Глава 29
Три ночи спустя Челси в костюме для верховой езды, с сапогами в руках на цыпочках выскользнула из своей комнаты. Неслышно пройдя через холл и стараясь держаться в тени, она спустилась по черной лестнице. Этим вечером Синджин впервые спустился вниз, чтобы поужинать, и они с Сенекой засиделись допоздна за портвейном. Сквозь открытое окно ее спальни, что была прямо над столовой, доносились звуки разговора. Она не слышала, о чем говорили мужчины, но смех раздавался все чаще и чаще. "Наверняка сегодня он будет крепко спать", - подумала Челси.
Молодой месяц почти не давал света. "Это очень кстати", - подумала Челси. Она надела сапоги и очень осторожно, избегая освещенных мест, добралась до выгона. Здесь она вытащила из-под куста акации уздечку, спрятанную заранее. Без труда преодолела изгородь и подошла к забору, отделяющему четырех кобыл от жеребцов. Теплой весенней ночью лошади предпочитали своим стойбищам луг с нежно-зеленой травой.
Когда Челси подошла ближе, Сафи перестала щипать траву, подняла голову и, как бы здороваясь, издала едва слышное ржание. Челси особенно часто каталась на ней, и молодая кобыла знала ее запах.
Безупречно выученная лошадь даже не шелохнулась, пока Челси вставляла удила и накидывала уздечку. Она вскочила в седло, устроилась поудобней и, будто пытаясь успокоить лошадь, шептала ей:
- Доберусь до Ньюмаркета и отправлю тебя обратно. Это недолго. - Челси тронула поводья и повернула Сафи в сторону забора.
- Ну, моя хорошая, не подведи. Но-о, - скомандовала Челси и пришпорила кобылу.
Почти сразу лошадь перешла в легкий галоп. Завидев забор, она стала набирать скорость. К забору она уже неслась во весь опор и перелетела через него так, как будто у нее выросли крылья.
"Свободна! Свободна! Свободна!" - пронеслось в голове у Челси, как только копыта лошади опять коснулись земли.
- Спасибо тебе, быстроногое создание, - прошептала Челси, припав к спине лошади, - спасибо тебе, спасибо…
Звук ее голоса уже растворился в темноте, когда ночной воздух пронзил резкий свист. Через мгновение ее кобыла уже остановилась. И не успела Челси опомниться, как Сафи уже неслась обратно, взрывая мягкий дерн пастбища. И как ни натягивала Челси поводья, лошадь, закусив удила, мчалась обратно. Без колебаний перескочив через забор, уже через несколько секунд Сафи, радостно пофыркивая, слизывала с ладони Синджина кусок сахара.
- Хасан проводит тебя обратно в дом, - небрежно сказал Синджин, нежно похлопывая лошадь по шее и не обращая на Челси внимания. Рядом с ним стоял грум-араб, готовый помочь ей спуститься на землю.
- А если я не пойду? - Челси была вне себя.
Он просто играл, позволяя ей думать, что она на свободе, прекрасно зная, что в любой момент может вернуть ее обратно.
- У тебя нет выбора, - сказал он, едва взглянув на нее. - Ведь так?
- Я тебе покажу "нет выбора", - воскликнула Челси и взмахнула кнутом.
Синджин отступил на шаг и, правой рукой схватив кнут, без труда выкрутил его из ее руки.
- Снять ее, - резко приказал он Хасану.
- Тебе больше не с кем драться, - усмехнулась Челси, потирая руку, в то время как Хасан с секунду стоял в нерешительности.
- - Я, должно быть, сделал тебе больно, - произнес он, совершенно безучастно и отчужденно протягивая остаток сахара груму. - Отныне ты будешь сидеть взаперти в своей комнате. - И, пристально взглянув на нее, мягко добавил:
- Как непослушный ребенок.
Фраза эта вышла, по его мнению, не совсем удачной, потому как в это время он думал о том, как, однако, она не похожа на ребенка.., какая она женственная. А ощутив ее восхитительный запах, он даже отступил назад, как будто ища поддержки.
