Да, вот что надо делать – избегать ее. Лучше проиграть в том споре про обольщение, чем дать ей овладеть его помыслами.
"Да, но искушение слишком велико, – возразил внутренний голос. – Я уложу эту девку в постель, и делу конец".
Вот-вот, так он очистит от ее женских излучений свой организм. Несколько быстрых толчков в кровати – и все опять будет хорошо. Разве не так?
– Станет лучше, черт возьми! – громко сказал он самому себе.
Лорелея ужинала одна в своей каюте. Джек не потрудился прислать за ней. А она и не хотела. Но все-таки простая вежливость требовала пригласить на ужин свою пленницу. Послышался стук в дверь. При мысли, что он все-таки за ней пришел, Лорелея встрепенулась.
– Войдите!
Вошла Алиса. Скрывая разочарование, Лорелея приветствовала ее с преувеличенной радостью.
– Мы подумали, может, ты присоединишься к нам ненадолго? – сказала Алиса.
Конечно, это лучше, чем сидеть в каюте и оплакивать свое бедственное положение и то, что у Джека есть дела поважнее, чем тратить время на нее. Если он хочет делать то, что он там сейчас делает, вот и прекрасно, она найдет себе развлечение.
– С удовольствием. – Лорелея сложила салфетку и положила на поднос рядом с тарелкой. – Покажи, куда это отнести. – Она кивнула на поднос.
– Заберем позже.
Они поднялись на главную палубу. Там уже обосновались мужчины. Некоторые еще ели, три моряка держали в руках инструменты: гитару, банджо и дудочку – и играли красивую мелодию, еще один моряк пел глубоким тенором. Другие пираты играли в карты или в кости.
Знакомая сцена, ее можно встретить в любом маленьком городе, подумала Лорелея, проходя с Алисой по палубе. Дружелюбие, товарищество. Она не сомневалась, что совместная жизнь и дела сковали моряков крепкой дружбой.
На корме сидели Мейвис и Кейси, их мужья и Билл, который привалился к бухте каната и курил трубку.
– А вот и она, – сказал Билл. – Я же говорил, что Алиса сумеет вытащить ее из укрытия.
Лорелея смутилась.
– Я не пряталась.
– Он с тобой заигрывает, – сказала Алиса.
– Иди сюда, – сказала Кейси и подвинулась. – Мы смотрим, как солнце садится.
Лорелея села и стала разглядывать мужчин. Некоторые из них действительно казались грубыми, но большую часть команды составляли молодые люди лет двадцати четырех или около того.
– Будет дождь, – сказал Тарик, глядя на полосы кружевных розовых облаков на фоне синего неба.
– Откуда вы знаете? – спросила Лорелея. Закат был очень красивый.
– Чувствую костями.
Несколько минут все молчали, потом Тарик и Билл стали играть в кости, а Алиса открыла небольшую конопляную сумку, достала нитки и спицы и принялась вязать. Лорелея могла бы поклясться, что Алиса вяжет детское одеяльце, но знала, что этого не может быть.
– Вы каждый вечер так делаете? – спросила Лорелея.
С океана дул легкий ветерок, волны плескались о борт, наполняя душу покоем. Непостижимо, но на корабле тех, кого считали негодяями, Лорелея чувствовала себя в безопасности.
Может, так же чувствовала себя бабушка, когда плавала вместе с дедушкой? Она часто рассказывала Лорелее про песни и игру в карты в те далекие годы, но ей все это казалось нереальным. Старая бабушка была не похожа на женщину, которая могла сбежать с любовником в море. Если бы не дурная слава старой Анни и не ее умение владеть шпагой, Лорелея вообще не верила бы в ее истории.
Но они были правдивы, все до единой, теперь она это знала.
– Эй, парнишка Кит, – крикнул один из моряков. Лорелея посмотрела и увидела, что Кит с Джеком выходят на палубу. – Тебе не пора спать?
Кит показал ему язык. Джек сказал с еле заметным оттенком веселья:
– Кит, не груби.
