– Как же, такая мысль в мою глупую голову приходила. Но сегодня настал момент проверить, может ли такая женщина существовать на самом деле. – Керкленд усмехнулся. Он поднял Бет на руки и отнес на постель. – Я буду рад подробно обсудить с вами брачные обычаи животного, именуемого человеком, но сейчас мне не дает сосредоточиться ваша обнаженная красота. Думаю, больше мы не должны мешкать. Перейдем к делу.
Зная, что Элизабет попытается сопротивляться, Роберт без всяких церемоний бросил ее на кровать и быстро стянул с себя одежду. Бет изумленно смотрела на него. Она первый раз в жизни видела обнаженного мужчину. Роберт, казалось, весь состоял из волос и мускулов. Тело его было словно литое.
Разглядывая Керкленда, Элизабет изумилась при виде его ствола. Глаза ее расширились, и она в ужасе замерла.
– Надеюсь, вы не собираетесь поместить это в меня? – с надеждой спросила Бет.
Роберта рассмешила такая непосредственность жены.
– Ей-богу, женщина, ты действительно превращаешь все мои попытки соблазнить тебя в настоящее tour de force. – С этими словами он навалился на свою испуганную супругу. – В жизни у меня не было ночи, которая требовала бы столько терпения. И в результате – ничего.
Внезапно смех его оборвался, глаза потемнели и стали темно-фиолетовыми.
– А теперь хватит слов.
Его губы приблизились к ее губам. Элизабет закрыла глаза. Недра ее опять охватило волнующее напряжение. Почему-то – она не понимала почему – ей хотелось ощутить эту твердость внутри себя. Роберт осыпал поцелуями ее глаза и лицо, и каждый из них казался ей искрой, проникавшей в нее и разгорающейся там. Тело Бет содрогалось, руки Роберта ласкали ее округлые груди. Когда он принялся языком теребить ее сосок, с губ Элизабет сорвался восторженный стон. Другой холмик дрожал от ожидания, и, когда дело дошло до него, девушка вскрикнула от наслаждения.
Пламя страсти, охватившее Бет, разгоралось все ярче и ярче. Она ничего не могла поделать с этим пламенем. Ей казалось, что она не выдержит сладостной пытки. От каждого прикосновения рук Роберта Бет изгибалась, охваченная жаждой все новых и новых ласк.
Руки ее ласкали мускулистое тело мужа, а язык отвечал на дерзкие призывы. Когда он отрывался от ее губ, она прижимала его голову к своей груди, чтобы он повторил свои ласки. Каждое прикосновение к своим соскам она ощущала так, будто нечто зарождается в самой сердцевине ее женственности. Бет металась, словно в бреду.
– Что вы делаете со мной? – воскликнула она испуганно и в то же время восторженно. – Что со мной происходит? Мне страшно! Я сейчас умру!
Роберт заглянул в ее глаза, потемневшие от страсти, и нежно улыбнулся.
– Французы называют это "1а petit morte", – страстно прошептал он и овладел ею.
Элизабет закричала от боли, но скоро забыла о ней, потому что палящий жар разгорелся с новой силой, и она застонала, охваченная экстазом. Роберт впился в ее губы, затрясся и застонал.
Они лежали молча. Роберт обнимал Элизабет, ее голова лежала у него на груди. Бет слышала, как колотится сердце мужа, и знала, что ее сердце бьется так же сильно.
Когда наконец они оба отдышались, Роберт уложил Элизабет на спину и приподнялся на локте, чтобы посмотреть на нее. Ее красоту не портили даже взлохмаченные волосы. Она была самым соблазнительным созданием, какое Керкленд когда-либо видел. Он понял, что за всю свою жизнь никогда еще не получал большего удовольствия от ласк, чем сейчас, и пока он внимательно рассматривал ее сочную, чувственную красоту, огонь, который совсем недавно обратился в тлеющие угли, снова стал разгораться в его недрах.
Элизабет открыла глаза и впервые взглянула на Роберта без ненависти и возмущения.
– Я и понятия не имела... – проговорила она, и на лице ее отразилось изумление. – Раньше я совершенно не знала мужчин, не знала, как им угождать. В любовных делах я совершенно неопытна.
