– Смотри, – сказал Дик, на этот раз, навалившись грудью на стол. – У меня часто бывают братья Тимонсы, Бен и Хуберт. Но сегодня здесь только Бен, и я заметил, что он прихрамывает. Сказал, что его лягнула лошадь, но что-то не похоже. У Тимонсов нет лошади. – Он довольно покачал головой и поднял кружку.
– На кого работают Тимонсы, знаешь?
– Ну-у… – Дик, чесал затылок, и все это время тянул свое "ну-у". – Эти всюду успевают. Но чаще всего они выполняют поручения Хичкока, а тот арендует землю у Грэнвиля.
Гарри кивнул, не выказав ни капли удивления.
– Конечно, за этим стоит Грэнвиль.
– Я этого не говорил.
– А тебе и не нужно говорить.
Дик пожал плечами и снова поднял кружку.
– И вот еще что, – произнес Гарри мягко. – Как ты думаешь, кто убивает овец?
Дик подавился элем. Снова достал фланелевое полотенчико.
– Что касается овец, – начал он, когда обрел способность говорить, – я, как и все в округе, полагал, что это ты.
Гарри прищурил глаза:
– Действительно?
– Это вполне естественно – после того, что Грэнвиль сделал с тобой и твоим отцом.
Гарри ничего не отвечал.
Дик почувствовал себя неловко и замахал руками.
– Но потом я обмозговал это дело и понял, что неправ. Я знал твоего отца, и Джон Пай никогда не поднял бы руку на то, чем живут фермеры.
– Даже из-за Грэнвиля?
– Твой отец был одним из самых достойных людей, которых я знал. – И он поднял кружку, предлагая тост: – За достойных людей.
Пока Дик пил за его отца, Гарри молча наблюдал за ним. Затем спросил:
– Кроме меня кто еще мог бы убивать овец?
Дик кисло уставился на дно своей пустой кружки.
– Грэнвиль тот еще фрукт сам знаешь. Говорят, он продал душу дьяволу. Получает удовольствие от чужих несчастий. И твой отец – не единственный, кому он разрушил жизнь.
– Кому еще?
– Многих фермеров он вышвырнул с земель, которые они возделывали из поколения в поколение. И он никогда не снижает пошлину даже в самые неурожайные годы, – перебирал варианты Дик. – Да, и нельзя забывать о Салли Фортрайт.
– Кто это?
– Сестра Марты Берне. А Марта – жена привратника Уолдсли. Грэнвиль соблазнил ее, поиграл немного и бросил. Бедняжка утопилась в колодце. – Дик сочувственно покачал головой. – А ведь девочке не было и пятнадцати.
– Думаю, в этих местах таких, как она, немало, – произнес Гарри, не поднимая глаз. – Зная Грэнвиля…
– Да-а… – Дик отвернулся к стене, глубоко вздохнул и снова вытер пот. – Грязные делишки. Не нравится мне говорить об этом.
– Мне тоже. Но кто-то убивает этих овец.
Внезапно Дик наклонился над столом, приблизил лицо к Гарри и зашептал, обдавая его кислым запахом пива:
– Присмотрись к семейству Грэнвилей. Говорят, Грэнвиль обращается со своим старшим сыном как с грязью. Парень твоего возраста. Представляешь, во что можно превратиться к тридцати годам такой жизни?
– Да, – согласился Пай. – Буду иметь Томаса в виду. – Он допил эль и поставил кружку. – Это все или есть кто-то еще?
Дик собрал все три кружки в одну руку и встал. Казалось, он колеблется.
– Есть еще семья Энни Полард. Уж не знаю, что там у них произошло, но дело было дрянь, и снова не обошлось без Грэнвиля. И знаешь еще что, Гарри?
– Что? – спросил Гарри, тоже поднимаясь и надевая шляпу.
– Держись подальше от аристократочек. – Его поросячьи глаза вдруг стали печальными и старыми. – От них не приходится ждать ничего хорошего.
