Но ей сообщили, что мотоцикл с таким номером в городе никогда не был зарегистрирован, и это было очень странно. Словно кто-то явился неизвестно откуда именно в тот вечер и только для того, чтобы навсегда остановить жизнь Майкла.
Впрочем, жизнь Лиз он остановил тоже.
Под конец зимы Каталина уже вовсю разгуливала с огромным животом. Она умудрилась забеременеть, темпераментный Паоло не терял времени зря.
Каталина же говорила, что они с Паоло считают, что цифра шесть - это не очень симпатичная цифра, и поэтому они на ней не остановятся, а попытаются завести еще и седьмого ребенка.
Каталине было неловко перед Лиз за то, что она была так счастлива. Но ведь жизнь неумолимо текла дальше, она не стояла на месте, и это знали все.
И потому Каталина в конце зимы уже решилась позволить себе намекнуть, что и к Лиз тоже должно прийти счастье, и оно должно прийти особенно к Лиз, ведь она была лучше всех.
- Ты - луч солнца, - сказала Каталина, - который бывает раз в сто лет. И этот луч непременно должен озарить чью-то жизнь.
- Что ты такое говоришь, Каталина, - сказала Лиз, - я думала, что хоть ты меня понимаешь!
- Ты прости меня, Лиз, но жизнь не стоит на месте, и ты прекрасно об этом знаешь.
- Вот ты и живи, а меня оставь, пожалуйста, в покое.
- Врачи сказали, что тебе даже можно иметь детей, зачем же ставить на себе крест?
- Ты, наверное, забыла, что тот, от кого я хотела иметь детей, умер, так что же мне теперь с этим делать?
- Милая моя, ты в ссоре со всем миром, - грустно сказала Каталина, - но тебе не удастся со мной поссориться, ты нужна мне такая, какая есть.
- Так и принимай меня такой, какая я есть, и запомни, что я люблю только Майкла и больше уже никогда и никого не полюблю. Так что больше не заводи подобные разговоры.
- А как же твоя теория о взаимозаменяемости?
- Теперь у меня другая теория. О том, что Майкл жив, и он живет вот здесь, - и Лиз показала на свое сердце, - и мне этого вполне достаточно. А счастье в жизни действительно встречаешь только один раз, и это счастье, Майкл, у меня уже есть, и никто и никогда мне его не заменит. А в моей теории о взаимозаменяемости говорилось о том, что если бы я не встретила Майкла, то только тогда бы в мою жизнь пришел кто-то другой. Но я встретила Майкла, и тебе придется с этим смириться, потому что мне, например, этого вполне достаточно.
- Как же ты собираешься жить дальше, ведь у нас впереди так много лет.
- Майкл тоже всегда так говорил.
- Что говорил?
- О том, что у нас впереди еще так много лет.
- Майкл, это другое дело, но ты же не сможешь дважды попасть в одну и ту же яму, с тобой после того, что уже произошло, теперь вряд ли что-нибудь случится. А лет впереди действительно много, ты меня прости, но я боюсь, что память о Майкле вряд ли поможет тебе их прожить.
- Наша жизнь так коротка, что памяти о Майкле на оставшиеся несколько лет мне вполне хватит, поверь мне.
- Откуда ты все знаешь?
- Знаю и все, - сказала Лиз, - кому-то в детстве снились воздушные шарики и розовые слоны, а мне снилось, что наша жизнь очень коротка, и с этим ничего нельзя поделать. Так что не мешай мне жить так, как я сама того хочу.
Каталина больше никогда не затрагивала эту тему.
Весной Лиз выписали из больницы. Николя помог Лиз купить квартиру и компьютер, чтобы ей не было особенно скучно.
Квартира была неподалеку от центра, чтоб Лиз была поближе к Каталине. Но в то же время не в самом центре, чтоб не провоцировать бывших поклонников Лиз устраивать под ее окнами дружеские пикеты в поддержку бодрости ее духа.
Квартира была в тихом и незаметном месте. Больше всего Лиз хотела, чтобы о ней поскорее все забыли.
Часть 3
Мы с Эдди не знали, где теперь находится наша Лиз, и нам от этого было одиноко и печально.
