Адам спрыгнул на тротуар, подсадил Флору в экипаж и сел напротив.
- Не хотела будить Сару, - пояснила она. - Если коляска подъехала бы к дому, стук копыт и колес могбы разбудить ее. А она по утрам любит понежиться в постели.
- Вот почему ты в такой ранний час сидела на ступеньках, как безутешная сиротка, - шутливо сказал Адам. - Очаровательная прелестная сиротка.
И, презирая условности, рискуя поднять волну сплетен, он вдруг подхватил Флору и усадил к себе на колени.
Но она и не подумала конфузиться или сопротивляться, только счастливо рассмеялась.
- Поцелуй меня, - приказал Адам, лукаво щурясь.
- Нас выгонят из города, дорогой! - воскликнула девушка, с деланным испугом оглядываясь по сторонам. - Нельзя вести себя так вызывающе в открытой коляске!
- Ах, ты скромница! - рассмеялся Адам и на мгновение приник губами к ее губам. Даже в своем нынешнем приподнятом бесшабашном настроении он помнил, что до конца забываться не стоит. Настоящий публичный поцелуй может вызвать скандал, а скандал ему ни при каких обстоятельствах не нужен. - Пусть выгоняют! Все равно я долго в Саратоге не задержусь. Еду вместе с тобой.
- Ах, как здорово! Когда?
- Через день-два я покончу со всеми делами - и можем ехать.
- Замечательно! Божественно!
- Погоди, это только начало. Я нынче решил радовать тебя на каждом шагу, - сказал Адам, посмеиваясь. - Сейчас в программе восхитительная форель у Джорджа. Уверен, ты язык проглотишь.
Когда-то Джордж Грам зарабатывал себе на хлеб проводником в горах Адирондака. Там, на привалах, впервые попробовал стряпать для нанимателей. И как-то незаметно вошел во вкус поварского дела, собирая рецепты и учась у тех из своих клиентов, кто хоть немного разбирался в поварском искусстве. Затем работал поваром в гостинице золовки. Мало-помалу слава его росла и кончилось тем, что он открыл свой ресторанчик на берегу озера Саратога.
Потомок мулата и индианки, Грам устроился по-мусульмански: имел пять невенчаных краснокожих жен. На этом его сходство с восточным пашой кончалось. Своих жен он не запирал в гареме, а бесстыже эксплуатировал: они работали у него официантками, что значительно снижало расходы по содержанию заведения. Невзирая на астрономические цены, летом от посетителей отбоя не было - все гурманы норовили отведать стряпни талантливого в своем деле Джорджа Грама… ну и, конечно, поглядеть на его жен и поахать насчет того, как удачливый ресторатор дерзко попирает все нормы морали.
Флору и Адама приветствовали на пороге все пять жен Джорджа - во главе с приветливо улыбающимся супругом.
- Расхвалил Флоре вашу бесподобную форель, - сказал Адам. - Она горит желанием отведать. Спасибо, что пошли мне навстречу и открылись в столь ранний час. В Саратоге так трудно найти место, где можно побыть в уединении…
Еще шире расплываясь в любезнейшей улыбке, богатый и независимый ресторатор с нагловатой фамильярностью заметил:
- Все зависит от того, сколько уединения вы желаете.
Очевидно, он не привык церемониться с подружками своих клиентов, потому что его следующая реплика несколько шокировала Флору.
- Ваша вторая жена? - спросил Джордж, поведя бровью в ее сторону.
Адам не вспылил, принял это как шутку и рассмеялся.
- Мы пришли сюда как раз для того, чтобы обсудить вопрос, пойдет ли она за меня замуж. Мы сядем за столик на террасе, прямо у воды, чтобы дама могла выкинуть меня в озеро, если очень рассердится. А впрочем, если вы поторопитесь и быстренько принесете что-нибудь вкусненькое, она, не исключено, сменит гнев на милость.
- Могу дать пару-тройку советов касательно того, как ладить сразу с несколькими женами.
- Ах, Джордж, куда мне до тебя. Я и с одной-то едва справляюсь! На двух дипломатии не хватит. А при трех я бы на пятый день застрелился… Принеси нам, пожалуйста, шампанского. Я понимаю, что еще рано, но у нас сегодня особенный день - мы празднуем большое событие.
