Разговор начался достаточно безмятежно. Ожидая, пока им принесут еду, мужчины сидели за столом и потягивали эль. Сначала они поговорили об удивительной красоте места, выбранного Элизабет для строительства нового дома, о тех ее соседях, с которыми они успели познакомиться, о сестрах Жерард, об исключительном умении Редмонда обращаться с ножом.
- Впрочем, ты ведь не видел, как он это демонстрировал, не так ли? - спросил Монро.
- Лорд Эйтон утащил меня в конюшню, желая похвастаться своим гунтером, но пять или шесть бросков я видел. Весьма впечатляюще. Этот парень, похоже, может за пятьдесят шагов подрезать крылья мухе.
- Элизабет с ним повезло.
- А ему - с ней, - улыбаясь, ответил Джонни. - Я полагаю, гораздо приятнее иметь ее хозяйкой, нежели старого Хотчейна хозяином.
- Элизабет по-настоящему добра. Это качество редко встретишь в красивых женщинах. Вдобавок она весьма умна и искусна. Ты не находишь, что ее проект фасада просто великолепен?
- Да, он замечателен. Но и сама она - замечательная женщина, - согласился Джонни. В этот самый момент мальчишка из прислуги поставил перед ними блюдо с зажаренной курицей и свежеиспеченный хлеб. - Хотелось бы мне, чтобы она была более доступной!
Монро поднял глаза на кузена, нож, который он только что занес над курицей, повис в воздухе.
- Ты говоришь так, будто она неприступна.
- Для меня - да. Ты знаешь, что в ближайшее время я не собираюсь жениться, а Элизабет - не из тех женщин, которых можно взять в любовницы.
- Ты имеешь в виду, что этому мешает ее благородное происхождение? А как же в таком случае Роксана? - Монро даже отложил в сторону нож.
- Тебе прекрасно известно, что она не является моей официальной любовницей. Так же, как и Джанет Линдсей, и многие другие. - Джонни не понравилось, что Монро вдруг завел речь о происхождении Элизабет. - Может, дело в том, что я ненавижу Гарольда Годфри больше, чем кого бы то ни было еще на этой грешной земле.
- Но Элизабет отдалилась от отца.
Джонни внимательно взглянул на родственника.
- У нас завязался спор? - осведомился он.
- Просто я не хочу, чтобы ты стал причиной ее несчастья. Ты это знаешь.
- Никогда не был и не буду. - Джонни отложил курицу, пристально посмотрел в глаза Монро и отчеканил: - И я, и Элизабет - мы оба прекрасно отдаем себе отчет в том, что означают и как следует рассматривать… наши отношения.
- Когда мы уезжали, я понял из слов Элизабет, что она рассчитывает на то, что со временем ты вернешься в "Три короля".
Джонни умело изобразил неловкость:
- Ну-у… Может, что-то в этом роде я ей и сказал…
- Но ведь ты не вернешься, - наклонился к нему Монро.
Джонни поколебался. Поза Монро, его голос были наполнены сдерживаемым гневом.
- Нет, - ответил он после недолгого молчания. - Вне зависимости от того, что ты по этому поводу думаешь. Она, - уже более мягко добавил он, - является дочерью моего заклятого врага, принадлежит к семейству, которое испокон века являлось противником клана Кэрров. Пусть сейчас, пока работает парламент, мечи вложены в ножны, но Англия все равно остается нашим смертельным врагом. Она понатыкала свои гарнизоны вдоль всей границы, постоянно усиливает их. Но если отбросить политику в сторону… честно говоря, я просто не хочу жениться.
Монро откинулся в кресле, горячности его вдруг как не бывало.
- И это, конечно, относится и к Элизабет Грэм? - полувопросительным тоном констатировал он.
- Да. Извини. - Джонни знал о привязанности, которую его кузен испытывал к Элизабет. Он и сам чувствовал неподдельное сожаление. Элизабет Грэм была не из тех жен-шин, которые легко забываются.
