Вне их круга!.. Глядя на представителей этого круга, Пенелопа подумала, что все они похожи на каких-то странных существ в своих завитых париках, в камзолах с вздыбленными плечами, подчеркивающими узкую талию. Они с Чарльзом обсуждают драматургические тонкости, а в это время их тела ведут друг с другом свой, особый разговор и недвусмысленно дают понять друг другу, чего они хотят!..
Чарльз сказал:
– Я слышал, вы сегодня уезжаете в Стратфорд?
– Да. – У Пенелопы перехватило дыхание при мысли о том...
– Могу я иметь честь сопровождать вас? Не стоит вам отправляться в путь в одиночестве.
– Я буду рада вашему покровительству, сэр Чарльз.
Актеры вернулись на сцену. На этот раз их игра показалась Пенелопе скучной, она с нетерпением ждала, когда пьеса закончится.
Гости разъезжались по домам. Робин не мог взять в толк, отчего Пенелопа уезжает так скоро, к тому же не предупредив заранее. Франческа прошептала ему на ухо, чтобы он не расстраивался так и что Пенелопа, конечно же, скоро вернется. Пенелопа же чувствовала себя на седьмом небе, невидимом ни для кого, кроме Чарльза. Было около семи вечера, когда они двинулись в путь в ее карете. Выехав из Лондона через Олдгейт, они направились в Стратфорд-ле-Боу. Перед каретой шагали факельщики, освещая дорогу, а позади ехал конюх Чарльза с запасной лошадью на поводу.
Пенелопа ждала. Она ждала, что Чарльз нежно возьмет ее за руки и не менее нежно поцелует. Вместо этого он обхватил ее неразмыкаемым кольцом своих рук и стал целовать страстно и требовательно – это было гораздо больше того, на что она рассчитывала. Совладав с удивлением, она обнаружила, что отвечает ему так же страстно. Первый раз в жизни она не боялась последствий, но отчаянно хотела их.
Карету тряхнуло, и их объятия нарушились. Они рассмеялись. Пенелопа едва различала очертания его лица в факельных отблесках, просачивающихся сквозь кожаные занавеси.
– Я и не думала, что ты такой, – прошептала она.
– Ты, наверное, думала, что я холодный как рыба, – спокойно ответил он.
Он расстегнул ей накидку, и его руки, задержавшись на ее обнаженных плечах, двинулись вниз. Он явно знал, что делал.
– Чарльз! – воскликнула Пенелопа с ноткой недоумения в голосе. Возможно, он расценил это как протест, так как тут же убрал руки.
– Извини, – сказал он. – Я сам не знаю, что делаю. Не сердись, Пенелопа.
– Я не сержусь, – смущенно ответила она.
Чарльз отодвинулся. Их ласки закончились так же внезапно, как заканчивается танец, когда кончается музыка.
– Я зашел дальше, чем хотел... и гораздо дальше, чем следовало. Я вызвался на роль твоего защитника, но я не знаю, от кого мне тебя защищать.
От ее самой, разочарованно подумала Пенелопа.
Чарльз, вполне в традициях рыцарства, считал, что вина за этот эпизод лежит всецело на нем, хотя оба знали, что все происходило с согласия Пенелопы. Зачем вообще думать о любви с ним, если у него не хватает духа посмотреть правде в глаза? Краюха хлеба в голод приносит больше вреда, чем вообще отсутствие хлеба.
– Где мы сейчас? – спросила она, поправляя серьгу.
– На Майл-Эндроуд, – ответил он, выглянув из окна, – Дождь кончается – может, повезёт добраться домой сухим.
– Может быть, зайдешь на бокал вина? – В Пенелопе еще теплилась надежда.
– Не сегодня, благодарю, – ответил он весьма сдержанно.
Больше ничего нельзя было сделать. Это мужчинам позволяется бушевать и умолять, от женщин ждут большей сдержанности. И неукротимая Пенелопа Рич не могла, презрев гордость, просить прямо, чтобы ее соблазнили. Она никогда не возьмет инициативу в свои руки, потому что слишком хорошо различает, что правильно, а что нет. В действительности она хотела, чтобы ее сломила воля мужчины, воля, которая оказалась бы сильнее ее.