Адам подхватил Флору под руку и повел на террасу. Когда молодые люди оказались одни за маленьким столиком с белоснежной скатертью, им целую минуту не хотелось ни о чем разговаривать. Они просто смотрели друг на друга и улыбались. Было так замечательно, словно они двое во всей вселенной, а вселенная так прекрасна, так тепла и уютна…
- Извини Джорджа, - наконец сказал Адам. - Он не хам. Мы давние друзья, и он позволил себе немного пошутить.
- Конечно, я прощаю. Сегодня день всепрощения. Я неслыханно, невероятно счастлива.
- Я уже дал Джеймсу телеграмму с просьбой начать хлопоты касательно бракоразводного процесса. И мне нужно будет непременно встретиться с твоим отцом, когда я вернусь в Монтану. Поэтому тебе непременно надо ехать со мной.
Адам говорил спокойным тоном, но было заметно, что он сильно волнуется и каждая фраза этого монолога далась ему с огромным трудом.
- Ты меня любишь? - спросила Флора.
- Должно быть, - ответил молодой человек и тут же поправился: - Да, люблю. - Затем он издал легкий вздох и добавил с искренним простодушием: - Я не уверен насчет любви потому, что я никогда по-настоящему не любил. Но могу сказать точно: я безумно скучал по тебе, когда мы расстались. И сейчас я хочу жениться на тебе, чтобы больше никогда не разлучаться. Для этого надо хорошенько повертеться: аннулировать брак в Ватикане непросто, понадобятся деньги. Изольда и ее семья - я их аппетиты знаю! - три шкуры с меня сдерут, прежде чем отпустят на волю. Они своего не упустят, выжмут все, что смогут. Эта многомесячная борьба, скажу честно, меня пугает. И все муки, которые я претерпел в браке, тоже тяготеют надо мной. Если бы не эти две вещи, я был бы куда смелее и намного увереннее говорил бы о своей любви… Порой я ломаю голову: чем ты меня взяла и почему я как воск в твоих руках?
- Я тоже понятия не имею. - весело сказала Флора.
Он криво улыбнулся.
- Тебе смешно… А по-моему, это вносит нездоровый элемент мистики в наши отношения.
Девушка насмешливо тряхнула кудряшками и беззаботно отозвалась:
- Хоть убей, я бы не смогла точно сформулировать за что и почему я тебя люблю. Но теперь я знаю, что такое любовь. Это… это все вместе. Никаких причин не нужно. Я люблю тебя, потому что ты есть. Это всему причина - и конец всех причин.
- Да, когда ты со мной, я тоже ощущаю ничтожество всех рассудочных рассуждений, - сказал Адам. До сих пор его жизнь имела куда более жесткие ограничения, чем жизнь Флоры. У него была семья и долг перед семьей, то есть, прежде всего, обязанность ничем не омрачать жизнь Люси и обеспечивать ей счастливое существование - хотя бы и за счет собственных страданий с такой супругой, как Изольда. Вдобавок Адам был тесно связан со своим племенем и постоянно стоял на страже его интересов против алчности и злобы белых пришельцев.
Все это вместе приучило его, кутилу и бабника, жить с оглядкой, не заходить слишком далеко в своих кутежах и любовных приключениях - словом, при всей своей страстности и диком темпераменте граф де Шастеллюкс к середине жизни вырос в человека рассудочного и рассудительного.
- Тому, что я хочу связать себя с тобой, есть еще одна причина, нехорошая, - сказал он после паузы, как бы решив быть честным и открытым до конца. - Я тебя страшно ревную.
- И я тебя, - так же серьезно ответила Флора. - Изольду, скажем, я никогда не встречала, но заочно ненавижу ее - потому что она провела с тобой так много времени. Ну и всех остальных женщин я бы поубивала!
- Что до Изольды, то к ней ревновать нет резона. Я никогда к ней не прикасался после того, как… - Адам осекся, словно определяя границы своей откровенности. - Словом, после свадьбы, - сказал он, чтобы не вдаваться в подробности. - А по поводу остальных женщин… с ними покончено. Мой абсурдный брак, со всей сопутствующей мерзостью распутства, слишком затянулся - и пора закрыть эту страницу моей жизни.
