* * *
Дитер вернулся в Вальми с наступлением сумерек. Граф уже поджидал его.
- Дочь рассказала мне о ваших отношениях, - начал Анри, увидев Дитера. - Конечно, я не одобряю всего этого, но ради Лизетт вынужден смириться.
- Благодарю вас. - Дитер наклонил голову. Он заметил, что граф подавлен, но держится с достоинством. - Выпьете со мной? - предложил Дитер.
Анри покачал головой:
- Нет.
Дитер задумчиво посмотрел на графа.
- Вы знаете, что я хочу жениться на Лизетт?
- Да. Она сказала, что ждет ребенка.
- Об этом я тоже желал бы поговорить с вами, но не здесь. Прошу вас, граф де Вальми, давайте выпьем и потолкуем.
Граф замялся, Дитер взял его под руку и повел к кабинету.
- Я написал письмо фельдмаршалу Роммелю с просьбой об аудиенции, ибо намерен попросить его разрешения на брак. И он даст мне такое разрешение, уверен.
- Но брак нельзя заключить здесь, - возразил граф, когда Дитер распахнул дверь кабинета. - Если ваши отношения станут известны в округе, Лизетт обвинят в пособничестве оккупантам. Общество изгонит ее и ребенка.
- Я прекрасно понимаю, какие трудности нас ожидают. - Дитер подошел к бару.
Граф удивленно посмотрел на него:
- А при чем здесь вы? Какие трудности могут возникнуть у вас?
Майор улыбнулся.
- У меня есть мать, граф, и я сильно сомневаюсь, что она хочет иметь невесткой француженку.
- О да, конечно, - смутился граф. Ему и в голову не приходило, что у немецких офицеров могут быть матери. И уж тем более то, о чем эти матери думают.
- Но прошу вас, не волнуйтесь. Все это вопрос времени. Что будете пить? Коньяк? Виски?
- Коньяк, пожалуйста. - Графу и впрямь захотелось выпить. Ожидая майора, он собирался сказать ему лишь несколько слов и уж точно не предполагал говорить о его матери. Слава Богу, что удержался от вопроса, хорошие ли отношения у майора с матерью. Граф помотал головой, понимая, что он очень устал и здорово состарился за последние несколько месяцев.
- Я должен поинтересоваться вашими планами на будущее. - Анри попытался вернуть разговор в надлежащее русло.
- Разумеется. - Дитеру нравилось, что граф с таким достоинством держится в этой необычной ситуации. Наливая коньяк, он подумал, что для него не составит труда подружиться с будущим тестем. - Прежде всего позвольте сказать вам, граф де Вальми, что я очень люблю Лизетт.
Граф онемел от изумления. Он уже давно догадался, что майор человек скрытный и немногословный, поэтому никак не ожидал от него подобного признания.
- Все это произошло помимо моей воли, - продолжал Дитер. - Я просто встретил Лизетт и влюбился, хотя и старался подавить в себе это чувство.
Он посмотрел графу в глаза. Анри опустился в кожаное кресло. От него не укрылась ни страсть в голосе майора, ни искренность его взгляда. Видимо, он действительно любит Лизетт.
- Если бы только… - беспомощно пробормотал граф, - если бы только вы не были немцем.
Дитер поставил свой бокал на стол.
- Да, я немец, граф де Вальми, и горжусь этим. Надеюсь, рас немного успокоит, что я не нацист и никогда не был нацистом.
Анри тяжело поднялся с кресла.
- Тогда я не завидую той моральной дилемме, которая стоит перед вами, - тихо промолвил он. - Спокойной ночи, майор Мейер.
Проводив графа взглядом, Дитер снова наполнил свой бокал коньяком. Он решил эту моральную дилемму, вступив в заговор против Гитлера. Но Анри де Вальми прав: ему сейчас не позавидуешь. Напряженное ожидание вестей из Берлина становилось просто невыносимым.
* * *
- И что намерен предпринять полковник фон Штауфенберг? - спросила Лизетт, когда они с Дитером сидели у камина и слушали сообщения после сводок новостей Би-би-си, что делали теперь каждый вечер вместе.
- Как штабной офицер генерала Ольбрихта, фон Штауфенберг имеет доступ на совещания, которые проводит Гитлер. Он тайком пронесет туда бомбу, спрятанную в портфеле.
- Но когда? Почему он тянет? - Лизетт положила голову на грудь Дитера.
- Не так-то это просто. Гитлер патологически подозрителен, не доверяет никому, даже ближайшему окружению. Постоянно меняет свой распорядок дня, уходит с совещаний раньше либо вообще не появляется. Но рано или поздно возможность представится, и фон Штауфенберг воспользуется ею.
- Господи, хоть бы это произошло поскорее! - прошептала Лизетт. - До высадки союзников, иначе будут убиты и покалечены тысячи людей.
