Он говорил ласково и спокойно. "Господи, да такого человека нельзя не полюбить, - подумала Мадлен. - Нельзя не полюбить…" Неужели она уже влюблена в своего мужа и не хочет признать этого только из-за собственного упрямства?
Мадлен встревожил вопрос Джеральда. Она даже громко вздохнула - так, как не должна вздыхать на людях истинная леди. Посмотрев на нее, Дункан ухмыльнулся, а потом заговорщицки подмигнул жене.
- Я… я живу хорошо, Джеральд, - неуверенно проговорила Адела.
- И ты прекрасно выглядишь.
- Со мной все в порядке, спасибо.
По виду своего мужа Мадлен догадалась, что он находит этот разговор о самочувствии и внешности по меньшей мере смешным.
- Мадлен, - обратился к ней Джеральд, - я в жизни еще не получал такого удовольствия от обеда.
- Спасибо, Джеральд.
- Я никогда столько всего вкусного не съедал разом, - прибавил, смеясь, гость и, повернувшись к Аделе, спросил: - Адела, ты бы не согласилась прогуляться со мной после обеда? Разумеется, с разрешения Дункана.
Барон тут же согласно кивнул. Адела испуганно взглянула на Мадлен.
Мадлен не знала, чем помочь золовке, и принялась лихорадочно обдумывать, как изменить решение мужа. Она слегка пнула Дункана под столом ногой. Тот сделал вид, что не заметил этого. Тогда Мадлен пнула его сильнее. Барон опять не обратил на это внимания. Разозлившись, она уже изо всех сил ударила его по ноге, но в результате лишь потеряла под столом туфлю и добилась того, что Дункан, схватив жену за лодыжку, положил ее ногу себе на колени.
Мадлен позеленела от злости. Благодаря Бога за то, что никто ничего не заметил, она принялась освобождать ногу из цепких пальцев мужа и, неловко качнувшись, едва не упала со стула. Сидевший рядом с нею Джилард, удивленно глянув на сноху, вовремя подхватил ее за руку и помог сесть как следует.
Все это время Адела выжидающе смотрела на Мадлен.
- Прекрасная мысль - пройтись после обеда, - весело промолвила Мадлен. - Мы с Дунканом с радостью присоединимся к вам, не так ли, мой супруг? - Мадлен понимающе переглянулась с Аделой.
- Нет, мы никуда не пойдем, - вдруг заявил Дункан.
Лица Мадлен и Аделы вытянулись.
- Но почему? - вызывающе спросила его жена, пытаясь улыбнуться, так как Джеральд не сводил с них глаз.
Векстон тоже улыбнулся, но, судя по выражению его лица, он с удовольствием поколотил бы сейчас свою женушку. Мадлен вспомнила, что Дункан терпеть не может, когда кто-то пытается возражать ему. Впрочем, она знала, что все равно при случае будет перечить ему и ничего не сможет с собой поделать.
- Потому, Мадлен, - промолвил Дункан, - что мне надо будет поговорить с тобой после обеда об одном очень важном деле.
- О каком еще деле? - недовольно проворчала Мадлен.
- О мужчинах и об их лошадях, - ответил барон.
Эдмонд усмехнулся, Джилард расхохотался. Мрачно взглянув на них, Мадлен повернулась к мужу. Что за ерунду он сказал?! Уж не дразнит ли он ее нарочно, чтобы заставить смутиться? Надо же, о мужчинах и лошадях!
Решив больше не обращать на Дункана внимания, Мадлен хотела было повернуться к нему спиной, совершенно забыв о том, что он держит ее за ногу. Джиларду пришлось подхватывать ее еще раз. Барон едва сдержал смех.
- Адела, - заговорил их гость, - с позволения Дункана я бы хотел вручить тебе подарок.
- Что-о?! - изумленно переспросила Адела. - Ох, Джеральд, спасибо, но я не могу ничего принять от тебя, ты ведь понимаешь…
- А что ты привез ей? - вдруг заинтересовался Джилард. Это, понятно, было невежливо, но Джеральд не обиделся, а лишь усмехнулся да покачал головой.
- Ну что? - не унимался Джилард.