Было далеко за полночь, над полями взошла высокая и полная луна, похожая на большую бледно-желтую тыкву. Гарри возвращался в Уолдсли позже, чем обычно. Приближаясь к дому, он увидел карету леди Джорджины на подъездной аллее. Лошади дремали, наклонив головы, а кучер смерил его почти ненавистным взглядом, когда Гарри свернул на дорожку, ведущую к дому. Похоже, бедняга ждет уже очень давно.
Гарри покачал головой. И что она делает в его доме вторую ночь подряд? Решила выжить его отсюда? Или, наоборот, развлечься с ним здесь, в этой глуши? При мысли об этом он помрачнел. И сохранял мрачный вид, когда заводил лошадь в конюшню. И когда заходил в дом. Но при виде леди Джорджины лицо его посветлело, и он вздохнул.
Леди Джорджина спала на стуле с высокой спинкой.
Огонь в камине погас, лишь продолжали тлеть угольки. Интересно, это кучер разжег для леди огонь или на этот раз она справилась сама? Голова ее склонилась набок, и длинная красивая шея выглядела беззащитно. Она накрылась своим плащом, но он сполз на пол и волнами лег у ее ног.
Гарри снова вздохнул, поднял плащ и с нежностью накрыл ее. Она продолжала спать. Он снял сюртук, повесил его на крюк у двери и подошел к камину, чтобы пошевелить угли. Фигурки на каминной полке были расставлены парами, лицом друг к другу, будто застыли, кружась в танце. С минуту он разглядывал их и пытался прикинуть, как долго она ждала его здесь. Он подкинул дров и выпрямился. Ему совсем не хотелось спать, несмотря на поздний час и две пинты пива.
Гарри снял с полки коробку и поставил ее на стол. В коробке хранился маленький нож с перламутровой ручкой и брусок вишневого дерева размером с ладонь или чуть меньше. Он сел за стол, повертел в руках брусок, ощупал большим пальцем структуру дерева. Сначала он думал вырезать из него лисицу – дерево имело рыжеватый оттенок, прямо как мех лисы – но теперь засомневался. Он взял нож и сделал первую насечку.
Поленья в камине затрещали, и одно из них упало.
Гарри поднял голову. Леди Джорджина смотрела на него, опершись подбородком на руку. Глаза их встретились, и Гарри тут же вернулся к своему занятию.
– Значит, вот так вы их делаете? – спросила она глухим, хриплым со сна голосом.
Интересно, ее голос звучит так же, когда она просыпается утром на своих шелковых простынях, теплая и влажная? Он отогнал эту мысль и кивнул.
– Симпатичный ножик, – сказала она, поджимая под себя ноги. – Гораздо лучше, чем тот, другой.
– Какой другой?
– Тот самый ужасный нож в вашем сапоге. Этот мне нравится гораздо больше.
Он сделал неглубокий надрез, и маленькая стружка упала на стол.
– Это, наверное, подарок отца? – спросила она неторопливым, сонным голосом, звук которого снова взволновал его.
Он разжал руку, в которой держал нож, и стал разглядывать перламутровую ручку. Воспоминания…
– Нет, госпожа, – ответил он наконец. Она подняла голову.
– Мне казалось, что раз вы для меня теперь просто Гарри, то и я для вас – просто Джордж.
– Этого я не говорил.
– Но это несправедливо! – обиделась Джордж.
– В жизни много несправедливостей, – ответил он, пожав плечами, будто пытаясь сбросить напряжение. Но напряженность эта была вовсе не в плечах, а в низу живота. И пожимать плечами бесполезно.
Она сначала долго смотрела на него, потом отвернулась к огню.
Он физически ощутил, как ее взгляд оторвался от него.
Джордж сделала глубокий вдох и начала:
– Помните сказку, которую я рассказывала вам той ночью? О заколдованном леопарде, который на самом деле был человеком?
– Помню.
– А помните, я говорила, что на шее он носил золотую цепь?
– Да, госпожа.
– И что на золотой цепи висел изумрудный кулон в виде короны? Об этом я рассказывала? – Она снова повернулась к нему.
– Не помню, – ответил Гарри, не отрывая мрачного взгляда от деревянного бруска.
