Сбросив на пол свое целомудренное одеяние, Рауль подошел к окну. Со двора доносился какой-то шум. Он стоял и думал, что только совершенный вертопрах мог так дразнить даму, особенно такую юную и готовящуюся стать Христовой невестой. Правда, в последнем он сомневался, и все же…
За окном послышался стук копыт, но Рауль не мог видеть двора, а потому продолжал лениво размышлять, что сказала бы Алина, узнав, что его семья не чужда торговых дел…
Но тут она ворвалась в комнату.
- Фортред приехал!
И беспомощно воззрилась на его неприкрытую наготу.
Рауль не мог дотянуться до своего покрывала, но вовсе не собирался прикрываться ладошками, как нервный юнец.
Алина застыла на пороге, приоткрыв рот, изучая его тело дюйм за дюймом, точно читала захватывающую книгу Тело Рауля начинало отвечать на ее пристальный взгляд.
Рауль подошел к девушке, взял ее за плечи, повернул к себе спиною и подтолкнул к двери.
- Тогда мне нужно во что-то одеться. Галеран знает?
- Отец пошел сказать ему… им. Что нам теперь делать?
- Если вы не принесете мне одежду, я вынужден буду выйти в зал нагишом, что вызовет некоторое замешательство.
Он снова легонько подтолкнул Алину к двери, и она выбежала с нервным смешком.
Галеран выслушал подробный рассказ Джеанны о ее встрече с братом Фортредом, и они принялись думать, как теперь действовать. Но, увы, ни одно из великого множества решений не годилось. Нельзя было смертельно оскорбить Церковь в лице ее смиренного служителя Ранульфа Фламбара.
Галерану некогда было снять доспехи, некогда было даже умыться, и, когда Губерт пришел сказать, что брат Фортред уже приехал, ему ничего не оставалось, как выйти в зал, сознавая, что он грязен, нечесан и от него пахнет кровью.
Хотя, пожалуй, это было к лучшему.
Губерт опасливо посмотрел на Галерана.
- Галеран, мне очень не хотелось бы, чтобы в моем доме был обижен служитель Христа.
Галеран не считал, что архиепископ Фламбар заслуживает такого титула, но ему известна была набожность Губерта.
- До этого не дойдет, с божией помощью, - ответил он, подошел к высоким дверям и увидел, как во двор въезжают на мулах трое монахов с выбритыми макушками и следом за ними - пятеро внушительного вида стражников.
Галеран с сожалением подумал, что Губерту следовало бы проявить осторожность и, по примеру Джеанны, не впускать в замок солдат, но, увы, хозяин Берстока питал слишком большое уважение к слугам бога.
Все монахи были в простых, грубых рясах, но у Галерана не было сомнений, что по крайней мере один из них - человек не простой. Он явно знал себе цену, и его гладкое лицо свидетельствовало о бесспорном уме.
Разумеется, это и был брат Фортред.
Губерт шагнул к нему.
- Приветствую, брат. Добро пожаловать в Берсток.
- Мир дому сему, лорд Губерт, - спешившись, ответствовал монах. - Мы приехали из Хейвуда вслед за леди Джеанной, которую, несомненно, привел сюда родственный долг. У нас к ней дело. Нас послал архиепископ. Галеран вышел вперед.
- Значит, у вас дело ко мне, преподобный брат. Я Галеран из Хейвуда.
Монах еле заметно повел бровью, но Галеран понял, что удивил его, а это могло быть полезным.
- Рад видеть вас, милорд. Я брат Фортред, посланник архиепископа. Вот мои товарищи, брат Эйден и брат Нильс. Позвольте мне от имени архиепископа Фламбара поздравить вас с окончанием вашего благословенного похода в Святую Землю и с благополучным возвращением.
- Я признателен его преосвященству за добрые слова. Из Иерусалима я привез с собою несколько реликвий. При возможности вы обязательно должны посетить меня в Хейвуде, и я подарю вам одну из них для архиепископа.
Это был явный подкуп, но монах лишь с достоинством кивнул.