Дитер нахмурился. Да, это должно произойти скоро. Каждый день, каждый час он ожидал новость о том, что фон Штауфенберг подложил мину и заговор увенчался успехом. После этого Дитеру предстояло немедленно встретиться с Роммелем и сопровождать его в Берлин. В течение последующих трех часов связь ставки Гитлера с внешним миром будет нарушена.
Сводка новостей закончилась, и диктор стал передавать шифрованные сообщения для групп Сопротивления по всей Европе: "Троянская война не начнется", "Завтра меласса обгонит коньяк", "У Джона длинные усы". В длинном списке сообщений отсутствовала цитата из стихотворения Поля Верлена "Осенняя песня". Когда диктор закончил, Лизетт с облегчением вздохнула и обхватила руками колени. Поскольку в самое ближайшее время готовилось свержение Гитлера, высадка союзников казалась ей необязательной, напрасной тратой человеческих жизней. Сначала должны поступить новости из Берлина.
- Как ты думаешь, сколько у нас еще времени? - спросила она Дитера.
Он покачал головой, и его светлые волосы заблестели в свете огня.
- Не знаю. Весь май стояла благоприятная для высадки погода, а сейчас долговременный прогноз ухудшился. Возможно, до высадки пройдет еще месяц.
- А к этому времени фон Штауфенберг использует свой шанс?
- Да. - Дитер чувствовал себя изолированным, отрезанным от соратников по заговору. Штюльпнагель находился в Париже, Штрелин - в Штутгарте. Дитер хотел бы поговорить с кем-то и убедиться в том, что план заговора продолжает осуществляться. - Возможно, на эти выходные поеду в Париж. - Он прищурился, глядя на огонь. - Мне надо поговорить со Штюльпнагелем. - Дитер обнял Лизетт. - Заодно сделаю кое-какие приготовления к свадьбе. И тебе не следует дольше тянуть, пора все рассказать матери.
- Но папа просил меня ни о чем ей не рассказывать. И я ему пообещала молчать.
- Ладно, это не имеет значения. - Дитер напрягся, когда его ладонь скользнула по все еще плоскому животу Лизетт. - Все равно на свадьбе будем только мы с тобой. И наш ребенок…
Он прижался к губам Лизетт, сначала ласково, потом со все нарастающей страстью. Затрепетав от удовольствия, Лизетт обняла Дитера за шею. Он не могла думать о том, что произойдет с Дитером, если покушение на Гитлера закончится неудачей или если заговор будет раскрыт. Сейчас, забыв обо всем, Лизетт испытывала лишь радость от ощущения его тела, сильных рук, тепла губ на своих волосах и коже. Принадлежа Дитеру, Лизетт получала сокровища, которые, как она знала, навсегда сохранятся в ее сердце.
* * *
Дитер отправился в Париж в сырое и туманное утро. Лизетт поднялась рано и вышла в голубом атласном халате, привезенном матерью из ее последней поездки в Париж, попрощаться с ним. Когда они остались в кабинете одни, Дитер поцеловал Лизетт и внимательно посмотрел на нее, как бы стараясь запомнить каждую черточку.
- Береги себя, дорогая. Я вернусь через три дня, максимум через четыре.
Когда он направился к машине, Лизетт охватило такое ужасное ощущение потери и надвигающейся беды, что она бросилась за ним и обхватила за шею, не обращая внимания на наблюдавшего за ними шофера.
- Будь осторожен. - Лизетт крепко обняла Дитера. - Умоляю, будь осторожен.
Он осторожно высвободился.
- Не беспокойся. Я обязательно вернусь. Даю тебе слово.
Дитер сел в машину, а Лизетт, стоя на гравийной дорожке, наблюдала, как "хорх" свернул направо и скрылся из виду. Она поежилась от сырости. Наступил первый день июня, но Лизетт казалось, что до лета еще очень далеко.
* * *
Тем же вечером она слушала сводки новостей Би-би-си и следовавшие за ними сообщения.
- Сабина просто не в духе и ревнует, - произнес четкий, беспристрастный голос из Лондона. И затем: - Издалека льется тоска скрипки осенней.
Лизетт замерла, а сердце ее неистово забилось. И снова:
- Издалека льется тоска скрипки осенней. - И далее: - Дети скучают по воскресеньям. Дети скучают по воскресеньям.
Она едва дышала. Дитер в Париже, а высадка союзных войск в Европе неизбежна.
Глава 9
Ошеломленная сообщением, Лизетт выбежала из комнаты и поспешила в кабинет отца.
Граф мрачно рассматривал лежавшую на столе крупномасштабную карту Франции. В руке он держал бокал с кальвадосом.