Не заметив ее присутствия, Джек отправил Кита к мужчинам, игравшим в карты, а сам заговорил с тем пиратом, который их окликнул. Через какое-то время Кит примчался к отцу с победно вскинутой рукой. Джек посмотрел на его карты, улыбнулся и поздравил мальчика, потом шлепком подтолкнул его обратно. Лорелея улыбнулась, наблюдая эту сцену, и ей стало тепло. Признается он или нет, но он любит этого мальчика. Мальчика, с которым у него нет никаких родственных связей.
"Знаешь, чего мне больше всего не хватает, Лори? – услышала она голос бабушки. – Мне не хватает смеха твоего дедушки. Не хватает того, что я чувствовала себя счастливой, когда просто смотрела на него и ничего не делала. Я надеюсь, со временем ты поймешь, о чем я говорю".
При этой мысли Лорелея насторожилась. Откуда она взялась? Ничего такого к Джеку она не испытывает. Джастин – вот кто делает ее счастливой. Алиса положила вязанье на колени и сказала ей:
– Красивый мужчина, правда?
– Кто это? – выпалил Билл, вынув трубку изо рта. Он оглядел команду, как будто искал, кого бы стереть в порошок.
– Капитан, мистер Билл, – огрызнулась Алиса, отматывая пряжу. – И я не с тобой разговариваю. – Алиса посмотрела на Лорелею. – Знаешь, один раз он схватил пулю, предназначенную Биллу.
– Он сделал еще больше, чтобы спасти меня, – добавил Тарик и бросил кость так, что она откатилась к краю палубы. – На корабле каждый, так или иначе обязан жизнью капитану. А сейчас он заботится о тяжело раненном Томми, выхаживает его.
– И я перед Джеком в долгу за тебя, – сказала Кейси и прильнула к Тарику. – Я бы не познакомилась с тобой, если бы он не пришел незваным к моему отцу на вечеринку.
Тарик улыбнулся и погладил ее по плечу. Было видно, что они любят друг друга.
– Pardonnez-moi, mademoiselle Дюпре.
Подошел Генри и одарил ее улыбкой. На нем были белые бриджи и коричневый жилет с голубой вышивкой. Длинные волосы он забрал в косичку и выглядел беззаботным и веселым.
– Сейчас будут играть джигу, я интересуюсь, может, вы со мной спляшете?
Лорелея не знала, что отвечать. Меньше всего ей хотелось оказаться в центре всеобщего внимания.
– Иди, – сказала Алиса. – Мы тоже пойдем, Кейси с Тариком и я с Билли.
Тарик поднял глаза от игры, собрался возразить, но, увидев, что Кейси подняла брови, ничего не сказал.
"Нельзя этого делать". Но Генри столько для нее старался, что отказаться было невозможно.
– Почту за честь.
Генри просиял и подал ей руку. Лорелея встала, но предупредила:
– Генри, к сожалению, я не умею танцевать джигу. Надеюсь, вы простите меня, если я отдавлю вам ноги.
– Мадемуазель, я с удовольствием дам вам стереть мои ноги в пыль, но думаю, что вы не так неловки. Нет, вы будете танцевать великолепно!
– Откуда вы знаете?
– Вы joiez de vive. Такая страстность не ограничивается способностью к рисованию.
Он взял ее за руки, поднял их дугой и отодвинулся.
– Очень надеюсь, что вы не ошибаетесь, – сказала она, и тут заиграла музыка.
Лорелея старалась повторять замысловатые шаги, но наступала ему на ноги так же часто, как Джастин, когда танцевал с ней. Однако Генри ничего не имел против, он только смеялся и подсказывал ей, что делать. Ей приходилось нелегко, но она наслаждалась.
Когда закончилась музыка, Лорелея, вся встрепанная, запыхавшаяся и возбужденная, подоткнула выбившиеся волосы и поправила блузку, которая сбилась, когда Генри крутил Лорелею в танце.
Генри наклонился к ней и прошептал:
– Я надеюсь, мадемуазель, что рисуете вы лучше, чем танцуете.
Она засмеялась, но тут заметила, что к ним приближается Джек, и в его голодных глазах было столько ярости, что она похолодела. Генри стоял спиной к Джеку и не догадывался о недовольстве капитана. С просветленным лицом он слегка поклонился и сказал:
– Спасибо, что ублажили меня, мадемуазель Дюпре. Давно мне не приходилось танцевать с приличной женщиной.
