- Вы могли бы меня предупредить, Эсмонд. Как-то подготовить. Вместо этого мне пришлось выслушать от Фионы, что мой муж был гомосексуалистом. Что Дэвид был одним из его… мальчиков. И это вас ревновал Фрэнсис, а не меня. Он устраивал мне скандалы из-за того, что хотел иметь вас для себя. И пока Фиона все это мне рассказывала, я должна была притворяться, что меня это никак не задевает.
Лейла распахнула дверь.
- Это моя спальня. Пожалуйста, устраивайтесь, как дома, месье. Я понимаю, что вы все равно поступите по-своему и мне вас не удержать. Я не знаю, что вам здесь нужно. Но думаю, что я это выясню. И переживу. У меня это хорошо получается: вскочить после того, как меня прибьют.
Лейла стремительно вошла в комнату, сорвала с себя шляпу и отшвырнула ее, Исмал вошел вслед за Лейлой и осторожно прикрыл дверь.
- У меня вообще многое хорошо получается, - бушевала она. - Влюбиться в порождение дьявола. У меня просто талант, вы не находите? И попадать из огня прямо в полымя. От папы к Фрэнсису, а от него - к вам.
Исмал прислонился к двери. Его сердце стучало словно молот.
- Влюбиться? - переспросил он. - В меня, Лейла?
- Нет, в епископа Даремского. - Ее пальцы запутались в завязках накидки. - Не удивлюсь, что в следующий раз вы станете им. И поведете дело с таким же успехом, как когда-то, когда переоделись в констебля. Интересно, кем вы еще были? Как долго вы уже граф? И с каких пор вы француз?
Исмал остолбенел.
Лейла села к туалетному столику и стала нервно вынимать из волос шпильки.
- Вы ведь Алексис Делавенн, граф Эсмонд, верно? Откуда взялся этот титул? Вы потомок одной из тех семей, которые были казнены во времена Террора? Спаслись ребенком и спрятались, а когда опасность прошла, объявились и вернули себе титул, принадлежащий вам по праву? Вы такую сочинили историю?
Исмал стоял неподвижно. Внешне он был спокоен: нормальный цивилизованный человек, терпеливо выслушивающий излияния возбужденной сверх меры женщины. Но дикий человек, который всегда в нем жил, верил, что все его секреты нашептал в ухо этой женщины сам дьявол. И должно быть, это дьявол связал ему язык и не дал сорваться оправданиям и новой лжи. Это он сделал его беспомощным и приковал его к одному-единственному слову - любовь.
Гордость Исмала была сломлена, сердце разрывалось от тоски и боли, и он прошептал, словно глупый юнец:
- Вы меня любите, Лейла?
- Если можно это чудовищное чувство назвать любовью. Но я не знаю, как еще его назвать. - Она схватила щетку для волос. - Но слова ничего не значат, не так ли? Я даже не знаю вашего настоящего имени. - Лейла провела щеткой по густым спутанным волосам. - Не странно ли, что я влюбилась и хочу, чтобы меня уважал насквозь фальшивый человек?
- Вы же знаете, что я люблю вас. - Исмал встал у нее за спиной. - А что касается уважения… неужели вы не понимаете? Вы думаете, я просил бы вашей помощи - разрешил бы вам вести расследование самостоятельно - если бы я не уважал вас, не восхищался бы вашим умом и вашим характером? Я еще никогда ни одной женщине так не доверял, как вам. Какое вам еще нужно доказательство? Вспомните, как я вел себя сегодня вечером. Я абсолютно не вмешивался и предоставил вам самой разобраться с вашей подругой. Я считаю правильным, что вы решили отправить ее домой с Эйвори.
Лейла встретилась с его взглядом в зеркале.
- Значит, я не ошиблась? И Дэвид действительно не такой, каким считает его Фиона? По-видимому, она заблуждалась на его счет? И насчет Фрэнсиса и… других?
Под другими Лейла подразумевает его, понял Исмал.
- Аллах, ниспошли мне терпение, - прошептал он. - Неужели вы думаете, что я был любовником вашего мужа? Это вас так расстроило?
Лейла положила щетку.
- Я не знаю, кто вы, не знаю, чем занимаетесь. Я ничего о вас не знаю.