- Началось, папа! - задыхаясь, вскричала Лизетт. - Передали сообщение для групп Сопротивления о скорой высадке!
Граф удивленно посмотрел на дочь:
- Какое сообщение? Ничего не понимаю.
Лизетт стремительно подошла к нему.
- Дитер рассказал мне о том, что Лондон должен передать накануне высадки определенное сообщение. Оно состоит из двух частей. Первую передали по радио несколько минут назад.
Граф поднялся.
- Ты слушаешь Би-би-си? - удивился он. - Здесь? В Вальми?
Лизетт кивнула:
- Да, папа, мы с Дитером вместе каждый вечер слушали Би-би-си.
Анри провел ладонью по лицу. За владение радиоприемником отправляли в концентрационный лагерь, а то и казнили по обвинению в шпионаже. Лизетт же не только слушала запрещенные радиопередачи, но делала это вместе с немецким офицером!
- Когда же начнется высадка? - осведомился граф, стараясь привести в порядок свои мысли. - И еще важнее - где?
- Не знаю, папа. Но это сообщение - сигнал для групп Сопротивления к началу взрывов и засад на дорогах, ведущих к побережью. Дитер убежден, что высадка произойдет здесь, в Нормандии. Папа, тебе надо увезти маму в Баллеру.
- Мы все должны отправиться в Баллеру. - Голос графа дрогнул от волнения. - Эта высадка станет крупнейшей битвой в истории Франции! - Он схватил дочь за руку. - Лизетт, даже не верится! После стольких лет ожидания и надежд! Франция обретет свободу!
Лизетт обняла отца.
- Вы должны уехать утром. Дитер оставил документы, которые обеспечат вам беспрепятственный проезд по дорогам. На пропускных пунктах неприятностей у вас не будет.
- У нас не будет, - поправил граф.
Лизетт отстранилась от отца и покачала головой:
- Нет, папа, я не поеду с вами. Дождусь в Вальми возвращения Дитера.
- Ты не можешь остаться здесь одна, - возразил граф. - Это неразумно! Надо ехать всем вместе либо не ехать никому.
Лизетт устремила на отца твердый взгляд.
- Нет, папа, - решительно повторила она. - Я не уеду из Вальми, не попрощавшись с Дитером. И не проси меня об этом. Я останусь здесь до его возвращения, а потом сама доберусь до Баллеру.
- Но твоя мать ни за что не пойдет на это, - возразил граф. - Если высадка начнется до твоего отъезда, ты окажешься в центре боевых действий.
- Не рассказывай маме об этом сообщении. Просто убеди ее поехать в Баллеру, в гости, и отправиться рано утром, чтобы не попасть в пробку военных машин, следующих к побережью.
Граф поник, поняв, что спорить с дочерью бесполезно.
- Нам надо попытаться связаться с кем-то, чтобы передать сообщение? - спросил он, смирившись.
Лизетт покачала головой:
- Нет. Те, кому оно предназначено, сами получили его и будут действовать по плану. Неделю назад Дитер приказал эвакуировать население Сент-Мари-де-Пон. Так что нам остается только ждать.
У графа защемило сердце. Он понимал, что дочь думает о Дитере. В ходе предстоящего сражения, как выяснилось, уже неизбежного, мог погибнуть ее любимый. Анри вздохнул. До чего же все осложнилось!
- Пойду поговорю с твоей матерью и с Мари. - Он и не подозревал о том, какое облегчение доставляет своим решением дочери. - Господи, помоги, чтобы эта битва стала последней.
Лизетт взглянула на карту Франции.
- Очень надеюсь на это. Всем сердцем надеюсь, папа.
* * *
В эту ночь Лизетт почти не спала. В два часа она услышала уже знакомые ей отдаленные разрывы бомб, падающих на Шербур. Оцепенев, девушка ждала начала высадки, гула самолетов над Ла-Маншем. Но ничего не произошло. Самолеты отбомбились и вернулись в Англию, провожаемые стрельбой зениток.
Родители и Мари уехали в семь утра. Лизетт ожидала, что лейтенант Гальдер и его солдаты предпримут какие-то действия, готовясь к высадке союзников, однако во дворе замка не было никакой суеты. Если ночью немцев и проинформировали о предстоящей высадке, то они не выказывали осведомленности.
- Анри, я уверена, мне незачем ехать с вами, - сказала графиня, когда граф усаживал Мари и ставил большую корзину с яйцами на заднее сиденье старенького "ситроена".
- И все же, дорогая, ты поедешь с нами, - твердо заявил граф, удовлетворенный тем, что сохраняет власть хоть над одной женщиной из своей семьи. - Люди предложили нам приют, и мы просто обязаны поблагодарить их за это.
- Но Лизетт целыми днями будет одна.