- Заверяю вас, милорд, его преосвященство будет вам благодарен. При возможности непременно заедем.
- Конечно, Галеран, конечно, - с видимым облегчением поддакнул Губерт и ввел гостей в зал, где Галеран тут же заметил Алину, старательно расставлявшую на столе блюда со сладкими печеньями и кувшины с вином, а помогал ей - в том не могло быть сомнений - Рауль.
Джеанны в зале не было, как они и договорились. Проходя мимо Рауля - благоухающего Рауля в относительно чистой одежде, - Галеран шепнул:
- Как это тебе удается всякий раз помыться раньше меня?
- Обаяние, больше ничего. Что ты намерен предпринять? Мне надеть доспехи?
- Не можем же мы поднять оружие против архиепископа. Посмотрим, чего могу добиться я моим обаянием.
Галеран подошел к брату Фортреду, который, сидя на скамье, потягивал вино. Оба его приспешника неловко топтались рядом. Один из них держал наготове восковую табличку, дабы вести хронику событий.
- Итак, - промолвил Галеран, присев рядом, - что привело вас в эти края, преподобный брат? Я, как вам известно, только что вернулся в Англию, но если в мое отсутствие не уплачивались налоги или если, упаси боже, кто-нибудь из моих людей как-нибудь оскорбил святую Церковь, вы можете быть уверены, я разберусь с этим.
На впалых щеках монаха выступил легкий румянец; он явно не знал, что сказать, но вскоре овладел собой.
- Увы, милорд, это и случилось. До епископа дошли вести о прискорбном разладе в вашем доме. Подобные происшествия могут иметь самые нежелательные последствия, и вот мы приехали расследовать это дело.
- Понимаю. И что же вам удалось выяснить?
Монах суетливо обвел взглядом полный народа зал.
- Милорд, быть может, нам лучше побеседовать наедине…
- Отнюдь, - любезно улыбнулся Галеран. - Для простых людей полезно и поучительно видеть, как улаживаются подобные дела.
Брат Эйден с испуганным видом торопливо записывал.
Фортред отставил кубок и сел прямее.
- Значит ли это, милорд, что сведения архиепископа неверны? Говоря откровенно, ему стало известно, что жена ваша предалась блуду и родила ублюдка.
- Спасибо за откровенность, - холодно промолвил Галеран. - Это правда, жена моя родила ребенка, отцом коего являюсь не я. Но я не советовал бы никому - будь он даже посланником самого папы - называть ее блудницей.
Фортред побледнел, а Эйден выронил стило.
- В самом деле, милорд, - выдавил Фортред, - возможно, здесь мы… но все же, - с достоинством договорил он, - леди Джеанна, бесспорно, согрешила!
- А мы с вами разве без греха? Она прощена.
В толпе послышался тихий, но хорошо слышный ропот.
- Кем же? Богом? - осведомился Фортред.
- Об этом спросите у Него. Она получила прощение от меня.
- Воистину, милорд, это благородно.
Галеран спокойно встретил подозрительный взгляд монаха.
- Брат Фортред, я лишь недавно ступал по той земле, которой касалась стопа господа нашего. Разве не учил Он, что только те, на ком нет греха, могут бросить свой камень? А ведь речь, если не ошибаюсь, шла именно о женщине, застигнутой за прелюбодеянием.
- Воистину так, милорд. Но в наше смутное время нам приходится мыслить более приземленно…
Галеран возвел взор к закопченным балкам.
- Почему мне кажется, что Христос не согласился бы с вами?
- Милорд, теперь не время для досужих бесед! Архиепископ Фламбар обеспокоен тем, что вы можете сделать свой неудачный брак предлогом для проявлений жестокости.
Галеран посмотрел на Фортреда.
- Вы можете уверить его преосвященство в том, что я так не поступлю, - по крайней мере, если моя жена больше не согрешит.
- Более того, - продолжал Фортред, видимо, начиная наконец приготовленную заранее речь, - он чувствует, что постоянное присутствие очевидного доказательства ее падения может истощить терпение даже самого терпеливого мужа…
- Но, с божьей помощью, не нарушит его.
