Он прекрасно знал, что тогда было нечто большее. Он хотел ее и тогда, несмотря на блеклость характера, и хочет сейчас, несмотря на непристойность ее поведения.
Но он не станет действовать импульсивно. Не важно, сколько времени займет развод. Из этого ничего хорошего не выйдет. Он проявил слабость, поцеловав ее на Гавайях, но больше он такой ошибки не допустит.
Ради Рафика он будет благоразумен.
Изабелла не помнила, была ли она когда-нибудь раньше во дворце, но ясно, что она там бывала. Стены дворца из белого песчаника были инкрустированы золотыми и фарфоровыми изразцами и переливались на солнце.
Но самым удивительным был подъезд ко дворцу. Мраморные фонтаны, статуи, пальмы, пышные тропические растения и акры зеленой травы говорили о сказочном богатстве. Ведь в такой жаркой стране всегда не хватало воды. Порт-Джафар был расположен на побережье Аравийского моря, но воду нужно было опреснять, чтобы она годилась для полива. А чтобы в Джафаре выросла трава, нужно было очень много воды.
После прибытия ей отвели несколько комнат и оставили одну на некоторое время. К ней зашел лишь доктор, который расспрашивал ее о потере памяти. Она постаралась ответить на все вопросы подробно и правдиво. Хотя доктор не смог просветить ее по поводу ее состояния, он, похоже, был удовлетворен ответами.
Потом она попыталась покинуть свои комнаты, но оказалось, что к ней приставлен слуга, чьей единственной обязанностью, похоже, было никуда ее не пускать.
В конце концов, Изабелла устроилась возле окна, из которого открывался вид на море позади дворцовых садов. Она была взбудоражена и раздосадована, что у нее нет возможности найти выход своей энергии. В комнатах не было ни компьютера, ни книг, ни телевизора, ничего, чем можно было бы заняться. На письменном столе были ручка и бумага; гостиная была обставлена удобной мебелью, но больше не было ничего.
От скуки Изабелла стала петь. Сначала она исполнила старинную джафарскую песню, которой ее научил отец. Потом она перешла к песням, которые пела в "Ка Нуи". Она изливала в них свою грусть и душевную боль.
В первый раз она пела, зная, что она – жена и мать, и пустота, которую она прежде ощущала внутри себя, теперь объяснилась. Сейчас ей было понятно чувство одиночества, которое она прежде испытывала. Она тосковала по своему ребенку, хотела увидеть его и обнять. Теперь она не могла думать ни о чем другом. Раньше она всегда словно побаивалась детей. Она не знала, что им говорить, как их развлечь или утешить.
А сейчас Изабелла удивилась тому, как сильно ей хочется обнять своего ребенка. Да, она не знает, что нужно говорить, что делать, но она научится.
Она очень хотела научиться.
А Адан хотел лишить ее всего этого. В ней забились гнев и отчаяние. Как она может бороться с королем? Он выбросит ее прочь из дворца и отправит обратно на Гавайи, как только это произойдет. Может быть, уже сегодня вечером.
Изабелла поднялась и пошла к дверям, охваченная волнением. Она знала, что за дверью сидит слуга, но вдруг он уже ушел? Может быть, это ее единственный шанс выбраться из комнаты. Изабелла рванула дверь – и застыла на месте, оборвав песню на полуслове.
Слуга действительно сидел возле двери, но ее внимание приковал не он, а пожилая женщина, стоящая в коридоре и держащая на руках маленького ребенка.
Малыш уставился на Изабеллу, приоткрыв рот от удивления. Она так и впилась в него глазами. У него были темные кудри и глаза отца, но нос и подбородок были ее. Это был самый красивый мальчик, которого она когда-либо видела.
Изабелла потянулась было к ребенку, но он внезапно расплакался.
– О, пожалуйста, не плачь, прости меня! – сказала она, делая шаг вперед и протягивая к нему руки. Но потом остановилась, чувствуя, как разрывается ее сердце от плача Рафика. Ей отчаянно захотелось обнять и утешить малыша, но ведь он ее не знает. Он уткнулся головой в плечо няньки и зарыдал.