- До свидания, мама. - Лизетт распахнула переднюю дверцу "ситроена" и поцеловала мать. - За меня не волнуйся, все будет в порядке.
Граф захлопнул заднюю дверцу машины и с болью посмотрел на дочь.
- Лизетт… прошу тебя, поедем с нами.
- Нет, папа, - твердо возразила Лизетт. - Здесь со мной ничего не случится. И очень скоро мы будем вместе, обещаю.
Графиня опустила стекло в машине и с любопытством взглянула на дочь. Чтобы не возбуждать подозрений матери, Лизетт ослепительно улыбнулась, отошла от машины и помахала рукой.
- До свидания, папа… мама. До свидания, Мари.
Граф вздохнул и завел двигатель. Дочь приняла решение, и ничто на свете не заставит ее изменить его. Хорошо, что Элоиза согласилась уехать из Вальми, а Лизетт, возможно, вскоре присоединится к ним.
"Ситроен", которым не пользовались уже почти два года, со скрипом тронулся с места, подпрыгивая на мощеных плитах двора, направился к каменной арке, а затем выехал на подъездную дорожку.
Лизетт махала рукой, пока машина не скрылась из виду. Как и в то утро, когда провожала Дитера. Но на этот раз она осталась совсем одна, теперь ей не с кем даже поговорить. Опустив голову, она пошла к замку. Лейтенант Гальдер знает, что родители и Мари уехали. Это не нравилось Лизетт. Интересно, скоро ли вернется Дитер? Вчера он, конечно, тоже слышал сообщения по радио и, если все будет хорошо, вернется к обеду, а может, и раньше.
Зайдя на кухню, Лизетт приготовила себе чашку цикория. Ничего особенного пока не происходило. Никаких признаков тревоги - ни скопления штабных машин, ни телефонных звонков.
Прошло время обеда, но Дитер так и не вернулся.
Из комнаты в башне открывался самый лучший вид на море. Лизетт час за часом стояла у окна, но не видела кораблей в Ла-Манше. С наступлением сумерек она вернулась на кухню, сделала себе омлет, а затем, утомленная ожиданием, включила радиоприемник, чтобы послушать передачи Би-би-си.
Сквозь помехи Лизетт прослушала сводку новостей, а затем знакомый голос диктора произнес на прекрасном французском:
- А теперь передаем частные сообщения.
Лизетт опустилась на пол и обхватила руками колени. И вот наконец прозвучало: "Издалека льется тоска скрипки осенней". Девушка слушала, затаив дыхание, но второй части сообщения не последовало. Повторив первую строчку стихотворения, диктор перешел к другим сообщениям.
Лизетт выключила приемник. Вторую строчку не передали. А что, если немецкая разведка ошиблась? Может, в сообщении и не должна прозвучать вторая строка? Или это сообщение означает не то, о чем они думали? У нее разболелась голова, и она спустилась по винтовой каменной лестнице в свою комнату. Она сама сказала отцу, что им остается только ждать. Значит, надо подождать еще немного.
Но ожидание затянулось. Весь следующий день, длинный и тоскливый, немцы вели себя в Вальми и его окрестностях как обычно. Вечером снова прозвучала по радио первая строка стихотворения Поля Верлена, а затем обращение к французам, проживающим на побережье: "Настоятельно советуем временно покинуть свои дома и перебраться в безопасные места в глубь страны".
Дитер до сих пор не вернулся, а немцы не проявляли признаков тревоги.
Вечером в воскресенье разразился сильный шторм. С крыши замка посрывало черепичные плитки. От ураганного ветра дребезжали оконные рамы, непрерывно хлестал дождь. Охваченная отчаянием, Лизетт лежала в постели. Корабли не выйдут в море в такую погоду, но, если через пару дней Ла-Манш все же успокоится, высадке могут помешать приливы и отливы. Дитер говорил, что за месяц бывает лишь несколько идеальных для высадки дней. Может, он не возвращается в Вальми, понимая, что, несмотря на сообщения по радио, высадка невозможна?
Лизетт взбила подушку и снова попыталась заснуть. Не удалось. Дитер уехал в Париж, намереваясь ускорить осуществление плана по уничтожению Гитлера. Но за эти три дня его могли арестовать, даже убить. Лизетт знала, что ей остается только ждать… ждать… и ждать.
Утром небо прояснилось, и только сломанные бутоны роз в саду напоминали о ночной буре. Направляясь в конюшню за своим велосипедом, Лизетт ловила на себе любопытные взгляды немецких солдат. Сейчас у нее не было причин для поездок в Сент-Мари-де-Пон. В деревне разрешили остаться только двум фермерам, которые снабжали солдат свежими яйцами и молоком. Выезжая через арку на гравийную подъездную дорожку, Лизетт опасалась, что ее окрикнут и остановят.