Мы так и не решились проведать ее в больнице, как мы могли себе это позволить? Мы передавали ей цветы, постоянно стояли под ее окнами, но чтобы вот так, запросто, будь здоров, прийти к ней в палату и предложить свои услуги, это было уже слишком.
Мы даже взглянуть на нее боялись. Нам было легче подойти к статуе Свободы и эдак снисходительно похлопать ее по плечу, чем поднять глаза и лишний раз посмотреть на то, как прекрасна сегодня наша несравненная Лиз.
Но я страдал, конечно же, сильнее своего безропотного друга. Мне, как думает вообще-то про свою собственную персону всякий уважающий себя человек, подвластна гораздо большая гармония чувств, чем всем остальным людям, и Эдди, в том числе.
Любому из нас охота выделиться из толпы, если не великими свершениями, то, на худой конец, богатым внутренним миром. И если первое удается лишь везучим одиночкам, то второе подвластно буквально каждому.
В детстве я мечтал стать космонавтом. Никто не знал ведь, что я вырасту таким маленьким, толстым и неуклюжим, что меня даже в простую армию не возьмут.
Я мечтал высадиться на обратной стороне Луны и передать оттуда горячий привет всей своей родне. Отец и дед лопнули бы от зависти, когда б их отпрыск Денни Валентино развернул к ним эту чертову Луну ее обратной стороной.
Всем в детстве кажется, что мир огромен и прекрасен, и ты хоть на что-то в нем да сгодишься. И лишь с возрастом понимаешь, что на самом деле мир вполне может уместиться в твою уютную квартиру, в твой диван, кухонную плиту, телевизор и пару-другую склочных родственников, безукоризненных в своем занудстве.
А еще мне в детстве, как и всем нормальным детям, снились воздушные шарики и розовые слоны.
Когда я вырос, я понял, что, чтобы не свихнуться, мне надо придумать себе новую несбыточную мечту. Она будет манить меня из-за голубого горизонта, а я буду мечтать до нее дойти.
Примерно в то время я и увидел впервые Лиз.
Она остановилась у окон моей мастерской и стала разглядывать свои босоножки. Я увидел, что у нее сломался каблук. Мысль о том, что эта девушка сейчас зайдет в мою мастерскую и попросит прибить каблук, потрясла меня до глубины души.
Но Лиз, видимо, даже и не заметила, что она остановилась прямо у окон обувной мастерской. Она постояла в раздумье, а потом сняла свои босоножки и пошла дальше босиком.
Это в центре-то нашего огромного города. Вот это девушка!
Я видел, что она поймала такси, которое увезло ее куда-то в голубую даль. Я подбежал к окну и еще долго стоял около него, раскрыв рот.
В то время я уже ходил на эти свои курсы и был знаком с Эдди. Он был моим единственным другом, и мы договорились ничего друг от друга не скрывать.
Мы сидели с ним за одним столом, и я шепнул ему на следующий день:
- Вчера, в двенадцать часов дня, я придумал себе несбыточную мечту.
- Да ты что, - сказал Эдди, - и когда ты мне про нее расскажешь?
- Я тебе ее покажу, - гордо сказал я.
- Это как? - не понял Эдди.
- Увидишь, - сказал я.
И мы стали искать по всему городу Лиз. Мы тогда еще не знали, что она очень знаменита и многие престижные клубы города мечтают заполучить ее к себе на работу.
У нее была масса поклонников, власти города предлагали ей открыть школу танцев. Но Лиз говорила, что она не может никого и ничему обучать, потому что все, что она делает, находится очень глубоко внутри нее и никакому объяснению не поддается.
Это мы с Эдди уже много позже узнали из интервью с ней по телевизору. И танцы ее мы тоже увидели много позже и записали их на кассеты.
А туда, где она обычно выступала, мы пойти не могли, мы не ходим по таким заведениям. У нас для этого не хватает уверенности в себе.
Лиз мы потом встретили в городе, это произошло несколько дней спустя после того, как я увидел ее впервые из окон моей мастерской.
Она прошла мимо нас с Эдди навстречу своему Майклу, она и не заметила нас. Она не заметила бы нас, если бы даже мы стояли у нее перед самым носом, зачем ей это?
Она подошла к Майклу и улыбнулась ему. А он обнял ее, а потом поднял на руки и закружил. В центре города, вот дают.