– Вы не виноваты, госпожа, – сказала женщина. – Он хочет, чтобы вы пели. Мы остановились, чтобы послушать.
Изабелла издала сдавленный звук, который был наполовину смешком, наполовину всхлипом. Сердце болело и в то же время переполнялось любовью к этому малышу, который был ее частью.
– Разумеется, – сказала она. – Но почему бы вам не войти, так будет удобнее. Я буду петь столько, сколько он захочет.
Женщина внимательно оглядела Изабеллу. Она поглаживала мальчика по спине, что-то приговаривая ему. Затем взглянула на ребенка и потом опять на Изабеллу, словно что-то оценивая.
– Да, – сказала она после долгой паузы, – мы зайдем.
Адан наконец оторвался от рабочего стола. Пора было заканчивать. После ухода адвоката он поговорил по телефону с Жасмин и все рассказал ей. Она долго молчала, а потом сказала:
– Может быть, это к лучшему.
– Это не то, что мне нужно, – ответил он.
В голосе Жасмин чувствовалось тепло.
– Она все еще твоя жена и мать твоего ребенка. Я думаю, что судьба вернула ее тебе не случайно.
Они поговорили еще немного о свадьбе, о том, что все необходимо отложить. Жасмин была великодушной, понимающей, и Адан злился все сильнее, пока говорил с ней. Злился на Изабеллу.
Он хотел, чтобы Жасмин стала Рафику матерью, и как можно скорее. Он не знал, почему раньше не делал ей предложения, но такое решение не приходило ему в голову. Он убедил свою старую няню, жившую на покое, стать няней для своего сына. Он знал, что поручает сына заботливым рукам. Но Калила была уже очень стара, и Адан чувствовал себя виноватым, заставляя ее снова работать.
Он каждый вечер приходил к сыну, играл с ним, читал ему. Рафика любили так, как самого Адана никогда не любили. Отец был надменным человеком, не способным проявить истинную привязанность к своим сыновьям. Из них растили твердых, сильных сынов пустыни, а не высокомерных, избалованных юношей. Адан, однако, не думал, что Рафик вырастет менее мужественным из-за его любви и заботы. Ему было радостно, когда по вечерам он входил в детскую и видел, как маленькое личико сына светится искренней и чистой любовью. Изабелла действительно как-то сказала, что любит его. Он не выдумал это. Он все еще помнил, как она сказала ему это в одну из ночей. Она была такой юной, такой наивной, и он тогда отпрянул от нее, встревоженный, сам не зная почему.
Вскоре она почувствовала, что беременна. А потом ее стала мучить тошнота по утрам, и он покинул ее постель. Адан хотел, чтобы она отдыхала и была здорова. У него появилось ощущение, что его присутствие мешает ей спать.
Адан нахмурился. Сказал ли он ей тогда, почему он перестал спать с ней? Конечно же она знала, почему они перестали заниматься сексом, – она слишком плохо себя чувствовала. Но понимала ли, почему он оставил ее одну?
Он тогда не сказал ей почему, и эта мысль теперь беспокоила его.
Психиатр, осмотревший Изабеллу после ее прибытия, не смог сообщить ему ничего нового. Изабелла утверждала, что ничего не помнит о своем замужестве и рождении ребенка. Случай был необычный, но такое было возможно. Просматривая записи в медицинской карте Изабеллы, доктор сказал, что у нее имелись признаки послеродовой депрессии.
Подобное состояние – достаточно распространенная вещь, пояснил доктор. Оно появляется в результате гормональных сдвигов в организме женщины. Иногда состояние ухудшается и может вызвать галлюцинации или мысли о причинении вреда себе или ребенку.
Адан был потрясен. Он и предположить не мог, что тогда с Изабеллой что-то было не в порядке. Доктор предположил, что она пыталась совершить самоубийство. Записи в карте до ее исчезновения свидетельствовали, что она не принимала антидепрессанты. Доктор, наблюдавший ее, должен был прописать медикаменты, чтобы облегчить ее состояние.