Как объяснить ей то, что он, с его богатым опытом, уже понял? Ведь в ней, в Элизабет, только начинает пробуждаться женщина. А понял он, что эти мгновения восторга, пережитые ими, испортили их обоих, что им никогда уже не нужен будет никто другой, что таких восторгов ни один из них не испытает в чужих объятиях.
Роберт наклонился, нежно прикоснулся к губам жены и хрипло прошептал:
– Кто научил Евтерпу лирическим песнопениям? И разве у Терпсихоры был учитель танцев? Нет, Элизабет, подобно этим греческим музам, ты – тоже богиня, богиня в искусстве любви, ты действуешь по вдохновению.
Он взглянул на нее глазами, полными страсти, и привлек к себе.
– Так идите же ко мне, миледи, и унесите меня еще раз на прославленную вершину Олимпа.
Глава 11
Лучи утреннего солнца проникли в комнату и коснулись широкой кровати и молодой женщины, лежащей на этой кровати. Элизабет спала, пока солнечный свет, щекоча ее веки, не заставил ее открыть глаза. Несколько минут она лежала неподвижно. Потом повернула голову и, как сквозь туман, увидела рядом с собой смятую подушку. Ее длинные темные ресницы опустились на нежные щеки, глаза закрылись. Но Бет снова открыла их. Непреодолимое желание возвратиться в ласковые глубины сна боролось в ней с каким-то странным беспокойством.
Вдруг Элизабет поняла, что означает эта смятая подушка. Она села на постели. Сердце ее екнуло. Ей показалось, что ее швырнули в ванну с холодной водой. Одеяло упало, обнажив пышную грудь. Ее нагота подтвердила, что события этой ночи ей не приснились. "Боже, какой ужас!" Бет вспыхнула от стыда – она вспомнила, как страстно отвечала на ласки мужа.
Быстрым, вороватым движением Элизабет задернула полог, словно могла, скрывшись за ним, изгнать из памяти часы, проведенные в любовных играх. Румянец окрасил ее щеки, когда она взглянула на ночную рубашку, которую так небрежно отбросили вчера вечером и которая теперь лежала, аккуратно сложенная в ногах кровати, – конечно же, только Роберт мог ее положить туда.
Элизабет поспешно надела рубашку и подошла к окну. Первый, кого она увидела во дворе, к ее великому удивлению, был Роберт Керкленд. Внизу происходило что-то важное. Несколько человек седлали лошадей. Элизабет не сводила глаз с высокой фигуры, радуясь возможности рассмотреть мужа как следует, самой оставаясь при этом незамеченной. Ей пришлось признать, что он хорош собой; легким движением, без малейшего, казалось, усилия Роберт взлетел в седло. Шлема на нем не было, густые черные волосы едва доходили до шеи – эта прическа была очень распространена среди горцев. Такая манера стричь волосы нравилась Бет больше, чем длинные локоны, которые носили, следуя придворной моде, англичане. Прическа придавала горцам очень мужественный вид.
Она понимала, что мужественность Роберта пугает ее, и это чувство было для нее совершенно необычным. Выросшая среди мужчин, Элизабет всегда общалась с ними легко и непринужденно. А теперь она внезапно оказалась в невыгодном положении.
Она видела, что Роберт Керкленд взволнован: судя по тому, как решительно он отдает приказания своим людям, что-то случилось. А Роберт, словно почувствовав ее взгляд, на мгновение посмотрел на окно спальни, потом повернул коня и умчался прочь.
Бет трудно было представить, что этот военачальник – тот же самый человек, который ночью держал ее в объятиях. Несмотря на свою неопытность, Бет поняла, что Роберт – нежный и внимательный любовник, а ведь он мог овладеть ею любым способом, какой только пришел бы ему в голову. Неужели мнение, которое она о нем составила, ошибочно? Пожав плечами, Элизабет затрясла головой и проговорила предостерегающим голосом, обращаясь к себе самой:
– Очень даже смешно и глупо с твоей стороны, Бет, допускать такие приятные мысли. Этот человек просто-напросто играл с тобой в игру, в которую умеет играть мастерски. И ты в этой игре – обыкновенная пешка!
