Неужели это я? - Уинифред Леннокс 14 стр.


Глава семнадцатая

Утешение

Филипп вошел в свою холостяцкую берлогу, и на него сразу навалилась тоска. Только что он был на празднике жизни, купался в лучах восходящей славы, и вот опять один, никому не нужный, среди запустения. С грустью он обвел глазами комнату. Сколько времени он забегал сюда, только чтобы переодеться, переждать, изредка переночевать, и вот когда-то обжитое, уютное пристанище, где ему так хорошо работалось, превратилось в чужое, враждебное.

Бросив сумку на пол, Филипп печально сидел посреди комнаты. Санди предала его, и от одного этого хотелось напиться. Обидно, что Марго сейчас где-то веселится. Он взглянул на часы: третий час. Может, уже и дома?

Он набрал номер и с радостью услышал ее голос. Она явно уже спала. Голос был тихий, и Филиппа обдало теплом: умница, повеселилась немножко, и домой, в кроватку, сладко-пресладко спать.

- Прости, если разбудил, солнышко. Но мне так плохо! Если можно, я к тебе приеду. Я со всеми разругался, а одному быть невмоготу.

- Конечно, приезжай. Я тебе всегда рада, - пробормотала сонная Марго, и Филипп возликовал: вот кто по-настоящему его любит!

- Еду!

Марго, повесив трубку, нежно затеребила спавшего рядом Андрэ.

- Слушай! Чрезвычайное происшествие! С минуты на минуту приедет один мой приятель, будет ночевать.

- И что? - пробормотал Андрэ. - Диванчик в гостиной его не устроит?

- Нет, ему нужна компания, у него бессонница, он, видишь ли, писатель.

- Да ты что, Марго! Какая я писателю компания? Я спать хочу. - Он повернулся на другой бок и собрался заснуть.

- Не спи! - снова стала теребить его Марго. - Срочно думай, где будешь досыпать. Я, я его компания, понимаешь?!

- Как это - где досыпать? Ты же знаешь, у меня Виктор с девушкой. Мы же заранее с тобой договорились. Я и так полночи в баре просидел из-за того, что тебе вздумалось явиться с каким-то старикашкой!

- Сам ты старикашка! Меня провожал сам Треньян! Великий Треньян, ясно? Звезда первой величины. Вот увидишь, какая на этой неделе будет обо мне пресса. А Филипп восходящая звезда.

- Филипп - это твой писатель?

- Да, Филипп - это мой писатель, - с гордостью подтвердила Марго.

- И по какому случаю у нас сегодня ночью такой звездопад?

- Премьерный показ у меня сегодня! Ясно тебе? Пре-мьер-ный! А ты, - Марго невольно хихикнула, - ты бы, если б мог, тоже переспал ради хорошей роли с режиссером.

- Ну и шуточки у тебя! Скажешь тоже... - Андрэ наконец окончательно проснулся и сердито смотрел на подружку.

- Думаю, тебе все-таки придется переночевать в гостинице.

- Ты же знаешь, у меня ни су. Стал бы я иначе к тебе напрашиваться!

- Сейчас я поищу, погоди. А ты пока одевайся побыстрее и выматывайся.

- Он что, ревнивый, твой писатель? - Андрэ стал лениво выуживать джинсы, которые валялись где-то возле кровати, попутно соображая, куда задевал рубашку.

- Не в этом дело. Он травмированный. С женой разводится, ему женская ласка нужна. А если он тебя увидит, у него будет лишняя травма.

- Ясно, - вздохнув, Андрэ подцепил наконец джинсы. - Честное слово, с тобой не соскучишься. Ну куда я потащусь в три часа ночи?

- Деньги у Виктора потом возьмешь и мне отдашь, - говорила Марго, роясь в сумке, - я не обязана нанимать ему номера в гостинице.

- С Виктором я как-нибудь сам разберусь. И деньги тебе отдам. Только дай и на такси тоже, не пешком же я отсюда пойду.

- Фу-у, - Марго присела на кровать, обмахиваясь сумкой. - Знаешь, у меня, оказывается, тоже в кошельке пусто.

- И что теперь делать? Да положи ты меня в гостиной, скажешь, родственник из провинции приехал, от гостиниц шарахается как от чумы!

