Элинор вздохнула, в ней поднималось разочарование. Девушке хотелось получить ответы, направление, что-то вроде свода правил, которым она сможет следовать, и которые помогут ей навсегда изменить свою жизнь, не отворачиваясь от семьи. Она хотела чего-то, что позволит ей получить желаемое. Чтобы она могла выйти замуж за того, за кого захочет, и чтобы никто другой не диктовал ей условий и не навязывал свои приоритеты.
– Я начинаю думать, что ты не собираешься давать мне прямые ответы.
– Задай мне прямой вопрос, и мы посмотрим.
– Я считаю, что мне, скорее всего, придется пнуть тебя, – огрызнулась Элинор.
Смех вырвался из его груди. Она никогда прежде не слышала, чтобы он так смеялся, легко и беззаботно и по-настоящему забавляясь. Один только этот звук заставлял ее сердце биться быстрее. Господи Боже!
– Я говорил серьезно, – наконец вымолвил маркиз, все еще посмеиваясь. – Я бы предпочел иметь более четкое представление о том, чего ты хочешь достигнуть.
– Отлично.
Элинор несколько мгновений сидела рядом с ним, размышляя и стараясь не замечать, как бедро Валентина прижалось к ее бедру, когда он повернул упряжку в сторону Гайд-парка.
– Когда твой отец… когда ты стал маркизом Девериллом, ты был готов к этому? К ответственности, я имею в виду?
На секунду, почти неуловимо, но она сумела это заметить, выражение его лица изменилось, напряглось, а затем снова расслабилось.
– Мой отец в свои последние годы был абсолютно спятившим, буйным сумасшедшим. Я управлял собственностью в течение трех лет до того, как получил титул. Так что да, я был готов к ответственности.
Какое-то время Элинор не знала что сказать. Ей было известно, когда Валентин унаследовал титул, но Себастьян никогда не упоминал, как именно это произошло. Она предположила, что было бы нетипично для ее слишком заботливого брата сообщить сестре об этом.
Элинор обучали этикету с тех пор, как она начала говорить, и, конечно же, она знала, как подходящим образом ответить на чью-то новость о трагической потере. Однако это был гораздо более сложный случай, чем обычно. Слова Валентина прозвучали так, словно он не был слишком задет или опечален, а скорее освобожден.
– Сколько тебе было лет? – тихо спросила она.
– Когда он умер? Восемнадцать. Мой дядя, лорд Уодделл, был в ярости, что старик дотянул до моего совершеннолетия. Он практически пускал слюни, так ему не терпелось наложить лапы на опекунство над Девериллом, – Валентин фыркнул. – С тех пор я его не видел.
– Должно быть, не тебя свалилась слишком большая ответственность для пятнадцатилетнего мальчика.
Маркиз пожал плечами.
– Я делал то, что должен был делать. А теперь я делаю то, что хочу.
– Итак, сегодняшнее игнорирование тобой правил – это твое собственное восстание, точно также как Себастьян говорит, что я…
– Это не восстание, – категорично заявил Валентин, резко останавливая экипаж.
– Деверилл, что…
Он сделал знак своему груму подойти к лошадям и спрыгнул на землю.
– Прогуляйся со мной.
– Но…
Валентин обошел вокруг экипажа, подойдя к ней, пока Элинор пыталась сообразить, что он замышляет. Этот мужчина знал правила, но маркиз Деверилл регулярно игнорировал их. А если она еще и рассердила его…
Он протянул ей руку.
– Я собираюсь пройтись. Ты можешь остаться здесь, если пожелаешь.
Элинор не сомневалась, что он оставит ее сидеть здесь, пока сам пойдет прочь, чтобы встретиться с той или иной женщиной. Элинор встала и положила свои руки на его предплечья. В один быстрый, сбивший дыхание миг, Валентин положил руки ей на талию и спустил на землю.
