Роза в цепях - Дмитрий Суслин 23 стр.


- О, боги, - думал Корнелий, - что же будет? Он и сам знал, что Фабия жестоко обращается с рабами. Но тех, кто обманывает ее, она карает так немилосердно, что вряд ли после этого захочется жить. И, поразмыслив еще немного, старший садовник решился…

Через полчаса Корнелий ползал в ногах у Фабии, простирая к ней руки и умоляя простить старого раба. Во всех грехах он обвинял Валерия, говорил, что юноша был просто безумен, когда требовал свидания с Актис.

- Простите, госпожа, - лепетал Корнелий, - двадцать пять лет я служу вашему роду и вашей семье, но, видимо, злой дух сбил меня с истинного пути…

Фабия сидела с каменным лицом. Зрачки глаз застыли в оцепенении. Губы плотно сжаты, а через нос вырывалось яростное шипение. "Месть! Я получу удовлетворение за свое унижение".

Апполоний при тусклом свете лампы читал свиток с творениями Эсхила. В доме, где он жил, всегда было довольно шумно, часто ругались и ссорились женщины, буянили подвыпившие мужчины, всегда кричали, визжали и плакали дети. Помощник интенданта давно привык не обращать внимания на подобные явления. Но в этот раз его что-то насторожило. Чтото было не так. Апполоний вначале даже не мог понять, что же его тревожит? Наконец он догадался. Тишина. Внезапная тишина, какой просто никогда не было в этом доме, стояла за стенами его квартиры.

Солдат стал гладить голову, как всегда делал, когда его начинали одолевать мысли. Додумать он не успел. В дверь постучали.

Плебейка Маня, которая в этот раз жила с Апполонием и помогала ему держать жилище в порядке, сегодня как назло ушла к своему брату в гости. Ворча под нос, хозяин поднялся с дивана и сам пошел встречать того, кто пожаловал. В уверенности, что это Валерий, он открыл дверь и с великим изумлением увидел в темном проеме пожилого господина, в коем узнал начальника полиции Кампании и Капуи.

Это был тот самый старик, который прошлой осенью допрашивал дрожащую от страха и плачущую девочку. Впрочем, он уже вряд ли об этом помнил и имя Актис ему бы ничего не сказало.

- Здравствуй, Апполоний! - сказал пришедший. - Ты позволишь пройти в твой дом?

- Люций? - хозяин дома был очень удивлен. - Здравствуй. Что тебя привело в мою скромную обитель?

Жестом он пригласил гостя войти.

- Дело прямо касается тебя, - произнес Люций, сразу переступив порог. - Когда-то мы с тобой были друзьями, и оба не виноваты в том, что наши пути разошлись. Может быть я и был виноват перед тобой, когда на поддержал тебя в споре с твоими братьями. Так вот, я пришел чтобы отдать долг, в знак дружбы.

- Случилось что-нибудь? - спросил Апполоний.

- Случилось! - Люций задумался. - Когда-то ты имел отношения с Мессалиной. Помнишь?

- Это было давно. Я даже не хочу вспоминать об этом.

- А в Риме вспомнили. Или кто-то им напомнил. Вчера я получил приказ арестовать тебя и привезти в столицу.

- О боги! - Апполоний был ошеломлен. - Неужели мать нашего цезаря взялась за старое?

- Нет. Агриппина здесь ни при чем. Наоборот, она здесь менее всего заинтересована.

- Тогда кто же?

- Сам цезарь! - глаза Люция горели зловещим огнем.

- Зачем ему это нужно? Не понимаю! - Апполоний действительно не понимал.

- Три дня назад Нерон отравил Британика за пиршественным столом. Британик мертв.

- Бедный мальчик! - Апполоний был поражен. - Но он же совсем ребенок. Как он мог помешать императору?

- Этого ребенка он ненавидел всегда, ведь Британик тоже сын Клавдия, к тому же настоящий! - Люций повысил голос, но, опомнившись, туг же заговорил тише. - В последние месяцы император совсем не желает слушать мать. Сенека и Бурр владеют им и заправляют всем.

- Сенека?! - удивился Апполоний. - Филсоф?

