Охота на герцогиню - Элизабет Бикон 12 стр.


Глава 7

Искренность Джека, исповедовавшегося в своей тяжкой герцогской участи, задела Джессику за живое. Она примолкла и исподлобья посмотрела на него вдумчивым взглядом, спрашивая себя: неужели действительно нужна ему? Весьма вероятно, Джеку нужна рядом живая душа, которая выслушает, разделит с ним ложе и облегчит его сердце. Однако неужели это именно она?

- Не могу, Джек, - заключила она и подняла ладонь, призывая терпеливо дослушать ее. - Несомненно, мы вполне смогли бы притереться друг к другу, коль скоро вы готовы пережить насмешки своих друзей, а я готова игнорировать злорадные сплетни о своем удачном замужестве, однако нет у вас той единственной причины, чтобы я сочла этот брак возможным для себя.

- Вы говорите загадками. - Он криво усмехнулся, отказываясь принимать на веру искренность ее отказа. - Что за чудесная причина, которой мне так недостает?

- Любовь, - непреклонно заявила она, нисколько не собираясь умолять его чувствовать то, чего нет.

- Ах, любовь, - наигранно протянул он.

- Как старомодно с моей стороны требовать от мужа таких невероятных чувств, правда?

Ее голос неожиданно дрогнул и сел.

- К чертям моду, отчего мы должны погрузить все наши надежды в летучий корабль, утыканный стрелами Купидона, а, Джессика? Ведь нас уже связывает взаимное уважение, и мы могли бы восторгаться друг другом всю жизнь. После этой почти полной близости вы не можете не согласиться, что мы, как мужчина и женщина, совместимы. Неужели вы отринете наше завидное будущее ради какого-то романтического заблуждения? Уж от вас я никак не ожидал услышать такой заумной чепухи! - воскликнул он.

- А я что, заслуживаю любви меньше любой другой женщины? - полюбопытствовала она.

- Вам нельзя обманываться, - выпалил он давно известный ему ответ и рассердился, словно она преждевременно выпытала его тайну.

Он вскочил с изысканных подушек скамьи и принялся нетерпеливо расхаживать вокруг, будто это был единственный способ удержаться от соблазна схватить и как следует встряхнуть эту Джессику.

Почему ей дано чувствовать, как нагретые солнцем травы охотнее источают аромат, когда он лег ко прикасается к былинкам, а он, слишком занятый своими мыслями, не замечает такого естественного чуда? "Потому что я, ослепленная эмоциями, осознаю его частью самой себя", - потрясенно догадалась Джессика.

Разумеется, ей необходима его любовь, именно к такому решению она пришла в свои шестнадцать, вознамерившись разлюбить его, и все эти годы тайно лелеяла надежду на лучшее. Глупо было обкрадывать себя таким самоотречением ради того, кто теперь постоянно был перед ее глазами. Она любила мерзкого, спесивого, требовательного, чудесного мужчину. Это заставляло ее трепетно чувствовать радость жизни каждой стрункой души и тела и вместе с тем отстраненно посмеиваться над мучительными превратностями своей обреченной любви, над этим несовершенным человеком, которому только что предложила все, что имеет и желает.

- То есть мне следует согласиться на партию второй скрипки в вашем оркестре? - сказала она и поднялась, глядя ему в лицо. Если ее сейчас заштормит под его ледяным взглядом и придется неграциозно унестись прочь, так тому и быть. - И разумеется, никогда не требовать столь непорядочного чувства от вас или другого мужчины?

- Я хотел сказать, вы - разумная женщина. Сами подумайте, гораздо солиднее заложить в фундамент нашего очага сильное обоюдное влечение, взаимное уважение и общие интересы, чем гоняться за химерой, которая растает и умрет, как только глупцы вообразят, что ухватили ее за хвост, - возразил он.

- В таком случае эта, как вы выразились, химера - определенно не любовь, которую нельзя попрать.