Возможно, что ее врач просто не заметил этих признаков.
Адан не знал, что ему делать с этой информацией, но, подходя к детской, он отбросил все мысли об Изабелле. Все, чего он сейчас хотел, – обнять сына и провести время, наблюдая за его забавами. Он толкнул дверь и вошел в покои, заваленные игрушками.
– Калила! – позвал он, но никто не ответил. Он прошел в детскую, но Рафика не было ни в кроватке, ни на полу, где он всегда играл.
Калила и Рафик обычно были здесь в это время. Он постоял немного в недоумении, но потом внезапная мысль озарила его, словно вспышка молнии.
Он поместил Изабеллу так далеко от детской, как только мог, но это была жилая часть дворца, и ее комнаты были доступны. Они просто выходили в другой коридор. Он оставил слугу, которому было приказано не пускать ее из комнат. Но все же была вероятность, что она как-то нашла Рафика.
Он бросился по коридорам к ее покоям. Когда Адан остановился у ее двери, запыхавшись, слуга, приставленный к ней, упал ниц и начал что-то бормотать.
Адан услышал пение. Это пела Изабелла, звуки ее голоса были чистыми и глубокими, они обволакивали его теплом, словно плед в холодную пустынную ночь. У него отчаянно билось сердце, он осторожно открыл дверь, молясь про себя, чтобы его догадка не подтвердилась и сына там не оказалось.
Изабелла сидела на одном из низких диванчиков, закрыв глаза, и пела. Калила устроилась на другом диване напротив.
А Рафик стоял, положив руки на колени Изабеллы. Его личико было обращено к ней.
Адан был в бешенстве, и это понятно. Но было еще какое-то чувство. Потеря?
Рафик был его сыном, несмотря ни на что. Это было досадной случайностью, которая никогда не повторится. Рафик никогда не вспомнит об этом.
Изабелла умолкла, открыла глаза и улыбнулась сыну. Он запрыгал, смеясь от удовольствия.
Изабелла протянула руки, Рафик протянул свои навстречу, она нагнулась и подхватила его. А потом крепко обняла. Адан сходил с ума, наблюдая за этим.
– Что здесь происходит? – тихо спросил он, сдерживая эмоции.
Все обратились к нему. Калила поднялась и поклонилась. Он ненавидел это, но она всегда строго соблюдала правила этикета. Так она будет делать и по отношению к Рафику. Она заменяла им мать, но все-таки ею не была.
Изабелла встала, и Рафик обнял ее за шею. Когда он увидел Адана, то воскликнул:
– Папа! Спой, папа!
– Твой папа поет? – спросила Изабелла.
Рафик кивнул.
– Отпусти его! – прорычал Адан. Он думал, что Изабелла станет спорить, но она просто наклонилась и поставила Рафика на пол. Он держал ее за шею и отказывался отпускать.
– Не надо вниз!
У него было капризное выражение лица, и Адан понял, что в этой битве он проиграет. Он подошел и протянул руки к сыну.
– Иди к папе! – сказал он, и Рафик в ответ обнял его.
Изабелла отдала мальчика легко, но от него не укрылось, как ее пальцы на миг крепко сжались, прежде чем выпустить ребенка.
Адан стоял рядом с ней, и аромат ее тела вскружил ему голову. Она приняла душ и переоделась. Ее волосы были душистыми, словно тропические цветы. Адану захотелось закрыть глаза и вдохнуть ее всю, целиком.
Но вместо этого он отвернулся:
– Идем, Калила. Рафика пора купать и укладывать спать.
Изабелла не хотела их отпускать, но понимала, что не может помешать Адану. Весь предыдущий час она пела своему ребенку, радуясь его улыбке и тому, как охотно он пел вместе с ней. Она по-прежнему ничего не могла вспомнить, но, пока она была со своим сыном, испытывала удивительное чувство спокойствия и счастья.
Она не хотела, чтобы это заканчивалось. Она ощущала гармонию с собой. Это было непривычно для нее.
