Руки Истербрука скользили по ее телу, одетому в тончайший китайский шелк, который в этот момент казался им обоим железной броней. Леона тихо стонала от его прикосновений, и с каждой новой лаской ей все сильнее хотелось устроить пиршество на чудесном празднике жизни.
Леону охватила смесь удовольствия и желания, ее кровь неистово бурлила. Она обнимала Кристиана и пылко целовала и ласкала его.
Истербрук ласкал ее грудь сквозь платье.
– Я мечтал об этом все эти семь лет.
Когда, словно услышав ее молчаливые мольбы, он начал расстегивать платье Леоны, его рука неожиданно замерла.
В темноте раздался чей-то смех и послышались голоса, которые с каждой минутой становились все ближе. Затем звуки стали стихать и наконец все смолкло.
Тот факт, что их неожиданно потревожила другая парочка влюбленных, подействовал на Леону отрезвляюще. К ней постепенно начало возвращаться ощущение реальности. Реальности того, что она находится сейчас наедине с Истербруком в саду, поздним вечером, в кромешной тьме.
Кристиан не выпускал Леону из объятий, а она сидела с закрытыми глазами и парила в дымке желания.
– У вас было что-то с Педро?
Леона открыла глаза и увидела, что Истербрук пристально смотрит на нее.
– Нет.
– А с каким-нибудь другим мужчиной?
– Нет.
Истербрук торжествующе улыбнулся и снова стал ласкать ее грудь, пытаясь нащупать сосок.
– Вы знали, что рано или поздно мы встретимся.
Собравшись с силами, Леона заговорила:
– Это непостижимо. Ваше самомнение не имеет границ. Я не собиралась беречь себя для вас. Просто никогда не испытывала к мужчине достаточно сильного желания.
– Мне нужно убедиться, что в настоящий момент вы его испытываете.
Леона почти сдалась. Но шум, доносившийся из дома, напоминал о том, что здесь не место для любовных игр.
– Быть может, я поступаю опрометчиво, но я ничего не боюсь – какие бы желания вы ни пробудили во мне. Я знаю, что настоящий джентльмен не попросит меня отдаться ему в садовой беседке, окруженной множеством гостей.
– Сейчас мы с вами незаметно улизнем отсюда, и вы поедете со мной на Гросвенор-сквер.
– Если вы попытаетесь увезти меня в своем экипаже, Тун Вэю придется вас убить.
– Тогда мы отправимся к вам в вашем экипаже. Тогда Тун Вэй поймет, что вы едете со мной добровольно.
– Нет. – Когда Кристиан стал ее ласкать, Леона едва слышно вздохнула.
– Это говорит лишь о том, что я должен во что бы то ни стало вас убедить. А я-то думал, что мне удалось наконец сломить ваш мятежный дух.
– Если вы будете продолжать в том же духе, я умру. От страсти. И вы ничего не выиграете. Только маркиз может получить все, чего бы ни пожелал. А мы – простые смертные – не можем на это претендовать.
– Я должен приложить максимум усилий, чтобы вы передумали и поехали со мной. Обещаю вам: вы останетесь живы.
Через мгновение его рука оказалась у Леоны под юбкой. Кристиан ласкал ее колени и бедра над подвязками. От такой неслыханной дерзости Леона остолбенела. Его неожиданный натиск и удовольствие от его ласк ошеломили ее. Леона отдалась наслаждению, которое он дарил ей своими прикосновениями.
Безудержное желание охватило Леону, она забыла обо всем на свете. Только бы он не останавливался, думала она.
Опомнившись, Леона, все еще сидя на коленях у Кристиана, поправила платье и посмотрела в сторону сада.
– Н-да… Теперь я понимаю, как много потеряла за все эти годы.
– Полагаете, вместо меня это мог с вами делать другой? Ну уж нет. Вряд ли нашелся бы мужчина, который умеет это делать лучше меня.
Леона негромко рассмеялась и покачала головой:
– Лорд Истербрук, ваша самонадеянность не имеет границ.
– Это не самонадеянность, я говорю правду. Вы правильно делали, что берегли себя для меня.
