Он неизменно добивался своего, хотя она и продолжала упираться, когда дело доходило до совсем уж причудливых нарядов.
Для Луизы настало лучшее время в ее жизни. Недели и месяцы мелькали с такой же скоростью, с какой она орудовала своей иглой. Знаменательным стал для нее день, когда Уорт, внимательно следивший за ее работой, повысил ее служебный статус, переведя в примерщицы. Он скоро понял, что Луиза обладает редким чутьем, подсказывающим ей, как должно сидеть на женщине задуманное им платье, и тогда без дальнейших проволочек сделал ее своей старшей примерщицей. Он сожалел только, что не сделал этого раньше. С лета 1852 года она стала его правой рукой в примерочных. Одетая в черное шелковое платье, с портновским сантиметром на талии, к которому была прикреплена белая бархатная подушечка, она чувствовала себя свободно и естественно там, где женщины переживали всю гамму эмоций при виде нарядов - от вспышек раздражения до экстатического восторга. Снова и снова она наблюдала, как из раздраженных фурий на первых примерках они превращались в довольных прихорашивающихся жеманниц, уверенных в собственной неотразимости. Уорт часто лично руководил примерками, неизменно покоряя клиенток своим обаянием, тактом, а время от времени, если того требовала ситуация, и актерской игрой. В отличие от мадам Камиллы, которая, как и большинство портних, шла на поводу у клиенток, недовольных всеми тяготами примерки, и обычно сводившая ее к минимуму, Уорт рассчитывал обычно на две примерки, но, если требовалось, без лишних колебаний назначал столько, сколько считал нужным. Каждый раз Луизе приходилось по многу раз перекалывать булавки, чтобы добиться требуемого совершенства: глаз у него был настолько зоркий, что он мог точно определить, какой именно шов требуется изменить на миллиметр. Луиза, обязанная повышением прежде всего своему дотошному вниманию к мелочам, теперь с подлинным наслаждением выполняла его высокие требования, обычно совпадающие с ее собственными. После каждой примерки платье расстилали во всей красе на большом столе, заново перекалывали булавки, что-то подправляли, переделывали, потом снова шили - и так зачастую не менее трех раз. Необузданным стремлением Уорта к совершенству, и только к совершенству, прониклись и другие служащие ателье, ни один из которых ни разу не выразил неудовольствия по поводу всей этой бесконечной кропотливой работы. Уорт знал, что им предстоит, когда настоял на том, чтобы лично отбирать себе швей и остальной состав работников. Не люби они так преданно свое дело, давно бы ушли от Уорта.
Катрин не стала ревновать Луизу к Мари Уорт и даже очень полюбила ее. Катрин отзывалась о ней не иначе, как "эта милая мадам Уорт" и даже перестала уничижительно отзываться о ее муже, хотя не могла избавиться до конца от прежней неприязни. Тем не менее, если у них с Луизой когда-нибудь заходил о нем разговор, он был уже "мсье Уорт", и не "этот надутый англичанин". Так Катрин делала комплимент Мари, о котором та даже не догадывалась, и для Луизы это было значительным утешением.
Ноябрь в этом году в Париже выдался дождливым, с раннего утра весь город окутывался мглой. Мадам де Ган, вновь прибывшая в Париж, пожаловалась на погоду сыну, когда тот заехал за ней в гостиницу, чтобы сопровождать на прогулку.
- Какой смысл гулять в такую погоду, Пьер? - заявила она, когда они подошли к ожидавшему ее экипажу. - Поедешь со мной на улицу Ришелье. Теперь, когда я узнала от своих парижских знакомых, что Гажелен и Обиге устроили там у себя незаурядное ателье и что там работает исключительно талантливый портной, думаю, можно снова оказать им честь своим посещением. Я решила, что он сошьет мне платье для завтрашней поездки в Фонтенбло.
Она уселась в карету и, когда сын занял свое место подле нее, в который раз подумала о том, как ему идет форма кирасира, особенно этот выходной китель и алые штаны с голубой полоской, в которых даже некрасивый мужчина смотрелся бы привлекательно. А ее Пьер, как ей казалось, был исключительно красив - поистине достойная дань памяти его галантному отцу и всем их предкам, которые на протяжении долгого времени следовали нерушимой традиции и становились военными, чтобы служить своему отечеству.