Позади них Хелен начала менее грациозно спускаться вниз, но Деверилл ткнул в нее пальцем.
– Ты подождешь здесь.
Хелен снова уселась на свое место.
Все очень быстро и непредсказуемо начало выходить из-под контроля. Элинор положила руки на бедра.
– Не приказывай моей горничной.
Маркиз наклонился ближе, сложив руки на груди.
– Ты беспокоишься из-за приличий или из-за скандала?
– Из-за скандала, – быстро ответила она.
– Тогда не беспокойся, – пренебрежительно произнес Деверилл, предложив ей свою руку. – Мы вернемся через мгновение, просто совершим короткую прогулку по очень людному парку.
Они направились к близлежащему пруду, повернув, чтобы пойти по дорожке, которая тянулась параллельно заросшему тростником берегу. Некоторое время Элинор молча шла рядом с маркизом, пытаясь понять выражение его лица. Если он пытался напомнить ей о том, как… беспомощно она чувствовала себя в компании Стивена, то он добился умеренного успеха. Валентин не держал ее здесь против воли, и не опаивал ее, и не увозил ее туда, откуда она не сможет найти дорогу домой, но, тем не менее, Элинор была практически наедине с мужчиной, который изо всех сил постарался, чтобы заслужить свою дурную репутацию. И к тому же он уже знал один ее секрет.
– Ты же знаешь, я не боюсь тебя, – выпалила она.
Валентин бросил на нее косой взгляд.
– Я не пытаюсь напугать тебя.
– Я имела в виду, если ты пытаешься запугать меня тем, что не сообщаешь, куда мы идем, или что планируешь, то это не сработает.
Рот Деверилла изогнулся в быстрой улыбке.
– Я могу изменить твое мнение за одно мгновение, – прошептал он.
О Господи! Замечательно, теперь она провоцирует распутника сделать что-то, о чем без сомнения пожалеет.
– Я…
– Нам с тобой нужно поговорить, Элинор. Без верных слуг или кого-то еще, кто может подслушать.
Она сглотнула.
– Я слушаю.
– Чего ты хочешь? На самом деле хочешь? И будь добра, скажи мне правду.
Так он догадался. Он осознал, что все, о чем она догадывалась в ту ночь, когда писала свою декларацию, непременно изменится. Что именно ей было нужно и как этого достичь, у нее не было ни малейшего понятия.
– Обещай, что ты не станешь смеяться.
Он покачал головой.
– Я не даю обещаний.
– Отлично, – девушка убрала руку и зашагала вперед по дорожке. – Я не знаю.
– Я так не думаю.
– Но именно поэтому я попросила тебя о помощи, Деверилл. У тебя по сравнению со мной, значительно больше опыта в… во всем.
Он догнал ее, но не предложил свою руку снова.
– Ты не можешь желать перестроить свою жизнь по схеме моей жизни, так что я не могу догадаться, что именно ты от меня хочешь.
– Но я хочу построить свою жизнь по примеру твоей. Во всяком случае, часть жизни.
Деверилл фыркнул.
– Какую именно часть? Тот раздел, в котором я завожу романы с замужними женщинами, потому что у них есть та степень опыта и непостоянства, которыми я наслаждаюсь? Или тот кусочек, где я не являюсь на встречи с друзьями, когда что-то более занимательное встречается на моем пути? Или заключение пари? Или попойки?
Она несколько мгновений смотрела на него в изумленном молчании.
– Это не то, что ты есть.
– Но, это так.
Элинор остановилась, проводя рукой по стене тростника и отчаянно желая, чтобы она достаточно хорошо знала настоящего Валентина Корбетта, чтобы ее слова прозвучали более уверенно.
– Ну, возможно, но это не все, что есть в тебе.
Он прищурил глаза, остановившись в нескольких футах от нее.
– В самом деле? Тогда, пожалуйста, расскажи мне о моем характере, видимо, я ввожу себя в заблуждение.