- Как же вы глупы, Джессика, - уныло сказал Джек. - Отбросить наше будущее ради иллюзии, которая сводит людей с ума. Хотя вам не пришлось видеть жестокие ссоры моих родителей из-за этой самой любви. Если бы вы погостили у дяди Генри и тети Мелиссы, вам открылись бы более разумные семейные отношения Сиборнов. Вы и понятия не имеете, Джессика, каково ребенку в семье, где кипят страсти. Мне пришлось испытать это на своей шкуре, и с тех пор я поклялся, что никогда не позволю себе впасть в безумную любовь, никогда не буду, как они, свирепо и дико ссориться - до драки. Они кидались из крайности в крайность, то бежали прочь, словно опротивели друг другу, то снова бросались в объятия, не обращая внимания на случайных зрителей.

Он приумолк, и она смогла прочувствовать его детскую обиду на родителей, которые настолько были захвачены своими переживаниями, что им не хватило сил, чтобы сдерживать свои эмоции в присутствии сына.

Его взгляд словно застыл, и ей мучительно захотелось подойти к нему и сказать, что та любовь, что он наблюдал, - не та истина об этом чувстве и даже не полправды, а гораздо меньше. Ее родители очень любили друг друга, а сестры и почти все братья обрели такую же любовь в своих семьях и были безмерно счастливы.

- Когда моя мать умерла, а их предупреждали, что она может не перенести вторые роды, отец просто не смог жить без нее. Он не по рассеянности сорвался с края обрыву, а бросился в карьер. И сын, и герцогский титул, даже обязанности перед государством и семьей - все стало ему безразлично, когда он потерял женщину, которую любил больше жизни. Я унаследовал их пылкую кровь и разве могу позволить себе так же влюбиться в женщину, а затем рисковать оставить нашего ребенка сиротой и взвалить на его плечи то бремя, которое должен был нести сам? Я не могу так любить, Джесс, отказываюсь, - сказал он с каменным лицом.

- И поэтому вы пустились так холодно и расчетливо выбирать себе герцогиню? Что ж, вы заблуждаетесь. Любовь вовсе не обязана проявляться так противоречиво. Она не такова у моих родителей, у многих братьев и сестер. Они любят своих супругов и детей и, случись им потерять близких, почувствуют, что их мир наполовину опустел. Однако они любят всех нас и найдут в себе силы жить дальше, подобно тете Мелиссе после смерти вашего дяди. Вы же не станете утверждать, что они недостаточно сильно любили друг друга? Надо быть малодушным, чтобы так солгать.

- Я не сомневаюсь, что они нежно привязаны друг к другу, но у них не было той страстности, какую испытывали мои родители.

- Не скажите. Ваш дядя - тоже из рода Сиборн. Подозреваю, они были очень даже страстны наедине, но им хватало зрелости не выказывать своих чувств прилюдно, - сказала она и затем спохватилась, что невольно задела своей критикой его родителей.

- Скорее всего, вы правы. Однако поймите, Джесс, я все же вырос в атмосфере неуправляемых страстей, которые распорядились моей жизнью, и не хочу такого будущего ни для себя, ни для своих детей. Не могу влюбиться, чтобы затем упиваться своим безумием, как мой отец.

- Однако только любовь - и ничто иное - убедит меня выйти замуж, тем более за вас, Джек, - тихо, но твердо сказала она.

- То есть вы решительно ставите меня на место, так?

Тон его был вкрадчиво-ласков, а лицо непроницаемо, так что она скорее услышала, чем увидела, как жестоко обидела его своим неуклюжим отказом.

Он стоял совсем близко, можно было протянуть руку и перекинуть мост над зияющей бездной непонимания, что разверзлась между ними после ее поспешных слов. Она последним усилием воли остановила себя и встретила его золотисто-зеленый взгляд.

- Надеюсь, так, - выдавила она.

- Берегитесь, мисс Пэндл. Вздумаете так рисковать с другим мужчиной - можете прослыть лицемерной недотрогой. Так что сразу предлагайте брак следующей жертве, на которую вы мечтательно наставите свой якобы невинный взгляд, ладно? Возможно, это и раззадорит того джентльмена, почти как меня, - презрительно бросил он и усмехнулся.

- Полагаю, вряд ли, - безразлично проронила она, зная, что никогда не строила глазки и никого не обнадеживала, и теперь поняла почему.