Решив игнорировать Джека, она посмотрела Генри в глаза:
– Я получила большое удовольствие.
Он протянул ей руку, и она с вызовом оперлась на нее ("Вот тебе!" – сказал ее взгляд, брошенный на Джека) и дала отвести себя на то место, где снова собрались Тарик и компания.
Она заставила себя не оглядываться на Джека, который, без сомнения, имел угрожающий вид, и подошла к перилам. Опершись о них, она стала смотреть на море, физически ощущая на спине взгляд Джека. Генри встал рядом и тоже оперся о перила, копируя ее позу. Генри почти так же красив, как Джек, и, уж конечно, добрее, но почему же у нее не бьется сердце, когда он рядом?
Да и Джастин никогда не вызывал в ней таких ощущений. Почему? Не желая копаться в своих чувствах, она спросила Генри:
– Как вы научились рисовать?
– Моп рёге... э... мой отец – он был художник.
– В самом деле?
– Oui, он учился в Париже. Но, как и многие другие, не мог зарабатывать на жизнь делом, которое любил.
– Какая жалость! – Она искренне пожалела его отца. – Так это он вас научил?
Генри с глуповатым видом пожал плечами:
– Как вам сказать? Он пытался, но я... Из меня не получился etudiant. Я решил не повторять его ошибки, послушался мать, которая говорила, что это не мужское дело, и так упустил свое предназначение.
Было видно, он расстроен тем, что оставил дело отца. Бедный Генри.
– Вы поэтому стали моряком? Чтобы зарабатывать на жизнь?
– Non, – сказал он с оттенком горечи. – Я работал грузчиком в парижских доках, чтобы помогать maman прокормиться, но бандиты меня схватили и продали на английский корабль, стоявший в гавани.
– О, Генри! – Она участливо дотронулась до его руки. – Какой ужас!
– Mais oui. Хуже всего, что тогда я совсем не знал английский язык. У меня были тяжелые времена, я не понимал, чего от меня хотят.
– Вас научил кто-то из моряков?
– Non, несколько ударов плеткой и сапогом, и я быстро научился понимать, что должен делать. – Он покачал головой и вздохнул. – Вот когда я подумал: "Дурак же ты, Генри, что бросил искусство".
Она от души ему сочувствовала.
– Как вы стали пиратом?
Он дернул правой стороной рта, потом засмеялся:
– Через несколько лет в Англию вернулся капитан Джек. Он предложил нам свободу при условии, что мы поступим к нему на службу.
– И вы добровольно пошли на риск, зная, что власти вас повесят, если поймают?
Он вскинул голову:
– Все лучше, чем служить на английском корабле, где мне не платили и обращались как с собакой. Я повидал такие ужасы, что для меня день свободы стоил того, чтобы за нее умереть. Пусть лучше я умру свободным человеком, чем рабом.
Она знала многих, кто чувствовал то же самое. Многие из тех, с кем она вместе выросла, сражались на войне за те же идеалы. Генри слегка повернул голову, чтобы видеть ее, а она продолжала смотреть на волны и темнеющее небо.
– Я думаю, мадемуазель, вы понимаете эту потребность?
– Да, – прошептала она. – Гораздо больше, чем вы думаете.
Генри погладил прядь волос, выбившуюся у нее из косы.
– Вы храбрая женщина, Лорелея.
– Вполовину не такая храбрая, как ты, – Билл.
Они оглянулись. Билл, сидевший рядом с Алисой, мотнул головой в сторону, Лорелея посмотрела туда и увидела, что Джек наблюдает за ними с недовольным выражением лица. Генри отдернул руку. Билл прищелкнул языком.
– Я не видел, чтобы он так бесился, с тех пор, как мы узнали, что Уолингфорд сделал с "Голубкой".
Лорелея сразу забыла о Джеке и его настроении.
– Что сделал адмирал? – спросила она, надеясь, что он поделится информацией охотнее, чем Джек.