– Не забывай, что ты спас меня той ночью. И ты очень разозлился из-за поведения Стивена. Мои воспоминания могут быть немного смутными, но это я помню. И ты доставил меня домой в целости и сохранности, и не попытался воспользоваться преимуществом.
– Моя дорогая, одно доброе дело за всю жизнь не делает из меня героя. Но речь идет не о моих дурных привычках, а о том, что ты собираешься выработать эти привычки у себя.
– Я не хочу иметь никаких дурных привычек.
– Тогда скажи, умоляю тебя, что я делаю здесь? – спросил он более громким голосом.
Как Элинор могла объяснить, что тот человек, каким он описал себя, был не обязательно тем человеком, которого она видела? Да, у него были отвратительные наклонности, и он первым признавал это. Но у Валентина было и несколько замечательных качеств, помимо очевидного остроумия и интеллекта. И честности. Она никогда не слышала, чтобы он лгал, даже для того, чтобы защитить свои собственные интересы. Это случалось только тогда, когда он защищал ее.
– Ты мне нравишься, – ответила она.
Деверилл моргнул.
– Прошу прощения?
– Ты сказал, что я тебе нравлюсь, а ты нравишься мне. Мне нравится, что ты не пытаешься поставить себя выше всех, потому что у тебя есть титул и древнее, уважаемое имя. Ты тот, кто ты есть. Ты не меняешь свой внешний вид ради чьего-то удовольствия или комфорта, но, тем не менее, ты можешь быть очаровательным и добрым, если этого захочешь.
– Рискну показаться сентиментальным, но мне кажется, что ты описываешь себя. Если это то, что ты ищешь, то ты это уже нашла.
– Нет, – ответила Элинор, пытаясь не отвлекаться на неожиданный комплимент, – это то, что мне нравится в тебе. Чего я хочу, так это того, как ты живешь.
– Как…
– Не так, как ты описал это, но эту… свободу. Тебе не нужно разговаривать о погоде, или танцевать с кем-то, потому что он богат и титулован, и не нуждается в тебе, или не танцевать – и даже не беседовать – с теми, у кого нет титула, и кто нуждается в тебе. Тебе не нужно взвешивать каждое свое слово даже когда разговариваешь с друзьями, из опасения, что ты можешь нанести ущерб восьмисотлетнему превосходству и высокомерию Гриффинов. – Она сделала вдох, от разочарования ее голос звучал выше обычного. – Мне нужно все это, и остальное, что в промежутках между ними.
– Тогда просто будь этим человеком, – ответил Валентин после нескольких секунд молчания.
– Я и пытаюсь быть. Но, я не могу… не могу выяснить, как это сделать, не причинив боли и урона моей семье. Есть и другие люди, о чьих жизнях и репутации я должна помнить. Я люблю свою семью. Она всегда будет иметь для меня значение.
Валентин покачал головой.
– Если в первую очередь ты думаешь о том, что можешь сделать что-то неправильно, то тогда это не свобода, Элинор. Это страх.
– Но у меня есть о чем задуматься, помимо того, чтобы быть свободной. Я не мужчина, и я…
– Это я заметил.
– … и я не хочу, чтобы меня принудили к идее моего брата о правильном браке. Я хочу разработать собственную стратегию. Чтобы сделать это, есть правила, которым я должна следовать. Игнорировать их будет просто глупо.
– Тогда придерживайся их, – при виде недовольного выражения на ее лице, Деверилл подошел ближе. – Я думаю, что ты знаешь, чего хочешь, и знаю, что я не тот, кому ты должна подражать, если твоя забота – это сделать всех счастливыми. Я чертовски уверен, что ты не собираешься искать мужчину, за которого можешь выйти замуж, если настаиваешь на моей компании и руководстве. Я полагаю, что ты хочешь положительного мужчину. И я со всем авторитетом могу заявить, что в Лондоне есть положительные мужчины, которые – я уверен – будут счастливы заполучить тебя.
