Кружась в вальсе, он прикидывал в голове, случайно ли то, что Фиски так настоятельно сводят его со своей романтически настроенной племянницей. Конечно, он женат. Но все вокруг знают, что брак неудачный. А теперь жена и вовсе бросила его. При том, что в Монтане развод - дело быстрое и относительно бесхлопотное, у Фисков могут быть весьма далеко идущие планы касательно своей племянницы и графа де Шастеллюкса… А стало быть, осторожность, и еще раз осторожность!
- Вы тоже прекрасно танцуете! - откликнулся он тоном старого дядюшки - любезно и вместе с тем без пыла. - Помнится, вы учились вальсировать в Чикаго?
- О да, дома в Чикаго, в школе, где я училась, был милейший учитель танцев. Он знал все наиновейшие фигуры. А где вы научились так божественно танцевать?
В парижском борделе пятнадцатилетним мальчишкой. И это было замечательное время. Да и учителя - точнее, учительницы - были милейшие. Главная преподавательница - Тереза, пухлявая крестьянская дочка из Прованса, - была на год старше него. Неделю они не расставались, исступленно изучая возможности своих юных тел. А в промежутках при каждой возможности плясали, плясали… Мадам за скромную плату отпускала Терезу в город, и молодые люди бегали в публичные танцевальные залы, открытые чуть ли не до утра. В тот год Париж был помешан на фламенко - и они снова и снова танцевали этот зажигательный танец под гром испанских гитар.
Но разве подобные воспоминания для Генриеттиных целомудренных ушек?
- Меня обучил старый венецианец, нанятый отцом во время нашего путешествия по Италии, - ответствовал Адам и почти не солгал. В конце концов, у него действительно когда-то был преподаватель-венецианец. - Старик занудливо строгий и требовательный.
- Ах, как это хорошо - путешествовать! - щебетала Генриетта. - Я только однажды была за границей, но теперь, когда я взрослая, мама возьмет меня с собой в Европу, чтобы представить при всех королевских дворах. Миссис Найт обещала познакомить меня с баронессой, которая поможет мне выйти в большой европейский свет.
Адам поглядывал на увитые живыми белыми розами большие часы над дверью. Половина второго. Господи, когда же закончится этот чертов вальс?
- О, вам непременно понравится двор императора Наполеона. Атмосфера там куда живее, чем при дворе королевы Виктории. К тому же в Париже немало американцев.
Что он утаил - так это то, что император Наполеон III не по доброй воле привечает богатых и вульгарных американских нуворишей типа родителей Генриетты. Старорежимные французские аристократы в большинстве своем игнорируют придворные балы - фыркают по поводу императора, которого они почитают выскочкой, смеются над потугами его супруги воссоздать блистательную придворную жизнь былых времен и называют нынешний двор дешевым театром.
- Ах, вы душка! Вы знаете буквально все! - воскликнула Генриетта, глядя на молодого человека с нескрываемым обожанием и в упоении тряся рыжеватыми кудряшками.
"Да, в глазах чикагской девицы я - ходячая энциклопедия!" - саркастически подумал Адам. Вслух он держался прежней умеренной любезности:
- Куда мне! Просто я немножко старше вас. И кое-что действительно повидал.
- Не огорчайтесь, что вы старше, - шепнула ему Генриетта. - Все девушки обожают джентльменов старше себя! Особенно, если джентльмен безумно красивый и опытный. - Тут она тихо хихикнула.
"О Господи! Убереги меня от глупых девственниц! Быть их учителем - скука смертная!"
Адам поспешил пресечь ее сползание к интимному шепоту.
- Не думаю, что ваша матушка, будь она здесь, одобрила бы ваши слова!
- Зато тетушка Молли полагает, что вы бесподобны!
Адам на этот счет был более циничен. Тетушка Молли, женщина практическая, бесподобным считает скорее его капитал, большая часть коего находится в банке ее мужа.
- Мы с вашей тетей добрые друзья, - сказал Адам, по мере сил незаметно отстраняясь от Генриеттиной полной груди, которая уже внаглую упиралась в его крахмальную манишку.
