- Ммфм, - Роджер произвел неопределенный звук, который можно было расценить, как знак симпатии. Однако выражение его лица выдавало, что он в действительности думал, что волноваться не из-за чего.
Мгновенный всплеск гнева окрасил ее лицо, но она прикусила язык. В конец концов, он ничего не сказал, и совершенно ясно, что он прилагал усилия, чтобы промолчать, поэтому она решила, что не совсем справедливо ссорится из-за того, что он, по ее мнению, подумал.
Она проглотила резкую фразу и вместо этого улыбнулась ему.
- Хороший день, да?
Настороженный взгляд исчез, и он улыбнулся в ответ, отчего его глаза стали насыщенного зеленого цвета, как мох, который толстым ковром лежал у подножия деревьев.
- Великолепный день, - согласился он. - Хорошо быть на воздухе, да?
Она стрельнула в него взглядом, но фраза казалась простой констатацией факта, без всякого скрытого смысла за ней.
Она не ответила, но согласно кивнула головой, поднимая лицо навстречу блуждающему ветерку. Вихрь ржавых осиновых листьев на мгновение зацепился за домотканую ткань их бриджей и тонкую шерсть чулок.
- Подожди минутку.
Повинуясь импульсу, она остановилась и, сняв кожаные башмаки и чулки, небрежно сунула их в рюкзак. Она стояла, блаженно закрыв глаза и шевеля голыми пальцами во влажном мху.
- О, Роджер, попробуй! Это замечательно!
Он поднял одну бровь, но послушно положил на землю ружье, которое она позволила ему нести, несмотря на собственническое чувство, разул ноги и осторожно встал на мох рядом с ней. Его глаза непроизвольно закрылись, а рот округлился в беззвучном "Ух!"
Под воздействием момента она наклонила голову и поцеловала его. Он удивленно раскрыл глаза, но быстро среагировал. Обхватив своей длинной рукой ее талию, он крепко поцеловал ее в ответ. Это был необычайно теплый день для конца осени, и на нем была только охотничья рубаха. Его грудь казалась такой близкой под шерстяной тканью; она даже могла чувствовать под своей ладонью горошину его соска.
Бог знает, что могло бы произойти потом, но ветер сменил направление. Слабый звук донесся до них со стороны моря желтой листвы. Возможно, это был плач ребенка, или крик далекой вороны, но ее голова развернулась в том направлении, словно стрелка компаса.
Это нарушило настрой, и он отпустил ее, отстраняясь.
- Ты хочешь возвратиться? - спросил он.
Она сжала губы и покачала головой.
- Нет. Давай отойдем подальше от дома. Мы ведь не хотим беспокоить их шумом. Стрельбой, я имею в виду.
Он усмехнулся, и она почувствовала, как горячая кровь бросилась ей в лицо. Нет, она не могла притворяться, что не понимает. Для их экспедиции было больше причин, чем только стрельба.
- Да, и это тоже, - сказал он, наклонившись за своими чулками и башмаками. - Идем.
Она отказалась обуться, но воспользовалась возможностью и захватила ружье. Не то что бы она не доверяла ему, хотя нужно признать, что он никогда не стрелял из такого ружья. Просто ей нравилось ощущать его сбалансированный вес на своем плече и чувствовать себя в безопасности, даже если оно не было заряжено. Это был пехотный мушкет более пяти футов длиной и весил добрых десять фунтов, но торец приклада из полированного ореха уютно помещался в ее ладони, а стальной ствол удобно лежал на плече, направив дуло к небу.
- Ты собираешься идти босиком? - Роджер бросил скептический взгляд на ее ноги, потом вперед на склон горы, где тропинка заросла кустами ежевики и была усеяна упавшими ветками.
- Совсем немного, - уверила она его. - Я часто ходила босиком, когда была маленькой. Папа - Фрэнк - водил нас в горы каждое лето, в Уайт-Маунтинс или Адирондак. После недели путешествий мои подошвы так грубели, что я могла ходить по раскаленным углям.