- А завтра мы все втроем на репетицию отправимся, да? Я просила Филиппа посмотреть мою новую работу. У него глаз - алмаз. В общем, придется попросить у него денег тебе на гостиницу.

- Ну попробуй, если получится.

- Попробую. Только ты меня жди в подъезде. Я к тебе выйду.

- А если нет? Я так и буду там торчать?

- Ну и что? Потерпишь часа три, утром пойдешь в театр, там в гримерной и доспишь.

- Благодарю покорно, мне и здесь хорошо. - Андрэ отшвырнул джинсы и завалился обратно в кровать. - Нечего тебе спать со всеми подряд, ты же не шлюха какая-нибудь!

- Ты прав. Ладно, спи, - великодушно разрешила Марго. - Филиппу и впрямь у меня в спальне делать нечего. Пусть сегодня в гостиной поспит, а там видно будет. Прости, что разбудила.

- Ничего.

Ровно через минуту Андрэ уже спал сном праведника.

Когда раздался звонок, Марго прикрыла поплотнее дверь спальни и пошла открывать.

Филипп подхватил ее, прижал к себе, он был в восторге, что наконец-то все его мытарства кончились.

- Отпусти сейчас же! - строго потребовала Марго. - Ты соображаешь, сколько сейчас времени? Давай ложись быстренько! Я тебе постелила в гостиной. И чтоб ни звука! Мне надо выспаться. Ты забыл, что у меня завтра работа? А работа - это святое!

Филипп виновато примолк и, чмокнув Марго в щечку, попросил:

- Не сердись.

Он был благодарен, что Марго не бросила его в трудную минуту.

Марго чмокнула его в ответ и исчезла за дверью спальни.

Но и на чужом диване, в чужой гостиной Филиппу было неуютно, он стал думать о Санди, о ее двойной жизни. В голове у него закрутилась презабавнейшая сцена из жизни коварной двуличной женщины. Улыбаясь, Филипп наконец заснул.

Проснулся он, судя по тому, как было светло в комнате, довольно поздно и не сразу понял, где находится. Потом сообразил - у Марго. Вспомнил, что вчера устроил Санди скандал, и они расстались навсегда. И ему стало грустно. Все-таки он привык к ней. Потом вспомнил забавную сцену, которую придумал, и невольно усмехнулся.

В квартире было тихо. Филипп достал из-под подушки часы: четверть первого.

- Марго! - позвал он, ей ведь тоже пора вставать. - Марго!

Никто не отозвался. Что, если она уже ушла на репетицию? Филипп встал, заглянул в кухню - никого. Заглянул в спальню - тоже. Ни малейших признаков жизни. Ни в ванной, ни в туалете - нигде. Даже записочки нет. Ну и дела! И что теперь делать? Дожидаться? Или, оставив записку, отправляться домой?

День был хмурый, нырять в сырость в светлом костюме не хотелось. Ладно, так и быть, дождется Марго. И, раз остался здесь за хозяина, то и будет вести себя соответственно. Филипп принял душ, сварил себе кофе. В голове у него продолжали крутиться забавнейшие реплики, и, присев к столу, он достал свой верный блокнот и принялся набрасывать первую сцену. Диалог получался необыкновенно смешной, Филипп то и дело прыскал. Он так увлекся работой, что не услышал скрипа двери.

Марго с удивлением уставилась на полуголого Филиппа. Чего это он? Летом - понятно, но сейчас дело к зиме идет. Или это он меня дожидается? Вот это терпение! Вот это настойчивость! Охотник в засаде! Ей стало смешно.

Филипп поднял голову и, увидев Марго, улыбнулся.

- Куда пропала? Даже записки не оставила! Сижу здесь как затворник.

- Одевайся, - строго распорядилась Марго, приготовившись потерять еще минут пятнадцать на отражение настойчивых атак, а времени впритык, она и так сколько его потеряла: пошла к подруге за деньгами и заболталась. - Скоро уже вечереть начнет.

Филипп оглядел свой скудный наряд и сконфузился.

- Извини! У меня, понимаешь, костюм светлый, ботинки новые со страшной силой жмут, а у тебя тут тепло. Хочешь послушать, что у меня выходит?

Натягивая брюки, он уже заглядывал одним глазом в блокнот.

- Потом, ладно? - взмолилась Марго. - У нас времени только поесть и бежать. У меня же репетиция! Ты что, забыл?