Челси же слезла с лошади, исходя из своих собственных соображений. Во-первых, она не хотела быть униженной в глазах Синджина, во-вторых, ей не хотелось смущать ее новых друзей-арабов. Они бы, конечно, сняли ее с лошади, так как их кодекс чести устанавливал определенные привилегии для женщины, но это поставило бы и их и ее в неловкое положение.
Они проводили Челси в комнату торжественно, как на параде.
"Она взаперти, - дошло до Челси, когда за ней захлопнулась тяжелая дверь. - Это что? Ирония судьбы, - размышляла Челси через некоторое время, изредка поглядывая на двух стражников, поставленных под окном, - или дважды жертва мужского превосходства?" Сначала отец, а теперь и муж выбрал ее заключение как форму утверждения своих прав на ее жизнь.
Естественно, что ее отец не был заинтересован ни в ее свободе, ни в свободе Синджина, но это не было оправданием того, что она была, по сути, их собственностью. К черту! Как она устала расплачиваться за свою независимость.
Можно ли ожидать от мужчины хоть каплю понимания? Ведь они вместе могли бы решить все проблемы, связанные с этой женитьбой. К тому же они уже договорились обо всем в общих чертах. Ни он, ни она не хотели этого брака. Ни тот ни другой не хотели жить под одной крышей. О главном они договорились, а уж остальное можно решить по ходу!
У нее ушло не больше минуты, чтобы обдумать, как наверняка привлечь внимание мужа. Только уж не слишком ли это по-детски? Но она тут же отогнала эту мысль и улыбнулась так же загадочно и самодовольно, как еще недавно улыбался ее муж.
Сенека и Синджин едва расположились в библиотеке за рюмочкой коньяку, как ночную тишину нарушил оглушительный грохот. Окно было открыто, и казалось, что грохот идет со всех второй, хотя вскоре источник шума был установлен.
- Женщины, - недовольно проворчал Синджин.
- Ты с ней уже переговорил? - поинтересовался Сенека.
- О чем? О ее родственниках, которые чуть не лишили меня жизни? Зачем? У нее слишком тонкая шея - могу сломать ненароком.
- Сколько ты собираешься ее здесь держать?
- Пока ее родственники не успокоятся.
- Это может и не случиться.
Синджин пожал плечами и допил содержимое своего бокала.
- Как только я буду в состоянии, я прикончу всех этих сволочей.
- - Данкэн был когда-то твоим другом.
- Был. Но узы дружбы рвутся, если их слишком сильно растянуть.
В комнате Челси продолжалось разрушение: слышался звон разбиваемой посуды и треск ломаемого дерева. Все эти звуки эхом отдавались по всему дому.
Мажордом не замедлил придти, чтобы узнать мнение Синджина по этому поводу.
- Завтра все уберите. Она к тому времени остудит свой пыл. Пусть все ложатся спать. Уже ничего не сделаешь.
Хотя сам Синджин пошел наверх после того, как один из арабов, стоявших под окном Челси, подошел к хозяину, беспокоясь, как бы госпожа не причинила себе вреда. Синджин прислушался, а потом сказал:
- Смотри, чтобы она не сбежала.
Но когда минут десять спустя на террасу с грохотом свалился туалетный столик, едва не задев одного из стражников, Синджин, вздохнув, сказал Сенеке:
- Такое впечатление, что она не собирается ждать до утра. - Наполнив свой бокал, он одним глотком выпил коньяк, неестественно тяжело вздохнул и встал. - Если я не вернусь, - произнес он, мрачно улыбаясь, - посылай подкрепление.
Глава 30
Синджин вошел в комнату и, захлопнув за собой дверь, с минуту стоял, наблюдая за Челси так, как будто одного его присутствия было достаточно, чтобы она подчинилась. Перламутровые пуговицы его полосатого жилета мерцали при свете свечи; замшевые бриджи казались бархатными; рубашка была белее снега; ноги в ботинках для верховой езды твердо стояли на ковре, будто у него было право так вот вызывающе смотреть на нее.