– Но я…
– Самый лучший способ действовать – это продолжать быть той, кто ты есть. Из того, что ты сказала мне, и что я сам видел, ты хочешь быть хорошей – хорошей сестрой, хорошим членом семьи Гриффин. У тебя нет намерения, отбросить свои обязательства, и ты не хочешь становиться грешницей. Мой лучший совет тебе, Элинор: иди домой и говори Мельбурну "нет" до тех пор, пока он не приведет домой того супруга, которого ты захочешь.
Проклятие. Она просто ненавидела то, что он был абсолютно прав. Снова. Слеза побежала по ее щеке прежде, чем она смогла смахнуть ее.
– У меня есть идеи по поводу того, что мне нужно, но в крепости Гриффинов мне никогда не реализовать их. Может, я не знаю точно, что я хочу или кого я хочу, – парировала она, ее голос дрожал, – но я не сдамся, пока не выясню это. Я не стану снова скучной и расставшейся с мечтами, пока не переживу по крайней мере одно большое приключение. Я не отступлю. Я не могу, Валентин.
К ее изумлению, маркиз наклонил голову в ее сторону.
– Приключение? – повторил он. – Какого рода приключение?
Девушка глубоко вдохнула, закрыв глаза, и представила, что она бы сделала, если бы могла все, все, что угодно, но только однажды.
– Что-то дикое и свободное, и совершенно безумное. Что-то неприличное, – Элинор снова открыла глаза. – А затем, думаю, я смогу найти мужа, который подойдет мне, и который, по меньшей мере, не разозлит Мельбурна.
Рот Деверилла изогнулся.
– Очень последовательно. Значит, ты настроена решительно.
– Да, это так. Что ты думаешь об этом, Валентин?
– То, что я думаю, может заполнить несколько томов, – ответил он. – Я попробую придумать подходящее неприличное приключение для тебя. Но я не сводник, так что тебе самой придется заняться той частью, которая касается мужа.
Отлично, теперь у нее было предложение помощи от него. Она сможет позже уговорить его на большее. Что имело значение в данный момент, так это то, что у нее появился союзник.
Под влиянием эмоций Элинор подошла к нему и обняла.
– Спасибо тебе.
Валентин взялся пальцами за ее подбородок, приподняв голову девушки вверх. Он медленно наклонился и коснулся губами ее губ, мягко, призывно, соблазнительно. Она перестала дышать. Словно электрический разряд пробежал по ее позвоночнику. Хотя они не двигались, Элинор могла бы поклясться, что ее ноги оторвались от земли. Не удивительно, что женщины практически падали к его ногам. Когда маркиз выпрямился, она обнаружила, что прижалась к его груди.
– Я предупреждал тебя, что не стоит благодарить меня заблаговременно, – прошептал он, ставя ее на ноги, а затем повернулся, чтобы продолжить прогулку.
Но Элинор уже была благодарна ему. Воспоминания о твердых, эгоистичных, неумелых губах Стивена Кобб-Хардинга, прижимающихся к ней, внезапно исчезли. У нее теперь было гораздо более приятное – и гораздо более тревожащее – воспоминание.
Глава 8
Сославшись на несуществующую встречу со своим портным, Валентин вернул Элинор задолго до назначенного срока в два часа. Как только его экипаж покинул подъездную дорожку Гриффин-Хауса, маркиз снова остановил упряжку.
– Уайли, поезжай домой, – приказал он, передавая поводья груму и спрыгивая на землю.
– Милорд? – осведомился грум, забравшись на высокое сиденье.
– Я собираюсь прогуляться.
– Да, милорд. – Прищелкнув языком, слуга покатил в экипаже дальше по улице.