Они были чем-то похожи. Оба темноволосые, счастливые. Майкл показался нам сильной и надежной крепостью любви, а Лиз - прозрачным невесомым счастьем, неожиданно поселившимся в могучих крепких стенах этой крепости.
А еще мы поняли, что Майкл - это и есть тот человек, который нужен нашей Лиз.
- А можно, - сказал Эдди, - это будет и моя мечта?
Я подумал и сказал:
- Можно.
С меня не убудет.
Так Лиз и стала нашей мечтой. Нам даже не надо было знакомиться с ней, мы уже были счастливы от того, что она просто есть. Наша Лиз.
А потом и на курсах по психологии и самоанализу нам посоветовали придумать хоть какую-нибудь мечту. Очень трудно удерживать себя в жизни, которая не имеет совершенно никакого смысла.
Почти у всех парней, девушек и других, более солидных людей, которые посещали эти наши курсы, жизнь не имела никакого смысла.
Эти люди не знали, куда девать свои утро, вечер, ночь, да и вообще все триста шестьдесят пять дней в году. Они бы с удовольствием их кому-нибудь подарили.
Но, к сожалению, такой подарок был совершенно никому не нужен.
На курсах нам объясняли, что мир прекрасен и неповторим.
Когда я впервые увидел Лиз, я и сам это понял.
Наши курсы, помимо меня, посещали другие люди. И у каждого из нас был какой-нибудь изъян. И совершенно необязательно этот изъян был виден окружающим, вовсе нет. Может, это была какая-нибудь душевная травма или просто комплексы.
Но любое общество очень неохотно принимает в свои ряды людей с каким-нибудь изъяном. Даже можно сказать, что оно не принимает таких людей в свои ряды совсем.
И поэтому на этих наших курсах мы создали свое маленькое общество со своими мелкими радостями, крупными заботами и обыкновенной повседневной суетой. Мы, конечно, не были друг другу семьей. Но мы и не были друг другу теми посторонними людьми, которыми и без нас полон и наш большой город, и весь остальной мир.
Мы изучали жизнь во всем ее великолепии, разыгрывали сценки типа: на главпочтамте, в супермаркете, в театре, на работе. И учились выходить из трудных ситуаций если не большими героями, то хотя бы просто молодцами.
Мы делились каждый своим хобби, и это помогало нам расширять свой кругозор. Еще мы учились понимать, как богат и разнообразен внутренний мир каждого из нас, и вырабатывали в себе уважение к проблемам окружающих.
Словом, мы создали для себя такой микромир, который был совсем неплох и в котором очень даже можно было жить.
Сейчас я не знал, как там Лиз, и от этого мне было больно и горестно на душе. Я видел ее беременную сестру и понимал, что ей не до Лиз. Теперь я уже жалел, что мы с Эдди не набрались смелости и не пришли к Лиз в больницу.
В местной компьютерной сети поклонники Лиз развернули целую компанию в целях поддержки бодрости ее духа. Они передавали ей дружеские приветы и просили сообщить ее новый адрес, чтобы засвидетельствовать свое почтение лично. Вот идиоты.
У нас на курсах стоял компьютер, и я наблюдал за их компанией в свободное от работы время.
Лиз не отвечала на послания, у нее была депрессия.
Она, конечно же, читала сообщения своих поклонников, и многие из этих сообщений были очень даже милы. Все предлагали Лиз свою дружбу, а некоторые - даже руку и сердце. Черт их подери.
Когда Лиз была на ногах, они даже взглянуть в ее сторону боялись, а как она должна была жить теперь? Словом, у Лиз была глубокая депрессия.
Каталина наняла Лиз двух психоаналитиков, один приходил к Лиз утром, а другой - вечером. У них обоих были противоположные взгляды на жизнь.
И один психоаналитик молол Лиз полнейшую чепуху утром, а другой - вечером. За такие деньги, которые выложила Каталина, почему бы и не поболтать?
- Вы должны расслабиться и ничего не делать, - говорил один психоаналитик Лиз по утрам, - наслаждайтесь тем, что вы просто живете, ведь жизнь сама по себе - не очень грустное мероприятие.
