Низкий глубокий голос прорвался сквозь истерические крики Симоны. Она замолчала и перевела взгляд на дверь.
В проеме стоял Николас, барон Крейн. Его меч смотрел прямо в спину Шарлю Бовилю.
Глава 32
- Фицтодд… Но как?.. - Шарль подавился и не смог закончить вопроса.
Ник переступил порог, и в каюте стало невыносимо тесно.
- Назад, Бовиль.
- Это не твое дело, Фицтодд, - выкрикнул Шарль, дернул Симону за руку и прикрылся ею вместо щита. - Она больше не жена тебе.
"Идиот", - подумал Николас, шагнул вперед и просто поставил Симону на ноги и притянул к себе. Симона уткнулась ему в грудь.
- Ты не позволил Дидье сгореть заживо, - холодно продолжал Николас. - Когда он тебя увидел, ты сунул его в канаву и держал его голову под водой, пока он не утонул. Тебе надо было избавиться от него, иначе бы ты сам сгорел.
Симона подняла голову и посмотрела на Николаса. Ее лицо словно окаменело.
- Вода… - хрипло протянула она. - Как ты узнал?
- Дидье рассказал, любовь моя. - Он приложил палец к ее губам. - Давно, в Уитингтоне. А вчера, после нашей ночи любви, еще раз.
Симона перевела взгляд на Шарля, ее бледное лицо потемнело. Страшная правда поразила Симону в самое сердце.
- Так вот почему ты разорвал нашу помолвку и объявил меня сумасшедшей. Когда я рассказала тебе, что ко мне приходил дух Дидье, ты испугался, что он расскажет мне о твоем преступлении, а я расскажу всем остальным, расскажу Арману. Но если меня будут считать сумасшедшей, никто не обратит на мои слова никакого внимания.
Ник кивнул:
- И поэтому он не пошел спасать тебя из развалин. Знал, что Жан верит в призрак своего сына. Шарль испугался, что призрак Дидье действительно существует и разоблачит его, тогда он лишится последнего шанса получить тебя… и твои деньги.
Шарль издевательски фыркнул:
- Тобой-то я никогда не интересовался. Дело в деньгах. Когда ты сбежала в Англию, Жан пришел ко мне и рассказал, что является хранителем денег твоей матери и твоим настоящим, отцом. Мне нужны эти деньги - замок Бовиль почти разрушен.
Глаза Симоны сузились.
- Ты их никогда не получишь. Никогда.
- Вставай, Бовиль, - приказал Ник и махнул мечом. - Тебя ждет корабль короля Вильгельма и его стражники. Тебе придется ответить за все, что ты сделал.
Шарль встал, но насмешливая ухмылка так и осталась у него на губах.
- О, конечно, отвечу. Интересно, как ты будешь доказывать мою вину? Расскажешь своему королю, что призрак помог тебе разгадать эту тайну? Ты станешь посмешищем всего Лондона!
- Посмотрим, - небрежно уронил Николас и убрал Симону с прохода, чтобы дать Бовилю пройти.
За дверью, в маленьком коридоре, ждал Жан Рено. По его лицу было ясно, что он слышал все признания Шарля.
- Жан! - Шарль побледнел, как полотно. - Фицтодд лжет. Я бы никогда…
Жан ударил Бовиля по щеке раз, второй, третий, пока его нос и губы не оказались разбиты в кровь. Старик прижал ладони к лицу.
- И этого человека я называл сыном! - горько воскликнул он, подавился от слез и плюнул убийце в лицо. - Иди наверх! - скомандовал он и подтолкнул Бовиля к трапу.
Ник за руку тащил за собой Симону. Когда все поднялись на верхнюю палубу, она была пуста, как он и просил. Ник бросил быстрый взгляд на корабль короля Вильгельма - там тоже на палубе ни души. Свидетелей нет.
Бовиль резко обернулся:
- Что это, Фицтодд?
- Это твой суд, - холодно ответил Николас. - А Симона и месье Рено - твои судьи.
И он указал на длинную доску, укрепленную сбоку от палубы, доска вела лишь в пустоту и глубокое синее море. Симона взглянула на Николаса:
- Я не понимаю.
- А я понимаю, дочка, - отозвался Жан. - В одном Шарль прав. Никто не поверит нашему рассказу о Дидье. Скорее всего, этого мерзавца признают невиновным и освободят.
- Нет! - закричала Симона. - Он должен заплатить за все. - Она посмотрела на Шарля и с удовольствием увидела страх в его глазах.
Жан подошел к дочери и взял ее за руку.
- Именно эту возможность и дал нам Николас. Возможность свершить суд - здесь и сейчас.
Симона посмотрела на Ника - не станет ли тот опровергать слова Жана.