- Думаю, мама, - сказал он, когда карета тронулась с места, - нам можно поехать в Фонтенбло вместе, раз уж нас обоих пригласили.
- Это было бы замечательно.
Мари-Тереза де Ган редко принимала приглашения, присылаемые из Елисейского дворца, но на этот раз это было личное приглашение от принца-президента, и ей не терпелось поехать по своим особым соображениям. В детстве ей довелось познакомиться с бежавшими из Парижа семилетним Луи Наполеоном и его матерью Гортензией, экс-королевой голландской, когда ее родители предоставили им гостеприимный кров. Мари-Тереза де Ган помнила трагически красивые черты лица этой женщины, которая приехала к ним ночью вместе со своим младшим сыном в сопровождении одного-единственного адъютанта; ее напряженное храброе лицо хранило отпечатки недавно пережитого: потерю любовника, а перед этим еще и старшего сына, которого отнял у нее расставшийся с ней король. Обожавший мать, Луи Наполеон никогда не забывал тех, кто протянул ей руку дружбы в дни бедствий, и в течение многих лет продолжал переписываться с Мари-Терезой де Ган, когда ее родителей не стало.
Он стал крестным отцом ее сына, выслав своего представителя (он не мог присутствовать на совершении таинства, так как был в ссылке) и подарив меч с золотой рукояткой. Став принцем-президентом, Луи Наполеон неоднократно принимал ее у себя, и она всегда предпочитала менее шумные и более приватные вечера с небольшим количеством гостей тем пышным празднествам, на которых у нее почти не было возможности переговорить с ним. Втайне от сына она любила напомнить Луи Наполеону о Пьере, намекнув о его обязанностях крестного. Он мог содействовать продвижению Пьера по военной службе.
- Вы знаете, что в последнее время, когда принц-президент выезжает на конную прогулку, ему со всех сторон кричат: "Да здравствует император!"?
Она кивнула и восторженно закатила глаза.
- Да. Разве не чудесно? Но мы, вообще-то, всегда знали, что так и будет. Говорят, что референдум в конце этого месяца - дело уже решенное. - И она игриво постучала кончиками затянутых в перчатку пальцев по его руке. - Именно поэтому я и хочу посмотреть на эту молодую испанскую дворянку, которая тоже приглашена в Фонтенбло. Хочу лично убедиться, что она достойна звания императрицы.
Пьер улыбнулся, кинув на нее снисходительный взгляд из-под полей своей фуражки. Насколько ему было известно, его крестный хочет сделать Евгению де Монтихо отнюдь не женой, но он не хотел разрушать романтические иллюзии своей матери, чтобы не испортить ей поездку в Фонтенбло.
Когда они вошли в ателье, продавщица усадила их на золоченые стулья. Из-за занавески, ведущей в примерочные, появился Уорт, поклонами провожая очередную клиентку.
После чего он со всей любезностью обратился к вновь прибывшим. Они с мадам де Ган сразу же узнали друг друга.
Ге раздражало, что он всегда лучше нее знал, что ей больше идет, и, хотя результат ее неизменно удовлетворял, ей вовсе не нравилось оказываться в такой ситуации, когда не она чувствовала себя хозяйкой положения. Разве мадам Пальмир не восхищается ее изысканным вкусом и не выполняет все ее указания в точности, что, собственно, и требуется от хорошего портного?
- Мне нужно атласное бальное платье цвета красной розы. Или темно-розовое. Моя служанка доставит вам одно из моих платьев в качестве образца, с него вы можете снять мерки. Хотелось бы изменить горловину - к примеру, пришить более светлые оборки. Оно должно быть сшито и доставлено мне в гостиницу к завтрашнему утру. От вас требуется только показать мне атлас названных оттенков.