В отместку за это каменное спокойствие она запустила в него последней статуэткой. Она ударилась о стену всего в сантиметре от цели и, разлетевшись сотнями, осколков, упала на ковер.
Он даже не сдвинулся с места, хотя на скуле у него выступила капелька крови. Не сводя с нее глаз, он вытащил осколок и бросил его в кучу остальных.
- О Боже! Я очень сожалею, - произнесла Челси.
По правде говоря, она не была ни капли раздражена или разгневана, просто в подобной ситуации ей больше ничего не оставалось.
- Да уж, не помешало бы, - мягко ответил Синджин, оценивая степень разгрома. В комнате ничто не осталось нетронутым. Что не удалось сломать, было испорчено. Она даже умудрилась свернуть несколько стержней из передней спинки кровати.
- Я уже не знала, как еще привлечь твое внимание, - сказала Челси. И пока он думал, что существует несколько менее разрушительных способов, например послать записку, она добавила:
- Даже сейчас ты не особенно торопился. Наверное, ты привык уже к женским истерикам.
Он не был настолько глуп, чтобы поверить в это, хотя, откровенно говоря, одной записки было бы недостаточно. При любых обстоятельствах он с большой неохотой согласился бы поговорить с нею потому, что он совершенно не был уверен, что сможет удержать себя в руках. Соблазн отомстить ей за те изменения, которые она принесла в его жизнь, был непомерно велик. Гораздо спокойнее было вообще не встречаться с нею. Даже сейчас ему стоило немалых усилий не ударить ее.
- Ну что ж, привлекла. - Он окинул взглядом комнату, усеянную осколками стекла и обломками мебели. Затем добавил, улыбнувшись:
- Это вычтется из твоих карманных денег.
- А у меня уже есть карманные деньги?
Она сказала это так трогательно, что он поразился мысли о том, что они официально все-таки муж и жена, и любое напоминание об этом действовало ему на нервы.
- Прямо как твой папаша, - отрывисто сказал Синджин.
Слово "женитьба" и все, что с ним связано, уже буквально сидело у него в печенках, напоминая о недавней пытке; какая уж тут любовь.
- Мы можем поговорить как разумные люди о нашем.., гм.., положении?
- Нашей женитьбе, ты хочешь сказать, - он все же выдавил из себя это ненавистное слово. Челси и бровью не повела.
- Да.
Он прикинул расстояние между ними, размер комнаты - слабая защита для худенькой женщины, все еще одетой в костюм для верховой езды.
"Но даже в гневе я никогда не подниму руку на женщину", - соображал он. Даже при том, что мысль ударить ее за грехи отца казалась ему привлекательной, он не мог заставить себя сделать это.
- О чем ты хочешь поговорить? - тихо спросил он, ища глазами, куда бы сесть. Но все вокруг была или разломано или усыпано осколками, так что он остался стоять.
- Главное, сколько ты намереваешься меня здесь держать.
- Не знаю.., может, пока здоровье не позволит мне расквитаться с твоим отцом и братьями.
- Со всеми?
- Это будет зависеть от твоего отца.
- Что ты хочешь от него? И могу ли я помочь?
- Мне нужна лишь свобода, тебе с ней, кажется, тоже не особенно везет.
Он был, к сожалению, прав.
- А до тех пор я - заложница?
- Что-то вроде этого. - И тут ему пришла мысль:
"А если ребенок будет совершенно не похожим на меня, можно будет отказаться от него". Пусть для этого даже придется скупить весь Ватикан. Денег у него хватит.
- Подождем, пока родится ребенок - добавил Синджин.
Челси вдруг почувствовала необыкновенную слабость. Беременность давала о себе знать, к тому же от мысли, что придется провести в заключении столько времени, у нее перехватило дыхание.
- Тебе плохо? - Она была бледной, как бумага.
- Немного кружится голова, - прошептала она и присела на подоконник, не доверяя своим ногам.
Свежий ночной воздух немного взбодрил ее.