Билл выпустил клуб дыма, выбил трубку о палубу.
– После того как он захватил в бою корабль, он приказал всю команду связать, а потом поджег корабль вместе с людьми.
У нее подвело живот. Лорд Уолингфорд? Не может этого быть.
– Нет, он никогда бы такого не сделал!
– Один тип, его называют Мясник Гейб, сделал похуже, – сказал Генри, и она перевела внимание на него. – Как я слышал, однажды он захватил колониальное торговое судно, и когда там нашли оружие, он решил, что оно для "Патриотов", и тоже приказал поджечь корабль. – Глаза Генри потемнели от злости. – Они заперли в трюме восемьсот мужчин и женщин. Говорят, их крики были слышны за много миль.
Лорелея пыталась соотнести эти истории с добродушным мужчиной, которого так хорошо знала. Правда, адмирал суровый человек, но он не способен на такие зверства! Не раздумывая Лорелея спросила:
– А разве вы не делали то же самое?
Вся компания казалась обиженной.
– Мы не убиваем безоружных мужчин и, уж конечно, не расправляемся с женщинами, – фыркнул Тарик. – На этом борту вы не найдете трусов.
– Извините, – покаялась она. – Я не хотела вас обидеть, просто я слышала такие же истории про капитана Черного Джека и его команду, про то, как вы безжалостны к своим жертвам.
– Не надо верить всему, что услышишь, – сказал Билл. – Большинство из нас просто зарабатывают деньги, чтобы потом покончить с пиратством и жить в достатке до самой старости. Мы делаем то, что нужно для выживания, и не больше того.
– Тогда откуда вы знаете, что рассказы про адмирала правдивы? – спросила она.
– Я плавал у него на корабле, – сказал Билл и скривился от отвращения. – От меня вы можете узнать из первых рук, что мы за всю жизнь не сделали и половины тех ужасов, которые этот "хороший" адмирал делает ежедневно. Уолингфорд вбил себе в голову, что действует по приказу Бога и короля и любое преступление ему предписано свыше.
Лорелея с сомнением смотрела на Билла. Вообще-то она слышала от адмирала нечто подобное по разным поводам. И все равно этого не может быть. Или может? Человек, который держал ее на коленях, который часто говорил о ней как о своей приемной дочери, – неужели он способен на такие зверства?
В глазах Билла сверкала неподдельная ненависть, он не мог лгать. У Лорелеи разболелась голова. А как же Джастин? Тот ли он человек, каким она его считает?
"Лори, они всего лишь слуги и рабы. Они для того, чтобы обслуживать нас, ни для чего больше".
Она помнила его слова. Это было в тот день, когда заболела ее гувернантка Герти, и Лорелея укрыла ее лишним одеялом, а Джастин ее за это отругал. Тогда она на него разозлилась, но не придала этому случаю большого значения.
Сейчас же она подумала: может, так он и обращается с людьми, когда ее нет?
Нет, Джастин – благородный человек! Он ее любит!
"Знаешь, Лори, если ты хочешь, чтобы я когда-нибудь на тебе женился, тебе придется изменить свое отношение. Я не хочу, чтобы люди видели, как моя жена тащит одеяло простой служанке. Господи, женщина, у тебя полон дом прислуги, позови кого-нибудь и прикажи отнести одеяло. Так ты дойдешь до того, что станешь готовить еду".
Лорелея прижала руку ко лбу и зажмурилась. В словах Джастина нет ничего плохого. То же самое ей сказал отец.
Джек старался ее смутить с того момента, как они встретились, теперь за то же принялась его команда. Нельзя их слушать. Джастин и его отец – хорошие люди. Так должно быть, иначе ошибочно все, во что она до сих пор верила. А она не хочет ошибаться, особенно в отношении того, что скажется на всей ее дальнейшей жизни.
– Извините, я себя плохо чувствую, – сказала она.
Генри нахмурился:
– Вы побледнели, мадемуазель. Позвольте проводить вас до вашей комнаты, s'il vous plait.
– Спасибо, – сказала она, принимая поданную руку. Он провел ее через палубу и вниз по трапу.