- Да. Этот поэт и выскочка. Лучше бы он оставался на Корсике и писал свои трагедии. Клянусь Фемидой, у него это получается куда лучше. Но я отвлекся. Видя такое отношение со стороны сына, Агриппина, ты же знаешь ее вздорный характер, стала угрожать Нерону свержением, намекая ему, что Британик - единственный законный наследник Клавдия. Император давно уже, наверное, мечтал разделаться с соперником и не стал упускать случая. Говорят, что он кормил несчастного своегo брата отравой два раза, так как в первый раз Британик остался жив. И умер он на глазах своих друзей-сверстников.

- Кошмар! - Апполоний стал усиленно гладить голову. - Гороскоп начал сбываться. Неужели снова наступило время Гая Калигулы?

- Я думаю, что племянник переплюнет дядюшку. Но теперь о тебе?

- Но я тут при чем?

- Бурр разыскивает всех, кто мог бы симпатизировать Британику. Он ищет заговорщиков. И он их найдет. Сами найдутся. На тебя поступил донос. Вот он. Люций протянул собеседнику пергамент. Апполоний начал читать.

- Тут написано, что я поклялся Мессалине добыть трон для Британика, - с ужасом сказал он. - Кто же поверит в эту чушь?

- Они поверят, - Люций усмехнулся. - Если они захотят, ты сам поверишь в это. - Кто это писал? - указал на донос Апполоний. - Чей это почерк? Он мне знаком. Только не могу вспомнить. Подписи нет. - Я предупредил тебя, - сказал полицейский. - Это все, что я мог сделать. Прими мой совет. Люций смотрел на сникшего от обрушившегося на него несчастья старого друга. Голос его был полон сочувствия и озабоченности. Он продолжал говорить:

- Скройся у кого-нибудь из друзей, потому что выехать из Италии тебе не дадут. У Бурра повсюду шпионы. Никогда их не было столько, как сейчас. Люди даже слова не могут сказать, не оглядываясь по сторонам. Никто никому не верит. - Ты преувеличиваешь, - вздохнул Апполоний.

- Брось! - Люций тряхнул головой. - Кому, как не мне знать истинное положение вещей? Поверь мне, ты должен где-нибудь укрыться, а потом, когда о тебе забудут, покинуть страну.

- Где же мне укрыться? У тебя?

Люций потупился:

- У меня семья. Я не могу рисковать. Прости.

- Ты и так слишком много для меня сделал, - пожал ему руку Апполоний. - Я тебе очень благодарен.

Затем он проводил друга из дома до самой лектики. Когда главный полицейский города покинул эту улицу, и его немногочисленные сопровождающие тоже ушли прочь, дом Апполония снова наполнился шумом и гамом, беготней и суетой.

Оставшись один, Апполоний судорожно стал собирать в квартире самые ценные вещи, драгоценности и деньги. Затем он взял и засунул за пояс широкий короткий меч и, закутавшись в плащ, вышел на вечернюю улицу. Выбирая самые темные и малолюдные улочки и переулки, он шел по направлению к вилле Валерия.

Подозрительно смотрели на него прохожие, сами имеющие еще более непотребный и разнузданный вид. Посетители грязных притонов, воры, пьяницы и больные потаскушки провожали Апполония недобрыми взглядами.

Но тот шел уверенно, никому не уступая дороги, и его мрачный и суровый взгляд затравленного хищника в свою очередь отпугивал каждого, кто пожелал бы пристать к этому человеку. Мрачным и грозным казалось все Апполонию на улицах Капуи.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Ночью Актис видела сон. Он сильно напугал и взволновал ее. Сон был тревожный и непонятный.

Она бежала по залитому солнечным светом лугу. Бежать было легко и приятно, на ногах не было обуви и, шлепая босиком по лужам, оставшимся после прошедшего утром ливня, Актис чувствовала горячее дыхание земли.