- Музыкальный инструмент, - заявил Джеральд. - Псалтерион.
- У Катрин есть псалтерион, - сообщил Джилард. - И кажется, наша старшая сестра хорошо овладела им, - сказал он, обращаясь к Мадлен. - Слава Богу, она увезла его с собой, когда вышла замуж. - Джилард ухмыльнулся. - А то от ее музыки у нас всех скулы сводило. Спасибо тебе, конечно, дружище, - поблагодарил он Джеральда, - но инструмент будет лишь пыль тут у нас собирать. Адела не умеет управляться со струнами, но убереги нас Господь от приезда Катрин.
- Мадлен умеет играть на псалтерионе, - выпалила Адела, вспомнив, как подруга рассказывала ей о том, что каждый вечер развлекала дядюшку своей игрой. К тому же Аделе стало неловко, что ее брат так невежливо говорил о подарке барона Джеральда. - И она научит меня, правда, Мадлен?
- Конечно, - с готовностью проговорила та. - Замечательный подарок вы собираетесь сделать Аделе, барон Джеральд.
- Да, - вставила Адела, - спасибо тебе большое.
- Ну так что? - спросил Джеральд, поглядывая на Векстона. Дункан утвердительно кивнул, Джеральд усмехнулся, Адела улыбнулась, а Мадлен вздохнула.
- Тогда я пойду принесу инструмент, - заявил Джеральд. Направляясь к двери, он бросил через плечо: - Может, мы сумеем уговорить леди Мадлен порадовать нас музыкой еще до прогулки, Адела, если разговор Дункана о мужчинах и лошадях можно немного отложить.
Джилард тоже поднялся с места.
- Пойду принесу Мадлен другой стул. Этот, кажется, сломан, она почему-то то и дело чуть не падает с него, - объяснил младший Векстон.
Медленно повернувшись к усмехавшемуся Дункану, Мадлен пристально посмотрела на него. Если бы он посмел сказать хоть слово, ему пришлось бы худо.
Адела еще раз заявила, что послушать игру Мадлен будет замечательно - она была готова на все, лишь бы оттянуть прогулку наедине с Джеральдом. Девушка надеялась, что Мадлен поиграет всем им.
- Адела, я не думаю, что сегодня вечером…
- Неужто тебе так не терпится остаться наедине с мужем? - шепотом осведомился Дункан у жены, подмигивая ей и обезоруживая своей потрясающей улыбкой. Только теперь Мадлен заметила, что он отпустил ее ногу и она наконец может поставить ее на пол.
- А что, если мое пение будет похоже на кваканье лягушки, Дункан? - насмешливо спросила женщина. - Тебе не будет стыдно за меня?
- Мне никогда не будет стыдно за тебя, - заверил ее барон. - Ты же моя жена, Мадлен. Ты не можешь сделать ничего такого, за что мне стало бы стыдно. Это очень легко понять, даже…
- Если только ты посмеешь назвать меня дурочкой, мне придется взять преподнесенный Аделе подарок и стукнуть им тебя по голове.
Казалось, Дункан не особенно испугался этой угрозы. Взяв жену за руку, он привлек ее к себе.
- Не смей трогать меня, - прошептала женщина. - И не делай глупостей, мы же здесь не одни.
Оглянувшись на присутствующих, Мадлен увидела, что Джилард рассказывает, по-видимому, какую-то увлекательную историю, а Эдмонд и Адела с интересом слушают.
Мадлен опять повернулась к мужу и повторила:
- Мне не нравится, когда ты трогаешь меня, Дункан, особенно при людях.
- Да нет же, дорогая, тебе это очень нравится, - возразил барон. - Когда ты оказываешься в моих объятиях, тебе бывает очень приятно. Ты стонешь и молишь меня о…
Зажав его рот ладонью, Мадлен залилась краской. Дункан расхохотался. Услышав его смех, Эдмонд и Джилард вопросительно посмотрели на брата. Дункан пожал плечами и сменил тему разговора.