Уорт уже не в первый раз сталкивался с этим известным методом обращения с портными. Пройдет еще немало времени, прежде чем все клиенты примирятся с введенными новыми правилами примерки и подгонки, а у этой женщины особенно сложная фигура, и, чтобы добиться требуемого совершенства, понадобится две примерки.
- Если вы будете любезны заехать сегодня поздним вечером на примерку, - беспечно ответил он, - мы сможем сшить и доставить вам платье за столь короткий срок.
Ее брови зловеще сдвинулись.
- Я не нуждаюсь ни в каких примерках, если вы действительно такой хороший портной, как о вас говорят. Я достаточно ясно объяснила вам, что мне нужно.
Он улыбнулся, излучая на нее свое обаяние и сохраняя невозмутимый вид.
- Не в моих правилах доверять меркам, снятым с платья, которое, возможно, сидит на вас совсем не так, как мне хотелось бы, мадам. Кроме того, я полагаю, что гранатово-красный цвет гораздо выгоднее оттенит вашу алебастровую кожу, чем названные оттенки. А сейчас мадам Уорт продемонстрирует вам разнообразные фасоны, чтобы вы могли себе что-нибудь выбрать.
По его сигналу занавески раздвинулись, и из-за них показалась Мари в бальном платье сине-зеленого атласа, юбка которого, казалось, целиком состояла из сетчатых полосок ткани, собранных так красиво, как мадам де Ган никогда прежде не видала. Гневные слова застряли у нее в горле. Она даже слегка подалась вперед. Пьер, с удовольствием разглядывая Мари из-под ресниц и сожалея, что ее руки и грудь закрывает черный шелк - в соответствии с временем суток, - изрек слова, которые буквально пригвоздили его мать к стулу. Время от времени он тешил ее лестью.
- Если бы вы приехали в таком платье в Фонтенбло, мама, никто и не посмотрел бы на Евгению де Монтихо. И, разумеется, оно должно быть гранатово-красное.
Мари продемонстрировала еще несколько платьев. И хотя выбрать было нелегко, мадам де Ган все же остановилась на первом, после чего осмотрела огромный выбор тканей всевозможных оттенков гранатово-красного. Уорт проводил ее в примерочную, где уже дожидалась примерщица. Пьер заметил ее. Молодая женщина с волосами цвета воронова крыла и дивной шеей. А потом она повернула голову, и их взгляды встретились. Оба мгновенно друг друга узнали, мучительно соображая, где же они могли видеться. Она догадалась первой. Он заметил, как прояснился взор ее янтарных глаз. И тоже ее вспомнил. Это же та самая девушка с розами.
Она быстро исчезла в примерочной, проследовав за его матерью. Он надеялся увидеть ее снова, но она так и не вышла, когда мать сказала, что можно идти. Он так и не понял, намеренно она его избегает или нет. Но Пьер решил сделать все возможное, чтобы понять.
Мадам де Ган порадовала необычная внимательность сына: в этот же день он вернулся вместе с ней на улицу Ришелье, 83, на первую примерку. Мало того, ближе к полуночи он заехал за ней в гостиницу, чтобы сопроводить ее на последнюю примерку. Мсье Уорт пригласил его в примерочную, чтобы он убедился, как прекрасно выглядит его мать.
- Спокойной ночи, Пьер, - с довольной улыбкой сказала она, когда он усадил ее в карету, решив не возвращаться в гостиницу. - Что ж, значит, увидимся завтра.
- А точнее, уже сегодня, - поправил он ее, обращаясь к ней уже через окно.
- Ах да, ну конечно. Не опаздывай. - Она откинулась на подушки, и карета отъехала.
Суматоха в ателье улеглась только к трем часам утра. Уорт отдавал какие-то особые указания по поводу окончательной утюжки готового платья, остальные собирались домой. Вслед за цокающими на каблучках швеями Луиза прошла по коридору к двери, которую отпер магазинный консьерж. Выйдя на улицу, она постояла немного, чтобы глотнуть свежего воздуха и подставить прохладному ветерку свое пылающее лицо. Каждый раз, когда, выглядывая из примерочной, она видела кирасира, ее охватывало чувство болезненного смятения, не покинувшее ее до сих пор. Пьер де Ган. Она довольно скоро узнала, как его зовут, - его царственная матушка не раз обращалась к нему по имени.