- Я тоже ходил босиком, - сказал он и снял башмаки. - Хотя, - продолжил он с кивком на заросшую тропинку, которая пролегала через кустарник и выступающие скальные образования, - ходить по берегу Несса или по гальке залива Ферта намного легче, чем здесь.
- Да, - сказала она, глядя на свои ноги с несколько хмурым видом. - Как давно ты прививался против столбняка? На тот случай, если ты наступишь на что-то острое.
Он уже поднимался по тропинке впереди нее, осторожно ставя ноги.
- Я сделал прививки от всего, что только было возможно, прежде чем пройти через камни, - уверил он, оглядываясь через плечо. - Тиф, холера, тропическая лихорадка и другие. Я думаю, в том числе и от столбняка.
- Тропическая лихорадка? Думаю, я тоже сделала прививки против всего, но про тропическую лихорадку даже не вспомнила.
Зарываясь длинными пальцами в ворохи высохшей травы, она сделала несколько длинных шагов и догнала его.
- Здесь эта прививка не понадобится.
Тропа шла вдоль крутого склона, поросшего желтыми растениями, и ныряла под нависающие ветви черно-зеленой тсуги. Он приподнял тяжелые ветви, и она, предусмотрительно спустив ружье с плеча, нырнула под них в ароматный полусумрак.
- Я не знал, куда мне придется отправиться, - раздался сзади нее приглушенный во влажной темноте голос Роджера. - Если бы пришлось попасть в прибрежные города или Вест-Индию, то там водились… водятся, - автоматически поправил он себя, - африканские болезни, завезенные рабами. Решил, что лучше быть готовым.
Она использовала неровности почвы, чтобы не отвечать, но была немного встревожена и в то же время приятно обрадована узнать, насколько он был готов искать ее.
Земля была покрыта коричневыми иглами тсуги, обильно пропитанными влагой; под ее ногами они не издавали треска и совсем не кололись. Они были прохладными и слегка пружинили - слой игл на земле был, по крайней мере, в фут толщиной - давая ее подошвам приятное ощущение.
- Оу!
Роджер, не столь удачливый, как она, наступил на гнилую хурму и, поскользнувшись, схватился за куст падуба, который уколол его иголками, расположенными на концах листьев.
- Дерьмо, - сказал он и пососал раненный палец. - Хорошо иметь прививку против столбняка, да?
Она согласно рассмеялась, но тревога поселилась в ее сердце. А как же Джемми, когда он начнет лазить босиком по горам? Она видела, что маленькие МакЛеоды и Чизхолмы, не говоря уже о Германе, постоянно были в синяках и царапинах, и почти еженедельно получали какие-нибудь травмы. Она и Роджер были защищены от таких болезней, как дифтерия и тиф, но у Джемми такой защиты не было.
Она сглотнула, вспомнив предыдущий вечер. Этот кровожадный конь укусил руку отца, и Клэр, усадив мужа перед огнем и сняв с него рубашку, обрабатывала и перевязывала рану. Джемми высунул любопытную голову из кроватки, и дед, улыбаясь, вытащил его и усадил к себе на колени.
- Скачем-поскачем, - приговаривал он, подкидывая восхищенного Джемми вверх и вниз. - Этот проклятый конь! Скачем-поскачем. К черту его и в огонь!
Но не эта очаровательная сценка, когда две рыжеволосые головы весело хихикали, довольные друг другом, пришла ей на ум, а свет очага, мерцающий на чистой нежной коже ее сына, яркое серебро паутины шрамов на спине отца, и темно-красная рана на его руке. Время сейчас было опасное для мужчин.
Она не могла уберечь Джемми от вреда, она знала это. Но мысль о нем - или Роджере - заболевших или травмированных, заставила ее желудок сжаться, и холодный пот выступил на ее лице.
- Как твой палец? - она повернулась к удивленному Роджеру, который совершенно забыл о нем.
- Что? - он озадаченно взглянул на нее. - Ах да, хорошо.
Она взяла его руку и поцеловала уколотый палец.
- Будь осторожен, - сказала она яростно.
Он рассмеялся немного удивленно под ее пристальным взглядом.