Фортред встал со скамьи.
- Милорд, мне поручено принять на себя хлопоты о незаконнорожденном ребенке и доставить его в Йорк, где о нем будут надлежащим образом заботиться до окончательного устройства дела.
- О каком деле говорите вы, брат Фортред?
- Чей это ребенок?
Тогда Галеран тоже встал, втайне радуясь, что на нем до сих пор залитые чужой кровью доспехи.
- Кто, кроме матери, может заявить права на это дитя?
Фортред невольно отступил.
- Отец, разумеется.
- Кто он?
- Как, вы не знаете? - В этот миг брат Фортред был похож на человека, который бодро шел по твердой дороге и вдруг провалился в трясину.
- Скажите же мне.
Монах оглянулся на своих товарищей, взыскуя совета, но те лишь глупо ухмылялись. Тогда он, сузив глаза, обратился к Галерану.
- Милорд, сэр Раймонд Лоуик сознался на исповеди, что является отцом этого ребенка. Он раскаивается в своем грехе, но заявляет, что и он, и леди Джеанна считали вас погибшим в то время, когда произошло зачатие. Он приветствует ваше благополучное возвращение и искренне сожалеет о содеянном. Во искупление - понимая, сколь неуместно присутствие его дочери в вашем доме, - он готов принять на себя бремя забот о ребенке.
Прежде чем ответить, Галеран помолчал, а затем заметил:
- Мне представляется, что он должен был бы понести более суровое наказание.
- Да. Господин мой архиепископ наложил на него виру в двадцать шиллингов и присудил ежедневно молить бога об искуплении греха.
Галеран кивнул.
- Моя жена тоже ревностно молит бога, дабы Он ниспослал ей прощение, но, думается мне, она должна заплатить и виру. Милорд Губерт, нельзя ли одолжить у вас денег?
- Отчего же нет, - отвечал тот, с тревогой глядя на Галерана, и тотчас послал слугу за кошельком.
Галеран снова обернулся к Фортреду.
- Что до младенца, то мы настаиваем, чтобы бремя забот по его воспитанию было возложено на наши плечи.
Монах побледнел, но западня, перед которой он оказался, была неизбежна.
- Но, милорд, это значило бы обременить вас, тогда как вы ни в чем не повинны.
- Разве? Не я ли оставил мою жену без присмотра и наставления на долгие месяцы? Даже святейший папа Урбан, призывая к крестовому походу, сомневался, должны ли в нем участвовать те, кто имеет жен. Велика мудрость божия.
- Но, если и был на вас грех, милорд Галеран, участие в святом походе искупает все!
- Тогда я уверен: Отец наш небесный дарует мне силу, дабы я вытерпел присутствие этого маленького неудобства в моем доме.
Щеки брата Фортреда покрылись красными пятнами.
- Милорд, архиепископ настаивает, чтобы ребенок находился под его опекой до окончательного разрешения этого дела!
Галеран положил руку на эфес меча.
- Брат Фортред, младенца нельзя разлучить с матерью, ибо он еще не отнят от груди.
- Но можно найти кормилицу…
- Я не верю, чтобы можно было вскармливать высокорожденное дитя молоком простолюдинки.
- В таком случае…
- И, кроме того, я не допущу, чтобы жена моя отправилась в Дургам вместе со своей дочерью. Я только что вернулся из далекого похода и желаю обрести то, что положено мне по праву супруга.
Тонкие губы брата Фортреда искривились в улыбке, весьма напоминающей злобный оскал, но доводы его, как видно, были исчерпаны.
Галеран воспользовался этим, чтобы призвать Джеанну. В мгновение ока она уже стояла подле него, склонив голову, являя собою образец женской покорности.
- Вы посылали за мною, господин?
- Да, жена. Оказывается, Раймонд Лоуик исповедовался в своем грехе архиепископу Дургамскому и был прощен. Он заплатил в церковную казну двадцать шиллингов и обещал принять на себя все хлопоты по воспитанию маленькой Донаты. Мне кажется, будет справедливо, если ты заплатишь ту же цену.