– Иногда я забываю о важных деталях, – сказала она, зевнув. – На самом деле он был принцем и носил на шее цепочку с изумрудной короной цвета его зеленых глаз…
– Об этом вы точно не рассказывали, госпожа, – резко вставил он. – О цвете его глаз.
– Я же говорила, что упускаю важные детали, – ответила Джордж и невинно посмотрела на него.
Гарри снова принялся что-то вырезать.
– Так вот, молодой король отправил Принца-леопарда к великану за Золотой Кобылой. Это-то вы помните? – спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжала: – Принц-леопард превратился в человека, и в руках он держал золотую корону с изумрудом…
Она вдруг замолкла, и Гарри поднял на нее глаза. Леди Джорджина задумчиво глядела на огонь, приложив палец к губам.
– Интересно, цепь с короной – это единственное, что оказалось на нем после превращения?
Господи, она хочет его смерти! Только он начал успокаивать свои мужские инстинкты, как вот опять!
– Я к тому, что ведь он, находясь в обличье леопарда, не носит одежду, верно? Значит, превратившись в человека, он должен быть голым?
– Вне всякого сомнения, – ответил Гарри, ерзая на стуле. К его счастью, стол скрывал от леди Джорджины все, что находилось у него ниже ремня.
– М-да… – протянула Джордж задумчиво, затем тряхнула головой. – Так вот, превратился он в человека, стоит, обхватив свою корону, – судя по всему, абсолютно голый, – и говорит: "Пусть у меня будут непробиваемые доспехи и самый острый меч в мире". И что, вы думаете, произошло?
– Очевидно, у него появились доспехи и меч.
– Верно, – удивилась его ответу леди Джорджина, будто он разгадал сложнейшую загадку, хотя это было доступно даже трехлетнему ребенку. – Но не простое оружие: доспехи из чистого золота, а меч из хрусталя. Ну, что вы на это скажете?
– На мой взгляд, это не слишком практично.
– Почему?
– Держу пари, вашу историю сочинила женщина. Ее брови поползли вверх.
– Но почему?
Он пожал плечами:
– Меч разобьется при первом же взмахе, а доспехи погнутся даже от самого слабого удара. Золото – очень мягкий металл, госпожа.
– Я об этом как-то не подумала, – ответила она и снова задумчиво приложила палец к губам.
Гарри снова принялся строгать. Ох уж эти женщины.
– Наверное, меч и доспехи были волшебные, – нашлась леди Джорджина. – Так что он пошел к великану и вернулся с Золотой Кобылой…
– Так просто? – неожиданно для себя самого Гарри испытал разочарование.
– Что вы имеете в виду?
– Я ожидал услышать о схватке не на жизнь, а на смерть. Принц-леопард против страшного великана. Ведь великан наверняка обладал нечеловеческой силой. Иначе у него давно бы отняли его Золотую Кобылу. Что позволило нашему герою одолеть его?
– Доспехи и…
– И дурацкий хрустальный меч. А что, ни у кого больше не было волшебного оружия?
– Но он ведь заколдованный принц! Принц-леопард! – Леди Джорджина начала сердиться. – Он лучше, сильнее других! Да он одним ударом мог сразить злого великана!
У Гарри горело лицо, и он заговорил слишком быстро:
– Но если он такой хороший и сильный, почему он не освободится от злых чар?
– Я…
– Почему он просто не уйдет от этих избалованных королей, плюнув на их нелепые приказы? Почему он вообще находится в рабстве? – Он в сердцах отбросил начатую фигурку, нож пролетел через весь стол и упал на пол. Леди Джорджина наклонилась, чтобы поднять его.
– Не знаю, Гарри, – произнесла она и протянула нож на ладони. – Я, правда, не знаю.
Не обращая внимания на ее вытянутую руку, он отрезал:
– Уже поздно. Думаю, вам пора возвращаться в ваш особняк.
Она положила нож на стол.
– Если это не подарок отца, откуда он у вас?
Она все время задавала вопросы, на которые он не котел – не мог – ответить. Ради себя, ради нее. Но она настойчиво продолжала их задавать. Зачем она играет с ним в эти игры?