– Во-первых, я не берегла себя для вас. А во-вторых, вы не единственный, кто искусен в любви.
– Может быть, и так. Но вы никогда этого не узнаете.
Можно было подумать, что Истербрук заявил на нее свои права. Леона поднялась.
– Благодарю вас за то, что не воспользовались моментом и я продолжаю оставаться девственницей.
– Неужели это так важно для вас?
– В Макао мне это не казалось важным, – помолчав, произнесла Леона, – но теперь все здесь думают, что у нас с вами роман. Так что, как говорил Шекспир, "уж лучше грешным быть, чем грешным слыть".
– И что же сегодня изменилось для вас?
– Благодаря вам я только что узнала, что испытывает женщина, охваченная страстью, и от чего отказывается. – Леона поправила прическу. – Сейчас, глядя на меня, гости на балу догадаются, чем мы с вами занимались.
– Здесь, в саду, есть еще один выход. – Истербрук взял Леону за руку. – Пойдемте со мной.
Кристиан нашел в саду потайную калитку и вывел Леону на улицу, где ждали экипажи. Он издали заметил Тун Вэя. Китаец стоял на своем посту.
Леона снова поправила прическу.
– Не беспокойтесь, – сказал Истербрук. – Он ничего не заметит: на улице слишком темно. – Кристиан привлек Леону к себе и заглянул в ее блестящие глаза. – Отошлите его домой. А мы с вами поедем ко мне.
– Не могу.
– Вы просто не хотите. Но почему?
Задумчиво глядя на Истербрука, Леона погладила его по щеке и высвободилась из его объятий.
– Потому что к концу лета я вернусь к своей нормальной жизни. И моя судьба – в Макао. И еще потому, что вы не Эдмунд, а маркиз Истербрук.
Глава 8
Подойдя ближе, Леона спросила Тун Вэя, который не отводил взгляда от окна:
– Куда ты смотришь? Ты уже целый час здесь стоишь.
– Сейчас – никуда. Когда работает голова, глаза зачастую перестают видеть.
– Какие же мысли заставили тебя ослепнуть?
– Мысли о вас и о вашем брате. И о том, что я несу за вас ответственность перед ним.
Леоне не понравилось, что Тун Вэй сует нос не в свои дела. Последние несколько дней китаец был молчаливее, чем обычно, и изъяснялся загадками. Словно знал о том, что произошло между ней и Истербруком в саду на балу у леди Пеннингтон. Тун Вэй не мог ничего видеть, потому что дежурил в это время возле экипажей. Но он молчал, и это сбивало Леону с толку, ей казалось, что своим молчанием он выражает ей свое недоверие.
Может быть, Леона все это себе вообразила и собственное душевное смятение приписывала китайцу. В последнее время она много размышляла. Оказавшись сама с собой наедине и все спокойно обдумав, Леона пришла к выводу, что то, что произошло в саду, было ошибкой. Точно так же, как когда-то давно, в Макао, она, размышляла о том, что двигало Истербруком, но ответа на этот вопрос не находила.
Но стоило Леоне снова увидеть Истербрука, как она утратила способность мыслить трезво. Уже в который раз.
Накануне они встретились на званом ужине в доме его поверенного. Леона получила это приглашение в числе других. Однако в конце концов оказалось, что этот визит был бесполезен для достижения ее целей. Присутствие маркиза отвлекало сидевших за столом гостей, и Леоне в этот вечер не удалось разузнать ничего нового о торговле и финансах. Несмотря на то что среди приглашенных находились две важные персоны, имеющие большой вес в этих сферах жизни.
Атмосфере за столом и в гостиной не хватало непринужденности. Все понимали, что Истербрук явился на ужин исключительно из-за мисс Монтгомери, поэтому необходимо было демонстрировать широкие взгляды и презрение к предрассудкам. Хозяйка дома так и расстилалась перед маркизом, не в состоянии скрыть радости по поводу столь богатого улова. Супруг ни в чем не уступал жене, дважды пытаясь все устроить таким образом, чтобы любовники остались тет-а-тет.