Когда головокружение прошло, она улыбнулась:
- Мне не стоило устраивать такой разгром. Я думала, что смогу убедить тебя и ты меня отпустишь.
- К сожалению, не могу. Пока ты здесь, твой отец не посмеет появиться. Осталось не так долго ждать.
- Больше шести месяцев, - она взглянула на него; равнодушно-отчужденно он стоял, прислонившись к двери.
- Ты не веришь, что это твой ребенок?
На секунду он задумался, как бы это помягче сказать:
- В моем положении, - наконец произнес он, - я бы хотел быть совершенно уверен. Этот ребенок мог бы стать наследником моего титула.
- Мог бы?
- Если он мой.
- А если нет?
- Мягкость мягкостью, но в то же время надо оставаться честным: я разведусь с тобой…
Она тоже была не против как-то решить все эти проблемы, но это было сказано так холодно, что она невольно обиделась. К тому же он был человеком дела.
В те времена мужчины не несли почти никакой ответственности за свой любовные похождения. Были, однако, исключения, но увлечение редко оканчивалось свадьбой. И только женщины, с которыми было о чем поговорить, могли требовать чего-либо от своих любовников. Обычно это была либо счастливая судьба, либо необыкновенная красота.
С другой стороны, любовник тоже должен быть открытым для такого рода разговора. А это значит, что он либо нуждается в деньгах, либо ниже ее по положению. Ни то ни другое Синджина не касалось.
Синджин знал, что, если только не случится чего-то из ряда вон выходящего, как в случае с графом Дамфрисским, он в полной безопасности.
- Ты не сможешь развестись со мною, - возразила она из упрямства, задетая за живое его непомерным высокомерием. Он знал, что она имела в виду, и не знал, говорила ли она правду или притворялась. На сей раз она была уверена.
- Это мы еще посмотрим.
- Опять вернулись к самому началу. Буду ли я свободной после рождения ребенка?
- Конечно.
- Даже если он унаследует твой титул?
Он не упомянул о том, что у него уже есть, сын.
Но она должна была знать об этом. Он никогда этого не скрывал.
- Конечно.
- А ребенок?
Они опять пришли к этому вопросу. К вопросу, о котором он не хотел ни думать, ни отвечать на него сейчас. Слишком много других проблем надо решить в первую очередь.
- Я не знаю, - честно, ответил он, смутившись, когда увидел, что она расплакалась.
- Прости меня, - через мгновение, глотая слезы, произнесла она. - Я так часто.., стала.., плакать… - Хотя Челси и предвидела такой ответ, она необычайно расстроилась. Ее нервы были расшатаны до того, что, казалось, любое событие выводило ее из равновесия.
- Слава Богу, ты больше ничем не кидаешься, - заметил Синджин.
- Кажется.., это уже.., прошло, - произнесла Челси, икая и вытирая слезы.
И она вдруг показалась ему такой маленькой и несчастной. Лицо еще не высохло от слез. Сидит на подоконнике и болтает ногами туда-сюда, прямо как ребенок. Он невольно смягчился.
- Ты часто плачешь?
- Боюсь, что постоянно.
Он улыбнулся этому извиняющемуся тону.
- Я бы не хотела так часто плакать. Я не, ищу сочувствия.
- А я не тот человек, у кого его можно найти, - ответил он, но взгляд его утратил прежнюю холодность, и он вдруг ни с того ни с сего сказал:
- Ты не можешь здесь спать.
Тут он на время задумался, как бы ища, что добавить к этой спонтанной реплике. И в этот момент в голове у него возникла мысль, так же неожиданно, как из-за кулис на сцене появляется актер.
Она могла бы лечь с ним.
"Почему бы и нет, - думал он, - она же его жена.
Почему бы и нет, - продолжал он размышлять, - еще раз она не забеременеет".
"Почему бы и нет, раз больше никого нет".
"Почему бы и нет, в самом деле"., - Тебе ведь нужна чистая комната, - как бы объясняя свою предыдущую реплику, сказал он.
- Я уберу все с кровати. В последнее время я могу уснуть, кажется, на чем угодно.