Филипп торопливо застегивал рубашку, но ему было жаль, что нужно отрываться от работы. Его уже тянуло домой, к письменному столу, к подружке-старушке. И какие у него там удобные тапочки!

Дорогой и в кафе Марго подробно пересказывала пьесу и все, что требует от нее режиссер, сетовала на проблемы с ролью. Филипп внимательно слушал, старался вникнуть. Потом, сидя в темном зале, смотрел на сцену и мысленно прикидывал, как зазвучат с нее его диалоги.

Марго в новой пьесе ему не понравилась, и Филипп прямо сказал ей об этом, когда они снова вернулись в ее квартирку после репетиции. Но виновата была, по его мнению, не столько Марго, сколько пьеса - вялая, худосочная, ей там и играть нечего, с ее-то темпераментом!

- Вот у меня будет пьеса! - похвастался он.

И принялся читать. Марго от души хохотала.

Казалось, будто Филипп просто подглядел вчерашнюю ситуацию, только у героини был совсем другой характер, чем у Марго. Очень любопытный. Марго бы с ним справилась. И вообще, всю сцену они бы с Андрэ сыграли за милую душу.

Чем громче смеялась Марго, тем больше вдохновлялся Филипп. Он уже импровизировал и чувствовал, что все это тоже нужно записать.

- Ну как, будешь играть? - спросил он, наконец иссякнув.

- Спрашиваешь! Конечно, буду! Ты гений! - И она принялась его тормошить, осыпая короткими торопливыми поцелуями.

Эти шаловливые поцелуи мгновенно раззадорили Филиппа, он принялся ловить Марго, та уворачивалась, и оба со смехом носились по квартире, пока наконец Филипп не завладел-таки своей добычей.

Марго в который раз убедилась, что Андрэ как любовник куда лучше, зато с Филиппом веселее.

- Недельки полторы я поработаю, - потягиваясь, говорил Филипп, - а потом почитаю. Это все пока наброски. Не обидишься, если буду работать у себя? А ты приезжай ко мне в гости.

- Ты всерьез, что ли, с женой развелся? - полюбопытствовала Маргарита.

- Всерьез, - кивнул Филипп. Ему хотелось, чтобы Марго оценила, на какие жертвы он идет ради нее, сколько женщин за него держится! - Я же обещал тебе, что ты никогда в жизни ее больше не увидишь, так и будет, - веско добавил Филипп, слегка выпятив подбородок, чтобы придать своим словам еще больше значимости.

- А когда ты напишешь свою пьесу? - спросила Марго. - К следующему сезону?

Филипп задумался, стал прикидывать.

- Знаешь, если хорошо пойдет, то, может, к весне и закончу.

- А мадемуазель Тампл позвони заранее, чтобы она подыскала нам режиссера. Надеюсь, с ней ты не поссорился?

Филипп неопределенно хмыкнул.

- Если поссорился, немедленно помирись, - энергично распорядилась Марго, - ты же знаешь, что я ей симпатизирую. А мы с Андрэ... Ты видел Андрэ сегодня, как он тебе?

- Отличный парень, - одобрил Филипп.

- И я так думаю. Так вот, мы с Андрэ ее бы сыграли. Представляешь? Прийти в театр со своей пьесой, здорово, а? Только свяжись заранее с мадемуазель Тампл.

Филипп задумался: стоит ли привлекать Санди? Она мигом догадается, что пьеса о ней - двойная жизнь, цинизм, коварство. Может обидеться, подстроить Марго какую-нибудь каверзу. С другой стороны, если возьмется, то никто лучше нее не подберет режиссера. Так что стоит рискнуть.

- Да, наверное, позвоню заранее, - наконец согласился Филипп. - Может, даже через недельку и позвоню. Прощупаю почву.

Утром Марго ушла на очередную репетицию, а Филипп отправился к себе. Посреди комнаты по-прежнему валялась сумка, по-прежнему вокруг был порядок, а на столе пуховым покрывалом лежала пыль, но ничего похожего на тоску он не почувствовал. Наоборот, с наслаждением избавился от надоевшего костюма, надел просторную домашнюю рубашку, свои замечательные тапочки, наварил целый кофейник ароматного крепчайшего кофе и поставил его рядом с пачкой сигарет на стол, который столько времени простоял сиротой. Бережно вытерев пыль со старушки-подружки, Филипп обмахнул бумаги, книги и, задымив "голуазом",

принялся торопливо стучать, поглядывая в окно, где так же торопливо стучал осенний дождь. Ему было хорошо, уютно. Ему работалось.