Вскочив, она подошла к тумбочке у кровати и достала из нее альбом для эскизов.
- Вот, смотрите. Я рисую то, что вижу, что чувствую. Расскажите мне, Эсмонд, что я видела и что чувствовала.
Исмал стал пролистывать альбом. С каждой страницы на него смотрел он сам: вот он стоит у камина, у ее рабочего стола, у книжных полок… Он перевернул еще несколько страниц: он лежит на софе, развалившись, словно паша. Потом подушки, которыми он себя обложил, превратились в тюрбан, хорошо сшитый английский камзол - в свободно ниспадающий восточный халат, лосины заменили свободные шелковые шаровары.
Шрам от старой раны начал зловеще ныть. И тут не обошлось без дьявола, подумал Исмал. Дьявол не только шептал ей на ухо его секреты, он водил ее рукой, ее карандашом.
- Вы только что произнесли "Аллах". Вы назвали себя Эсмондом. Эсмонд. Это имя можно перевести, как "к востоку от мира". Обозначает ли это, что вы принадлежите к другому миру? Я слышала, что восток отличается от запада. Совершенно.
Исмал закрыл альбом и положил его на тумбочку.
- У вас странное обо мне представление.
- Эсмонд.
- Я не сплю с мужчинами. Мне это не нравится. Я не говорил вам о пристрастиях вашего мужа, потому что знал, что это сведет вас с ума. Я не знал, что леди Кэррол было все известно. В Париже ваш муж вел себя осмотрительно. В Англии он, видимо, стал неосторожным и даже беспечным и тем подписал себе смертный приговор. В этой стране такое поведение неприемлемо и является уголовно наказуемым преступлением.
- Вы считаете, что англичане настолько нетерпимы? Вы…
- Какое это имеет значение, чем человек занимается в своей частной жизни с одним партнером… или с десятью, если они идут на это добровольно? Какое это имеет значение, что я сделал или не сделал? Или что вы сделали или не сделали? - с возмущением спросил Исмал и осекся, увидев, что Лейла отпрянула от него.
Исмал постарался говорить более сдержанно.
- Откуда мне знать, какие ваши пристрастия поощрял ваш муж? Какие страхи? Не думаете ли вы, что нам обоим пойдет на пользу, если мы будем доверять друг другу? Я еще никогда так не желал женщину, Лейла. Неужели вы думаете, что я захотел бы расстроить или шокировать вас?
Лейла стояла, нахмурившись. Он сделал шаг к ней.
- Лейла…
- Скажите, как вас зовут? Исмал остановился.
Будь она проклята. Ну ее к черту. Ни одна женщина не стоит того, чтобы…
- Можете не говорить. Мы оба знаем, что вам ничего не стоит заманить меня в постель с помощью лжи или как-нибудь еще. Ваше настоящее имя ничего не изменит, я все равно останусь шлюхой. И вы про меня узнаете всё. Тут ничего не поделаешь. Вы вскружили мне голову. Я так устала бороться с собой, пытаясь быть той, какой никогда не была. Мне надо знать лишь одно - ваше имя. Больше ничего.
Исмал мог бы отдать ей весь мир. Если бы она попросила, он бы с радостью бросил все, увез бы ее куда-нибудь и осыпал бы драгоценностями. А ей нужно было его имя.
Исмал стоял, сжав кулаки.
Глаза Лейлы наполнились влагой, и одна слезинка скатилась по щеке.
Душа Исмала рвалась к Лейле. Но он повернулся и вышел из комнаты.
Пусть катится к черту, думала Лейла, готовясь ко сну.
Спустя несколько часов, проснувшись от ночного кошмара, она подумала о том же.
Какие бы чувства Эсмонд к ней ни испытывал, он не смог поступиться ради нее даже такой малостью, как его проклятое имя.
Он ждал, что она станет ему доверять. А сам не мог довериться, хотя она не пощадила ради него даже свою гордость. Она призналась ему в любви. Как будто это что-то для него значило! Мужчины и женщины - и, как знать, может, и дикие звери - влюблялись в него всю его жизнь. Он же не думал о ней, как не думают о дыхании.