Она терялась, не зная, что делать и говорить, когда он рядом. Ее печалило, что она не умеет быть матерью, и она очень хотела научиться.
Но Адан хочет помешать ей. Он хочет, чтобы Рафик с ней не виделся. Когда он заговорил, она увидела ненависть и гнев на его лице. Он не верил, что она нужна Рафику, и это одновременно причиняло ей боль и укрепляло желание не сдаваться.
Но она понимала причины его осторожности. Для Адана важнее всего было счастье и спокойствие Рафика. Но она не могла согласиться с тем, что не достойна быть рядом с сыном.
– Адан, – позвала она.
Она не думала, что он остановится, но, когда Рафик сказал: "Леди петь, папа", Адан остановился в шаге от двери:
– Не сейчас, Рафи. Леди нужно отдохнуть.
– Леди петь! – настаивал Рафик.
– Нет, Рафи, – сказал Адан, и лицо мальчика сморщилось.
Изабелла знала, что за этим последует, даже после такого короткого знакомства с сыном. Он расплакался.
Адан бросил на Изабеллу взгляд, полный отвращения, а затем исчез за дверью. Калила последовала за ним.
Изабелла стояла посреди своей опустевшей комнаты, слушая удаляющийся плач Рафика. Всего несколько мгновений назад она была полна жизни, а теперь чувствовала себя обессиленной и опустошенной.
Смех, тепло, любовь ушли вместе с Рафиком.
Она прижала кулак к губам, прикусив пальцы. Она поняла, что любит Рафика. Это произошло быстро. Она потеряла голову от любви к своему маленькому мальчику.
Что она сделала два года назад? Почему она оставила его тогда?
Как ни старалась, она не могла припомнить решительно ничего из того времени. Там было так же пусто, как всегда. Она очнулась, ей рассказали о несчастном случае. Затем она уехала к матери для окончательного выздоровления. Вот все, что она могла вспомнить.
Доктор, с которым она сегодня разговаривала, пожал плечами и сказал, что мозг человека очень непредсказуем и чувствителен ко всему. Когда она спросила, вспомнит ли она те события когда-нибудь, врач ответил, что такое возможно, хотя маловероятно.
Прошел еще час, прежде чем слуга принес ужин. Она поела в одиночестве, затем взяла чашку с кофе и вышла на балкон, с которого открывался вид на сад внизу. Солнце недавно зашло, и жара уходила. Небо было подсвечено красным, почти как на Гавайях, но немного иначе, и Аравийское море сверкало темным пурпуром, отражая небо.
В сумерках Порт-Джафар переливался, словно драгоценное ожерелье. В отдалении торговые суда заполонили гавань в ожидании погрузки или разгрузки. У ее отца был дом на берегу, гораздо дальше отсюда. Бирюзовая вода там ласкала белый песок. Пока она росла, она любила этот дом больше всего. Вот почему она уехала на Гавайи.
Пока Изабелла пила кофе, ночь сгустилась, закат постепенно угас, превратившись в узкую красную ленту вдоль горизонта. А потом она почувствовала, что не одна. Она уже знала, кто это.
– Пришел, чтобы сбросить меня с балкона и покончить со своими неприятностями, Адан? – спросила она.
Он вздохнул у нее за спиной:
– Нет.
Она услышала, как он подошел ближе. Он переоделся в темную рубашку и джинсы. На его голове больше не было куфии. Изабелла не могла решить, что будоражило ее сильнее: его лицо, подчеркнутое темной одеждой, или пряди волос, обрамлявшие чеканные черты.
Как можно было позабыть такого мужчину? Забыть о сексе с ним, о том, как спала и просыпалась рядом, ела вместе с ним, разговаривала?
– Он плакал почти час, – сказал Адан без всяких вступлений. В его голосе слышалась любовь к сыну.
– Мне очень жаль, – ответила она. При мысли, что ее ребенок плакал, ком подступил к горлу.
– Он отказался есть, так был расстроен. Калила в конце концов все-таки уложила его. – Он провел рукой по волосам. – Не знаю, как ей это удалось.