Все пошло совершенно не так, как он планировал. С одной стороны, Валентин хотел убедить Элинор отказаться от ее плана восстания, или, по крайней мере, отказаться от роли её наставника. Но теперь он, кажется, крепко увяз посреди поля битвы клана Гриффинов. Он фактически предложил Нелл помочь найти что-то, что сможет удовлетворить ее тягу к приключениям. Он, маркиз Деверилл. Предложил. А затем все стало еще хуже.
Всё верно, вопрос Элинор о его отце ударил его, словно кулак в живот; Валентин думал, что у него остались только расплывчатые воспоминания о старом пугале, но, очевидно, он ошибался. За все первые восемнадцать лет его жизни не произошло ничего, что стоило бы вспоминать, но как только мысли об этом закрадывались в голову… По крайней мере, сегодня у него было что-то, позволяющее держать на расстоянии мысли о тех сумасшедших, невидящих зеленых глазах.
И это что-то было еще более тревожащим. Он поцеловал Элинор Гриффин.
– Ради Бога, Валентин, ты – идиот, – обругал он себя, игнорируя вопросительные взгляды со стороны прохожих. – И сумасшедший. И, ко всему прочему, дурак.
Нежные, девственные губы, её мягкий вздох – все это будет преследовать его сильнее, чем мысли о безумном, бушующем отце. Братья Элинор доверяют ему. Она доверяет ему. У нее доброе сердце и добродушный характер, от чего в обычных условиях он убегал бы со всех ног. Все это не имело никакого смысла.
А слушать, как она раскрывает причины, отчего и почему решила поискать свободу и мужа, который будет ее понимать, было почти так же тревожно. Предполагалось, что женщины служат призами или игрушками. Перед тем, как сойти с ума, его отец научил его, по крайней мере, этому, и демонстрировал свои взгляды при каждой возможности и с похвальной регулярностью. Все женщины, которых Валентин знал тогда и после, только подтвердили точку зрения старого маркиза. Тем не менее, эта женщина, кажется, имела собственные цели, в которые не входило забираться в постель к богатым и влиятельным. Как странно. И как возбуждающе.
Валентин заявил, что ему нечему научить ее. Строго говоря, это не было правдой, хотя прикосновения мужских рук к ее обнаженной коже, ощущение твердого члена, двигающегося в ней – всего этого, вероятно, не было в ее списке. Господи Иисусе, ему нужно было выпить.
Лошадь фыркнула за его спиной, так близко, что он смог ощутить горячее дыхание животного на своем затылке. Инстинктивно маркиз отпрянул в сторону. Колесо экипажа проехало почти по нему. Оно задело его за локоть, зажав его между экипажем и каменной стеной.
Валентин быстро обернулся, готовый резко раскритиковать любого идиота, управлявшего экипажем, который направил свое транспортное средство на тротуар и пытается задавить пешеходов. Но экипаж даже не замедлил своего движения.
Нет, это – фаэтон, поправил себя маркиз, хотя сзади не было герба, и возница настолько низко ссутулился, что между его шляпой и пальто невозможно было увидеть ничего, кроме дюйма светлых волос. Тем не менее, этих волос, да еще пары гнедых лошадей, запряженных в экипаж, было достаточно, чтобы совершенно точно определить, кто только что пытался его убить.
– Стивен Кобб-Хардинг, – выдохнул он, ощупывая оторванный рукав своего сюртука. Крепкий материал, вероятно, был единственной причиной, по которой его рука не была сломана. Если бы на его месте была девушка в платье, то ее одежда могла бы зацепиться за спицы колеса и потащить несчастную за собой.
Другие пешеходы приблизились к маркизу, бормоча "Вы не ранены?" и "Бога ради, это же Деверилл".
– Со мной все в порядке, – пробормотал Валентин в направлении толпы, а затем забыл о ней.
Какое интересное развитие событий. То, что Кобб-Хардинг ведет себя как трус, не делает его менее опасным. Как раз напротив. И это касается не только Деверилла.