Валерий стоял на краю огромной поляны, протягивая девушке руки, что-то кричал, но Актис не слышала его. Она, словно пташка, парила над зеленым покрывалом луга и счастливо улыбалась. До юноши оставалось немного, уже слышен голос, зовущий к себе и исполненный любовью. Еще несколько шагов и Актис оказалась бы в объятиях любимого. Но вдруг из зелени начали расти и быстро увеличиваться розовые кусты. Цветки раскрывали свои бутоны, одурманивали воздух пьянящим запахом, и порадовав природу своей красотой, тут же опадали, растворяясь в неизвестности. Кустов было так много, что они преграждали Актис дорогу, опутывали девушку своими колючими ветками, не давая ей возможности идти дальше. Шипы больно ранили, кололи, но страсть, не сгораемая страсть, влекла к Валерию. Тот тоже не мог добраться до девушки, тщательно пытаясь прорваться сквозь непроходимые заросли. Он смеялся и плакал одновременно, нежно успокаивая Актис. Девушка в изодранной одежде, с распустившимися волосами, не чувствуя боли, неотступно пробиралась к юноше.

Но кустов, выраставших из земли, становилось все больше и больше, и уже целый лес зарослей встал, как непреодолимая преграда, перед Актис. Образ Валерия исчез и голос его пропал. А девушку, словно многочисленными ремнями сковывали живые ветки, словно готовые принести ее в жертву матери-природе…

Сон кончился странно, но увидеть окончание пугающего видения Актис не довелось. Она проснулась уже в другом мире, в реальном мире, который вырвал ее из жуткого сна. Целый день видение, приснившееся Актис ночью, раз за разом вспоминалось ею. День кончился и наступил вечер.

- Госпожа требует тебя, - словно из-под земли возник перед Актис раб, обслуживавший Фабию в её спальне.

Актис чуть не села на землю от овладевшего её испуга. На душе стало тревожно и страшно. Мысли одна страшнее другой, пробегали у неё в голове. Актис сразу поняла, что это напрямую касается её встреч с Валерием. Вспомнив, что Фабия была любовницей юноши, она почувствовала, что месть ревнивой госпожи настигает её подобно страшному смерчу. Ноги задрожали, но она всё-таки спросила заплетающимся языком:

- Для чего, ты не знаешь?

Слуга молчал.

- А меня вызывали одну? - спросила опять девушка.

- Пошли, - раб направился в дом, уводя за собой и цветочницу.

Актис покорно следовала за ним.

В спальне госпожи было великолепно. Ослепительной белизны простыни, шёлковые одеяла всевозможных окрасок, стулья изумительной работы. Но Актис не смотрела на всё это.

- Подойди ко мне! - Фабия выглядела спокойной и равнодушной. В голосе же её звучали гневные нотки. - Твоё имя Актис? - матрона немигающим взглядом рассматривала свою рабыню.

- Да, моя госпожа.

Фабия, не спеша, поднялась с кресла, и не дойдя шага к девушке, остановилась. Она совершенно растерялась, увидев соперницу так близко от себя, но виду, конечно, не подала. Фабия всегда превосходно умела владеть собой. Она с удивлением смотрела на Актис, и первое, что бросилось ей в глаза - это, конечно же, красота рабыни и совершенство ее форм. В тот вечер, когда она приказала высечь девушку, все это промчалось мимо Фабии, так она была занята мыслями о Валерии. Теперь у нее есть эта возможность. Вдруг Фабия почувствовала горькую обиду, что она так унижена и оскорблена. И кем? Девчонкой, купленной с аукциона за горсть монет. Бесспорно, она хороша, даже очень, но как посмел этот мальчишка, дать ей понять, самой богатой матроне города, что она хуже даже самой последней рабыни, сказав это чуть ли не в лицо? А она-то все не могла понять, откуда вдруг взялась такая холодность, такая отчужденность. Вот теперь разгадка эта стоит перед ней. Мысли эти вихрем пронеслись в голове Фабии.

Актис стояла перед ней, опустив руки и потупив взор. Длинные волосы девушки растрепались и теперь мешали взглянуть на госпожу. Она боялась пошевелить даже пальцем. Напряжение нарастало. Фабия молчала, и с трудом сдерживая ревность, сжимала кулаки от злости. Актис тревожно ждала дальнейших событий.

- Это правда, что юный господин, Тит Веций Валерий посещал тебя? - спросила Фабия.