Только на полпути к каюте Лорелея поняла, что делает. Она доверила пирату отвести себя туда, где она спит! Ее охватила паника: они приближались к двери.
– Если хотите, мадемуазель, я попрошу Сару принести вам чаю. Может быть, вам станет лучше.
– Хорошо бы, – прошептала она.
Генри низко поклонился и поцеловал ей руку. Выпрямившись, он сказал:
– Надеюсь, что вам станет лучше, ma petite. Может, в будущем вы позволите мне посмотреть ваши работы. Капитан Джек сказал, что вы очень талантливы, а я уже давно не имел удовольствия видеть чужую живопись.
Щелкнув каблуками, он наклонил голову, развернулся и вышел. У Лорелеи кругом шла голова. Пираты вели себя как джентльмены, а джентльмены поджигали корабли вместе с людьми.
"Не судите о людях поспешно, Лорелея". Джек прав. Она всю жизнь судила людей, а теперь ее поспешные суждения казались насмешкой над ее восприятием мира. Ну и пусть, все, что ей нужно, это вернуться домой, туда, где все так, как должно быть. Только она никогда больше не сможет думать и вести себя по-прежнему. Джек научил ее иначе смотреть на вещи. На людей.
Ее мысли вернулись к Герти, гувернантке. Она знала ее всю жизнь и все-таки на деле мало, что знала о женщине, которая посвятила себя заботе о ней, о Лорелее. Есть ли у нее братья-сестры? Любит ли она рисовать? Куда отправляется в выходные? Получается, Лорелея – как Джастин, она так же бессердечна по отношению к женщине, которая о ней заботилась.
Она не понимала, благодарить ли Джека за то, что он открыл ей глаза, или проклинать.
Глава 10
Только через две недели у Лорелеи прошло замешательство. Команда Джека продолжала относиться к ней с предупредительностью, а Генри взял под опеку. Этот француз оказался необычайно талантлив, особенно в том, что касалось тонких оттенков цвета или растушевки углем.
Она подружилась с Сарой и Алисой, они каждое утро встречались за завтраком, какое-то время проводили на палубе, потом расходились по делам; Лорелея отправлялась в каюту Джека продолжать работу над портретом.
Джек держался от нее на расстоянии после того вечера, когда она и Генри танцевали и разговаривали на палубе, ей даже стало казаться, что он передумал ее соблазнять. Ей бы радоваться, а она все думала, как бы преодолеть пропасть, что пролегла между ними. В это утро Лорелея рано пришла в его каюту. Сара неважно себя чувствовала, а Алиса хотела помочь Мейвис со штопкой. Оставшись одна, Лорелея решила поработать над картиной, пока Джек будет заниматься обычными делами – выслушивать рапорт Тарика, разбираться с грузом.
Сара ее предупредила, что Джек будет в дурном настроении, потому что полночи пьянствовал и играл в карты с ее мужем и еще двумя матросами. Сара сказала, что когда Джек не выспится, он ведет себя как людоед. Лорелея решила, что это все же лучше, чем его молчание в последние дни, и открыла дверь. И замерла.
Джек еще спал, лежа на кровати, красный бархат только частично прикрывал голое тело. У нее захватило дух, взгляд проследовал по мускулистой груди к голому животу и дальше, к длинным ногам, покрытым золотистыми волосами. Он был прекрасен. Она смотрела, как тихо поднимается и опускается грудь. Выгоревшие волосы рассыпались по подушке, окружая спокойное, почти мальчишечье лицо.
Первым импульсом было выскочить за дверь и бежать, но ноги не слушались. Тем более что на деле больше всего ей хотелось подойти и посмотреть поближе.
Какой от этого может быть вред? Он крепко спит, даже посапывает. Никто не узнает, что она тут была, а сама она никому не скажет.
"Ну же, Лорелея, давай!"
Она осторожно закрыла дверь и, кусая губы, сказала себе, что это безумие – приближаться к спящему льву. И как всегда, победило ее любопытство. Лорелея на цыпочках подошла к кровати. Сердце наполняли страх, удивление и что-то еще, о чем не хотелось думать. Никогда еще она не видела такого восхитительного мужчину.