- Надо будет позвонить, Санди, - бормотал он, - непременно позвонить.

Глава восемнадцатая

Выставка

Дни Санди были похожи на пестрые осенние листья. Или на рубище из всевозможных заплат, кому какое сравнение больше нравится, улыбалась она про себя. Телефонные звонки, встречи, посетители, а она иголка, сшивающая чужие судьбы. Вот и на судьбе Филиппа сделала несколько стежков. Если он опомнится, бросит валять дурака, то наверняка напишет еще много интересного.

Невольно Санди частенько вспоминала о нем. Как он там? По-прежнему суетится? Она не хотела его обижать, а он все-таки обиделся. И, по своему обыкновению, хотел обидеть и ее, но не получилось. Все к лучшему. Лишь бы работал.

В этот день она торопилась справиться с делами побыстрее и освободиться пораньше. Элен с Сержем пригласили ее на новоселье. Наконец-то Элен сочла, что в ее доме все в порядке, и решила созвать друзей.

Санди купила цветы и милый пустячок для дома, чтобы хорошо жилось на новом месте. Расцеловалась с Элен, с Сержем, одобрила квартиру - светлая, просторная, со старой не сравнить! Хотя, когда жили рядом, виделись чаще.

Вся компания была уже в сборе и обменивалась новостями. Санди с любовью смотрела на оживленную сияющую подругу - Элен похорошела. А какая хозяйка!

- Ты цветешь, - улыбаясь, сказала Санди.

- У меня потрясающая новость! Я жду ребенка!

Санди бросилась обнимать подругу, приговаривая между поцелуями:

- Поздравляю! Какая же ты молодчина!

- Да-а, чуть не забыла! - спохватилась Элен.

- Может, тебе будет интересно? Картина моего кузена Поля будет на выставке.

Лицо Санди стало таким напряженным, что Элен поняла: Поль безнадежно утонул в глубинах памяти и извлечь его оттуда почти невозможно.

- Помнишь, я летом давала тебе рукопись? Депрессия, провинция, помнишь?

Санди закивала: да, да, конечно, помню. Она уже совладала с собой и улыбалась.

- У него, похоже, опять какие-то неприятности. Но какие, понятия не имею. В общем, если любопытно, приходи. Открытие выставки завтра, в половине восьмого, в зале Сен-Мартен.

- Спасибо, Элен.

Что с Полем? Что? Неужели что-то плохое? - стучало у Санди в висках. Недаром все последние дни мне было так больно. Нет, на вернисаж я не пойду, схожу на выставку послезавтра и все пойму по картине. Если Полю плохо, я просто поеду в Валье, вот и все.

По дороге домой Санди не переставала повторять: все хорошо, Поль! Ты слышишь? Я с тобой. Все хорошо. Все очень хорошо!

Весь следующий день Санди старательно отвлекала себя работой: в издательстве добросовестно обсудила двадцать три пункта договора с начинающим автором, отговорила перезрелую примадонну от самоубийства из-за коварства постановщика и отправилась домой.

На следующий день все валилось у нее из рук и, промаявшись в офисе часа три, она побежала на выставку.

Вошла в зал и невольно оробела. Круги, кубы, цветовые пятна замельтешили перед глазами. Санди давно не бывала на выставках и успела забыть, что не любит современной живописи, не любит механистичности, гротеска, нарушенных пропорций - плодов искаженного стрессами сознания. Да и абстракций, пожалуй, тоже. Хотя иногда в них что-то есть. Что-то музыкальное.

И перед каждой картиной, которая ей не нравилась, Санди с невольным испугом думала: а что, если под ней стоит имя Поля Кремера? Что, если с ним действительно плохо? Если у него срыв? Все эти полотна казались ей интересным материалом для психолога. Если Поль тоже пишет такие картины, то его нельзя бросать ни в коем случае. Она будет с ним рядом. Они вместе будут выбираться из липкого тумана безнадежности, закомплексованности, амбиций. Она не отдаст его в лапы неврастении.