- Она это переживет, я уверен, - с удивительным спокойствием проговорил Монро, словно ему наконец удалось смириться с решением Джонни. - После восьми печальных лет жизни с Хотчейном разочарование по поводу тебя покажется ей комариным укусом, - добавил он с откровенностью, которая могла быть лишь результатом многолетней дружбы.
- Вот именно, - обезоруживающе улыбнулся Джонни, довольный тем, что увидел наконец-то старого Монро. Он рассматривал его превращение в галантного рыцаря лишь как временное помрачение ума, произошедшее в последнее время. - Элизабет сама любит говорить о свободе, которую дает ей ее положение вдовы, так что будь уверен, она не зачахнет, лишившись моего общества.
- Тем более что в течение следующих двух лет она будет занята своим строительством.
- Тем более что у нее под рукой всегда имеется Джордж Болдуин, - цинично добавил Джонни, хотя и почувствовал легкий укол ревности от одной этой мысли. - Как ты полагаешь, кого англичанам удалось подкупить за время нашего отсутствия? - продолжал он, словно почувствовав, что необходимо сменить тему разговора. - Я думаю, Белхэйвена и Монтроза. Может, еще и Селкирка.
- Вопрос только в том, сколько им заплатили, - согласился Монро, снова принимаясь за еду. - Вся эта троица уже давно запродала Шотландию.
Джонни ощутил острый приступ ненависти.
- Англия ведет грязную игру, - пробормотал он сквозь зубы, - и нищета Шотландии ей в этом только на руку.
- Двор не сможет победить.
- Сейчас я в этом уже не так уверен. - В голосе лэйрда Равенсби послышались нотки усталости. - А впрочем, возможно, ты и прав, - улыбнулся он. - Может статься, нашему Давиду и удастся одолеть этого Голиафа. В этом большую услугу нам может сослужить война на континенте.
- И то, если Лондон все же одобрит Акт о безопасности.
- Да, и если…
Разговор двух мужчин вертелся вокруг серьезного положения Шотландии, и Элизабет Грэм была окончательно забыта.
16
На следующее утро они въехали в пригороды Эдинбурга. Их кони были взмылены и спотыкались, сами всадники покачивались в седлах от усталости. Вернувшись в Равенсби-хаус, Джонни едва успел вымыться, перекусить и переодеться, поскольку опаздывал на условленную встречу с Роксбургом и Флетчером. Перед возобновлением в понедельник парламентских слушаний руководство деревенской партией намеревалось выработать свою стратегию.
- Ты выглядишь просто жутко, - констатировал Роксбург, когда Джонни рухнул на стол в таверне Стейла.
- Я выгляжу лучше, чем себя чувствую. - Джонни провел ладонями по все еще влажным волосам и еще ниже сполз на стуле. - В последнее время я мало спал, - охрипшим от усталости голосом пояснил он. - Расскажите, что тут произошло без меня. Что я пропустил?
- Во-первых, ты пропустил морскую прогулку и вечеринку, устроенную Рокси, - колко заметил Роксбург.
- О, черт! - промычал Джонни. Он даже забыл извиниться перед ней за свое отсутствие.
- Однако твой брат проявил благородство и заменил тебя. Во всех отношениях, - цинично пояснил Роксбург. - Если, конечно, тебя это интересует.
- Слава Богу! - с облегчением проговорил Джонни.
- Я не вижу на твоем лице отчаяния, - пошутил Роксбург. Они дружили с Джонни уже много лет, и он знал повесу-лэйрда не хуже, чем самого себя.
- А что я пропустил из политических событий? - В данный момент Джонни не был настроен обсуждать степень привязанности к своей бывшей любовнице. Его волновали более серьезные темы.
- Посланцы Лондона положили кругленькие суммы в карман кое-кого из наших, - с холодным сарказмом сообщил Флетчер, оторвавшись от своего завтрака. - Ходят слухи, что Твидейл давит на Годольфина в интересах признания акта.