Чарльз говорил Пенелопе, что хотел бы в ближайшее время с ней встретиться, что он должен что-то с ней обсудить. Она сидела молча, ее бил озноб, несмотря на меховую накидку.
Когда карета остановилась, он взял ее за руку и произнес вполголоса:
– Пенелопа, милая, ты этого еще не понимаешь, но ты делаешь меня счастливым.
Если это все, что ему нужно для счастья, подумала Пенелопа с легким презрением, то он, наверное, не настолько хороший любовник, каким она его себе представляла.
Чарльз помог ей выбраться из кареты и, пожелав спокойной ночи, приказал кучеру ехать в Холборн, где он жил.
Пенелопа направилась к дому, вспоминая все обиды последних двух дней – Робина, читающего ей мораль о том, как женщине нужно вести себя в браке, приторно-вежливую Франческу, затем фиаско, постигшее ее, когда она захотела сойти со своего пьедестала и вести себя как все женщины. Обида на Чарльза затмила все остальное. Она никогда ему не простит того, что сначала он обращался с ней как с потаскухой, а затем дал понять, что она еще и дура!
– Надеюсь, ваша милость приятно провели вечер? – спросила Джейн Багот.
Пенелопа схватила вазу драгоценного фарфора и разбила ее о каменный пол с яростью, которой могла бы позавидовать даже королева. Пройдя мимо Джейн, раскрывшей от удивления рот, она поднялась по лестнице и бросилась на кровать, чувствуя гнев и унижение.
Было уже далеко за полночь, а она все еще не спала, мучаясь от горьких мыслей. Вспомнив название представления, шедшего в тот вечер во дворце Эссекс-Хаус, она ощутила прилив злорадства. Ничего себе! Нужно было слушать и смотреть более внимательно эту пьеску под названием "Никчемные, страдания любви".
На следующий день настроение Пенелопы было хуже некуда. Хмурое воскресное утро лишь подчеркивало собственное ничтожество. Расстроенная, она пошла в церковь и расстроенная вернулась в молчаливый дом, окутанный февральским туманом.
После, обеда пришли дети, чтобы отвечать ей катехизис. Летиция и Эссекс были на высоте, Роберт едва знал задание. Обыкновенно Пенелопе нравилось с ними заниматься. Дети собирались вокруг нее – светлоголовые, кроткие в своих праздничных одеждах. Однако сегодня эта обязанность лишь усилила ее отчаяние – кто она, в конце концов, такая, чтобы наставлять их на путь, которому сама она не следует? Но делать было нечего: она раскрыла требник, и началось повторение.
– И что сделали крестные отцы и матери?
– Они от моего имени дали три обета. Первый – что я отрекаюсь от дьявола и всех дел его...
– Правильно, Роберт...
В это время в комнату заглянул дворецкий.
– Что вам угодно? – спросила она.
– К вам Чарльз Блаунт, миледи.
– Передайте, я не могу его принять, – сказала Пенелопа, почувствовав необъяснимую панику. Затем она увидела Чарльза – тот вошел в комнату без приглашения, и она попыталась сгладить неловкость. – Я очень занята сейчас, Сэр Чарльз. Я не ожидала, что вы придете.
Он, улыбнувшись детям, заметил, что воскресный дни, не самое обычное время для визита, и попросил прощения.
– А где мой крестник? – спросил он. – Он что, растет неучем?
– Ему же только четыре месяца, сэр, – заметила Легация и засмеялась. – Он в детской вместе с Генри.
– Ну, хорошо, я послушаю его, когда он станет ростом с Роберта. Леди Рич, пожалуйста, не прерывайтесь из-за меня. Могу я остаться и послушать?
Пенелопе эта просьба показалась неуместной, но она не могла ему отказать. Он устроился в углу. Слушая ответы детей, она не могла удержаться от взглядов в его сторону. Он был очень красив, и Пенелопа почувствовала волнение. К концу урока она была в смятении.
Девочки сделали реверанс, Роберт неуклюже поклонился, и они убежали, оставив взрослых наедине.