- Хорошо, - сказал он и кивнул на ружье в ее руках. - Не волнуйся, хотя я не стрелял из такого ружья, я немного знаю о них, и я не отстрелю себе пальцы. Как ты думаешь, вот это место подойдет для небольшой практики?
Они вышли на свободное пространство, высокогорный луг, покрытый травой и рододендронами. На его дальней стороне росли осины; остатки золотых и темно-красных листьев на их ветвях трепетали на фоне синего неба. Где-то булькал невидимый ручей, и краснохвостый ястреб кружил вверху. Солнце поднялось уже довольно высоко, согревая теплом его плечи.
- Подходит, - сказала она и спустила ружье с плеча.
Это было красивое оружие больше пяти футов длиной, но так отлично сбалансированное, что из него можно стрелять, положив дуло на вытянутую руку, и оно не дрогнет, что Брианна и продемонстрировала.
- Видишь? - сказала она, одним плавным движением вскидывая ружье. - Кладешь левую руку так, правую на курок, приклад упираешь в плечо. Аккуратно, помни об отдаче.
Она слегка ударила ореховым прикладом в свое плечо для иллюстрации, потом вручила ружье Роджеру, выказав при этом больше нежности, чем вручая ему дитя, с насмешкой отметил он. С другой стороны, насколько он мог сказать, Джемми был более крепким, чем ружье.
Она показала ему порядок действий. Он, закусив губу, тщательно имитировал ее движения: откусить зубами бумажную закрутку на пуле, забить ее в дуло, утрамбовать и проверить. При этом он испытывал раздражение от своей неловкости и в тайне был очарован - и более того возбужден - естественной, свирепой грацией ее движений.
Ее руки были почти такой же длины, как и его собственные, хотя с более тонкими костями, и она обращалась с огромным ружьем с такой же легкостью, как другие женщины с иглой или метлой. На ней были полотняные бриджи, и ее длинные мускулы вырисовались под ними, когда она присела возле него на корточки, роясь в кожаной сумке.
- Что? Ты взяла с собой обед? - пошутил он. - Я думал, мы кого-нибудь пристрелим и приготовим обед из него.
Она, проигнорировав шутку, вытащила рваный белый платок, чтобы использовать его в качестве мишени, и встряхнула, критически рассматривая. Когда-то он считал, что она пахнет жасмином и травой, теперь же она пахла порохом, кожей и потом. Он вдохнул запах, поглаживая деревянный приклад.
- Готов? - спросила она, глядя на него с улыбкой.
- О, да, - ответил он.
- Проверь кремень и запал, - сказала она, поднимаясь, - а я приколю мишень.
Со спины, с рыжими тесно перевязанными волосами, одетая в свободную охотничью рубаху из оленьей кожи, которая достигала ее бедер, она потрясающе походила на своего отца. "Хотя перепутать их невозможно", - подумал он. В брюках или нет, у Джейми Фрейзера никогда в жизни не было такой задницы. Он наблюдал, как она шла, и поздравлял себя с выбором учителя.
Его тесть мог охотно дать ему урок стрельбы. Джейми был прекрасным стрелком и терпеливым учителем. Роджер видел, как он выводил после ужина мальчиков Чизхолмов и учил их стрелять в горах и в чистом поле. Но одна вещь понимать, что Джейми знает о неопытности Роджера в стрельбе, другая - переносить унижение под бесстрастным синим взглядом.
Кроме вопроса гордости, у него был скрытый мотив, чтобы просить Брианну пойти с ним пострелять. Хотя вряд ли его можно назвать скрытым. Услышав про их намерение, Клэр посмотрела на него и на дочь с таким знающим видом, что Брианна нахмурилась и с упреком произнесла: "Мама!"
После кратких часов их брачной ночи во время сбора, сегодня был первый раз, когда Брианна, свободная от ненасытных требований своего потомства, полностью принадлежала ему.