Мадлен заметила, что Адела расправляет рукава своего платья и поправляет прическу. Конечно, она хочет выглядеть хорошенькой перед Джеральдом. Как только она могла быть такой глупой и не догадаться об этом сразу?! Но наверняка и Джеральд все еще привязан к своей невесте - ведь он так восхищенно смотрел на нее. Дай Бог, может, все еще образуется, но ведь, к сожалению, Адела твердо решила остаться со своей семьей. Она потребовала, чтобы Дункан дал ей слово! Вот в чем сложность!
- О чем ты задумалась, Мадлен? - спросил Джилард.
- О том, как меняются наши взгляды на жизнь. Чем старше мы становимся, тем запутаннее все кажется.
- Не можем же мы вечно оставаться детьми, - вмешался Эдмонд, пожимая плечами.
Мадлен улыбнулась.
- Уверена, что ты и в детстве часто хмурился, - поддразнила она Эдмонда.
Эдмонд был явно недоволен этим замечанием и уже собирался сдвинуть брови, но вовремя сдержался. Мадлен рассмеялась.
- Я плохо помню свое детство, - признался Эдмонд, - зато отлично помню все о Джиларде. Вот уж кто был большим проказником. Он постоянно шалил.
- А ты? Ты часто шалила в детстве? - поинтересовался Джилард: он не хотел становиться предметом насмешек и поспешил перевести разговор в другое русло. Мадлен ни к чему знать о его проделках.
Мадлен покачала головой:
- Нет, Джилард, насколько помню, я вообще почти никогда не шалила. Я была на диво спокойной девочкой. И никогда-никогда не делала ничего плохого.
Услышав это, Дункан расхохотался вместе с братьями. Мадлен хотела было надуться, но потом поняла, что, судя по ее собственным словам, она просто святая.
- Да нет, - неуверенно продолжила она, - конечно, и я совершала некоторые ошибки.
- Ты?! - перебил ее Эдмонд. - Не верю. Ни-ког-да! - отчеканил он с улыбкой.
Мадлен покраснела. Она все еще не знала, как ей вести себя с Эдмондом, потому что по-прежнему не до конца доверяла среднему Векстону и его улыбочкам.
- Прекрати дразнить Мадлен, - строго проговорил Дункан.
- Расскажи нам о каких-нибудь твоих недостатках, - попросила подругу Адела.
- Наверное, вам трудно будет в это поверить, но я была очень робким, неловким, неуклюжим ребенком.
Однако никто не выразил недоверия по этому поводу. Дункан выразительно кивнул Джиларду, когда увидел, что младший брат готов разразиться веселым смехом. Эдмонд едва не подавился глотком эля, когда услышал, что Мадлен собирается рассказывать о своих недостатках. Адела, хихикая, похлопала брата по спине.
Но тут в зал вошел барон Джеральд с подарком для Аделы и положил псалтерион на стол перед девушкой. Треугольный инструмент был сделан из какого-то светлого и легкого дерева. Мадлен с некоторой завистью посмотрела на золовку, когда та провела пальцами по струнам.
- Отец Лоренс наверняка благословит этот псалтерион, - заметила Адела.
- Ну да, завтра, во время мессы, - перебил ее Джилард. - Кстати, Дункан, я велел священнику служить мессу в большом зале каждый день, - до тех пор пока не отремонтируют часовню.
Барон Векстон кивнул и, поднявшись со своего места, дал знак присутствующим, что обед окончен.
Мадлен подождала, пока все отошли к стульям, стоявшим у камина, а потом, опустившись на колени, залезла под стол поискать свою туфельку.
Дункан схватил ее сзади за талию, прижал к себе и помахал туфелькой у нее перед носом. Затем он усадил Мадлен на стол и сам обул ее.
- Почему ты дуешься на меня? - спросил барон.
- Потому, что ты все время дразнишь меня. Мне это не нравится.
- Но почему? - Векстон опустил жену на пол. - Почему тебе так не нравится, когда я дразню тебя? - спросил Векстон, все еще не выпуская жену из объятий и наклоняясь к ее лицу. - Ведь все это невинные шутки.