Чарльз поднялся и подошел к окну.
– Я не мог дождаться встречи с тобой. Тебе, Пенелопа, наверное, необходимо объяснение вчерашнего моего поведения.
– Нет необходимости это обсуждать, – поспешила ответить она. – Ты потерял голову. И я.
– Напротив. Я преследовал вполне определенную цель. Я хотел выяснить, влюблена ты в меня или нет.
– Ты хотел выяснить... – В глазах Пенелопы вспыхнула нежданная ярость. – Ладно. Я не стану спрашивать, было ли твое тщеславие удовлетворено. Со мной никто еще не вел себя так дерзко.
– Неужели все так плохо? Ну же, Пенелопа, не лги самой себе! Я влюблен в тебя, и ты давно это знаешь.
– Ты мог сказать мне об этом вчера вечером, – медленно произнесла она. – Тогда, в минуту слабости, я могла тебя выслушать. Но ты упустил свой шанс. Сегодня все иначе. Ты пришел ко мне в дом в тот час, когда я учу детей верить в добро, и после стал говорить о любви! Между нами не может быть любви, потому что вчерашняя минутная слабость меня кое-чему научили!
– Неужели?
Пенелопа уже была готова ответить, но следующая сказанная им фраза была настолько неожиданной, что она опешила.
– Пенелопа, тебе никогда не приходило в голову, что ты можешь объявить свой брак недействительным? сказал он, понизив голос.
– Недействительным? – Пенелопа вздернула брови. – Как? На каком основании? Я не понимаю. То есть развестись с Ричем и выйти замуж за кого пожелаю? Как такое может быть возможно?
– Боюсь, ты не сможешь выйти за кого пожелаешь. – Он помолчал, затем сказал с необычной для него робостью: – Тебе придется обратиться в суд, но если ты выиграешь дело, то вправе выйти за меня.
Наконец она поняла, к чему он клонит.
– Это все из-за того, что мы были обручены?
– Из-за того, что мы до сих пор обручены, – твердо ответил он. – Я не могу против твоей воли заставить тебя признать, что твой брак незаконен с самого начала. Ты должна понять меня. Я был терпелив, насколько это было возможно. Однако некоторое время назад я понял, что мы все больше сближаемся, но, не проверив твоих чувств, – а проверил я их вчера вечером, – разве я мог просить тебя перевернуть всю свою жизнь, пройти через суровые испытания только для того, чтобы ты была со мной?
– Любая женщина была бы рада такому мужу, как ты, – сказала Пенелопа. – Во всяком случае, по сравнению с Ричем... – Она размышляла вслух. Чарльз рассмеялся, и она попыталась взять себя в руки. – Что, не очень учтиво? Никак не могу прийти в себя. Да, Чарльз, ты прав. Мы стали очень близки. Если бы я имела право выбрать себе в мужья любого мужчину Англии, я выбрала бы тебя.
Чарльз на мгновение задержал дыхание, а затем произнес с расстановкой:
– Прежде чем предпринимать что-либо, ты должна хорошо подумать. Если ты подашь иск об аннулировании брака, тебя ждет жуткий скандал. Я знаю, что ты достаточно храбрая, чтобы пережить это, но скандал – это еще не все. Я ниже Рича по званию и гораздо беднее его. И еще одно...
– Да, я знаю, – прервала она его. – Дети. Если будет доказано, что я никогда не состояла в законном браке, они все окажутся незаконнорожденными. Чарльз, я не могу допустить этого. Ни одна мать не опустилась бы до такого.
– Тут есть выход. С момента отмежевания от Рима англиканская церковь сильно полагается на светскую власть, и я думаю, что вопрос о статусе твоих детей после развода будет решаться в гражданском суде. Дело только за тем, чтобы умело все подать. В случае необходимости права наследования твоих детей будут определяться специальным указом парламента.
– Я не могу поставить детей под удар, – повторила она. – Но если бы их будущее было гарантировано...
– Будь благополучие твоих детей гарантировано, ты подала бы иск на аннулирование брака?