- А мы можем стать добрыми друзьями? - спросила девица, томно закатывая голубые глаза.
- К сожалению, завтра утром я уезжаю из Хелены, - сказал Адам, уклоняясь от прямого ответа. - Это был короткий деловой визит.
- Вы обратно на свое ранчо? Дядя Гарольд говорил, что как-нибудь этим летом непременно свозит меня в ваше имение. Я просто умираю от желания побывать у вас. По словам тетушки, ваш дом так хорош, что, будь он поближе к цивилизованному миру, в нем впору и королю жить! К тому же вы, по общему мнению, такой хозяин!.. Умоляю, дайте знать дяде Гарольду, когда вы будете дома, и мы непременно - о, непременно! - навестим вас. Будет так весело.
"Может, тебе и будет весело, - подумал Адам, - а уж мне точно нет!"
Из карточного зала он ушел так быстро потому, что хотел быть в номере - в надежде, что Флора придет сразу. Что она придет - в этом он не сомневался. Вопрос лишь когда. А вдруг прямо сейчас?
Адам, сжав зубы, ждал, когда же оркестр доиграет этот чертов нескончаемый вальс. Тогда он сможет вежливо откланяться и лететь к себе в номер.
Как только мои планы прояснятся, я тут же дам знать вашему дядюшке, - обещал молодой человек, с облегчением слыша, что мелодия подходит к концу. И действительно, скрипки вскоре замолкли. Адам поклонился и поцеловал руку Генриетты.
- Ах, неужели вам уже пора? - воскликнула девица, чуть ли не ломая руки. - Ради Бога, еще один танец!
- Увы, увы, - решительно сказал Адам, - меня ждет Джеймс. - Он пошарил глазами по залу и нашел хозяйку. - Позвольте мне проводить вас к тетушке и распрощаться.
Он чуть ли не пулей вылетел из особняка Фисков. По ступеням парадного входа граф сбегал словно школьник, удравший из распроклятой классной комнаты. Через несколько секунд он уже толкнул чугунные ворота и вслух воскликнул:
- Свобо-о-ода!
Поспешавший за ним Джеймс рассмеялся:
- Ты бы видел свое лицо во время вальса с прелестной Генриеттой! Как будто лимонов объелся!
- О, я едва не поколотил оркестрантов! Конца этому вальсу не было! Послушай, ты-то зачем за мной выскочил? Оставайся, если хочешь. Красивых женщин тут собрано немало.
- К Фискам я ходил не за тем, чтобы развлекаться с женщинами, - сказал Джеймс.
- Я тоже не за тем ходил. Эти юные телушки такие нудные. "Обожаю путешествия!" "Вы знаете буквально все!" "Вы такой умный!" Я-то умный, крошка, да ты - дура.
- По-моему, Молли видит в тебе великолепного жениха для Генриетты. Как говорится, не успела супружеская постель простыть после Изольды, как в нее норовят уложить новую вертихвостку.
- Молли втихую сватает мне племянницу уже третий месяц. Началось это задолго до бегства Изольды. В нашей глухомани, как тебе известно, к разводам относятся совершенно спокойно.
- Кстати, ты разводишься с Изольдой?
- Не знаю. Пока ничего не решил. Из моей жизни она выпала, и это для меня главное. А развестись - значит снова угодить в качестве товара на ярмарку женихов. И если не поберечься, быстро охомутают. Не успеешь опомниться, как такую интригу провернут, что только ахнешь да и под венец.
- Преувеличиваешь, - сказал Джеймс. - Тебя голыми руками во второй раз не возьмут… Выходит, как я понимаю, останешься в звании соломенного вдовца?
- Да, так оно пока лучше. Когда кругом столько Генриетт с хитренькими голубыми глазками…
- К слову о женских хитростях. В чем заключалась "маленькая дополнительная ставка" леди Флоры?
Адам остановился и резко повернулся к кузену.
- Экий ты догадливый! - произнес он с ухмылкой. - Только про хитрость ты напрасно. Леди Флора силки не расставляет. Она просто любит это дело. И дьявольски соблазнительна.
- Что она действительно дьявольски соблазнительна - подтвердят все мужчины, бывшие в карточном зале. И никто из них не отказался бы от той "маленькой дополнительной ставки".