- Симона, мы можем доставить его в Лондон, если ты решишь, что так будет лучше, - заговорил Николас. - Можем попытаться убедить Вильгельма, что он уже во всем признался. Я не стану тебя уговаривать, но прежде чем принять решение, знай, я подчинюсь любой твоей воле. - Ник, не отрываясь, смотрел в зеленые глаза Симоны своими синими глазами, так похожими цветом на море у него за спиной.
Он продолжал:
- Я люблю тебя, Симона. Моя гордость, мое дурацкое высокомерие и упрямство едва не лишили меня всего. Сейчас мне остается только надеяться, что самого дорогого я все-таки не лишился. Ты изменила мою жизнь. Я даже не подозревал, что не имею самого важного. Ты показала мне, что значит бескорыстная любовь: любовь к семье, к матери, к брату, страстная любовь к тебе. Я никогда не знал этого, пока не встретил тебя. Теперь у меня нет гордости - я бросаю ее к твоим ногам.
Симоне не хотелось говорить об этом сейчас, когда Шарль ждал решения своей судьбы. Но она понимала, что они с Ником стоят над пропастью, на пороге будущего, которое они встретят либо вместе, либо раздельно. Не стоит испытывать судьбу. Не время.
- А леди Ивлин? - спросила она наконец.
Николас нахмурился:
- При чем тут она? Я не люблю Ивлин и никогда не любил.
- Она любит тебя, - спокойно произнесла Симона. - Я прочла письма, которые она тебе написала. Она сожалела о своем выборе, просила прислать за ней в монастырь, чтобы вы могли пожениться.
Ник помотал головой:
- Это не имеет значения. Я люблю тебя. И всегда буду любить. До последнего дня.
Симона сглотнула.
- Ты уверен, Николас? Правда уверен?
- Я люблю тебя, Симона, - отчетливо повторил Ник. - Люблю больше всего на свете. Я хочу, чтобы ты осталась со мной в Англии и была моей женой. Я хочу снова жениться на тебе. Ты вернешься со мной в Хартмур, Симона?
- Конечно, вернусь, - прошептала она, подошла к Николасу, привстала на цыпочки и поцеловала его в губы. - Я люблю тебя, Ник, - сказала она, глядя прямо ему в глаза.
Затем она обернулась к белокурому французу, жавшемуся к поручням. Перед ее глазами вдруг встало мальчишеское лицо Дидье. Вспомнились его огромные смеющиеся глаза, его лукавая улыбка, любовь к пирожным, чистое сердце.
Все это Шарль украл у Жана, у Симоны. Она понимала, что им никого не удастся убедить в невероятных событиях, связанных с этой трагедией.
- Становись на доску, Шарль.
- Нет! - завопил Бовиль, его взгляд в панике метнулся к длинной наклонной доске. - Нет! Я не умею плавать.
- Тогда ты, может быть, умеешь дышать под водой? - сквозь зубы процедила Симона.
У Шарля глаза полезли из орбит.
- Конечно, не умею! Ты знаешь, что не умею!
Симона почувствовала, что к ней подошел Жан.
- И Дидье тоже не умел, - бесстрастно произнесла Симона.
Жан вынул из ножен длинную шпагу и вместе с Николасом стал надвигаться на Шарля.
- Нет, нет! - кричал тот, дико озираясь вокруг в надежде на помощь, но помощи не было.
Ник показал на доску.
- Ты можешь пойти сам и, как подобает мужчине, принять заслуженную кару. Иначе мы разрубим тебя на куски и вышвырнем их в море, - мрачно говорил он, подталкивая Шарля к парапету. - Выбирай.
- Н-не надо! - заикаясь, хрипел Шарль. - Простите меня! Я вернусь во Францию, и вы больше никогда меня не увидите! Клянусь вам!
Шпага Жана сверкнула. Из царапины на щеке Шарля закапала кровь. Он взвыл.
- Мы тебя действительно никогда не увидим, - сказал Жан. - Но во Францию ты попадешь только в животе у рыбы. Иди!
- Симона, пожалуйста! - взмолился Шарль, пятясь к доске.
Она видела, как все глаза впились в ее губы, пока она смотрела на человека, убившего Дидье.
- Нет, - твердо произнесла Симона и услышала отчаянный крик, затем тяжелый всплеск, это тело Шарля ударилось о воду.
Ник обнял ее и укрыл в своих объятиях. Она не стала смотреть, как тонул Шарль, но слышала каждый крик, каждый жадный вдох, вплоть до самого последнего. Шарль умер. Она прикрыла глаза и ясно увидела детское личико Дидье.
Эпилог
Рождество 1077 года
Хартмур
Праздник был великолепен. Весь Хартмур собрался в большом зале. Слышались музыка и смех. Повсюду ощущались запахи падуба, горящих свечей, жареной дичи и аппетитных пирогов. Симона со сложенными на все еще плоском животе руками сидела рядом с Ником за хозяйским столом. По левую руку от нее был ее отец. Он беспрерывно болтал и смеялся с Женевьевой, что за последние два месяца вошло у него в привычку.