- Дай Бог, чтобы у тебя все получилось.
- Вообще-то тот, кто по-настоящему щедр, всегда в итоге добивается от Ватикана аннулирования брака. Но Изольда подлая, а ее родственники - люди влиятельные. Так что развод рискует превратить-ся в многолетнюю нервотрепку, и в эту бездну придется ухнуть по меньшей мере половину моего состояния.
- Послушай, - сказала Флора, - совсем не обязательно жениться на мне. Я понимаю, как сложно тебе развестись, как это обескровит тебя и подорвет твою жизнь даже в материальном отношении… Поверь, я буду рада одному тому, что ты любишь меня, что я могу быть с тобой, держать вот так за руку…
- Нет, это хорошо, но этого мало, - возразил он. - Я хочу быть твоим мужем… И я хочу иметь еще детей… если ты не против.
У него даже слегка голова закружилась. Казалось полным безумием, что он произносит эти слова. Адам бы меньше удивился, если бы вдруг с его губ слетели фразы на неведомом китайском языке.
Флора разом потухла. Она была так счастлива, так окрылена, что начисто забыла об этом страшной "мелочи" - она не может иметь детей.
Девушка внезапно убрала руки под стол и больно стиснула их у себя на коленях.
- Не торопись с обещаниями, - сказала она, - ты должен все взвесить, и очень серьезно. Быть может, ты еще передумаешь жениться на мне…
- С какой стати? - возмутился Адам, пытливо прищурившись. Он заметил, что она ни с того ни с сего переменилась в лице.
Флора молчала. Наконец решившись, она как головой в омут кинулась.
- Потому что… - подавленным голосом прошептала девушка, - потому что у меня не может быть детей.
Ни один мускул его лица не дрогнул. Только секундная вспышка во вдруг остановившихся глазах Адама дала понять, что он поражен этой новостью.
- Плевать! Это не имеет никакого значения. Я говорю от сердца, а не успокаиваю тебя.
- Я бы хотела иметь от тебя детей, - промолвила Флора, и слезы покатилась из ее глаз. Она выхватила из-под манжеты платочек и вытерла их.
Он схватил ее руки и, нежно гладя их, стал успокаивать возлюбленную.
- Ну, будет, будет… Я же сказал: мне все равно. Мне нужна ты.
Как Флора ни крепилась, она снова расплакалась. Затем она скороговоркой рассказала о своей египетской болезни, о своих нерегулярных месячных, о том, что десяток знаменитых докторов признали ее бесплодной после перенесенной тяжелой лихорадки.
- Я нисколько не огорчалась по этому поводу… до сегодняшнего дня, - закончила девушка с новым, особенно безутешным всхлипом.
- Пожалуйста, биа, не надо плакать, умоляю, - повторял и повторял Адам. - Я люблю тебя. И всегда буду любить. Я влюбился в тебя уже в тот шальной вечер в доме судьи Паркмена.
Впервые он признавался женщине в любви. Впервые он давал обещания на будущее. Лишь теперь Адам сознавал то, какое мощное впечатление произвела на него Флора уже во время их первой встречи в Виргинии. И это впечатление с месяцами только крепло, укоренялось. И вот он жить без нее не может. Сейчас, произнеся столько слов любви и повторяя их снова и снова, он до некоторой степени упивался новыми ощущениями: так приятно произносить вслух эти никогда прежде не бывшие в употреблении слова.
- Возможно, ты раскаешься в своей сегодняшней горячности, - сказала Флора. - Однажды тебе захочется еще детей, и ты горько пожалеешь, что когда говорил "плевать".
- У нас есть Люси, - твердо возразил Адам. - А она такое сокровище, которого хватит на двоих. И она способна заменить собой целую дюжину детишек.
- Да, она любит меня, - печально согласилась Флора.
- Люси обожает тебя. Я обожаю тебя. Поэтому вытри последние слезки и успокойся, любимая. У нас сегодня праздник. Пусть ничто его не омрачает. Давай пофантазируем, сможем ли мы выиграть на скачках столько денег, чтобы хватило и жадным прелатам, и Изольде, и ее родичам, и ее адвокатам.
