила, глядя в его неотразимые глаза. Это было предложение, которое очень походило на то, чего она могла ожидать от герцога Бурбонского. Правда, здесь было и отличие, которое заставляло ее задуматься. Она бы скорее сошла в могилу, чем согласилась бы на подобное предложение герцога. В лучшем случае, он мог рассчитывать только на ее дружеское расположение, не больше. Иное дело Макферсон. Здесь ей надо было справиться с искушением другого рода.
Нет! Она отчаянно помотала головой. Как она могла даже на минуту сомневаться! Она что, забыла, что случилось с ее матерью? Она что, хочет повторить ее судьбу? Да ни за что! Разве этого она хочет? Чтобы в какой-то момент, когда она наскучит Макферсону, оказаться брошенной и одинокой? И что она тогда будет делать? Куда пойдет? Нет и нет. Ей не следовало даже и задумываться над предложением такого рода!