- Да потому, что ты забываешься, когда начинаешь шутить! - рассердилась Мадлен. - Ты как зимняя трава. Холодная и колючая. - Она попыталась освободиться, но Дункан не далей сделать этого, еще теснее прижав к своей груди. - А вот теперь ты напоминаешь летнюю траву, которая туда и гнется, куда…
- Меня еще никогда не сравнивали с травой, - признался барон. - А теперь будь любезна, скажи правду и прекрати свои иносказания.
- "Будь любезна"?! - в гневе вскричала Мадлен. - Так вот, если хочешь знать, я не люблю твоих милых шуток, потому что мне начинает казаться, будто ты добр ко мне. А я полагаю, что вообще-то ты зол как черт. И отпусти меня наконец, иначе я сверну себе шею, все время задирая на тебя голову.
Векстону показалось, что его жена лишилась рассудка, утешала лишь мысль, что, вероятно, все жены таковы, понять их невозможно.
- Так ты не хочешь, чтобы я был с тобой добр? - изумился Дункан.
- Не-ет… - нерешительно протянула Мадлен.
- Но почему, черт возьми? - вскричал Дункан. Он забыл и о присутствии родных, и о Джеральде. Голова его пошла кругом - больше всего ему хотелось немедленно раздеть свою своенравную жену и остаться с ней наедине.
- Мы простоим тут всю ночь, если ты не ответишь мне, - пообещал Дункан.
- Ты будешь смеяться…
- Дорогая моя, если уж я не рассмеялся, когда ты сравнила меня с травой, то, думаю, следующее твое откровение я тоже как-нибудь переживу и сохраню серьезность.
- Что ж… - замялась Мадлен. - Ну да ладно. Дело в том, что, когда ты добр, мне хочется любить тебя. Теперь ты доволен?
Векстон был очень доволен. И посмотри жена сейчас на него, она уверилась бы в этом.
А Мадлен… Мадлен едва не плакала. Она прошептала:
- Но тогда, не отзовись ты на мою любовь, мое сердце разбилось бы…
- Я сумею защитить твое сердце, - пообещал барон. Он не мог сдержаться - слишком близко к нему были манящие губы жены. Забыв обо всем на свете, он наклонился и впился в ее рот горячим поцелуем.
- Господи, Дункан, мы же все ждем, когда твоя жена поиграет нам на псалтерионе! - закричал Эдмонд.
Тяжело вздохнув, Векстон с сожалением оторвался от Мадлен.
- Совсем забыл, что мы не одни, - проговорил он с усмешкой.
- Я тоже, - краснея, прошептала Мадлен.
Взяв за руку, барон подвел жену к одному из свободных стульев.
- Но на этом стуле должен сидеть ты, - забеспокоилась Мадлен. - Ведь у него самая высокая спинка, - объяснила она.
- Садись сюда, тебе будет удобно, - сказал Эдмонд, пододвигая ей другой стул, и протянул псалтерион. Руки Мадлен слегка дрожали, когда она положила инструмент себе на колени: Мадлен нервничала, так как не привыкла быть в центре внимания, ей куда больше нравилось сидеть в углу незаметной серой мышкой.
Джеральд стоял за стулом Аделы, положив руки на его спинку. Джилард и Эдмонд застыли по обе стороны камина. И все глаз не сводили с Мадлен.
- Но прошло уже так много времени… - промолвила она, глядя на инструмент. - И мне доводилось играть и петь только для дяди и его друзей. Собственно, меня никто и не учил…
- Уверена, что твой дядя и его друзья с удовольствием слушали тебя, - вмешалась Адела. Девушка заметила, как волнуется ее подруга, и решила подбодрить ее.
- Да, они и вправду были в восторге, - призналась Мадлен, улыбнувшись Аделе. - Но… они почти все были глуховаты.
Дункан обвел присутствующих суровым взглядом. Сомневаться не приходилось: тому, кто рискнет засмеяться, не поздоровится.
Барон Джеральд закашлялся, Джилард внимательно смотрел на пламя в камине. Мадлен решила, что им уже надоело ждать.
- Я могла бы спеть один из латинских гимнов, которые обычно пели на Пасху.
- А ты не знаешь каких-нибудь песен о траве? - с невинным видом спросил барон Векстон.