Утром Лейла встала, оделась и спустилась вниз, твердо намереваясь позавтракать, и утешая себя тем, что она, наверное, не единственная идиотка, которая страдает от любви. Она не станет голодать из-за Эсмонда. Она не позволила Фрэнсису сломить себя, так неужели ж она позволит Эсмонду лишить себя аппетита.
Не успела Лейла сесть за стол, как Гаспар объявил, что приехала леди Кэррол. Через несколько минут Фиона уже сидела за столом и намазывала масло и джем на огромный пончик, испеченный Элоизой.
- Я решила, что ты захочешь узнать эту новость первой, - заявила Фиона. -Дэвид отправляется сегодня в Норбури-Хаус, чтобы испросить у моего брата разрешения ухаживать за Петицией.
Разрешение было пустой формальностью. Если Фиона приняла Дэвида, остальные должны будут сделать то же самое. Лейла налила Фионе кофе.
- Из чего я могу сделать заключение, что Дэвид не является исчадием ада?
- Нет, Боже упаси! Но надо отдать ему должное, он не притворялся будто является образцом совершенства. Что касается его самообладания… Я стиснула зубы и без обиняков сказала ему, что Фрэнсис хвастался, что знает, какая у него задница. "Что ж, он по своему обыкновению лгал", - сказал его светлость тихо и вежливо. А я так же тихо и вежливо осведомилась, не обладает ли кто-либо другой подобными сведениями, потому что мне не хотелось бы, чтобы моя сестра попала в руки извращенца. Брак и без таких сложностей штука трудная, сказала я ему.
Лейла вдруг подумала, не подпадает ли убийство под категорию сложностей?
- По-твоему, я знаю, что происходит в частных привилегированных школах? Или во время Большого путешествия по Европе? - Фиона начала задумчиво жевать пончик. - Запретный плод сладок. Папа говаривал так: "Мальчишки должны перебеситься". Но когда это входит в привычку, надо это пресекать. Если застаешь своего мужа с горничной, это уже плохо, но если это грум или официант из паба…
- Понимаю. - "Грумы, официанты, мальчишки с улицы, кто угодно", - подумала Лейла, и ей стало тошно.
А ее светлость продолжала болтать:
- Тем не менее он признался в одном эпизоде пару лет назад, но тогда он был пьян. Он дал честное слово, что это был единственный и последний раз. Потом все так же вежливо он поинтересовался, не беспокоит ли меня что-либо еще. "А мне надо о чем-то знать? - спросила я. - Вы можете мне обещать, что моя сестра будет с вами счастлива?" И тут он как-то впал в сентиментальность. Я не буду вдаваться в подробности. Достаточно сказать, что он безумно влюблен в Летти, а она считает, что солнце светит только для того, чтобы освещать Дэвида. Противно слушать… А что там под крышкой? Сосиски?
- Бекон. - Лейла передала блюдо Фионе. - А о подвязках ты упомянула?
- Я выложила ему всю историю от начала до конца и поняла, что он ничего не знал. Он побледнел как полотно. Но потом собрался и не стал драматизировать. Просто сказал: "Больше никто никогда ее не расстроит, леди Кэррол. Даю вам слово". Что я могла на это ответить? Я позволила ему называть меня Фионой и посоветовала как можно скорее поговорить с Норбури, а потом отправляться в Дорсет за Летти.
Лейла улыбнулась, наблюдая за тем, как Фиона расправляется с беконом.
- И потом они все зажили счастливо, - пробормотала она.
- Возможно, он попросит Эсмонда быть шафером на свадьбе. Ты с ним…
- Мы не виделись.
- Что произошло, пока меня не было? - Фиона принялась за следующий пончик. - Может, я что-то пропустила? Рассказывай!
- Ты ничего не могла пропустить, потому что ничего не было.
- Вы пожирали друг друга такими же голодными глазами, как Дэвид и Летти на том роковом балу. Смотреть было больно.
- Ты хочешь сказать - вообразить, - сдавленным голосом сказала Лейла. - Точно так же, как ты вообразила, что Дэвид извращенец, который хочет совратить твою сестру.
- На самом деле меня беспокоила именно распущенность. Невнимание, болезни - это то, что жена не может контролировать. А что касается непристойных вещей, Летти не кисейная барышня. Если ей что не понравится, она не станет с этим мириться.