Он повернулся к ней, облокотившись о перила балкона. Это был обычный жест, но в нем все казалось каким угодно, только не обычным. В линиях его тела, в движении его бровей и глубине взгляда было чувственное напряжение.
– Растить ребенка – нелегкое занятие, – продолжил он. – Дети привередливы, шумны, своенравны. Ты не ждешь от такого крохи стольких проблем. Это огромная ответственность.
– Я понимаю это, Адан. – Ее сердце застучало от его близости, от разговора об их ребенке. Словно они вдруг оказались на одной стороне. Но она понимала, что это только иллюзия.
Он запустил пальцы в волосы. Ей захотелось пригладить растрепавшиеся завитки, но она не стала этого делать.
– Он не знает тебя, – сказал он. – Если ты войдешь в его жизнь, а потом решишь, что ответственность слишком велика для тебя, ты больно ранишь его.
Изабелла сжала чашку.
– Я не сделала ничего плохого. Я не пыталась быть для него…
– Я знаю. – Он нервно вздохнул. – Калила рассказала мне, что произошло. Она шла коротким путем к детской, когда он услышал твое пение.
Она вспылила:
– Так зачем же ты здесь, если не для того, чтобы наказать меня? Я знаю, ты был бы счастлив, если бы меня не было, Адан. Но я существую. И хочу узнать своего ребенка.
Его глаза ярко горели в закатном свете. Рот сжался в тонкую линию. Ее взгляд задержался на этих твердых, чувственных губах. Они были такими ласковыми в поцелуе. Возбуждение, которое она ощутила при этой мысли, потрясло ее. Она сердилась на Адана, но ее тело реагировало на него так, что трепет желания превращался в мощный поток.
Как она может испытывать к нему такое, если он приводит ее в бешенство? Или ее тело помнило то, что забыло сознание?
Он подошел ближе, затем остановился, словно осознав, что сделал это против воли. Когда он заговорил, его голос был тихим и уверенным.
– Я здесь, Изабелла, потому что я принял решение.
Глава 6
Адан рисковал. Он понимал это. Когда он нес Рафика обратно в детскую, а малыш все плакал, желая еще послушать пение леди, он осознал, что не может изменить произошедшее.
Возможно, он был не прав, пытаясь держать Изабеллу подальше от Рафика.
Он не очень верил, что она вдруг станет прекрасной матерью, и не стал бы строить будущее Рафика на такой зыбкой почве. Но его сын еще совсем маленький, и в дальнейшем люди будут входить в его жизнь на короткое время и снова уходить из нее. Учителя, друзья. Даже Калила, которой из-за артрита скоро трудно будет заботиться о нем. Люди приходят и уходят. От этого Адан не сможет уберечь сына.
Изабелла смотрела на него сверху вниз, взгляд ее был обеспокоенным и грустным.
От нее все еще пахло тропическими цветами. Цветами, кофе и пряной сладостью кардамона, которым он был приправлен. Адану вдруг подумалось, что ее губы сейчас, наверное, сладкие и пряные на вкус.
– Что ты решил, Адан? – спросила она. Ее голос был густым и бархатным.
Он отбросил мысли о поцелуе.
– Я дам тебе провести с нами две недели. – Он решил, что единственный способ убедить ее, что она не создана для материнства, – позволить ей провести какое-то время с Рафиком. Она уже ушла однажды – не важно, по какой причине, – и сделает это еще раз. Она казалась совершенно спокойной, и все же от него не ускользнул едва уловимый вздох.
– Две недели, – твердо повторил он. – Но ты не должна говорить ему, что ты – его мать. Не нужно смущать его.
– Но я же действительно его мать, – ответила она.
– Условия таковы, Изабелла. Прими их или уйди.
Она откинула голову:
– Кем же я буду ему в таком случае?
Адан пожал плечами:
– Няней. Учительницей. Кем-то, кто не останется надолго.
Она поставила кофе на столик. Тонкий фарфор задребезжал, выдавая ее волнение. Или гнев. Он вынужден был признать, что она в состоянии справляться с нервами и сдерживать себя.
– И что будет потом?