Он забыл о том, каким бесстрастным и.., жестоким он был все это время. Оттолкнувшись от двери, он двинулся к ней. Вечер начал принимать неожиданный оборот.
- Ты все еще сердишься? - Она наблюдала за его приближением с некоторым опасением.
- За это?
Она кивнула и вся напряглась. Он покачал головой и улыбнулся:
- Твой нрав будет пару дней поводом для сплетен у прислуги. Как насчет того, чтобы заново отделать комнату?
- Что это с тобой?
Он пожал плечами. В голове у него творилась такая неразбериха, что он не нашел достойного ответа. Она стояла перед ним, таким высоким, подняв голову, и лицо ее казалось ему лишь большими влажными глазами. Интересно, будут ли у ребенка такие же необыкновенно глубокие глаза? Он вдруг впервые осознал, что она сейчас вынашивает новую жизнь.
- Как ты себя чувствуешь? - едва слышно спросил он.
- Устала, - слабо улыбнулась она, - как обычно. - И если бы он вдруг стал утверждать, что пришел к ней и без ее буйно-настойчивого приглашения, она бы не стала спорить. Она, действительно, устала; И не только физически, но и морально. Последние несколько недель напоминали настоящую войну. Сейчас же Синджин предлагал временное перемирие - о большем она и мечтать не могла.
- Я найду тебе ночлег получше, - сказал он, сначала прикоснувшись к ее плечу, чтобы не испугать, а затем, стараясь причинять как можно меньше беспокойства плечу, взял ее на руки.
- Хм, а ты не стала тяжелее.
- Немножко. Я, по-моему, только и делаю, что сплю. И прости меня за все это. - Она сделала неопределенный жест рукой, означавший, видимо, царивший в комнате беспорядок.
"Как его жена, пользуясь лишь его именем, она, наверное, могла бы получать кое-какие деньги, - подумал он, - хотя он ведь не подписывал брачного соглашения, так что на нее не записано ни имущества, ни денег". Возможно, она все еще была бедна.
- Не надо извинений. Я не должен был быть столь деспотичным. Тебе нужно что-нибудь?
- Моя расческа, - сказала она, и он поднес ее к бюро, на котором, кроме расчески и зеркала, ничего не осталось.
- Ты суеверна.
Она лишь печально улыбнулась.
И тут он заметил, что ни одно зеркало в комнате не было разбито. И когда он вновь посмотрел на нее, его глаза были такими же теплыми, как раньше.
- Завтра что-нибудь придумаем, - сказал он.
- Должно быть, лесные феи услышали меня. - Она опять улыбнулась. - А я чуть не сбежала.
Ему не хотелось портить ей настроение, к тому же он вспомнил, что она и так часто плакала в последнее время. И он добавил:
- Да, ты чуть не сбежала.
И пока он нес ее вниз в свою спальню, он поймал себя на мысли, что рад этому.
Еще не зная, что делать, Синджин прошел через комнату к небольшому дивану напротив камина. Его терзали противоречивые чувства.
- Я, наверное, тяжелая ноша для тебя, - тихо заметила Челси.
Он тоже так думал, глядя на доброе личико той, что разбила всю его жизнь.
- Не такая уж и тяжелая. Пока, - пошутил он.
В комнате вдруг воцарилось молчание. Еще несколько нерешенных проблем разделяло их.
Он чувствовал себя подлецом из-за своего желания, несмотря на то что было между ними раньше.
Она же чувствовала себя в полной безопасности, сидя у него на коленях.
Молчание затягивалось. Никто не хотел начинать разговор первым.
- Я устала.
- Ты устала? - сказали они одновременно и рассмеялись.
- Я еще и проголодалась, - добавила Челси, - если ты не возражаешь.
Синджин едва не сказал: "Из-за чего же". Он был слишком увлечен тем, что теплое, мягкое, нежное существо сидело у него на коленях. Он вовремя спохватился и вместо этого произнес:
- Конечно, я не возражаю. Сейчас позвоним повару.