Услышав о том, что растить Донату будет Раймонд, Джеанна сначала вспыхнула, потом побледнела от ужаса, но затем до нее дошел смысл последующих слов мужа; ее глаза расширились, и Галеран понял, что она борется с неудержимым приступом смеха.
Ему и самому пришлось крепче сжать губы.
Прибежал слуга Губерта с кошельком. Он подошел было к своему господину, но тот указал ему на Галерана. Галеpaн взял кошелек и бросил его прямо в руки Джеанне.
Глубоко вздохнув, она преклонила колени перед монахом.
- Брат Фортред, архиепископ мудр и милосерден. Я охотно отдаю эти деньги на его святые нужды и лишь прошу и вас, и его не забывать меня в ваших молитвах к всемогущему и милостивому Отцу нашему, дабы ниспослал Он мне прощение.
Лишь только кошелек с деньгами оказался в руках остолбеневшего монаха, Галеран с изысканной учтивостью помог Джеанне подняться с колен.
- Я также благодарю архиепископа за то, что он примирил меня с Раймондом Лоуиком, столь постыдно воспользовавшимся моим отсутствием, и обещаю не поднимать руки на Лоуика, если только он не оскорбит меня вторично. Можем ли мы на этом считать дело улаженным, брат Фортред?
- Сомневаюсь, - буркнул монах, выходя из зала в сопровождении обоих своих спутников. Брат Эйден замешкался, собирая таблички, и испуганно улыбнулся Галерану. Во дворе монахи взобрались на мулов и потрусили к воротам под надежной защитой вооруженных стражников.
- Галеран, - шепнула Джеанна, - как ты это сделал? - И посмотрела на него взглядом, исполненным такого благоговейного восхищения, какого он, пожалуй, не удостаивался ни разу в жизни ни от кого, а тем более от нее. Он улыбнулся, чувствуя себя так, будто убил семиглавого дракона.
- Одним обаянием. Я хотел бы еще раз употребить мое обаяние, чтобы мне помогли вымыться и достали чистую одежду. Однако думаю, нам следует торопиться в Хейвуд, пока не грянул новый гром.
10
Помня о лучнике, Галеран был рад, что в Хейвуд их с Джеанной сопровождает целый вооруженный отряд. Случись тому первому дротику ударить xoть на палец ниже, и сейчас его не волновало бы уже ничто земное.
Он не боялся самой смерти; более того, смерть была бы для него даже желанна. Но что станется с покинутой им, беззащитной Джеанной… Поэтому он не пренебрег ни капюшоном кольчуги, ни шлемом, ни щитом и на всякий случай старался держаться в стороне от Джеанны и ребенка, дабы не подвергать их опасности.
Так кто же послал лучника? Если убийца выслеживал их много дней, то ему должны были представиться десятки случаев убить Галерана. Скорее он появился одновременно с Фортредом, выполняя один замысел.
Замысел Фламбара.
Если бы не находчивость Джеанны, Фортред без особых хлопот завладел бы младенцем в Хейвуде; не появись Галеран вовремя, он сделал бы это в Берстоке, и в таком случае Джеанна была бы вынуждена сопровождать Донату.
Тогда Фламбар одним ходом получил бы две нужные ему пешки; а если бы между тем Галеран был застигнут врасплох и убит, дело стало бы совершенно бесспорным. Лоуик при поддержке Церкви женился бы на овдовевшей Джеанне и в считанные дни обосновался бы в Хейвуде, и тогда ни отец Галерана, ни даже сам король ничего не могли бы поделать - разве что пойти на Хейвуд войной.
Хотя король скорее всего принял бы сторону Фламбара. Так что, если бы отец Галерана попытался обжаловать притязания Лоуика на Хейвуд, у Вильгельма Рыжего появился бы повод для похода на север и разгрома могущественного клана Вильяма Брома.