Фиона положила в рот последний кусок пончика.
- Или я рассуждаю наивно? Может быть, есть что-то, чего я не знаю? Фрэнсис был в постели таким же животным, как и вне ее?
- Я тебе уже говорила вчера, что Дэвид - не Фрэнсис. Надеюсь, ты сама в этом убедилась. Судя по тому, как Дэвид отвечал на твои вопросы, он был откровенен, как настоящий джентльмен. А многих ли мы с тобой знаем мужчин, кто поступил бы так же, будь он на его месте?
- Да, я знаю, я рисковала сломать себе шею, обвиняя его в подсудном преступлении. Я до сих пор удивлена, почему его светлость не вышвырнул меня из экипажа. Но именно поэтому я ему поверила. Он вел себя как мужчина и отвечал мне, глядя в глаза и не приходя в ярость, как это делают большинство мужчин, если их задевают за больное место. Исключением был Фрэнсис, который в ответ всегда ударял по твоему больному месту. При этом он насмехался и издевался. Какой же он был свиньей! Господи, его уже нет, а он все еще отравляет нам жизнь. Ко всему, к чему он прикасался, прилипала грязь. Из-за него я чуть было не лишила счастья свою сестру. Я слушала его грязные сплетни и верила им, хотя мне-то больше, чем кому бы то ни было, должно было быть известно, что он за человек. Я же годами наблюдала за тем, что он делал с людьми и… с тобой.
- Все уже позади. Ты исправила свою ошибку.
- Но для тебя еще не все кончено, ведь так?
- Нет, для меня тоже все кончено. Шербурны помирились. Дэвид и Летти скоро обручатся. И…
- Ты все еще не вылечилась от любви к Фрэнсису Боумонту?
- Яне…
- Фрэнсис не хотел, чтобы ты испытала хотя бы минуту счастья с другим мужчиной, - оборвала ее Фиона. - Особенно с Эсмондом. - Фиона обошла стол и села на корточки рядом с Лейлой. - Вспомни, что твой муж сделал с моей сестрой после того, как я посмеялась над ним по поводу Эсмонда. Фрэнсис долгие годы отравлял твое сознание, твои представления о том, что такое любовь. Только не говори мне, что он не увеличивал дозу яда, когда дело касалось Эсмонда.
- Послушай, Фиона, ты просто одержима Эсмондом. Ты знаешь о нем гораздо меньше, чем о Дэвиде, и все же с того момента, как только увидела этого проклятого француза, все время стараешься свести меня с ним. Сначала ты пригласила его в Норбури-Хаус, зная, что и я буду там, потом ты послала его вслед за мной, когда я оттуда сбежала, и ты часа не можешь провести в моем обществе, чтобы не говорить о нем. Я подозреваю, что ты это делаешь из мести. Фрэнсис мертв, а ты продолжаешь ему мстить.
- Я бы не возражала, если бы это добавило ему вечных страданий. Особенно за то, что он сделал с тобой - и с теми, кого я люблю, - тихо проговорила Фиона. - Когда у меня бессонница, я представляю себе, как он корчится в предсмертных муках на адском огне. Это так успокаивает. Ты шокирована, моя дорогая?
"Просто мороз по коже", - подумала Лейла и неожиданно задалась вопросом: где была Фиона вечером накануне смерти Фрэнсиса? В тот вечер, когда она так поздно приехала в Норбури-Хаус?
- Не очень. Я знаю, что сильно преувеличиваешь, говоря так.
- Я сказала, что не возражала бы. Уверяю тебя, что я не настолько выжила из ума, чтобы мстить мертвому. Он отравлял всех и все вокруг - и умер от своего любимого яда. Меня это вполне удовлетворяет. А его загробную жизнь я с радостью оставляю в руках провидения. - Фиона встала. - А твою жизнь я бы хотела видеть в руках приличного человека. В одном ты права: как только я познакомилась с Эсмондом, я поняла, что он просто создан для тебя. Я не могу этого объяснить, но мне показалось, что это… твоя судьба.