За праздничным столом не хватало Тристана, Хейт и Изабеллы, которые вскоре после свадьбы Николаса и Симоны вернулись в Гринли. Брат Николаса удивительно быстро оправился от своей раны, и Хейт очень хотелось поскорее вернуться домой. Симона заметила явные перемены в поведении невестки с того дня, как Минерва… ушла? Умерла? Симона так никогда и не узнала, что именно случилось со старой колдуньей. Но леди Хейт очень изменилась. Она оставалась такой же заботливой и наблюдательной, но в ее манерах появилась какая-то сдержанность.
Глаза Хейт тоже изменились. Чистые и ярко-синие, как у Тристана и Николаса, они вдруг приобрели цвет ночного неба и стали почти черными.
Все разногласия между Николасом и Тристаном кончились с возвращением Ника в Хартмур. Тристан расплакался, как ребенок, когда узнал, что Арман наконец мертв. Николасу удалось сделать то, что не смог совершить Тристан за все годы битв и сражений. Симона видела, что связи между братьями окрепли и теперь уже никогда не прервутся.
Ивлин Годвин исчезла из Хартмура, что создало некоторые трудности, когда за нею явились монахи из монастыря. Симона раскаивалась в том, что так сурово обошлась с потерявшей опору Ивлин. Однако Ник уверял, что она отправилась на поиски своего предназначения, которое всегда от нее ускользало. Она не могла отыскать его ни в Обни, ни в супружестве с Ником, ни, разумеется, в монастыре. Симоне оставалось только надеяться, что Ивлин обретет то, что ищет.
Что касается Жана Рено, то он пока решил остаться в Англии, с дочерью и зятем. Франция для него была связана со слишком мрачными и болезненными воспоминаниями, и теперь он надеялся начать все сначала с дочерью, ее мужем и, как подозревали Николас и Симона, с леди Женевьевой.
С помощью отца, который много с ней беседовал, Симона начала в своем сердце примиряться с Порцией, хотя прощение давалось ей нелегко. Теперь она лучше понимала мотивы поведения своей матери. Порция пыталась дать своим детям достойную жизнь, но всегда надеялась воссоединиться с человеком, которого любила и который был отцом ее детей. Венчаясь с Арманом, она и представить себе не могла, что тот проживет хотя бы один-единственный год. И конечно, как уверил Симону Жан, Порция никогда бы не вышла замуж за Армана, если бы знала, что он безумен. Порция сделала все, что смогла. И теперь Симона чувствовала себя не вправе винить ее. Дневники и наряды матери она аккуратно убрала в чулан.
- Ты устала? - прошептал Ник на ухо Симоне.
Она кивнула.
- Ты недоволен?
Ник тут же поднялся из-за стола и подал Симоне руку. Они попрощались с гостями и направились к винтовой лестнице в углу. Оказавшись в своих покоях, оба сразу разделись, забрались в постель и прижались друг к другу.
- Чудесный праздник, - вздохнула Симона, пряча нос на груди у Ника.
- Ммм… - протянул Ник. - Чудесная у меня - ты.
Симона улыбнулась. Она никогда не переставала удивляться своему счастью. Полному. Невероятному. Онажелан-на, и это главное.
Симона думала, что Ник сразу уснет, хотя сама она, как ни странно, больше не чувствовала усталости.
- Муж мой, ты больше не думал, как мы назовем этого младенца? - спросила она.
Николас шевельнулся, поцеловал ее и проговорил, не отрывая губ.
- Как тебе имя Оливия, если будет девочка?
Симона откинула голову и поцеловала мужа в губы.
- Очень нравится. А если будет мальчик?
Николас заглянул ей в глаза.
- Я вот что подумал. - Он снова поцеловал ее и стал поглаживать по спине. - Может быть… - его рука опустилась ниже, - мы назовем его Дидье?
- Тебе не кажется, что это будет сбивать с толку? - И она запустила пальцы ему в волосы.
- Как так? - пробормотал Ник и коснулся губами шеи Симоны.
- Ну… - начала было Симона, но замолчала и постучала Николаса по плечу, а когда он поднял голову, указала ему за спину. Ник повернул шею. У края постели танцевало маленькое белое перышко: вверх-вниз, вверх-вниз.
Николас зарычал, а Симона не сдержалась и захихикала, когда ее муж сказал:
- Дидье, мы тебя видим.
Симона несколько секунд прислушивалась, потом рассмеялась и объявила:
- Милорд, Дидье говорит, что ему нравится имя Билли.
Словно бы подозревая некий обман, Николас осторожно посмотрел на перышко, потом на жену. У Симоны не хватило духу признаться, что он прав.