Она любила этого безнадежного идиота, вопреки здравому смыслу.

- Да, думаю, вы никогда не играли мужскими сердцами. Прошу прощения. Почему бы вам просто не принять меня таким, какой я есть, и наслаждаться вместе, Джесс? Что толку сомневаться, если наши чувства настолько сильны, что мы готовы связать свои жизни и тем быть счастливы? - предпринял он еще одну попытку.

- Прошу, Джек, больше ни слова об этом. Подыщите себе более достойную кандидатку среди жаждущих гостий, оставьте меня в покое, - воззвала она с искренней мольбой в голосе.

- Не могу, - прорычал он, нарушил дистанцию между ними, поймал ее взметнувшуюся в отрицательном жесте ладонь и поцеловал, как нечто бесконечно дорогое своему сердцу.

Неистовый сексуальный голод взметнулся огненным языком и прорвал ее защитные бастионы, когда он потянул ее с сиденья, понуждая встать, и снова заключил в свои объятия.

- Не могу принять ни одну из них своей герцогиней и притвориться, что не желаю вас, Джессика, - запротестовал он, со значением выговаривая каждое слово. - Можете обозвать меня безвольным дураком, но не отвергайте наше будущее. Не пытайтесь обмануть саму себя, притворяясь, что мы можем остаться просто знакомыми, которые когда-то полюбопытствовали, не могли бы они развить свои отношения в нечто большее. Мысль о том, что мне заказано обладать желаемым, ножом пронзает мое сердце. Не смейте притворяться, что будете спокойно сидеть и улыбаться, когда я пойду под венец с другой, мне трудно представить, как вы вежливо станете поздравлять меня с рождением первенца, и в том ребенке не будет ничего от вас. Вы принадлежите мне, Джессика.

- О, Джек! - сдавленно воскликнула она, и слезы заблестели в ее бирюзовых, как море, глазах, когда она увидела ответную искренность в его горящем взгляде. - Как же мне быть?

- Просто будьте самой собой, - прошептал он, словно это могло разрешить все проблемы, затем, не отрывая взгляда, склонил голову и поцеловал ее в знак надежды.

Внутри взметнулось желание, и она обмякла. Невозможно задушить в себе тот восторг и не ответить на его поцелуй, и не имеет значения то, что она отвергла его предложение. Жажда, которая ее снедала сегодня ночью, подступила к самому горлу и вкрадчиво понуждала к утолению. Что ж, не обязательно выходить замуж, но разве нельзя сейчас принять его как любовника? От стыда она потупила глаза, уходя от его пылкого, ищущего взгляда, ведь, если сейчас уступить, он расценит это как обещание стать его женой, но, увы, обманется в своих надеждах.

К счастью, терпение его иссякло, и, прежде чем она пустилась на поиски корней этой лжи, он положил ладонь ей на талию и погладил подтянутый животик. Сладкая истома разлилась по ее телу, дыхание сбилось, губы призывно раскрылись. Теплые волны безудержного желания лизали ее изнутри, и она покрепче стиснула ноги, словно стараясь унять стихию. Он вполне понимал, какой ураган чувственности пробудил в ней, и подбросил ему пищи, на мгновение коснувшись ладонью того места, под которым бился источник ее волнения.

Внутри снова взметнулся огонь. Похоже, их спор нисколько не замутил ее любознательно-жадного пламени. Заинтригованная, Джессика погладила его шею, затем потянула за узел шейного платка и пуговицы жилета, пытаясь оказаться поближе к нему, как батистовая рубашка на его теле, нет, еще ближе. Она губами чувствовала, как его рот растянулся в улыбке. Джек поерзал, освобождая пояс брюк, и позволил ее любопытной ладони пробраться под рубашку. Он нащупал шнуровку ее платья и распустил узлы, высвобождая из корсета набухшие груди с острыми сосками, они одни вполне выдавали ее мятущееся желание, даже если не принимать в расчет одурманенный взгляд, пухлые зацелованные губы и бесстыдное восхищение мужской плотью.