- Если наступить на зимнюю травинку, она может переломиться, - нашлась Мадлен. - А вот с летней травой ничего не будет, сколько бы ее ни топтать, - добавила она.
- О чем это вы? - удивился Эдмонд.
- Да так, об одной грустной мелодии, - промолвил Дункан.
- А я бы попросил тебя спеть о Полифеме, - попросил Эдмонд.
- Кто или что такое этот Полифем? - поинтересовался Джеральд.
- Одноглазый великан, - ответил Эдмонд, с усмешкой взглянув на Мадлен.
- Он был предводителем циклопов, - добавила женщина. - А тебе известно что-нибудь об Одиссее? - спросила она у Эдмонда.
- Да так, слышал кое-что, - ответил тот, не желая объяснять, что все, что он знал об античном герое, поведала ему сама Мадлен, когда бредила в лихорадке.
- Джеральд! Между прочим, Мадлен знает множество замечательных историй, - заявила Адела, нечаянно коснувшись его руки.
- Никогда не слыхивал об этом Одиссее, - признался Джеральд, смущенный, по-видимому, своей неосведомленностью.
- Ну и что ж такого, - успокоила его Мадлен. - А кстати, вы знаете о Герберте Ориллаке?
- Монахе? - уточнил Джеральд.
Мадлен кивнула и, обращаясь к Аделе, которая, судя по ее недоуменному виду, не понимала, о ком идет речь, стала объяснять:
- Герберт жил очень давно, Адела, почти сто лет назад. Оставив свой монастырь, он отправился учиться в Испанию. Затем он возвратился во Францию, где стал учителем в церковной школе в Реймсе, и тогда же Герберт занялся переводами древних манускриптов. Другой человек - Гомер - в глубокой древности создал поэму об Одиссее, а Герберт перевел ее с греческого на латынь.
- Как ты думаешь, Герберт с Гомером были друзьями? - поинтересовалась Адела.
- Нет, - ответила Мадлен. - Гомер жил много веков назад в стране, которая называется Грецией. Он умер за сотни лет до рождения Герберта, но созданное им хранилось в монастырях, хотя было и не по нраву церкви.
Казалось, все заинтересовались ее рассказом, но, взглянув на мужа и заметив поданный им знак, Мадлен заиграла на псалтерионе.
Поначалу она несколько раз сфальшивила, но потом мысли ее перенеслись к античной легенде, и Мадлен забыла обо всем на свете. Она опустила глаза на инструмент и решила не обращать внимания на присутствующих, словно, как прежде, играла и пела для своего дядюшки. Руки ее перестали дрожать, сильный и чистый голос разносился под сводами высокого зала.
Ее слушатели замерли как завороженные; даже не склонный к чувствительности барон Векстон наклонился вперед, внимая пению своей жены, и улыбался.
Мадлен, как просил Эдмонд, начала с того места, когда Одиссей и его воины были взяты в плен Полифемом. Тот собирался сожрать их всех. Одноглазый великан спрятал их в пещере, закрыв вход туда огромным валуном. Но Полифему все же приходилось отодвигать камень по утрам, чтобы выпустить стадо овец пастись на зеленую травку. Одиссею удалось ослепить великана, и он велел своим воинам выползать из пещеры, прячась под животами овец. А Полифем, не догадываясь об этом, шарил руками перед собой, чтобы не выпустить пленников. Так мудрость Одиссея спасла его самого и его сподвижников.
Когда Мадлен окончила петь, все стали уговаривать ее продолжить и, перебивая друг друга, говорили о наиболее понравившихся им местах.
- А здорово этот Одиссей придумал назваться! - восхищенно воскликнул Джилард. - Подумать только - Никто!
- Да уж, - поддержал его Джеральд. - Другие циклопы, услышав рев Полифема, ослепленного Одиссеем, хотели узнать у своего предводителя, кто причинил ему боль, а Полифем отвечал: "Никто!"
- Ну да, когда циклопы услышали ответ Полифема, они ушли. Вот молодец Одиссей! - вместе со всеми расхохотался Эдмонд.
Довольная произведенным впечатлением, Мадлен улыбнулась и повернулась к мужу. Дункан смотрел на огонь, на лице его играла загадочная улыбка.