И уголки ее губ тронула чарующая улыбка, всегда помогавшая ей добиться своего.
– Берегись, Хайлендский лев, ибо ты можешь неожиданно обнаружить, что тебе поставили мат!
Элизабет надела простое рыжее шерстяное платье с широкими рукавами, доходящими до локтей, выбрала ленту подходящего цвета, зачесала волосы назад. Одетая таким образом, Бет влетела в комнату графа Керквуда.
Он обрадовался, увидев ее.
– Что за милый эльф прилетел ко мне? Улыбнувшись, Элизабет чмокнула старика в щеку. Как ни странно, но она не держала зла на этого человека, хотя именно он заставил ее выйти замуж за Роберта Керкленда.
– Вы выглядите очаровательно, дорогая, и слишком молодо, чтобы быть замужней женщиной, уже познавшей брачные радости, – пошутил он.
Элизабет вспыхнула, и от этого сияние радости, исходившее от нее, стало еще ярче.
– Вы, Керкленды, слишком прямолинейны, – с упреком заметила она. – Я, например, просто боюсь теперь смотреть в глаза Дэвиду.
Впервые за эти дни изможденный человек на кровати забился не в приступе кашля, а в приступе смеха, представив, как младший сын будет подшучивать над молодыми супругами. Но старик быстро устал.
– Вот, даже смех теперь утомляет меня. Придется мне отдохнуть. Возвращайтесь скорее, – попросил он.
– Конечно, отец, – ласково успокоила графа Элизабет.
Элизабет только что расправилась с горячей овсянкой, когда в столовую рука об руку вошли Дэвид и Анна. Она смотрела на них, и по лицу ее ничего нельзя было прочитать.
– Готова поклясться, что вас уже водой не разольешь. Я никогда не вижу вас порознь.
Дэвид подмигнул Анне.
– Ага, стыдливая новобрачная уже встала. Скажите, Анна, можно ли по ее виду понять, насколько приятно она провела эту ночь? Бедняжка Анна была вне себя от отчаяния, она боялась, что мой негодяй братец будет с вами плохо обращаться; я же поутру самым внимательным образом осмотрел его, но ран, оставленных кинжалом, не обнаружил.
– Возможно, мое оружие не наносит открытые раны, – подхватила игру Элизабет.
– Если это так, – Дэвид наклонился и поцеловал ее в щечку, – оно очень действенно, потому что сегодня утром Роберт выглядел вполне ублаготворенным вплоть до самого своего отъезда.
– Да, я видела, как он уезжал. Что случилось?
– Кто-то из Кэмпбеллов совершил набег на какую-то отдаленную ферму. Роберт пустился в погоню.
– И часто у вас такое случается? – спросила Анна.
– Мы без драки жить не можем, – ответил Дэвид, – хотя большинство Кэмпбеллов из-за войны находятся далеко отсюда.
– И конечно, вы, Керкленды, никогда не совершаете набегов! – пошутила Элизабет.
– Я этого не говорил, дорогая сестрица! Половина наших лошадей – из табунов Кэмпбеллов.
И Дэвид улыбнулся.
Вдруг Элизабет помрачнела – она увидела Дезире. Присутствие мадемуазель дю Плесси смущало Элизабет с самого начала ее пребывания в Эшкерке. Теперь же, став хозяйкой дома, она решила, что настало время удалить отсюда эту неуместную гостью.
– Мадемуазель, могу я поговорить с вами наедине? – спросила Элизабет, поднимаясь.
Дезире не знала, что произошло вчера. Она пошла вслед за Элизабет в библиотеку. Оставшись наедине с любовницей своего мужа, Бет произнесла:
– Я предлагаю вам людей, которые проводят вас до форта Линнхай. А там вы можете сесть на борт какого-нибудь корабля, который доставит вас в любой порт по вашему желанию. Я требую, чтобы вы немедленно уехали отсюда.
– Может быть, госпожа Скотт, нам лучше подождать, пока приедет Роберт и все это решит? – возразила Дезире.