Она пробормотала нечто невразумительное в знак бурного одобрения, сопротивляясь своему порыву крепче сжать бедра и побороть горячую волну, рвавшуюся изнутри. Он позволил ей медленно соскользнуть по его телу вниз, затем сгреб ее в охапку и уложил в мягкое гнездышко из подушек на скамье беседки. Для нее во всем мире остался теперь только он, она раздвинула бедра, он снова опустился на ложе рядом с ней, и его завораживающие исследования продолжились. Она чувствовала теплое дуновение летнего воздуха на своей голени, на бедре, его опытные пальцы скользили вверх по ее ноге, под муслиновые оборки, под батист сорочки, наконец, добрались до ее возбужденного лона, и она издала долгий восторженный стон.

Она словно услышала его глубокий ответный стон, когда он обнаружил, насколько там горячо и влажно. Ей удалось приоткрыть отяжелевшие веки и посмотреть, как он борется с первобытным зовом мужской плоти, стремящейся взять женщину, которая жаждет его так же сильно. "Последний шанс призвать своего любовника, - решила она в полузабытьи, едва веря своему счастью, - единственный шанс познать плотскую любовь с любимым мужчиной, и ни к чему состязаться со своим желанием".

- Сюда могут зайти и застать нас вместе, - сказала она, прерывисто дыша и слыша свой голос словно издалека.

Она будет целовать его всего, пока не убедится, как сильно жаждет ее красавец - дух захватывает - герцог Деттингем. Затем в одиночестве можно будет вспоминать эту сказку. Но пока она, Джессика Анна Мелисса Пэндл, отчаянно желала его, не представляя, каким образом следует достигнуть полного слияния, о коем он намекал, однако вполне отдавала себе отчет, что, если это слияние вскоре не случится, она, пожалуй, угаснет от тоски по нем.

- Я запер ворота, желал поговорить с вами наедине, - ласково успокоил он ее, еле ворочая непослушным языком.

Ему, видимо, тоже нелегко бороться с возбуждением на этом пиршестве плоти.

Этот дальний уголок парка был обнесен высокой стеной. Кроме того, прикрыт небольшим возвышением ландшафта, окружен старыми лаврами, заботливо подстриженными миртами и почтенными лимонными деревьями, вынесенными сюда на лето из оранжереи. Это означало, что никто не смог бы высмотреть эту укромную поляну, даже с холмов вокруг усадьбы. Хоть полграфства обойди - лучшего места для свиданий тет-а-тет не отыскать.

Джессика вздохнула удовлетворенно и тихо, вжалась в него и почувствовала, как сильно он нуждается в ней. Вспоминая об этом позже, она предполагала, что Джек все же мог бы оторваться от нее на этом этапе, если бы она предварительно не подкупила его своими интимными - пусть и неопытными - ласками, бессознательно заявляя свои права на него. Она цокнула языком, между ее пальцами и его сильно возбужденной мужской плотью присутствовали лишние одеяния. Ей приходилось слышать перешептывания служанок о том, что стоит мужчине взглянуть на смазливую девчонку и пожелать ее, как плоть его восстает и затем даже костенеет, если он воображает, что может удовлетворить с нею свои непотребные желания. Плоть Джека под ее любопытствующей ладонью была тверда, как кремень в ножнах. Досадуя на преграду, она повозилась с пуговицами, завязками отворота брюк и приличествующих джентльмену панталон, добралась до искомого и вздохнула радостно и жадно.

Действительно, огромен и тверд. Она недоверчиво и пристально изучала его некоторое время, затем заметила лихорадочный изумрудный блеск его глаз, пунцовые пятна, выступившие на его скулах, и окончательно уверилась, что жаждет испытать все, что этот бархатистый мужественный кремень пожелает с ней сделать. Она зачем-то облизнула губы, покусала белыми зубками распухшую нижнюю губу и улыбнулась, глядя в его настороженно горящие глаза. О да, он действительно желает ее и хочет взять, и ни к чему спрашивать, и так ясно: он, как и она, преступил границы разумного.