Наверное, прошло уже больше года с тех пор, как она перестала грезить о встрече с ним, и не где-нибудь в ателье, а на вершине утеса, в горах или на носу корабля - в общем, там, где ей грозила бы опасность и она оказывалась бы на самом краю гибели. За время, прошедшее с того момента, как он выхватил у нее тот букет, его мужская привлекательность ничуть не уменьшилась, равно как и его дерзость, уж если на то пошло. Во время последней примерки стоило ей поднять глаза, как она тут же натыкалась на его взгляд, иногда, правда, отраженный в зеркалах. И все это время ее глупое сердце бешено колотилось, как будто для нее имеет какое-то значение, что избалованный мальчишка слоняется здесь и убивает время, отрабатывая на ней те же донжуанские трюки, к которым он наверняка уже прибегал бессчетное количество раз.
- Добрый вечер… Точнее, доброе утро, мадемуазель Луиза.
Она заглушила испуганный крик, стремительно прижав ладонь к губам. Кирасир поджидал ее в тени, а сейчас стоял в свете единственного освещавшего улицу фонаря.
- Вы меня испугали!
- Прошу прощения. Я не хотел. Сегодня я уезжаю из Парижа, меня не будет целую неделю, поэтому мне хотелось бы возобновить наше знакомство, прежде чем я уеду.
- А я и не знала, что мы знакомы. - Луиза решительно двинулась вперед, и он зашагал рядом.
- Я искал вас с тех самых пор, как отнял у вас розы, - сказал он, изрядно приврав. Да, он действительно пару раз искал ее глазами в толпе, но воспоминание о ней довольно скоро померкло. И теперь, когда он увидел ее вновь, он не понимал, как такое возможно. В ней было столько свежести, живости и экзотики, что им овладело то же нетерпение, что и тогда, когда их короткое мучительное столкновение заставило его возвратиться ночью на улицу Фабор Сент-Оноре в слабой надежде отыскать ее.
Луиза не стала жеманно притворяться, будто не помнит того случая.
- Постараюсь больше не стоять впереди толпы, - сухо ответила она. - А то в следующий раз со шляпки цветы сдернут. - Ей хотелось смутить его, заставить уйти, но напрасно.
- Простите меня, - настаивал он, - давайте начнем все с начала. Я, как вы знаете, Пьер де Ган. Мне бы очень хотелось снова встретиться с вами. Скажите, что мы увидимся. - Он искоса посматривал на нее, в глазах его сверкали искорки. - Клянусь, что больше никогда не покушусь на дар, предназначенный для другого, как бы ни велико было искушение, даже если он будет пришпилен к вашей шляпке.
Луиза сильно закусила дрогнувшие в улыбке губы. Ужасно - показать ему, что она хоть в чем-то уступила.
- Нет, лейтенант де Ган. Моя работа иногда отнимает у меня и ночное время, зачастую - без предупреждения, я не могу давать обещаний, которые вряд ли сдержу. Спокойной ночи.
И она бросилась за швеями, вместе с которыми обычно добиралась до дома. Ей не нужно было оборачиваться, она и так шала, что он по-прежнему стоит там и смотрит ей вслед.
Она не питала иллюзий по поводу преследуемых им целей. Все ясно как божий день. Обычно ухлестывающие за гризетками молодые господа пускают в ход такую наживку, как шелковые нижние юбки, серьги или нитка жемчуга. Разве она не видела, скольких девушек эти самые юбки погубили, когда через несколько месяцев бедняжки начинали заметно увеличиваться? И куда тогда девались все эти ухажеры? Испарялись как дым, а несчастных девушек выгоняли с работы, и заканчивали они скорее всего тем, что оставляли своих младенцев в коробке на пороге дома подкидышей в безлунную ночь. И Луиза твердо решила: когда Пьер вернется, она будет держать его на расстоянии. Никогда еще она не была столь тверда в своем намерении не позволить ни одному мужчине целиком завладеть ее сердцем, как теперь.