Внезапно внимание Санди привлек летящий прямо на нее бык - сгусток страха, отчаяния и злобы. Животной силы и ярости. А перед ним черной черточкой - человек. Невесомая, почти неощутимая, но все-таки преграда, единственно возможная. Вот-вот, именно так она и встанет, именно так. Человек против неистовой силы разрушения. Чем больше вглядывалась Санди в эту картину, тем символичнее она ей казалась. Именно таким ей и виделся двадцатый век, ополчившийся на все человеческие ценности. Именно так и должен выстаивать каждый. Она наклонилась и прочитала: Мишель Пелетье. Имя художника ничего ей не сказало, но картина понравилась. Очень.

Привлекла ее внимание и другая работа. Санди стала вглядываться в живую, мерцающую, перламутрово-молочную пену. И чем пристальнее вглядывалась, тем явственнее различала выступающее из нее лицо - чудесное, одухотворенное, с широко расставленными серыми глазами. Глазами, внутри которых будто мерцали темно-синие лучистые звезды. Все было зыбким в этой картине, она могла быть морем, отражающим закатное небо и какой-то небесный лик, могла быть небом, затянутым закатными облаками, сквозь которые уже проглядывают звезды, и только человеческая фантазия различит в этих звездах глаза. Могла быть портретом. Или отражением портрета.

Несомненно одно: это была стихия, рождающая гармонию, а гармонией было прекрасное, едва уловимое женское лицо.

Санди смотрела - и будто растворялась в этом море, в этом небе. Смотрела - и все более знакомым казалось ей женское лицо. И вдруг невероятная догадка затрепетала в ее голове.

Неужели это я? Неужели? Нет, я, наверное, схожу с ума...

Она наклонилась и прочитала: Поль Кремер.

Санди показалось, что у нее перед глазами вспыхнуло ослепительное солнце, и почему-то от его невероятного сияния стало больно дышать.

- Поль! - невольно воскликнула Санди.

- Что, родная? - услышала она и оглянулась. Поль с виноватым видом стоял у нее за спиной.

- Ты! Ты! - Она не знала, что сказать, волны восторга и гнева бились в ней.

- Пойдем, здесь нам не дадут поговорить. - И он повел ее к выходу, обнимая за плечи.

- Почему ты мне ничего не сказал? Почему о твоей картине я должна узнавать от Элен? - негодовала Санди, как только они уселись на первую же скамейку.

- Я не успел! Понимаешь, я ничего не успел! - Это был крик души. - Я хотел выиграть конкурс, хотел приехать к тебе и сказать: "Фея Мелисанда, в качестве свадебного подарка я дарю вам весь мир!". И мы бы отправились в кругосветное путешествие. И я мог бы его выиграть, потому что, ты же видишь, картину все равно взяли, хоть я нарушил все сроки, хоть я никуда не успел... У меня была бы слава, деньги, я попросил бы твоей руки... А так... Понимаешь, я представлял себе белую яхту...

Санди слушала, и от набежавших слез ее прекрасные серые глаза казались настоящими звездами.

- Поль, очнись, - ласково сказала она, - посмотри, пожалуйста, на меня.

Он послушно умолк и стал смотреть на Санди.

- Слушай меня внимательно, Поль Кремер, художник и чудодей! Я, Мелисанда Тампл, фея, волшебница и ворожея, предлагаю тебе руку, сердце и родную Шотландию в подарок к нашей свадьбе! И только попробуй отказаться!

Поль наклонился и прильнул к ее губам. Потом он поцеловал лоб, глаза, щеки, подбородок, словно проверяя, все ли на месте, и со счастливым вздохом облегчения крепко обнял Санди.

- Кажется, я заработался и замечтался, да? А действительность - она же гораздо лучше! Я очень рад, что конкурс выиграл Мишель. Он отправляется в кругосветное путешествие, так что через две недели моя мастерская будет свободна и я смогу туда переселиться. Дом в Валье я оставил пока Лоле, ей же нужно как-то устроить свою судьбу. Кажется, у нее намечается серьезный роман с моим соседом Гастоном Криде.

- Слава Богу!

- А мне сегодня предложили работу, буду расписывать новый культурный центр в Дефанс, и знаешь, что я придумал...

Сумерки окутывали позолоченный осенью Люксембургский сад, Санди мягко покачивалась на волнах счастья.

- Имей в виду, - сказала она, - ты мне непременно подаришь весь мир. На меньшее я не согласна.

Назад