К Галерану подъехал Рауль.
- Отчего хмуришься? Думаешь, кто-нибудь еще раз посягнет на твою жизнь?
- He похоже, но успокаиваться на этот счет рано. Как я понимаю, за мою голову назначена высокая цена, а убить человека - дело нехитрое. Хотя я пока что крепко сижу в седле.
- Тогда отчего ты мрачен? Ты так тонко расправился с тем святошей.
- Все только начинается. Ты, верно, не знаешь, что такое Ранульф Фламбар.
- Алина мне кое-как объяснила. Пренеприятное создание, но ему покровительствует король.
- Хуже того: он - правая рука короля. Уже много лет он вместо Вильгельма правит Англией, а теперь, когда сделался архиепископом Дургамским, он и мой отец становятся главными соперниками в борьбе за власть на севере.
- Но я все не возьму в толк, зачем бы архиепископу поддерживать Лоуикл. На что ему такой слабый союзник? Галеран покачал головой.
- Ты не понимаешь… Под властью архиепископа Дургамского находятся земли от Карлайла до Дургама. А мой отец, в свою очередь, держит в своих руках обширные владения, включая Бром, самое крупное поместье на севере. Вдобавок его замок стоит у важнейшего брода. Тут же рядом Хейвуд и Берсток, а поскольку я женат на племяннице Губерта Берстока, а мой брат Уилл - на другой его племяннице, то все мы - союзники. Кстати, я не говорил тебе, что брату моей матери принадлежат прибрежные земли с двумя крупными портами?
Раульприсвистнул.
- Значит, твоя семья держит в кулаке весь север страны и действительно может тягаться с архиепископом?
- Именно так. А мой отец - не из тех, кто молча сносит обиды.
- Но если архиепископу удастся завладеть Хейвудом, власть лорда Вильяма Брома будет существенно ослаблена.
- А если отец вздумает возражать, у короля появится повод разбить его.
Рауль острым взором обвел окрестности.
- Значит, так или иначе, Фламбар и его присные еще вернутся.
Если в лесах вдоль дороги и рыскали наемные убийцы, они, верно, не решились напасть на большой, хорошо вооруженный отряд, и вскоре после полудня Галеран и его спутники благополучно добрались до Хейвуда.
Галеран открыто, не таясь, чтобы видели все, взял из рук Джеанны младенца, помогая жене спешиться, и сам внес Донату в башню.
- Галеран, - сказала Джеанна, когда они вошли в зал, - я пожертвовала бы ею ради тебя, поверь. Не принимай на себя этого бремени.
Он отдал ей дочь.
- Я уже это сделал. Джеанна, на младенце нет вины. Даже сына крестьянки я не отдал на растерзание толпе; не отдам и Донату Фламбару с Лоуиком. Если уж на то пошло, она рождена в моем замке и хотя бы поэтому находится под моей защитой. Ступай, покорми ребенка. А потом, - улыбнулся он, - я хотел бы вымыться.
Сердце Джеанны разрывалось от любви к Галерану - любви, смешанной с горечью. По временам ей казалось, что его невероятное благородство неспроста, что он на грани помешательства, и тогда ей хотелось побранить его, как раньше, в годы их юности. Но она понимала, что у Галерана развито сильное чувство справедливости и оно не даст его бдительности ослабнуть, а уму - притупиться.
Сегодня он доказал это.
Но, благородный человек, он не видел чужой подлости, и это было опасно.
Созывая своих дам, Джеанна почему-то вспомнила те времена, когда еще был жив отец, и Раймонд, приезжая в Хейвуд, заигрывал с нею, а она втайне страшилась, что Галеран сочтет его поведение оскорблением для себя и дело дойдет до мечей.
А что, если это случится теперь? Галеран - храбрый воин, но все же ему далеко до Лоуика, более рослого и сильного, известного по всей округе своим воинским искусством. Она сказала Галерану правду: пусть ее сердце разорвалось бы на тысячу кусков, но она отдала бы Донату, только бы не видеть, как он умрет, защищая девочку.