- Только через мой труп, - рассмеялся Адам. - Она - мой карточный трофей. И ни с кем ее делить не стану.
Джеймс удивленно вскинул брови. До сих пор Адам чувство собственника по отношению к женщинам не проявлял. Наоборот, он предпочитал тех, у кого есть муж или любовник, а еще лучше муж и много любовников. Такие не виснут на шее, от таких легко отделаться.
- Ты что имеешь в виду?
- Два дня она целиком и полностью моя. Она проиграла свою ставку - и на сорок восемь часов поступает в мое распоряжение.
- Стало быть, завтра утром ты; из Хелены не уедешь?
- Ни в коем случае.
- Гляжу, ты весь сияешь!
- Сам понимаешь, такая женщина благотворно действует на мужчину, - сказал Адам, улыбаясь до ушей. - И думается, в ближайшие два дня у меня щеки заболят - так много я буду улыбаться! Кстати, дружище, тебе надо съехать из нашего номера. Он нужен мне весь.
- Гостиница переполнена.
- На худой конец можешь попроситься к Гарольду. У него найдется свободная комната для гостей.
- Пощади, Адам! - воскликнул Джеймс. - Я ведь тоже вальсировал с Генриеттой - чаша сия не минула. С меня хватит ее чириканья. Выслушивать его на протяжении двух дней - выше моих сил. Уж лучше я вообще уберусь из города. - Он помолчал и словно бы невзначай поинтересовался: - А Весенней Лилии что сказать? Что ты задержался в Хелене, дабы ознакомить английского лорда и его дочь с кой-какими тонкостями абсарокской культуры?
Адам шутливо набычился.
- Скажешь ей - голову оторву.
- Сейчас она как раз скупает все приворотные зелья, чтобы заманить тебя в свое ложе, - сказал Джеймс с проказливой улыбкой.
Адам фыркнул.
- Она же как-никак твоя сестра!
- К сожалению, она испытывает к тебе отнюдь не сестринские чувства.
- Придется ей умерить пыл, - вздохнул Адам. - Я вообще не намерен жениться во второй раз.
- Похоже на речи женоненавистника. Ты и впрямь так думаешь?
- Институту брака я пожертвовал целых пять лет, проведенных в обществе Изольды. Одна была отрада - что мы подолгу не виделись, когда женушка удирала в Европу. Второй такой опыт окончательно сломает меня. Поэтому я под венец больше не ходок.
- Какое жестокосердие! - иронично воскликнул Джеймс. - Подумай о разбитом сердечке Генриетты. Подумай о дюжинах женщин, которые воспряли духом и пойдут на приступ крепости по имени Адам Серр, когда ее перестала охранять страшная тигрица по имени Изольда. Можно ли разочаровать всех этих влюбленных особ и особочек?
- Тебе все весело!.. Крепость по имени Адам Серр хочет пожить спокойно. Мне сейчас хорошо. Зачем же от добра добра искать? А с Флорой я проведу два упоительных дня. Она знает толк в удовольствии.
Молодые люди снова зашагали по направлению к гостинице. Из открытых дверей салунов и танцевальных залов лилась музыка. Городок золотоискателей и скотоводов жил обычной веселой вечерней жизнью: танцы, пьянка, картеж, гулящие девки в многочисленных борделях.
Когда они зашли в гостиницу, Адам помчался по лестнице вверх через три ступеньки. Брат едва поспевал за ним.
- А что, если она не придет? - спросил Джеймс, тяжело отдуваясь.
- Придет, придет! - бросил через плечо Адам, торопливо шагая по коридору.
- Ты так уверен?
Адам энергично кивнул и полез в карман за ключом от номера.
- Она скучала по мне. Очень.
Это было сказано с хищной надменной улыбкой.
- А ты скучал по ней.
Адам резко повернулся и пытливо заглянул в глаза Джеймса.
- Думаешь?
- Что тут думать? У тебя все на лице написано. Никогда не видел прежде, чтобы ты так сох по какой-либо женщине.
Адам сунул ключ в замочную скважину.