Глава 13
В тот вечер Лейла, сославшись на головную боль, рано покинула компанию, собравшуюся за карточным столом миссис Стоквелл-Хьюм. Пока карета медленно продвигалась по оживленным улицам, Лейла вспоминала саркастическое замечание Эсмонда в тот вечер, когда они впервые встретились наедине: ложный след… множество подозреваемых, которых надо осторожно разговорить… дело, которым ему, возможно, придется заниматься до конца жизни. Зря она тогда не прислушалась к предостережению.
Зачем только она сбежала из Норбури-Хауса в тот роковой январский день? Лучше бы она осталась и ни во что не вмешивалась.
Как на то и рассчитывал убийца Фрэнсиса.
Как ее уговаривала Фиона.
- Черт, - шептала Лейла. - Черт.
Бесконечные визиты не оставляли времени на то, чтобы спокойно подумать и разобраться во всем, что ей удавалось узнать относительно расследуемого дела. Но сейчас Лейла была в карете одна, ничто ее не отвлекало, и она вспомнила ненависть в глазах Фионы, когда виконтесса говорила о Фрэнсисе и о справедливом наказании.
У Фионы был не менее веский мотив, чем у Дэвида и Шербурна. К тому же с ее характером, умом и решительностью она вполне могла таким образом отомстить за честь сестры.
Улики были косвенными, но изобличающими.
Очень многие знали о планах Лейлы пробыть по крайней мере неделю в Норбури-Хаусе с Фионой и ее семьей. Приготовления начались задолго до этого - спустя несколько недель после рокового бала. Любой из врагов Фрэнсиса - а имя им был легион - мог воспользоваться отъездом Лейлы.
Любой.
Но это Фиона предложила Лейле погостить у нее. Это у Фионы в последнюю минуту вдруг разболелась голова, и она задержалась в Лондоне, а Лейлу отправила с кем-то из родни. Это Фиона приехала очень поздно в тот вечер, когда кто-то подмешал яд в настойку опия, которую выпил Фрэнсис.
Фиона, у которой в жизни не болела голова, сослалась именно на головную боль, которая ее и задержала. Ей пришлось принять опиума и полежать. Когда боль немного утихла, она уехала из Лондона и помчалась в Норбури-Хаус. Такова была ее история. То есть алиби, поправила себя Лейла.
Это не имеет никакого значения, говорила себе Лейла. Если можно простить Дэвида за убийство, с таким же успехом можно оправдать и Фиону и вообще всех, потому что Фрэнсис был свиньей и его давно следовало бы повесить. Не важно, кто его убил и почему. Правосудие уже свершилось.
Вот вам и английское правосудие. А чем обернулись усилия Эндрю Эриара сделать из Лейлы приличного человека? Все, чему она научилась, это притворяться, что она приличный человек. На самом деле в глубине души она была дочерью Джонаса Бриджбертона. Как только мораль становилась неудобной, она швыряла ее на землю и растаптывала.
Лейла уже начинала сомневаться в том, что самым главным для нее было найти убийцу. Это не совесть погнала ее к Квентину, а Эсмонд. Она призналась в меньшем преступлении, чтобы он поверил, что не она совершила большее. Вполне возможно, интуиция подсказала ей, что Квентин пошлет за Эсмондом.
Как бы то ни было, здравый смысл, видимо, подсказывал ей, что Эсмонд сможет раскрыть преступление и без ее помощи. Она могла отказаться принимать участие и, уж во всяком случае, не влезать так глубоко в это дело. Он согласился принять ее помощь, но за каждый дюйм, который уступал ей Эсмонд, она требовала целую милю. Даже захотела быть его партнером…
Это из-за него она во что бы то ни стало хотела раскрыть преступление. Она жаждала открыть его сердце своими топорными отмычками.
Вчера вечером она даже дошла до того, что стала его умолять. Что дальше?
Она будет унижаться, пресмыкаться перед ним и будет опускаться все ниже и ниже. Ничто другое ее не ждет. Эсмонд видел, что она делает, и вчера вечером ясно дал ей понять, что она обречена на неудачу. Она умоляла, почти плакала - а он повернулся к ней спиной и ушел.
Лейла сжала кулаки.
Она больше ни за что не будет унижаться. Пусть ее повесят, расстреляют, сожгут на костре…