Актис взглянула на матрону, но, увидев ее холодное лицо, тут же опустила глаза, уставившись в пол. Скрывать уже раскрытую тайну не имело смысла и она прошептала:

- Да…

- Почему ты, презренная рабыня, не добавляешь, "моя госпожа"? - Фабия, кипя от злости, с размаху ударила девушку по лицу. Другой рукой она схватила рабыню за волосы, и, кипя от бешенства, привлекла ее к себе. Последовали еще удары, сильнее прежних, удесятеренные нахлынувшей злобой и ревностью. Избивать рабынь доставляло Фабии огромное развлечение, но теперь к чувству злобы примешалась и ревность - чувство, которое огнем жгло душу. Ревность душила матрону, иссушала ее сердце, делая его каменным. Ее отверг юнец во имя этой девки! Да кто она такая?!

Эта рабыня - лишь жалкое существо, призванное обслуживать римлян - господ мира. Фабия била Актис остервенело, приказывала задыхающимся от ненависти голосом, чтобы она убрала руки от лица, которое девушка пыталась защитить. Четыре раба крепкого телосложения безразлично наблюдали за тем, как их госпожа мучает несчастную. Двое из них были те самые негры-палачи, что недавно секли Юлия и в памятный вечер должны были наказать Актис.

Еще только войдя, при виде этих безобразных гигантов сердце несчастной Актис чуть не разорвалось от ужаса… Сейчас девушка лежала на полу, избиваемая озверевшей Фабией. Хозяйка совершенно забыла, что для этого она позвала заплечных дел мастеров. Актис кричала и плакала от боли и ужаса, слезы ручьями текли из ее глаз. Но ни слезы, ни крики о пощаде и плач несчастной долго не могли остановить Фабию. Наконец матрона устала, задохнувшись, бросила колотить Актис и упала на диван в полном изнеможении. Два раба бросились к ней с опахалами, чтобы ох ладить госпожу.

Палачи остались стоять на месте.

Девушка осталась лежать на мраморе пола. Она неслышно стонала и всхлипывала, боясь встать на ноги.

- Это только начало, милочка! - пропыхтела Фабия. - Стерва! Так ты отблагодарила за мою доброту? Занималась блудом в моем доме, совращая моих гостей. - Затем она крикнула одному из палачей:

- Эфиоп, подними ее. Пусть смотрит мне в глаза.

Гигант исполнил приказание, затем грубо схватив огромными пальцами девушку за подбородок, заставил смотреть на хозяйку.

- Я тебе устрою хорошую жизнь, - продолжала Фабия. - Ты у меня будешь мечтать о смерти как об избавлении. Но ты ее не получишь. Ты будешь искупать свою вину передо мной. Тебе понравилось быть с мужчиной? Отвечай!

Актис молчала. Ее жалобные всхлипы наполняли комнату. Но они лишь разжигало жестокость Фабии. Она начала издеваться снова:

- Да я уверена, что тебе понравилось, маленькая ты гадюка! Что ж, ты испробуешь мою доброту еще раз. Я отдам тебя каждому рабу в этом доме. Последний мальчишка, который чистит отхожие места в доме, и тот познает тебя. Клянусь Юноной, ты этого заслужила. И начнется это уже завтра. Сначала негры позабавятся с тобой, потом кривоногие кельты. А потом все остальные. Я сама буду наблюдать за этим!

Громкий стон и плач были ответом Фабии.

- Но это еще не все, - госпожа не унималась, с горящими возбужденными глазами она продолжала выдумывать мучения для Актис. - Каждый вечер Эфиоп с Азалием (так звали второго палача) будут при мне драть тебя так, что крики твои будут слышны в Риме. Ночь ты будешь проводить в подвале, закованная в цепи, а утром будешь прислуживать остальным рабам, выполняя все их приказы. Да! Ты будешь рабыней у рабов, раз тебе не понравилось быть просто моей рабыней, и ты ослушалась меня и забыла свой долг перед госпожой. Ты будешь выполнять самые грязные и низменные обязанности. Рабы сами, по своему усмотрению будут сечь тебя на месте, за малейшее непослушание и ничтожную лень. Посмотрим, как им понравится твое тело. Прямо сейчас!

Фабия рассмеялась.