– Полагаю, что я, хозяйка этого дома, могу сама принимать подобные решения.
– Хозяйка? Боюсь, что вы несколько преувеличиваете!
– Мадемуазель, мы с лордом Эшли вчера вступили в брак.
И тут впервые с начала разговора француженка опешила. Но Дезире была не из тех, кого может смутить присутствие жены, потому что она давно поняла: своему мужу она никогда не будет казаться столь же привлекательной, как чужому.
– Поскольку я не люблю грубых сцен, леди Эшли, я отнесусь к вашему желанию с уважением. Но я не сомневаюсь, что Роберт в ближайшее время увидится со мной, – проговорила она. – Нас связывает многолетняя и тесная дружба. Если вы думаете иначе, мне вас искренне жаль.
– Оставьте вашу жалость при себе, мадемуазель, она пригодится тем, кто в ней нуждается. Я же отнюдь не намерена обсуждать ваши отношения с моим мужем, равно как и свои отношения с ним.
После этого заявления Элизабет повернулась и вышла.
Вечером Элизабет, Анна и Дэвид пили чай в библиотеке. Их мирная беседа была нарушена явлением разъяренного Роберта Керкленда. Он ворвался в комнату и направился к жене. Бет едва успела поставить чашку на стол, как ее без всяких церемоний подняли со стула.
– Извините леди Элизабет, – прорычал Роберт Анне и Дэвиду. – Нам нужно поговорить кое о чем.
И, схватив жену за руку, он грубо выволок ее из комнаты.
Анна испугалась.
– Он ведь не причинит ей вреда, правда?
– Конечно, нет, милая. – Дэвид похлопал девушку по руке. – Успокойся.
Анна не сводила с него глаз, пытаясь понять, кого он хочет убедить – себя или ее.
Пока Бет тащили, она лихорадочно соображала, как лучше вести себя с мужем. Явно, ему не понравилась ее проделка, и теперь он готов разорвать ее на куски.
Роберт остановился.
– Насколько я понимаю, вы выгнали мадемуазель дю Плесси из этого дома и отправили ее в форт Линнхай?
Элизабет вздернула подбородок и ответила:
– Это так, сэр.
Роберт был вне себя от негодования и злости. Схватив молодую женщину за плечи, он принялся трясти ее и тряс до тех пор, пока у нее голова не пошла кругом.
– Проклятая дуреха! Неужели вы не понимаете, что послали на верную смерть шестерых моих людей? Форт Линнхай кишит Кэмпбеллами, страшно обозленными из-за своего недавнего поражения. У моих людей нет ни малейшей возможности уцелеть!
Голова у Элизабет уже болела от этой тряски, и она с трудом сдерживала слезы.
– К вашему сведению, милорд, ваша любовница уехала вовсе не в форт Линнхай. Она взяла сопровождающих до замка Лэнгли, где, в чем я убеждена, будет с великой радостью принимать вас, то есть в том случае, если вы спокойно подождете своей очереди.
Услышав, что его люди в безопасности, Роберт немного остыл.
– Я сообщил вам вчера вечером, сударыня, что не имею ни малейшего желания ждать своей очереди. Поскольку вы выгнали мою любовницу, будьте готовы исполнять ее обязанности. А на будущее, прошу, не лезьте не в свое дело. Я здесь хозяин – и я, я один, буду решать, кто здесь желанный гость, а кто нежеланный!
– В таком случае, милорд, позвольте заверить вас, что меня вовсе не интересует, сколько шлюх вы содержите, но я не потерплю их пребывания под той же крышей, под которой живу я!
И противники воззрились друг на друга. Глаза их сверкали.
– Я прикажу перенести ваши вещи в мои комнаты. Начиная с этого дня вы всегда будете у меня под рукой. Как я уже имел честь сообщить вам, я нетерпелив и не люблю ничего откладывать. И мне вовсе не улыбается шлепать босиком по коридору, чтобы получить то, что и так мне принадлежит. Я предпочитаю, чтобы все свое я мог достать просто протянув руку.