Он склонил голову и захватил ртом ее нижнюю губу, продвинул язык меж аккуратными рядами ее белых зубок и, чуть пососав, отпустил, готовясь повторить ласку. Плоть ее взволновалась до крайности и принудила протестующе стонать, подчиняясь выразительно ритмичным поцелуям. Она слегка изогнулась к нему и потерлась набухшими грудями о распахнутые крылья его скромного шелкового жилета. Ее обнаженная грудь на его облаченном в одежды торсе - весьма чувственный контраст. Она восторженно вздохнула, когда он догадался повыше сдвинуть ее на подушках и принялся колдовать своими требовательными пальцами вокруг ее самой укромной расщелины. Она было воспротивилась, но он снова принялся убеждать ее ритмичными касаниями языка, проникавшего глубоко в рот, надеясь, что это приведет ее взволнованное женское естество в полное неистовство.

И точно, из ее глубин взметнулось острое желание, она отринула последний стыд и, раздвинув ноги, услышала его восторженный рык. Он проник в ее лоно пальцем и почувствовал, что она на грани судорожного восторга. Осталось только чуть потереть другим пальцем ее секретный бугорок - до сего дня она вряд ли подозревала о такой тайне, и он столкнул ее за край бездны, заставив извиваться в пьянящем забытьи, задыхаться и стенать, возносясь в его объятиях.

Очнувшись, она подняла глаза и встретилась с его сияющими зелеными очами. Она недоумевала, было ли ее наваждение тем самым слиянием, которое навеки связывает мужчину и женщину, той тайной супружеской постели, о которой мечтают или страшатся мечтать женщины, отдаваясь своему суженому. "Нет, не то, - внезапно поняла она. - Мужчина не смог бы так напрягаться, вожделеть и безумствовать только ради того, чтобы посмотреть, как женщина извивается от наслаждения в его объятиях". Как-то это несправедливо по отношению к нему.

Она пошевелила бедрами на подушках, разворачиваясь перед ним и жадно наблюдая, как его мужество вздрогнуло и воспрянуло под ее зачарованным взглядом. Она опустила ресницы и, пораженная собственной смелостью, призывно глянула на него. Необычно и замечательно, что они очутились вместе под сенью беседки, в бликах солнечного света, в пьянящей благоуханной дымке пряных ароматов, где-то сонно гудят медлительные пчелы, изредка подают голос пернатые певцы, деловито добывая корм для птенцов. Странно видеть свою обнаженную кожу, по которой скользят солнечные зайчики, и чувствовать тот пылкий восхищенный взгляд, каким он смотрит на нее - только на нее - в этот долгий блаженный день золотого лета.

Почти отчаявшись поколебать его самообладание, она провела мизинцем вдоль его подрагивающего стержня, и он обрушился самоотверженно, безумно и страстно на свою, видимо, последнюю надежду на грешной земле - Джессику Пэндл. Подавленная своим новым осознанием себя и их новыми отношениями, она едва не срывалась в рыдания, пока он осторожно трогал ее, словно желал убедиться - она все еще жаждет его? Но разве могла она когда-нибудь уняться? Она нетерпеливо подалась под ним - пусть почувствует ее алчность, и затем глубоко удовлетворенно вздохнула, когда он наконец коснулся ее нежного разгоряченного лона. Она широко развела ноги, демонстрируя, как он желанен, и затаила дыхание, когда он немного скользнул вглубь, открывая ей, как приятно - действительно приятно - чувствовать мужское тело внутри себя после долгого чаяния.

- Мужчина внутри меня. - Ликуя, она вслух вторила своим мыслям, не заботясь о том, что он мог и не расслышать ее нечленораздельное бормотание. - Вы внутри меня, Джек Сиборн, - повторила она самодовольно, и он по-мальчишески застенчиво усмехнулся и вздохнул, бесконечно довольный этим существенным фактом.

"Моя любовь", - мысленно продолжила она, решительно отказываясь сейчас думать о загаданной для себя жизни, в зябком одиночестве и без пылких желаний. Однако она имела неотъемлемое право и распорядиться своим будущим, и впустить его в свое тело, чтобы он проникал все глубже, а она наслаждалась и удивлялась, почему до сих пор не лишилась рассудка от неземного блаженства.

- Верите мне? - шепнул он, медля у непрочного барьера ее девственности.

Назад Дальше