- Это потому, что она очень хороша, - задумчиво произнес он, открывая дверь.
- Хороша, никто не спорит.
- Послушай, будь другом, упакуйся как можно быстрее, - попросил Адам, бросая ключ на стол.
Джеймс с широко раскрытыми от удивления глазами столбом стоял посреди гостиной. Его озадачивала и пугала перемена в брате. Никогда он так не суетился из-за юбки!
- Мой дражайший кузен, судя по всему, ты попался-таки на крючок, - наконец торжественно провозгласил Джеймс.
- Не исключено, - весело согласился Адам. - Но всего лишь на два дня, Эш-ка-ка-мах-ху, - прибавил он, возбужденно срывая с себя широкий белый галстук. - Всего на два дня…
11
В освещенной лишь одной лампой комнате царила тишина. Джеймс давно ушел - чуть ли не взашей выгнанный. Так и не скинув вечернего костюма, освободившись только от галстука, Адам сидел в мягком кресле, развалившись и с закрытыми глазами. Он ждал. Несмотря на поздний час, усталость и не до конца вышедший хмель, сон не приходил. Куда там! Адам был полон яростной энергии и непрестанно ерзал в кресле при каждом воспоминании о Флоре, какой он ее видел сегодня - и раньше, без одежды и в самых соблазнительных позах… Он то обновлял в памяти былое, то фантазировал о предстоящем. Возбуждало и первое, и второе. Сколько он к ней не притрагивался? Две недели? Три? Нет, хуже того - больше месяца, намного больше месяца… а по ощущению - так целый год!
Пальцы Адама время от времени вцеплялись в подлокотники кресла с такой силой, что фаланги белели. Потом он утешал себя мыслью, что Флора вот-вот появится, и ослаблял хватку. Насидевшись вдоволь, молодой человек в нетерпении вскочил и пару раз обежал большую комнату, слепо натыкаясь на столы и стулья, которых в номере оказалось вдруг не меньше сотни.
Затем, еще не зная плана будущих действий, решительными шагами направился к двери.
Но как только он открыл ее, в прихожую, мимо него, вскользнула Флора - как если бы она только и ждала, чтобы дверь отворилась.
- Уф-ф! - выдохнула девушка и скороговоркой сообщила: - Просто ужас какой-то! Знал бы ты, какое уму непостижимое количество людей шляется по гостиничным коридорам в три часа ночи! И что им, чудакам, не спится! - При этом она опустила на пол небольшой полотняный сак. - Ну, Бог миловал, добралась. И вроде никто не заметил.
Флора подняла на слегка ошарашенного Адама смеющиеся глаза.
- Не будь я такой доброй, - сказала она, - я бы тебя заставила разработать стратегию моего исчезновения и попадания в твоей номер!
Её глаза смотрели тепло и радостно: ей припомнилось, как он по утрам, крадучись, уходил от нее, спящей. Как давно это было! Полторы вечности назад!
- Ну, похоже, ты сама отлично справилась, - с мягкой улыбкой произнес Адам, беря с пола ее полотняный сак, а из рук - предметы для верховой езды.
- Просто мне очень повезло, хотя задачка была не из легких, - капризно пожаловалась Флора. - Кстати, вернувшись от Фисков, мы с папой встретили в холле Джеймса.
- Да, он уехал в становище.
- Ха! Но ты не знаешь, что и я уехала с ним! Он у тебя молодец - мигом сообразил что к чему. Как только я услышала, что он покидает город, меня вдруг осенило. И я с ходу заявила, что еду с ним, потому что мне интересно побывать в лагере горных Воронов. Отец принял все это за чистую монету и не возражал. Договорились, что мы с папой воссоединимся в поселке Четырех Вождей через несколько дней. Джеймс поднялся в наш номер и подождал, покуда я соберу вещи. Умница Джеймс! Он так мил со мной!
- Главное, чтобы он не переборщил с "милостью", - буркнул Адам.
Фиалковые глаза Флоры шаловливо сверкнули.
- Эге! Да ты никак ревнуешь? Люблю, когда ты так вот сердишься.
- Была бы охота ревновать! Не обольщайся.