Он уловил солнечный зайчик, когда она опустила руку. С глубоким чувством удовлетворения он понял, что она носила его браслет. Он подарил его Брианне, когда просил ее выйти за него замуж, давно - целую жизнь назад - в холодных туманах зимней ночи в Инвернессе. Это был простой серебряный обруч с выгравированными на нем фразами на французском языке. "Je t ’aime". Я тебя люблю. "Un peu, beaucoup, passionnément, pas du tout". Немного, очень, страстно, нисколько.
- Страстно, - пробормотал он, воображая ее без всякой одежды, только браслет и обручальное кольцо.
"Но прежде всего дело", - сказал он себе и взял новый патрон. В конце концов, у них есть время.
Удовлетворенная тем, что зарядка ружья хорошо освоена, хотя движения и не достаточно быстры, Брианна позволила ему прицеливаться, а потом и стрелять.
Он сделал почти дюжину попыток прежде, чем смог поразить белый квадрат. Чувство ликования, которое он испытал, когда на краю платка внезапно появилось черное пятно, заставило его потянуться за новым патроном прежде, чем рассеялся дым от выстрела. Чувство возбуждения не отпускало его еще дюжину выстрелов, он едва замечал что-нибудь кроме толчка ружья, грома выстрела и вспышки пороха, прерывая дыхание всякий раз, когда случайный выстрел попадал в цель.
Платок теперь превратился в лохмотья, и облачка дыма плавали по лугу. Ястреб снялся и улетел с первым выстрелом, так же как и все находящиеся поблизости птицы, хотя звон в его ушах напоминал ему гомон синиц.
Он опустил ружье и посмотрел на Брианну, ухмыляясь, и она рассмеялась в ответ.
- Ты похож на негра из менестрель-шоу, - сказала она, и кончик ее носа порозовел от смеха. - Вот вытрись, и мы продолжим дальше.
Она взяла ружье и вручила ему взамен чистый носовой платок. Он вытер сажу с лица, наблюдая, как она прочистила дуло шомполом и перезарядила ружье. Потом она выпрямилась и, услышав что-то, вскинула голову, не спуская глаз с дуба на другом краю луга.
Из-за шума в заложенных ушах Роджер ничего не услышал, но тем не менее он развернулся и уловил быстрое движение: темно-серая белка перелетела на ветку сосны, по крайней мере, в тридцати футах над землей.
Без малейших колебаний Брианна подняла ружье, прижала приклад к плечу и выстрелила, проделав все это одним плавным движением. Ветка под белкой взорвалась облаком щепок, и сбитый зверек полетел на землю, подпрыгивая на пружинящих вечнозеленых ветвях.
Роджер бросился к дереву, но спешить не было необходимости, белка была мертва и лежала неподвижно, как кусочек меха.
- Хороший выстрел, - сказал он одобрительно, протягивая трупик Брианне, когда она подошла. - Но на ней нет раны, ты, должно быть, напугала ее до смерти.
Брианна кинула на него взгляд из-под бровей.
- Если бы я хотела попасть в нее, то я бы попала, - сказала она с легким раздражением. - И если бы я это сделала, ты бы сейчас держал горстку месива, а не белку. Ты не целишься прямо в существо такого маленького размера, ты целишься ниже, чтобы сбить его. Это называется драть кору, - объяснила она, как терпеливый воспитатель детского сада медленно соображающему ребенку.
- О, да? - он подавил небольшое чувство раздражения. - Это тебя научил отец?
Прежде чем ответить, она кинула на него странный взгляд.
- Нет, Иэн.
Он издал неразборчивый звук. Иэн был трудным вопросом в семье. Кузена Брианны очень сильно любили, и он знал, что все в семье скучали по нему, но из чувства деликатности никогда при Роджере не говорили про него.
Это не вина Роджера, что Иэн Мюррей остался у могавков, но, без сомнения, он был замешан в этом. Если бы он не убил индейца…
Не в первый раз он отодвинул прочь воспоминания о той ночи в Шейктауне, но физическая память о ней ожила в нем - быстрое, как ртуть, чувство страха в животе и короткая дрожь в мускулах предплечья, когда он со всей силы ткнул концом сломанного шеста в тень, которая вдруг возникла перед ним. Очень плотная тень.