- Тебе бы все шутить, - сказала Флора, капризно хлюпая носом. - А мне грустно, очень грустно.
- Прекрати! Итак, десять тысяч толстопузым ватиканцам… нет, меньше двадцати они не возьмут. Значит, двадцать. Еще двадцать Изольде. Еще двадцать "обесчещенным" родичам.
- Спустись с небес, - удрученно перебила его Флора. - Один монсиньор возьмет больше двадцати тысяч за то, чтобы только прочитать твое прошение! А чтобы Изольда удовольствовалась двадцатью тысячами? Трудно поверить! Она вращается в таких кругах, где это разовая ставка на карточном столе, цена двух рысаков или пяти-шести платьев от Ворта. Ты пробыл в Монтане слишком долго и забыл европейский великосветский масштаб цен.
- Да, верно, - мрачно согласился Адам. Он просто не хотел всерьез задумываться над реальными расходами в связи с разводом. Это могло сильно подпортить праздничное настроение. - А по-твоему, каков будет порядок цифр?
- Негодяй! - возмущенно сказала Флора. Слезы ее высохли, мысли пошли в новом направлении. Словом, она попалась на его уловку.
- Ага, ты заинтригована, твоя головка занялась цифрами. Этого я и добивался. Ну, давай посчитаем вместе.
При подготовке экспедиций и во время путешествий Флора вела бухгалтерию отца. У нее был вкус к цифрам. Поэтому она разбиралась в ценах, накладных расходах, а жизнь в лондонском высшем свете познакомила с размахом денежных трат сливок аристократического общества, к которому принадлежала и Изольда. Словом, Флора могла быть хорошим советчиком и консультантом в денежной сфере. Но сейчас ее возмутило то, как ловко Адам переменил главную тему разговора.
- Мне не нравится, когда мной вертят как хотят, - заявила девушка несколько обиженно. - Я не кукла на веревочках!
- Ладно, оставим счеты-расчеты, - примирительно сказал Адам. Он привык к внезапным капризам Люси и умел проявлять терпение в подобных случаях.
- Думаешь, перехитрил меня, да?
Она стала агрессивной, но цели своей он добился: грусть ушла из ее глаз.
- Давай больше не будем ссориться из-за пустяков. Нам нужно обсудить серьезные вещи. А Изольду мы уже, считай, победили. Ведь в тот самый первый вечер, когда мы обменивались нашими сибирскими впечатлениями, я точно знал, что не притронусь к женщине ни в ту ночь, ни в обозримом будущем.
- И я принудила тебя изменить твое столь решительное намерение.
- Да, биа, ты нашла средства переубедить меня, - улыбнулся Адам. - Знаешь, я даже подумывал купить у судьи то ландо - вызолотить его дверцы и не использовать, а поставить его в моем каретном сарае - что-то вроде сувенира.
- О, да ты способен на сентиментальные воспоминания! - воскликнула Флора. - Мне тоже все это очень дорого - все случившееся с нами…
- Итак, моя очаровательная соблазнительница, мы вроде бы пришли к соглашению? - ласково спросил Адам. - Мы поженимся, как только будет аннулирован мой злополучный брак. В ближайшие пятнадцать минут после получения этого замечательного известия. Нарочно поселю в доме священника, чтоб он мог обвенчать нас в любой час дня и ночи.
- Согласна, - сияя счастьем, объявила Флора. - Папа тоже будет в полнейшем восторге. Он едва ли не силком запихнул меня в поезд, идущий в Саратогу. Теперь я готова пофилософствовать насчет твоих расходов. Думается, ватиканцы слупят с тебя тысяч пятьдесят. Две сотни потребует Изольда, и еще одну сотню заглотнут ее родичи. Могу поспорить на любые деньги, что я угадала сумму с точностью плюс-минус десять тысяч.
- Ну ты махнула! - со вздохом сказал Адам. - Надеюсь, что ты ошибаешься, и уповаю на Джеймса. Он будет моим поверенным в этом деле, а кузен умеет бороться за каждый доллар. Я бы исчислял так: сорок тысяч церковникам, Изольде вполовину меньше, чем ты предположила. Джеймс ее люто ненавидит и будет биться против нее как лев - помимо прочих обид, она при первом знакомстве приняла его за слугу.