Он молча подал ей плащ. Она посмотрела ему в глаза и повернулась спиной, чтобы он мог накинуть плащ ей на плечи. Он снова, как тогда, почувствовал ее аромат и закрыл глаза, будто от страшной боли.
– Вы не поцелуете меня? – прошептала она, не поворачиваясь.
Он отдернул руки.
– Нет.
Он прошел вперед и распахнул перед ней дверь. Ему необходимо было чем-то занять руки, чтобы не потерять самообладание и не обнять ее, Не прижать к себе и не целовать до самого утра.
Он только взглянул в ее глаза – голубые озера. В них молото утонуть безо всякого сожаления.
– Даже если мне очень хочется, чтобы вы это сделали?
– Даже если так.
– Очень хорошо. – Она прошла мимо него и исчезла и темноте дверного проема. – Спокойной ночи, Гарри.
– Спокойной ночи, госпожа.
Он захлопнул дверь и прижался к ней, жадно вдыхая шлейф ее духов.
Потом резко выпрямился и отошел. Всю жизнь он проклинал этот порядок, который позволяет людям глупым и ничтожным смотреть на него как мелкую сошку. Но теперь это не имело никакого значения.
И он уже не проклинал судьбу.
Глава 7
– Как ты считаешь, Тигли, зачем джентльмену нужно целовать даму? – спросила Джордж свою служанку, поправляя на шее косынку из газовой ткани.
Сегодня она надела платье лимонного цвета; расшитое бирюзовыми и красными птицами. Красные кружева украшали квадратный вырез и рукава, спадая волнами от локтей к запястью. Все это выглядело поистине изысканно, и Джордж; себе нравилась.
– Есть только одна причина, почему мужчина целует женщину, госпожа. – Ответ Тигли прозвучал немного невнятно. Она держала во рту шпильки, потому что как раз в это время делала леди Джорджине прическу. – Он хочет затащить ее в постель.
– Всегда? – Джордж поморщилась собственному отражению. – То есть он не может поцеловать женщину, чтобы показать ей свое дружеское расположение, например?
Служанка только фыркнула и приладила очередную шпильку.
– Это навряд ли. Если только кувыркание в постели он не рассматривает как проявление дружеских чувств. Помяните мое слово, госпожа: мужчины только и думают о том, как бы побыстрее оказаться с женщиной в постели. Ну и еще, – продолжила Тигли, отступая назад, чтобы полюбоваться своим творением, – о картах, лошадях и тому подобной ерунде.
– Неужели это действительно так? – Джордж показалось забавным, что все мужчины, которых она знала, – лакеи, кучер, ее братья, приходские священники, ремесленники и вообще все, думают только об этом. – А что касается философов и ученых? Они-то наверняка много думают и о других вещах?
Тигли с мудрым видом помотала головой.
– Если мужчина много думает о других вещах, значит, с ним что-то не так, госпожа. Будь он сто раз философ.
– Надо же… – Джордж зигзагом выкладывала шпильки на туалетном столике. – А если он сначала целует ее, а потом отказывается? Даже если она не против?
В ответ последовало молчание. Джордж посмотрела па Тигли через зеркало. У девушки появились две вертикальные морщинки между бровями – раньше их не было.
– Значит, у него есть очень веские причины не делать этого, госпожа.
У Джордж, будто все опустилось внутри.
– По собственному опыту знаю, – продолжала Тигли, тщательно подбирая слова, – что нет ничего проще, чем заставить мужчину поцеловать тебя.
Джордж смотрела на свою служанку широко раскрытыми глазами:
– Правда? Даже если он сначала… не хочет? Тигли утвердительно кивнула.
– Даже если он совсем этого не хочет. Они просто не могут устоять, эти несчастные. Так уж они устроены.
– Понятно. – Джордж поднялась и неожиданно обняла ее. – Тигли, ты просто кладезь полезной информации. Ты не представляешь, сколько полезного я от тебя услышала.
Тигли выглядела встревоженной.
– Только будьте осторожны, моя госпожа.
– Да-да, конечно, – ответила Джордж и выпорхнула из комнаты.