Брианна вернулась назад и сделала другую мишень, три чурбачка разных размеров на большом пне. Не говоря ничего, он вытер вспотевшие руки и стал готовить выстрел, но Иэн Мюррей не оставлял его. Он мало видел его, но хорошо помнил едва вошедшего в мужской возраст юношу, высокого и неуклюжего, с простым, но привлекательным лицом.
Он помнил лицо Мюррея так, как видел его в последний раз, покрытое корочкой от сделанной только что татуировки, которая в виде линии из точек образовывала узоры на его щеках и переносице. Его лицо было коричневым от загара, но кожа на его только что побритой голове была удивительно розовой, как попка у ребенка, и была покрыта красными пятнами раздражения от бритья.
- В чем дело?
Голос Брианны заставил его вздрогнуть, и ствол дернулся, когда он сделал выстрел и промахнулся. Ему не удалось попасть в чурки ни разу из дюжины выстрелов.
Он опустил ружье и повернулся к ней. Она хмурилась, но не выглядела сердитой, скорее озадаченной и заинтересованной.
- Что случилось? - снова спросила она.
Он глубоко вздохнул и провел рукавом по лицу, размазывая копоть.
- Твой кузен, - сказал он внезапно, - я сожалею о нем, Бри.
Ее лицо немного смягчилось, и хмурый беспокойный взгляд немного просветлел.
- О, - сказала она и, взяв его за руку, подошла к нему так близко, что он чувствовал тепло ее тела. Она вздохнула и прижалась лбом к его плечу.
- Хорошо, - сказала она, наконец, - я сожалею тоже. Но это не твоя вина, не больше чем моя или папы, - она фыркнула, что можно было принять за смешок. - Если это чья-то вина, то Лиззи… но ее никто не обвиняет.
Он улыбнулся несколько кривовато.
- Да, понятно, - ответил он и обхватил ладонью ее прохладную гладкую косу. - Ты права. И все же я убил человека, Бри.
Она не вздрогнула, не отстранилась, но замерла совершенно неподвижно. Он также замер; это была последняя вещь, которую он хотел бы сказать ей.
- Ты никогда не говорил мне об этом, - сказала она, наконец, поднимая голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Она выглядела неуверенной, не зная, стоит ли продолжать этот разговор. Ветерок бросил прядь волос на ее лицо, но она не стала убирать их.
- Я… сказать по правде, я не думал об этом.
Он опустил руку, и оцепенение прошло. Она встряхнулась и отступила от него.
- Это кажется ужасным, не так ли? Но… - он трудом искал слова. Он не хотел говорить об этом, но теперь, когда он начал, ему казалось необходимым рассказать все.
- Это было ночью, во время битвы в деревне. Я убежал… у меня был обломок шеста в руке, когда кто-то внезапно выпрыгнул на меня из темноты, и я…
Его плечи внезапно поникли, потому что он понял, что нет слов, чтобы объяснить это. Никаких. Он смотрел вниз на ружье, которое держал в руках.
- Я не знал, что убил его, - сказал он тихо, не сводя глаз с кремня. - Я даже не видел его лица. Я все еще не знаю, кто это был… хотя это, должен быть, кто-то, кого я знал. Шейктаун был маленькой деревней, я знал всех ne rononkwe.
Да, и в действительности он никогда не пытался выяснить, кого он убил. Совершенно очевидно, что он не спрашивал, потому что не хотел знать.
- Ne rononkwe? - повторила она вопросительно.
- Мужчины… воины… храбрецы. Они так называют себя, Kahnyen’kehaka.
Слова индейцев могавков звучали странно для него, чуждые и в тоже время знакомые. Он увидел на ее лице настороженность и понял, что его говор звучит странно для нее - не так, когда кто-то неловко использует иностранное слово, а так, как иногда делает ее отец, небрежно смешивая гэльские и шотландские языки в поисках нужного слова.
Роджер глядел вниз на ружье, как если бы не видел его прежде. Он не смотрел на нее, но чувствовал, что она подошла ближе, все еще нерешительная, но готовая понять его.
- Ты… жалеешь об этом?