Общение Леоны и Истербрука на людях было в высшей степени приличным, почти официальным. Но весь вечер – в столовой или в гостиной – Леона чувствовала на себе взгляд маркиза, и это лишало ее покоя.
Ее крайнее смущение объяснялось не только страстным желанием, которое Истербрук в ней зажег. Он пробудил в ней все романтичные воспоминания юности. Поцелуи украдкой в саду, от которых у нее – юной девушки – захватывало дух. Когда спустя все эти годы она целовала Истербрука, то снова видела перед собой Эдмунда. Истербрук до сих пор оставался для нее тем самым Эдмундом – только запрятанным где-то в глубине его души. С той самой ночи в саду в сердце у Леоны поселилась тоска по прошлому. Девушка снова ощутила силу его власти над ней. И это причинило ей боль.
– Перед отъездом из Макао ваш брат говорил со мной, – сказал Тун Вэй. – Он сказал, что я отвечаю головой за то, чтобы с вами ничего не случилось. Чтобы никто не причинил вам вреда. Он велел мне защищать вас.
– Так ведь ты так и делаешь.
– Я защищаю вас от воров и других преступников. Но не в силах защитить вас от себя самой.
У Леоны запылали щеки.
– Если ты говоришь о маркизе, то это тебя не касается. Я…
– Я говорю сейчас не о нем. Может быть, ваш брат захотел бы, чтобы я дрался с ним. Но я не убиваю мужчин только за то, что они берут женщин, которые отдаются им по доброй воле.
– Ты хочешь этим сказать, что между мной и маркизом Истербруком произошло нечто предосудительное?
Тун Вэй поморщился:
– Я ничего не хочу этим сказать. Меня это не интересует. В конце концов, я вам не нянька. Я имею в виду, что вы зачастую пренебрегаете моей защитой, находясь здесь, за границей, в этом большом городе, где на каждом шагу вас может подстерегать опасность. Если вы побежите к маркизу на свидание, мне все равно. Но я должен вас сопровождать до места вашей встречи, пока не передам вас ему из рук в руки.
Горячность, с которой Тун Вэй это произнес, удивила Леону. Этот вопрос они с ним уже обсуждали – почти сразу же, как только прибыли в Лондон: когда она в первый раз запретила китайцу ее сопровождать. Тогда Леона подумала, что убедила его и он больше не заговорит с ней об этом. Видимо, она заблуждалась и ее доводы на него не подействовали.
Сконфуженно, словно бы спохватившись, что позволил себе перейти границы, проявив несдержанность, Тун Вэй снова придал своему лицу невозмутимое выражение. Но тем не менее стоял перед Леоной, широко расправив плечи, и смотрел ей прямо в глаза – открыто и твердо.
– Вы запрещаете мне сопровождать вас, потому что хотите утаить от меня то, чем занимаетесь. Могу себе представить, что именно вы пытаетесь от меня скрыть. Если я не ошибся, у меня есть все основания беспокоиться за вашу безопасность. И я должен обдумать, какие шаги мне следует предпринять, чтобы исполнить свой долг.
– Тун Вэй, ты делаешь из мухи слона. Если я отправляюсь на прогулку в экипаже без тебя, это не значит, что я подвергаю себя опасности.
– А разве нет? – Тун Вэй снова отвернулся к окну. – Вчера за вашим экипажем долгое время следовал какой-то мужчина на гнедой лошади. Еще один человек сейчас наблюдает за нашим домом из окна напротив, через улицу. Стоит у окна точно так же, как сейчас стою я. Он смотрит на меня, а я – на него. Интересно, почему он не двигается?
– А почему ты не двигаешься?
– Я слежу за ним. У меня есть на то причины. У него – нет.
– Может быть, ты просто… заинтересовал его. Может быть, он никогда в жизни не видел китайцев. Отойди от окна, и ты увидишь, что этот человек тоже уйдет.
– Нет, я поступлю иначе. Дам ему понять, что я его заметил и тоже наблюдаю за ним. Пусть он видит меня и знает, что Тун Вэй смотрит в оба и знает, что есть кто-то, кто всерьез интересуется вами и следит за каждым вашим шагом.