- Ну, и что говорят? Согласится на это Лондон? - Круг шотландских политиков был невелик, и главным источником информации для них обычно служили слухи.
- Поговаривают, что Годольфин все же капитулирует.
Несмотря на то что весть была приятной, Джонни не торопился ликовать. Он слишком хорошо знал англичан и поэтому лишь сдержанно сказал:
- Ну что ж, скоро узнаем.
Однако потребовалось еще два дня ожесточенных торгов и закулисной возни, в ходе которых правительство отчаянно пыталось спасти свою программу и не желало признать собственное поражение.
Наконец Твидейл понял, что если Лондон не согласится признать акт, парламентская сессия 1704 года, как и прошлогодняя, ни за что не пропустит законопроект о финансировании английской армии. Указания, полученные им от лорд-казначея Годольфина - главного министра королевы Анны, - были однозначны.
В письме, полученном Твидейлом от Годольфина, говорилось, что в случае, если меры окажутся тщетными и переговоры зайдут в тупик, Твидейлу, как верховному английскому эмиссару в Шотландии, дается разрешение "именем британской короны" одобрить Акт о безопасности, превратив его таким образом в закон. Именно это он и сделал 5 августа.
Услышав эту весть, палата представителей взорвалась бурей радостных криков и восторженных оваций. Шотландский парламент, который более двух лет твердо добивался того, чтобы забрать полномочия у английской короны и взять их в собственные руки, одержал наконец крупную победу.
Однако Англия рассматривала конституционные идеи шотландских парламентариев и их очевидное стремление укрепить свою власть, отобрав ее у британской монархии, как опасную и крайне заразную болезнь. 28 августа - перед тем как в парламенте должно было начаться обсуждение вопроса о вооружении Шотландии, Твидейл, повинуясь полученным из Лондона указаниям, объявил очередной перерыв в работе законодательного собрания. Депутатам было сказано, что он продлится до 7 октября.
Однако Лондон не собирался разрешать шотландским парламентариям вновь приступить к своей работе вплоть до того момента, пока двор королевы Анны снова не укрепит свои властные позиции. 13 августа Марльборо одержал важную победу над французами при Бленхайме, о чем в Лондоне, правда, узнали лишь двадцать первого числа. Теперь можно было разобраться со строптивой Шотландией.
Пока Джонни отдавал все время нелегкой борьбе за независимость Шотландии, Элизабет тоже не сидела сложа руки, занималась важными, по ее мнению, делами, хотя они носили исключительно личный характер.
Впервые в жизни у нее задерживались месячные.
Поначалу ей и в голову не приходило, что она могла понести - слишком часто она обманывалась на этот счет в предыдущие годы. И теперь с ее стороны было бы слишком самоуверенно ожидать от судьбы такого королевского подарка, как рождение ребенка от Джонни Кэрра. Поэтому Элизабет изо всех сил старалась отбросить пустые надежды и гнала эти мысли прочь. Однако они упорно продолжали снова и снова тревожить Элизабет! Вскоре Элизабет уже не могла думать ни о чем другом. Незнакомое доселе счастливое возбуждение целиком и полностью овладело ее сердцем, разумом и душой. Сотни раз она подсчитывала дни, выясняя, на сколько задерживаются месячные - сначала на пальцах, а затем - на бумаге, словно выведенные чернилами цифры выглядели убедительнее, нежели высчитанные в уме.
Прошло пять дней. Затем неделя… Неужели случилось то, о чем она мечтала так страстно и так… безнадежно?
Прошло десять дней, и закончился август. Затем минуло еще две недели.
Элизабет была ослеплена своей возродившейся надеждой, она кружила ей голову. Она уже и думать забыла о начатом ею строительстве, а ведь до того оно составляло всю се жизнь! И хотя она появлялась на строительной площадке ежедневно, контролируя и давая указания, выслушивая предложения и отвечая на вопросы, ею овладело странное безразличие. Теперь она была равнодушна ко всему, кроме волшебного таинства, вершившегося в ее теле.
Значит, она не бесплодна?