Чарльз требовал, решения, не дав ей времени на размышление, но ей его и не нужно было – в жизни Пенелопы наступил момент, когда все уже подошло к своему логическому концу.
– Да, – ответила она. – Да, Чарльз.
– Тогда нужно идти к адвокату. Необходимо узнать, выполнимо ли наше намерение. Я думал обратиться к Френсису Бэкону.
– Очень хорошо. Он член парламента и весьма компетентен. Я пойду с тобой.
– Может быть, я лучше займусь этим один? Это может тебя расстроить.
– Нет. Я пойду с тобой. Если я жила с Ричем во грехе, лучше мне привыкнуть к тому, что придется вынести это на люди. Да, признаться, и грех этот не был для меня очень уж сладок.
Чарльз все еще стоял у окна. Он обсуждал свои отношения с Пенелопой с сугубо рациональной стороны, без каких-либо проявлений нежности либо ожидания доказательств взаимной любви.
Но теперь она приняла решение, и тогда он пересек комнату, подошел к ней и поцеловал ее в губы, а затем в шею. Он шептал ласковые слова ей на ухо, и Пенелопа чувствовала, что он дрожит.
– Теперь ты понимаешь, почему я не остался вечером?
– Да, понимаю, – прошептала она.
Они предвкушали скорое воплощение в жизнь их общей мечты и не собирались делать ничего предосудительного. Несмотря на то, что идея с аннулированием брака еще не полностью овладела Пенелопой, ее воображение уже рисовало ей картины желанного будущего. Она надеялась на то, что юристы не затянут дело, так как ни она, ни Чарльз не смогут долго противостоять желанию.
Через два дня в гильдии адвокатов они встретились с Френсисом Бэконом. Этот молодой блюститель закона был одним из самых активных сторонников Робина. Четкость его мышления поражала, а холодность ума отрезвляла. Пенелопа при общении с ним всегда робела, как и почти все другие дамы. Но его компетентности она доверяла всецело.
Чарльз рассказал ему их историю. Когда он перестал говорить, Бэкон подпер обеими руками подбородок и задумался.
Длительная пауза усилила нервозность Пенелопы. Она посмотрела на Чарльза, ища поддержки. Он одарил ее нежной улыбкой, от которой у нее всегда замирало сердце.
Наконец Бэкон сказал:
– Я вынужден сообщить, что считаю ваш случай почти безнадежным.
– Это из-за моих детей, да, мистер Бэкон? – спросила Пенелопа. – При аннулировании брака не сохранится законность их рождения?
– Я не могу сейчас ответить вам на этот вопрос, леди Рич. По правде говоря, я не думаю, что он вообще возникнет в суде. Я считаю, что суд не поверит вам, что вы были обручены с Чарльзом до того, как вышли замуж за лорда Рича.
– Но почему? Ведь это правда... Мы обручены...
– В защиту этого у вас нет ни свидетелей, ни доказательств.
– Какие тут могут быть доказательства? – спросил Чарльз. – Сама суть тайной любви в том, что она должна оставаться тайной.
– Существуют косвенные доказательства. То, что знали или видели независимые свидетели. В конце концов, не бывает случая, чтобы влюбленный не доверил кому-либо свою тайну. Доказательством является также ваше собственное поведение, Вам нечем подкрепить ваше заявление.
– Лорд и леди Лейстер знали правду.
– Они знали, что вы были влюблены друг в друга. Согласитесь, что они не представляли себе, что вы связаны друг с другом на всю жизнь обручением. К тому же лорд Лейстер умер, а леди Лейстер в настоящее время является супругой вашего кузена.
– Это инсинуация! – вспыхнула Пенелопа. – Если вы, мистер Бэкон, имеете в виду, что мы сговорились с ними...
– Пойми, Пенелопа, мистер Бэкон не обвиняет нас во лжи, – прервал ее Чарльз. – Он всего лишь информирует нас о том, какие вопросы нам зададут в суде.
Лицо Френсиса Бэкона не выражало никаких эмоций.