– Сэр!
Недовольный тем, что его потревожили, Кристиан открыл глаза. Он не слышал, как в комнату вошел Миллер.
– Какого черта ты здесь делаешь, Миллер?
– Меня послала к вам ваша тетушка. Камердинер и лакей не осмелились брать на себя ответственность. Покорнейше прошу меня извинить, если я вам помешал.
На лице у Миллера отразилось искреннее непонимание. Чему тут можно было помешать? Положа руку на сердце Кристиан и сам понимал, что едва ли Миллера можно винить за то, что он прервал его размышления о Леоне, которая не шла у него из головы. Истербрук даже перестал заниматься медитацией.
– Что могло случиться у моей тети? Какое несчастье? Разве что ее портниха пришила к бальному платью слишком много кружев?
– Полагаю, дело гораздо важнее, чем вы думаете, сэр. – Миллер кивнул на серебряный поднос, который стоял на столике. На подносе лежали две визитные карточки.
– Леди Уоллингфорд разволновалась не на шутку, когда явились эти господа, – сказал Миллер. – Они сказали, что пришли по делам и вопрос не терпит отлагательства. Им предложили легкие закуски и напитки, но они отказались. И не захотели также говорить с мадам. Вот уже полчаса они оба ждут в библиотеке, а ваша тетушка послала за вами.
– И напрасно, – пробурчал Истербрук, снова закрыв глаза.
Настырный молодой человек не уходил. Он протягивал хозяину поднос с визитными карточками. Кристиан снова открыл глаза и нехотя взял с подноса визитки.
"Ост-Индская компания" – было написано на одной под незнакомой фамилией.
Он резко поднялся.
– Черт. Скажи, что я сейчас же приду.
Миллер посмотрел на хозяина, точнее – на его халат и босые ноги. Раздосадованный, Кристиан направился в гардеробную, надел брюки и туфли и вышел в гостиную.
Окна библиотеки были распахнуты настежь. Помещение было залито лучами полуденного солнца и наполнено свежестью. Вот уже полчаса двое мужчин ожидали Истербрука.
Поздоровавшись, Кристиан опустился в кресло напротив. Деннингем лукаво улыбнулся, покосившись на халат Кристиана. Мистер Гриффин Уинтерсайд из Ост-Индской компании удивленно заморгал.
– Прошу прощения, лорд Истербрук, – скороговоркой проговорил Уинтерсайд. – Я понятия не имел, что вам нездоровится. Мне ужасно стыдно, что я настаивал на этой встрече.
Кристиан не счел нужным пускаться в объяснения. И, едва заметно кивнув, великодушно принял извинения.
Однако рубаха-парень Деннингем счел своим долгом внести ясность.
– Истербрук не болен, Уинтерсайд. Моего друга можно увидеть одетым лишь в том случае, если у него была назначена встреча. А наш визит не был запланирован заранее. Но поскольку маркиз снизошел до того, чтобы ради нас с вами соизволить надеть туфли, значит, он считает нас достаточно важными гостями.
– Полагаю, ты не просто так привел ко мне мистера Уинтерсайда, – заметил Кристиан, обращаясь к приятелю и не глядя на гостя, который вел себя суетливо и неуверенно, словно заискивая перед маркизом.
– Это правда. Мистер Уинтерсайд – мой знакомый. Его хорошо знают в палате лордов. Если бы ты посещал заседания парламента не только для голосования по особо важным вопросам, то имел бы возможность познакомиться с этим джентльменом. Он представляет интересы компании и снабжает нас необходимыми сведениями для того, чтобы мы смогли принять решение. Умение и такт мистера Уинтерсайда достойны самых высоких похвал.
Выслушав похвалу в свой адрес, стоявший все это время со смиренным видом Уинтерсайд кивком поблагодарил Деннингема.
Кристиан откинулся в кресле.
– Кажется, я уловил суть. Если парламент – снежный покров, а Ост-Индская компания – это сани, то присутствующий здесь господин Уинтерсайд – гусиный жир, которым смазывают полозья саней.
Деннингем прыснул со смеху. Мистер Уинтерсайд хранил серьезность.