- Ах, ты так? В таком случае, я еще успею догнать милейшего Джеймса. - В глазах девушки прыгали чертики.
Адам небрежно швырнул на пол все вещи, шагнул к Флоре и порывисто обнял ее. Не век же им топтаться в прихожей!
Держа Флору в своих объятиях, он по инерции бросил:
- Если хочешь, беги за ним.
- А если не хочу? Что мне будет, если я останусь здесь? Стоило ли мне претерпевать такие трудности, чтобы пробраться к тебе?
- Будет хорошо - гарантирую.
- Не слишком ли вы самоуверенны, милорд?
- С тех пор, как я уехал с ранчо, я только о тебе и думал… А сейчас я ждал тебя, - тут он метнул взгляд на часы, - я ждал тебя, ерзая в кресле, час и семнадцать минут.
- Ты провел время так бездарно? Только ерзал в кресле - и ничего больше? - рассмеялась девушка.
- Нет, я ерзал со смыслом, - сказал Адам с понимающей улыбкой. Для обоих этот полунелепый обмен репликами был полон чувственных обертонов.
- Ты бывал так великолепен в своих жарких импровизациях, - шепнула Флора, горячо дыша ему в подбородок. - Я вся дрожу при мысли, как хорош ты будешь во время тщательно спланированной встречи.
- Тщательности тут не ахти сколько! - воскликнул Адам, наклоняясь и с ласковой шутливостью целуя ей кончик носа. - Это, считай, опять встреча на ходу - каких-то жалких сорок восемь часов!
- Целых сорок восемь часов! - упоенным шепотом возразила девушка. - Благословение Божье! Ты разве забыл, что прежде нам не доводилось проводить вместе больше одной ночи подряд - да и то все эти ночи были обрезаны по краям. Господи, какое счастье, что я проиграла свою дополнительную ставку!
- Для меня это тоже великое счастье, - сказал Адам, обжигая ее страстным взглядом. - А теперь - к черту твою одежду. Она не надобна для той верховой езды, которой ты здесь займешься.
Он подхватил девушку на руки и понес в спальню. Там усадил возлюбленную на край постели и принялся дрожащими руками расстегивать пуговки ее блузки, заправленной в амазонку. На третьей пуговице внезапно брызнула в глаза голая плоть - под шелком ничего не было.
- И Джеймс видел тебя в таком виде! - укорил Адам. - На тебе же нет ни корсета, ни нижней сорочки!
- Не будь ханжой, - поспешно сказала Флора, видя что он готов вот-вот нахмуриться. - Извини меня, но я так спешила! После бала я Бог весть сколько времени снимала свои вечерние доспехи: нижние юбки, шнуровка и все прочее - рехнуться можно! Ты же сам понимаешь, без служанки это целое приключение! Поэтому у меня не хватило сил возиться с одеванием: я набросила на себя только самое необходимое…
- Он небось видел торчащие соски под тонкой тканью блузки!
Адам натянул шелк - и действительно набухшие соски выдавались вперед самым неприличным образом.
- Я не хотела дразнить его или нарушать приличия, - вздохнула Флора. Ей было так приятно это его баловство с шелком. От сосков по всему телу расходились сладостные мурашки. - К тому же ночь, света мало, никто и не заметил мою маленькую шалость…
- Возможно, возможно, - тихо бормотал Адам, продолжая расстегивать блузку. - А теперь оставайся здесь. - Он слегка надавил руками на ее голые плечи, как бы подчеркивая свой приказ. - А когда я сяду вот там, - сказал он, кивая головой в сторону окна, - иди ко мне.
Молодой человек снял руки с ее плеч, пересек комнату и опустился в кресло у окна, критически щурясь на ее фигуру.
С расстегнутой на груди блузкой Флора продолжала сидеть на краю кровати - ноги не касаются пола, руки разбросаны у бедер, а в голове сущий сумбур: она не знала, как реагировать на команды Адама. Охваченная вожделением, девушка всегда терялась, когда он становился властным: начинало тянуть в разные стороны - плоть звала к утехам, а разум закипал от сознания, что ее используют как вещь. Щеки у нее горели, во рту пересохло, во всем теле была истома давно лелеемого желания.