Она поспешно спустилась по лестнице из красного дерева и вошла в утреннюю комнату, где был накрыт завтрак. Комнату заливал мягкий рассеянный солнечный свет. Вайолетт уже пила чай за позолоченным столиком.
– Доброе утро, милая, – поздоровалась Джордж и подошла к буфету. К своему удовольствию, она обнаружила копченый лосось.
– Джордж?
– Что, дорогая? – Так приятно начать утро с пары кусочков копченой рыбки. День просто обязан быть хорошим, если на завтрак подали копченую рыбу.
– Где ты была вчера вечером?
– Вчера вечером? Здесь, где же еще? – Она села напротив Вайолетт и взяла вилку.
– Я имею в виду до того, как ты приехала домой. Между прочим, в час ночи. – Голос Вайолетт прозвучал чуть резче, чем обычно. – Где ты была до этого времени?
Джордж вздохнула и положила вилку. Бедная рыбешка.
– Ездила по делам.
Вайолетт посмотрела на сестру взглядом, который напомнил ей их бывшую гувернантку, желчную и суровую пятидесятилетнюю даму. Как у молоденькой девушки, которая еще вчера сидела за партой, может быть такой жесткий взгляд?
– Какие еще дела в двенадцать ночи? – продолжала допрос Вайолетт. – Чем можно заниматься в такое время?
– Если тебе действительно интересно, я обсуждала с мистером Паем проблему отравления овец.
– С мистером Паем? – взвизгнула Вайолетт. – Так он и есть отравитель! Что тут обсуждать?
Такая реакция застигла Джордж врасплох.
– Ну, вчера мы заехали к одному фермеру, и он сказал нам, что его овцы отравлены болиголовом. Мы хотели поговорить с еще одним пострадавшим фермером, но по дороге с нами случилась неприятность.
– Неприятность.
Джордж даже вздрогнула.
– Да, мы попали в переделку. Несколько неизвестных напали на мистера Пая.
– Напали на мистера Пая? – переспросила Вайолетт, отчеканивая каждое слово. – И ты была с ним? Ты же подверглась опасности!
– Мистер Пай храбро оборонялся. К тому же я захватила с собой дуэльные пистолеты, доставшиеся мне от тети Клэр.
– Но Джордж, – вздохнула Вайолетт, – неужели ты не видишь, сколько из-за него неприятностей? Тебе следует выдать мистера Пая лорду Грэнвилю, чтобы тот наказал его. Я слышала, как ты выставила лорда Грэнвиля, когда он пришел за твоим управляющим. Ты страшно упрямая и знаешь об этом!
– Но я не верю в то, что мистер Пай убивает несчастных животных. Думаю, ты меня понимаешь.
Настал черед Вайолетт удивиться.
– Что ты имеешь в виду? Джордж встала и подлила себе чаю.
– Я считаю, что такой человек, как мистер Пай, не может совершить подобного преступления.
Она вернулась к столу. Вайолетт сидела с выражением ужаса.
– Он что, околдовал тебя, этот мистер Пай? Это так ужасно, когда женщина твоего возраста вдруг теряет разум из-за мужчины.
Теряет разум? Лицо Джордж сделалось непроницаемым.
– Что бы ты ни думала, в двадцать восемь лет еще не впадают в старческий маразм.
– Да, но в этом возрасте леди перестают быть легкомысленными.
– Что ты хочешь этим сказать?
– У тебя уже должно появиться чувство собственности. И чувство собственного достоинства.
– Чувство собственного достоинства!
Вайолетт ударила ладонью по столу, да так, что столовое серебро зазвенело.
– Ты не заботишься о том, что скажут люди! Ты не…
– О чем ты говоришь? – искренне удивилась Джордж.
– Почему ты поступаешь так со мной? – зарыдала вдруг Вайолетт. – Это несправедливо. Тетя Клэр оставила тебе в наследство деньги и землю, и теперь ты считаешь, что вправе поступать, как тебе вздумается. А тебе нельзя думать только о себе. Ты должна думать о тех, кто рядом, и о том, как твое поведение может повлиять на них.
– Да что с тобой? – Джордж поставила чашку. – Я уверена, что моя личная жизнь, какой бы она ни была, никак не может тебя касаться.