Элизабет, у которой всегда была своя комната, где она могла остаться одна, потеряла дар речи.
– Только злой и жестокий человек может так издеваться над другими, – наконец проговорила она.
А Роберт больно схватил ее за руку и стоял, возвышаясь над ней, – вид у него был устрашающий.
– Да, сударыня, вы ведь уже не раз сообщали мне, что мы, горцы, народ дикий.
И Роберт рывком притянул жену и прильнул к ее губам. Бет сопротивлялась этому внезапному натиску, но все было бесполезно. Его рука скользнула в вырез ее платья, пальцы нашли ее грудь. Элизабет поняла, что он обращается с ней как с дешевой девкой. Сейчас она должна сопротивляться. Обязана! Но к своему ужасу, Бет почувствовала, как недра ее запылали от его прикосновений. Ее руки сами собой обвили его шею, и всю ее обдало жаром. Она закрыла глаза, отдаваясь ощущениям, которые зародились в ней, и задрожала. Ей казалось, что она вот-вот взорвется. Как вулкан.
Услышав тихий смех Роберта, Элизабет широко раскрыла глаза, затуманенные страстью, и увидела, что он самым оскорбительным образом скалит зубы. Затем он отпустил ее, и теперь Бет стояла, дрожащая, неудовлетворенная и униженная.
– Вот вам простой урок, Элизабет. Это чтобы вы знали, за кем всегда остается последнее слово.
И, отвесив издевательский поклон, Роберт повернулся и вышел. Бет опустилась на пол и сидела, вытирая слезы.
Но вскоре она перестала плакать, поднялась и подошла к зеркалу. Бет ожидала, что теперь выражение лица ее изменилось. Она чувствовала себя старухой. Но с удивлением увидела, что единственная перемена в ее внешности состоит в том, что глаза ее покраснели.
Долго она смотрела на свое отражение и мысленно разговаривала сама с собой. Да, нужно найти какое-то оружие против заносчивости мужа. И она дала себе клятву: настанет день, когда она заставит его пожалеть об этом поступке, о пережитом ею унижении.
Элизабет сидела в большой лохани для купания. Закрыв глаза, она отдавалась убаюкивающим объятиям воды. Ее длинные густые золотистые волосы свешивались через край лохани и казались багровыми – отблески пламени, горевшего в камине, играли на шелковистых прядях.
На несколько мгновений ей удалось отогнать горькие воспоминания о том, что произошло вечером, и она принялась мысленно перебирать события вчерашнего дня. Погрузившись в мечты, она не заметила, как Роберт Керкленд вошел в полутемную комнату. Он замер, глядя на загадочную чародейку – воплощение невинности и соблазна. Потом неслышно подошел ближе.
– Если бы я навсегда ослеп, сладчайшим для меня утешением было бы сознание, что я созерцал вас.
Элизабет открыла глаза и увидела предмет своих мечтаний. В полном смятении она выпрямилась, при этом из воды показались ее молочно-белые плечи. Взгляд Роберта мгновенно был прикован к соблазнительным пышным грудям, вокруг которых плескалась вода. Элизабет же поморщилась и попыталась прикрыться.
– Сэр, поскольку вы лишили меня возможности уединяться в моей собственной комнате, я была бы вам признательна, если бы вы предупреждали меня, прежде чем войти.
– Что вы предпочитаете – барабанную дробь или, может быть, достаточно подудеть в трубу? – спросил Роберт.
– Достаточно стука в дверь, – отрезала она. Роберт усмехнулся:
– Поскольку это моя комната, сударыня, я не собираюсь заявлять о своем появлении. А поскольку вы моя жена, к чему эти попытки прикрыться?
– Милорд, мы поженились только вчера. Мне очень неловко принимать ванну в присутствии чужого мужчины.
Роберт наклонился над лоханью и провел пальцем по мокрому следу, оставленному каплей, сбежавшей с ее пышной груди.
– Миледи, – проговорил он, – как можете вы говорить о нас как о чужих, памятуя о том, что произошло между нами прошлой ночью?
– Очень даже могу, милорд, особенно памятуя о том, что произошло между нами сегодня.