Утренние часы застали ее за привычными хлопотами в примерочной. Она осторожно сняла платье после второй примерки и передала его старшей швее, чтобы та отнесла его в ателье, когда Уорт, проводив клиентку, неожиданно вернулся.
- Одну минуту, мадемуазель Луиза, - сказал он, соблюдая на работе официальную форму обращения. Его голос и выражение лица были непривычно строги.
- Да, мсье Уорт? - ответила она столь же официально, недоумевая, что же могло случиться.
- Прошу вас, объясните своему кавалеру, кто бы он ни был, чтобы впредь его подарки не доставлялись в этот магазин или - что еще ужаснее! - в мой отдел! - И он протянул ей букет кремовых роз с тугими бутонами в серебряной бумаге, украшенной атласными ленточками.
Пьер еще раз удивил ее. Ни тебе шелковых нижних юбок, ни побрякушек, подарок столь невинно-привлекательный, что отвергнуть его невозможно. Она взяла букет, вдохнула оранжерейный аромат бутонов. И впервые почувствовала, что какая-то часть ее сердца оттаяла, как весенний ручей.
8
Во дворце Фонтенбло, расположенном в удачных для охоты местах, Пьеру предоставили уютные комнаты. Из окна он видел место, откуда Наполеон распрощался со своими гвардейцами, прежде чем ехать на Эльбу, и где встретился с ними снова, возложив большие надежды на свое скоротечное возвращение. Дворец еще хранил следы грустного драматичного прошлого. Пьер сгорал от нетерпения потратить эти несколько дней в свое удовольствие. Будут гонки с собаками, а по вечерам танцы, спектакли, карты и другие развлечения, они отвлекут его от назойливого желания скорее вернуться в Париж. Он не помнил, чтобы когда-нибудь был так влюблен, его воодушевление весьма порадовало мать: в карете она подумала, что визит в Фонтенбло только закрепит его хорошее расположение духа. Не успел он вымыться и переодеться с дороги, как вошедший слуга сообщил, что его безотлагательно желает видеть принц-президент.
Пьер был во дворце не впервые и знал, как пройти в приемную, где следует дожидаться принца-президента. В приемной, красивой комнате, украшенной богатыми панелями и шелковым круглым ковром, были изящные высокие окна, перед которыми, спиной к нему, стояла девушка и любовалась угасающим ноябрьским днем. На ней было синее платье, на фоне которого, в сочетании с зимними сумерками, ее золотистые гладкие волосы сияли, как пламя свечи. Девушка вздрогнула, услышав, как щелкнули двери, быстро повернулись и оценивающе посмотрела на него.
- Вы, должно быть, Пьер де Ган, - произнесла она.
- Я в затруднительном положении, мадемуазель.
- Не пугайтесь. Ваша память вас не подводит. Мы никогда прежде не встречались, хотя у нас с вами один крестный отец, принц-президент. Нет, постойте. - И она слегка покачала головой. - Мне придется перефразировать свои слова, поскольку реставрация империи - дело почти законченное. Мы с вами имеем честь иметь в лице нашего общего крестного отца будущего императора Наполеона Третьего.
Пьер подошел к ней.
- Но вы еще не назвали своего имени.
- Стефани Казиль. Я впервые приехала в этот регион страны. Сколько себя помню, я жила в Савойе. И еще ни разу не бывала в Париже. Грустная история, правда? Дожить до семнадцати лет и не побывать в Париже.
Он дружелюбно хмыкнул.
- Очевидно, в этом не было особой необходимости. Вы, наверное, все это время сидели в четырех стенах и учились.
- Да, мсье. Надо быть первой ученицей. - Тут она состроила гримасу, мастерски изобразив монашескую мину. - Или, - добавила она тем же тоненьким голоском, - если вы так же своевольны, как и мадемуазель Стефани, то лучше быть последней.
Он с радостью подхватил ее смех. Какая удивительная и забавная девушка.
- А я видел вашу часть страны. Насмотрелся достаточно. Два года провел в Савойе со своим полком, который патрулировал границу. А вы наведаетесь в Париж, пока будете здесь гостить?