Неужели у нее наконец родится собственный ребенок, которому можно будет отдать всю себя?
Неужели все ее слезные молитвы были услышаны, и благодаря причудливому зигзагу судьбы с похищением Робби Кэрра жизнь ее теперь в корне переменится?
Однако, предаваясь мечтам о будущем младенце, Элизабет не тешила себя напрасными иллюзиями в отношении Джонни Кэрра. В ночь накануне отъезда он достаточно откровенно выразил свое мнение по поводу детей. С тех пор Уже минул месяц, а от него не пришло ни единой весточки. Правда, из Равенсби прибыли обещанные шелка - роскошные и в огромном количестве, но Элизабет не без основания полагала, что прислал их все же не Джонни, а Монро. Она даже не была уверена в том, что приложенная записка была написана рукой Джонни Кэрра. В коротких сдержанных фразах не было ни малейшего намека на то, что между ними произошло. Там лишь выражалась надежда на то, что ей понравятся шелка, и содержались наилучшие пожелания в отношении строительства нового дома. Да и подписано это послание было странно: просто - "Равенсби", словно Джонни адресовал его одному из своих адвокатов.
В памяти Элизабет жило мучительное воспоминание о последних минутах прощания, до сих пор перед ее глазами стоял его отсутствующий взгляд. Слишком долго ее жизнь представляла собой цепь компромиссов и полумер, чтобы теперь ожидать от нее неожиданного и безоблачного счастья. В первый день сентября Элизабет отметила маленький, но очень важный для нее "юбилей": ее месячные опаздывали уже на две недели. Радости ее в тот день способствовало и появление Джорджа Болдуина. Он заехал, чтобы передать ей новую книгу, полученную из Лондона, а заодно и посмотреть, как продвигается строительство.
Когда они сидели за чаем, Болдуин шутливо заметил:
- Вы просто сияете, Элизабет. Вы, вероятно, провели слишком много времени на солнце? Или этому есть иная причина? - Он обладал достаточным тактом, чтобы не делать прозрачных намеков.
Элизабет улыбнулась, подумав, насколько этот человек отличается от Джонни Кэрра, которому было наплевать буквально на все. Кэрр просто брал то, что ему хотелось, и не задумывался ни о чем на свете.
- Возможно, в этом виновато и солнце, - с улыбкой согласилась она, - а может, и горячий чай. Но не стану с вами лукавить, Джордж, у меня действительно хорошее настроение. Вы же сами видели, как продвигается стройка. - Она не хотела, да и не могла раскрывать кому бы то ни было истинную причину своей радости.
- Я поражаюсь вашей разносторонности, Элизабет. Ведь большинство женщин довольствуются выполнением обычных домашних обязанностей.
Ей хотелось поправить его, сказав, что у большинства женщин нет в отцах Гарольда Годфри и им не "посчастливилось" побывать замужем за Хотчейном Грэмом. Женщина быстро набирается мудрости и опыта, когда ей приходится противостоять таким беспринципным и одиозным особам противоположного пола. Однако, оставив эти мысли при себе, она вежливо возразила:
- Это всего лишь еще одна из сторон выполнения, как вы говорите, домашних обязанностей. Ведь я вдова, и мне приходится учиться делать все самой, - добавила она, словно поясняя соседу свою мысль.
- Вам нет нужды и дальше оставаться вдовой, Элизабет. Стоит вам сказать мне "да", и я с радостью приму на свои плечи все трудности, которые вас тяготят.
Болдуин отставил в сторону бокал и смотрел на Элизабет с выражением беспредельной преданности, которое было ей так хорошо знакомо. Оно появлялось на его лице каждый раз, когда он делал ей предложение руки и сердца, что случалось уже не в первый раз.
- Благодарю вас, Джордж. Вы знаете, как я ценю вашу дружбу, но вам также известно, что еще выше я ценю свою свободу. Хотчейн был очень тяжелым человеком…
И тут Элизабет без зазрения совести разыграла целую пантомиму. Она потупила взор и всем своим видом изобразила неописуемую горечь, которую причиняют ей тягостные воспоминания о первом браке.