- Да, можно свести потери к такой сумме, если измотать противника, - сказала Флора, - но помни, что ты хочешь провернуть дело побыстрее. А, следовательно, мои расчеты ближе к истине.
- Да плевать на расходы! Главное, что в итоге я получу тебя! - воскликнул Адам, наслаждаясь звуком своих слов: он опять и опять радовался возможности открыто говорить о любви, не зажиматься, не осторожничать. - Изольда выпала из моей жизни, а теперь я хочу вычеркнуть ее решительно и навсегда. И за ценой не постою.
- Я так счастлива, что повстречала тебя тем вечером у судьи Паркмена, - весело заявила Флора. - Именно в такой переломный момент твоей жизни.
- Обещаю тебе быть хорошим и верным и трудиться до конца дней своих, дабы ты всегда была довольна и счастлива рядом со мной, - торжественно изрек Адам.
- После локти будете кусать, что таких клятв надавали, - нахально встрял подошедший к столику Джордж Грам. За ним следовали гуськом пять его жен с подносами. - Сперва отведайте мою форель - весьма способствует амурным разговорам.
Адам рассмеялся и пригласил хозяина по-свойски присоединиться к ним. Тот охотно согласился, и они позавтракали втроем, любуясь зелеными берегами озера, почти безлюдными в этот час. Форель с картофелем оказалась великолепной. За ней последовали фрукты и шампанское.
Завтрак прошел весело. Прекраснейшее утро в прекраснейшем из миров. Вкусная еда, умный разговор с приятными собеседниками, твердая уверенность в будущем… Все было изумительно, лучше и не пожелаешь. Флора была на седьмом небе.
А по возвращении в город они заглянули к Тиффани. Флора приглядела себе небольшую жемчужную брошь с несколькими изумрудами, которая в точности воспроизводила брошь с одного из рафаэлевских портретов.
Адам настоял на том, чтобы купить ей кольцо.
- Наше обручальное, - шепнул он ей. Девушка испуганно покосилась на клерка: не дай Бог услышит!
- Тс-с! - сказала она Адаму. - Сару удар хватит, если она прочтет о нас с тобой в "Геральд" в колонке сплетен!
Она была права: Джеймс Гордон Беннет, которому принадлежала "Нью-Йорк геральд", обожал публиковать клубничку касательно саратогских курортных романов. Что ни день, то в колонке сплетен трепались новые имена.
- Тогда колечко под пару броши, с изумрудом. Такой подарок никого не шокирует.
Адам самолично выбрал кольцо - с самым крупным изумрудом - и надел его Флоре на палец. Затем поцеловал ей руку и сказал клерку: "Мы берем".
Клерки никак не реагировали на покупку. Они знали графа де Шастеллюкса, знали и то, что он женат. Если он дарит какой-то чрезвычайно хорошенькой особе кольцо за тридцать тысяч долларов - это их не касается. У богатых свои причуды.
Однако один из них, бывший агентом владельца "Нью-Йорк геральд", исправно доложил об этой покупке своему тайному хозяину - и "честно" заработал двадцать долларов.
Люси была в восторге и от броши, и от кольца, хотя больше всего ей понравился подарок отца, купленный там же у Тиффани: золотой механический попугай с изумрудными глазками, который умел открывать клюв. Флора, Адам и Люси отправились на пикник, и девушка в итоге вернулась в дом тетушки только к вечеру.
Миссис Гиббон осмотрела брошь и кольцо и одобрительно почмокала губами.
- Адам называет это обручальным кольцом, - зардевшись, сказала Флора. - При данных обстоятельствах это звучит как шутка.
- Если это и шутка, то очень даже приятная. Приятно, когда мужчина шутит вот так - тысяч на двадцать.
- На тридцать, - поправила ее Флора.
- Ну и как долго вы намерены пребывать помолвленными? - без обиняков спросила как всегда прямолинейная миссис Гиббон.
- Пока его брак не будет аннулирован Папой Римским.
- Долгая песня.
- Согласна. Пока что мы возвращаемся в Монтану.