– Я никоим образом не хочу оскорбить вас, леди Рич, но сэр Чарльз прав, – сказал он. – Вы позволите мне представить дело с другой стороны? – Он взглянул в свои записи, которые делал по мере того, как говорил Чарльз. – Вы впервые встретились в Уонстеде, когда вам было по шестнадцать лет. Какое-то время ваши свидания продолжались, пока вашу тайну не раскрыл лорд Лейстер. Вам пришлось расстаться. Спустя два года вы, леди Рич, вступили в брак с лордом Ричем согласно обрядам официальной церкви. На церемонии вы заявили о своем нежелании вступать в брак, и это может быть доказано, но вы ничего не сказали о том, что связаны с другим священным обетом.
– Мы это объяснили. В то время ни я, ни Чарльз еще не осознали ситуацию.
– Если сэр Чарльз в суде заявит о том, что вы обменялись священной клятвой, не понимая, что она значит, я не думаю, что это произведет впечатление на епископат. Но оставим это. Вы с самого начала были несчастливы с лордом Ричем. И, что противоречит вашему иску, на протяжении долгих лет никак не выказывали своего расположения к человеку, за которого когда-то собирались выйти замуж. Совсем наоборот...
– Нет никакой необходимости обсуждать каждую подробность прошлого леди Рич, – вмешался Чарльз.
– Не нужно меня защищать, дорогой, – сказала Пенелопа. – Я влюбилась в Филиппа Сидни, и об этом знает вся Англия. Но я не понимаю, мистер Бэкон, какое отношение это может иметь к нашему обручению, случившемуся гораздо раньше. Если я не сдержала своего обещания сэру Чарльзу, то это он имеет право жаловаться, а не епископы.
– Я просто хочу сказать, что вы относились к нему как к знакомому. В 1587 году сэр Чарльз становится близким другом графа Эссекского. Следующие пять лет вы периодически виделись при дворе и в доме Эссекса. В 1598 году сэр Чарльз заявил вам, что ваш союз с лордом Ричем, отцом трех ваших детей, незаконен. Вы никак не отреагировали на это заявление и с тех пор прижили с лордом Ричем еще двоих детей. Простите за откровенность, леди Рич, но что люди подумают о сэре Чарльзе, когда узнают о следующем: леди, которая дала ему торжественную клятву, после прояснения ситуации все же продолжает жить с другим мужчиной, а сэр Чарльз будто забывает об этом, дружески относится к ней и ее мужу, наносит им визиты, даже становится крестным отцом одного из их сыновей. Пожалуйста, не думайте, что я вас обвиняю в чем-то или что вас станут обвинять епископы. Все будут сочувствовать вашему положению: Но если сэр Чарльз действительно считал, что вы его жена перед Богом, то его поведение производит довольно странное впечатление, если не сказать больше.
– Только на тех, кто готов поставить с ног на голову любой поступок! – воскликнула Пенелопа, бросаясь на защиту Чарльза, но резкие слова замерли у нее на устах, когда она осознала, что Бэкон точно описывает тогдашнюю ситуацию.
Это было для нее шоком. Она полагала, что публичное рассмотрение этого дела скажется на ее репутации, но чтобы это касалось Чарльза!.. Она взглянула на него. Он был бледен, губы у него были плотно сжаты. Значит, это не является для него сюрпризом? Бедный Чарльз! Как это несправедливо считая Пенелопу своей женой перед Господом, он ни разу не укорил ее зато, что она продолжала жить с Ричем, ни разу не попытался как-то повлиять на нее. В конце концов, она снова полюбила его. А он? А он ставил ее интересы выше своих, был беззаветно предан ей. И за эту поистине христианскую терпимость его сейчас выставляют глупцом и негодяем.
– Никто из наших с Чарльзом знакомых не поверит в это, – сказала она.
– Именно это я и хочу сказать, – эхом отозвался Бэкон. – Все, скорее всего, подумают, будто вы решили пожениться совсем недавно и придумали способ убрать Рича с дороги. Скажут, что вы придумали обручение, которого в действительности никогда не было, хотя, возможно, между вами и была юношеская влюбленность.
– Эта версия еще более губительна для нас, – вздохнула Пенелопа.