- Раздень ее, Эфиоп! - крикнула она. - Открой ее прелести!

Актис дрожала. В ее глазах был испуг и ненависть одновременно. С мольбой она посмотрела на Эфиопа, но палач, грубо схватив девушку за плечи, быстро скинул с нее одежду и оставил наглую перед ухмыляющейся матроной.

Но улыбка слетела с лица Фабии, когда она увидела обнаженную рабыню.

Грациозное тело Актис, стройные ноги, красивая шея, слегка выступающий живот, круглые, похожие на апельсины груди, будоражили воображение.

Рабы тоже с жадностью смотрели на девушку, стоявшую с закрытыми от стыда глазами и прижатыми вдоль бедер руками.

Фабия была потрясена. Эта рабыня имеет божественные формы. Она вспомнила о своем теле, которое давно потеряло прежнюю эластичность, стало покрываться излишним жирком; с кожей, на которой местами уже появились складки. Матрона поняла, что после такой красоты, какая была у Актис, ее свежести и юности, Валерий уже никогда не полюбит ее, Фабию. И ей вдруг стало так тоскливо, что равнодушие овладело женщиной. Но ненависть осталась и даже стала еще сильней.

- Азалий, - усталым голосом произнесла Фабия. - Готовь плеть.

Второй палач кивнул ей головой в знак того, что все готово.

- А ты, Эфиоп, сейчас станешь ее первым мужем.

Раб широко осклабился. Его белые, как снег, зубы заблестели в сладострастной улыбке. Он повернул Актис к себе лицом и захохотал. Увидев его черное, как ночь, лицо, безобразные губы и огромный приплюснутый нос, глаза с красными белками, горящие как у дикого зверя, Актис застонала и, потеряв сознание, рухнула на пол. Негр даже не успел подхватить ее.

Увидев это, Фабия успокоилась и приказала отнести Актис в подвал эргастулума.

- Завтра, когда я проснусь, - сказала она, - мы продолжим. А сейчас я устала.

Ее вполне устраивало, что мучения Актис и ее страдания растягиваются; Спешить было некуда.

Было совсем темно, когда Апполоний добрался до виллы Валерия. Он уже собирался постучаться, но дверь открылась, и из нее вышел Петроний Леонид в сопровождении племянника.

Увидев Апполония, Леонид удивился. Валерий тоже был удивлен и обрадован приходу товарища, Он только что принимал у себя дядю и шел проводить его до лектики.

Когда с приветствиями было покончено, Апполоний попросил Валерия уделить ему время для серьезного разговора, Молодой патриций без слов пропустил в дом своего старшего друга.

Петроний Леонид собрался снова идти к носилкам, но, услышав, как Апполоний говорит, что речь идет о его жизни, насторожился.

- Неужели тебе грозит какая-то опасность? - спросил он старого сослуживца. - В таком случае, я остаюсь тоже. Может чем-нибудь смогу помочь. Вы не возражаете, друзья мои?

Апполоний и Валерий с благодарностью и восторгом приняли это предложение. Вскоре все трое заперлись в кабинете Валерия и обсуждали ситуацию. Муска рассказал друзьям все от начала до конца без утайки. История его поразила и возмутила их до глубины души. Конечно, они испугались за Апполония. Шутка ли сказать, он попал в самый водоворот интриг императорского двора. От волнения за друга Леонид и Валерий даже не обратили внимания на известие об убийстве Британика.

- Совет твоего друга, разумеется, очень мудр, - произнес по окончании истории Леонид. - Ты должен на время скрыться.

- Я как раз и пришел по этому поводу, - Апполоний смотрел на Валерия. - Сможешь ли ты, мой юный друг, дать убежище в своем доме преступнику, которого разыскивают, и на которого пишут доносы?

- О чем речь, - Валерий был взволнован, глаза его блестели. - Ты можешь жить здесь хоть до старости.

- А что скажешь ты, Аквилла? - обратился Апполоний к Леониду. - Не осуждаешь ли ты меня, за то, что я подставляю под удар твоего племянника? Не знаю почему, но я пришел к нему, а не к тебе.

Леонид был задумчив. Он долго не отвечал на этот вопрос, наконец произнес:

Назад Дальше