– Что вам от меня нужно?
Уинтерсайд достал из кармана тонкую книжицу в мягкой голубой обложке и протянул Истербруку. Кристиан взял тетрадь и принялся листать.
– Это какой-то журнал… Дамский. Ого! "Пир Минервы". Умное название, хотя несколько помпезное. – Он пролистал несколько страниц. – Так… Стихотворения. Репортаж из Парижа. Эскизы новых фасонов платьев. На четырнадцатой странице – очень милая шляпка. – Закрыв журнал, Истербрук положил его на колени и вопросительно посмотрел на гостей, ожидая от них объяснений.
– Милорд, этот журнал выпускает жена вашего брата, – сказал мистер Уинтерсайд.
– И следует признать, она добилась успехов на этом поприще – журнал выглядит неплохо. Хотя я лично никогда не сомневался в том, что Федра не лишена способностей и далеко пойдет.
Указывая пальцем на журнал, Уинтерсайд сказал:
– Если вас не затруднит, лорд Истербрук, откройте журнал на тридцать первой странице.
Кристиан последовал его совету. На странице тридцать один Федра предлагала вниманию читателей очерк, написанный женщиной, которая путешествовала по Китайскому морю. Сначала в очерке давалось краткое описание Макао, а затем автор коснулся некоторых политических вопросов.
Наконец Истербрук дошел до абзаца, который скорее всего и вызвал интерес у мистера Уинтерсайда.
"…потому что в морях, омывающих Китай, притаилось страшное зло, которое неизбежно с течением времени, по мере развития торговых отношений, рано или поздно прибьется и к вашему берегу. Рука об руку с этим злом идет особая форма рабства. Оковы этих цепей разорвать очень трудно – почти невозможно. За всю свою жизнь я встречала всего несколько человек, которые смогли от этого избавиться. Говоря сейчас о зле, я имею в виду злоупотребление опиумом.
Это величайшее проклятие поймало в свои сети бесчисленное множество несчастных в Китае и Индии. Щупальца этого страшного чудовища простираются до самой Англии. Я знаю это не понаслышке. Кто-то скажет, что не стоит лить слезы по извращенцам, которые сами, своими собственными руками вырыли себе могилу. Однако я все больше и больше убеждаюсь, что без преступного пособничества английской Ост-Индской компании расцвет торговли опиумом на Дальнем Востоке был бы невозможен. Погоне за наживой, которой, к сожалению, грешили наши отцы, мы обязаны не только появлению черного рабства".
Истербруку не стоило большого труда догадаться, кто автор этого политического памфлета.
– Теперь вы можете себе представить всю степень нашего беспокойства, лорд Истербрук, – посетовал Уинтерсайд. – В статье подвергается нападкам Ост-Индская компания. Эта дамочка имеет в виду, что мы несем ответственность за контрабанду опиума в Китай. Мы ни в коей мере к этому не причастны.
– Уинтерсайд, я много путешествовал и видел все собственными глазами. Опиум покупают у Ост-Индской компании, и из Калькутты его действительно тайно перевозят в Китай.
– Мы тут ни при чем. Это не наша вина.
– Если бы вы не продавали опиум контрабандистам, для чего тогда выращивать опийный мак в Индии, на участках земли, находящихся во владении Ост-Индской компании?
Уинтерсайд склонил голову, как нерадивый слуга, которому хозяин устроил головомойку.
– Примите мои извинения. Хорошо, давайте говорить начистоту. Компания покупает тонны китайского чая и платит за него китайцам серебром. Однако китайский закон запрещает своим подданным ввозить в страну иностранные товары. В результате у компании возникла проблема огромного внешнеторгового дефицита в отношениях с Китаем.
– Хотите сказать, что для того, чтобы покрыть дефицит и достигнуть внешнеторгового баланса, вы продаете контрабандистам опиум, – заметил Деннингем. – Доход от торговли опиумом уравновешивает траты, которые вы несете, закупая в Китае чай.
Уинтерсайд покраснел.
– Мы продаем в Калькутте сельскохозяйственную продукцию. А что из нее производят…