- Да, - горячо воскликнул Джордж, - он был ужасным человеком! Вы заслуживаете счастья и покоя. Но ведь все мужчины разные, - добавил он, всем сердцем понимая, какое отвращение к браку должна испытывать Элизабет после первого опыта семейной жизни с Хотчейном. - И хотя я никогда не осмеливался равнять себя с вашей кристальной душой, я был бы счастлив и польщен предложить вам свое сердце.
Для Элизабет Джордж Болдуин являлся человеком-загадкой. Его доброта казалась настолько всеобъемлющей, что в нее было невозможно поверить. Точно такой же неправдоподобной казалась и чистота его помыслов, особенно в этом обществе, где веками культивировалась беспринципность. Болдуин не вызывал в ее душе никаких чувств, Элизабет относилась к нему с обычной доброжелательностью и некоторой настороженностью и поэтому никогда не знала в точности, как вести себя с этим человеком.
- Вы очень добры, Джордж, но прошу вас, давайте поговорим о чем-нибудь другом. Мысль о замужестве не привлекает меня, поверьте. Хотчейн хотя бы после смерти проявил ко мне определенную щедрость, а больше я ни в чем не нуждаюсь.
- Но вам может стать одиноко, Элизабет.
Ей и сейчас было одиноко без того буйного и необузданного молодого повесы, который, должно быть, уже забыл ее. Однако, приученная за многие годы к осторожности в словах, Элизабет подавила боль в своем сердце и дипломатично возразила:
- У меня не остается времени на одиночество. Вы же видите, как я занята.
- И все же я буду упорствовать, - с улыбкой предупредил Джордж.
- В таком случае мы будем упорствовать оба, - так же непринужденно парировала она. - И тем не менее я неизменно рада видеть вас своим гостем, Джордж. И еще раз благодарю вас за книгу.
- Ну что ж, на худой конец я пополню вашу библиотеку. Но мне кажется, что господин Фолси слишком снисходителен в своих оценках Восточного мятежа. Лично я предпочел бы видеть всех мятежников закованными в кандалы и в подземельях Тауэра.
- Это зависит от политических убеждений каждого из читателей. Некоторые из них не в пример вам предпочли бы видеть их на свободе, а то и на троне.
- Романтическое, чисто женское видение проблемы!
- Скорее - реалистическое, если бы вы были на стороне Монмаута.
Неделей позже в доме Элизабет объявились двое из сыновей Хотчейна. Их внезапное появление никоим образом не являлось визитом вежливости, и Элизабет горько кляла себя за то, что велела охранникам, подозрительно буравившим глазами каждого незнакомца, пропустить этих мерзавцев в поместье.
Мэттью и Лоусона Грэмов, правда, при входе заставили сдать оружие, но все равно, оказавшись с ними лицом к лицу, Элизабет ощутила, как по ее телу пробежал холодок страха. Огромные и неуклюжие, они являли собой две копии ее покойного мужа, хотя в более молодом варианте и были старше самой Элизабет. Старшему из сыновей Хотчейна, Мэттью, уже исполнилось пятьдесят, его брату - сорок шесть. И сейчас они смотрели на Элизабет с такой же холодностью, как некогда их отец.
- Я распоряжусь, чтобы вам принесли прохладительные напитки, - проговорила она, стараясь оставаться спокойной. - Вас, видимо, привели сюда какие-то неотложные дела?
Бросив взгляд в окно, Элизабет увидела, что вся дорожка перед ее домом запружена вооруженными до зубов всадниками, в сопровождении которых Грэмы прибыли в "Три короля".
- Мы решили, что ты снова должна выйти замуж, - бесцеремонно заявил Мэттью с порога залитой солнечным светом гостиной. - Скоро истечет год, как ты носишь траур. - Все это он проговорил таким тоном, будто рассказывал, какая погода стоит на дворе.