- Вы должны непременно что-нибудь делать, - говорил другой психоаналитик по вечерам, - вы должны так вплести себя в какую-нибудь жизненную суету, чтобы у вас не оставалось ни одной свободной секунды на размышления о вашей действительности.
Днем к Лиз приходила Каталина, хотя ей было уже тяжеловато передвигаться по городу с таким огромным животом. Но Каталина видела, что Лиз чувствует себя все хуже и хуже, существование ради самого существования никак не оправдывало себя без какой-либо цели, мечты или просто обыкновенной повседневной суеты.
Каталина предлагала Лиз переехать к ним, но Лиз отказывалась. Она не могла навязывать людям свои проблемы, пусть даже это были ее самые дорогие и близкие люди.
Каталина видела, что Лиз чахнет день ото дня, и надо было что-нибудь придумать, как-то ее спасать. Лиз нужно было общество.
Обычно люди любят говорить, что им не нужно никакого общества, что они самодостаточны. Но так любят говорить те люди, которые могут себе позволить выйти в общество в любой момент, как они того пожелают.
Лиз же была пленником обстоятельств, одиноким узником своей беды.
Ни на какую работу она устроиться не могла, ходить на учебу тоже не имела никакой возможности. Даже если бы она навалила на себя всевозможные общественные нагрузки по телефону каких-либо благотворительных организаций или фондов, все равно это было бы не жизнью, а лишь ее иллюзией.
Каталина знала, что в городе много всевозможных обществ и групп поддержки людей, попавших в какие-нибудь нестандартные условия существования. Но одно место показалось Каталине связанным с жизнью более реально, чем все остальные.
И этим местом были некие курсы по прикладной психологии и внутреннему самоанализу, организованные профессорами местного университета.
Каталина даже сходила туда сама и посетила одно занятие. И вся эта идея показалась ей вполне сносной.
Вокруг нее были такие же, как и она, люди. Просто проблем эти люди навыдумывали себе немного больше, чем все остальные.
И Каталина поняла, что это - единственная реальность, которую она на данном этапе может предложить своей Лиз. И теперь дело было совсем за немногим.
А именно: приложить все силы для того, чтобы уговорить Лиз выйти из дома на улицу и добраться до этих самых курсов.
Лиз от этой затеи отказалась категорически.
- Лиз, - сказала Каталина, - это всего лишь какие-то курсы по психологии, и там совершенно нет ничего страшного.
- Нет, - твердо сказала Лиз.
- Лиз, сделай это ради меня.
- При чем здесь ты? - удивилась Лиз.
- Мне очень плохо, когда тебе плохо. Тебе нужны люди, и эти курсы - единственное, что я могу тебе на данном этапе предложить, потом мы придумаем что-нибудь новое.
- Может, мы как-нибудь проскочим мимо данного этапа? - предложила Лиз.
- Лиз, там обыкновенные люди, просто это люди с проблемами. Я тоже пойду с тобой и посижу на занятиях, мне тоже все это очень интересно.
- Что интересно? Посмотреть на то, как люди с проблемами пытаются строить из себя нормальных людей?
- Вот видишь, ты зациклилась на своей проблеме, а ведь я ничего особенного не сказала.
- Это тебе так кажется, что ты ничего особенного не сказала, мы ведь теперь с тобой люди разных миров и говорим, поэтому, на разных языках.
- Что ты выдумываешь, ты такой же человек, как и я.
- Да, - сказала Лиз, - только почему-то в твоих устах эти слова звучат почти как комплимент в мой адрес.
Беременная Каталина рухнула в кресло. Она устала, и у нее уже не было в запасе никаких слов, чтобы переубедить Лиз.
Лиз видела, как Каталина старается, и ей было жаль сестру.
Наступила тишина, и в наступившей тишине Лиз смогла спокойно подумать о том, что если она и пойдет на эти курсы, то ее за это там никто не съест. Оставалось только подумать, как с наименьшими затратами эмоций проехать по городу.
- А если меня кто-нибудь узнает по дороге? - спросила она Каталину.
- Мы наденем тебе темные очки, - радостно вскочила с кресла Каталина.
- Не думаю, что это очень нам поможет, - сказала Лиз.
Тот день совершенно не предвещал ничего нового и интересного.
На курсах по прикладной психологии шел разбор домашнего задания. Мы с Эдди сидели, как обычно, за последним столом, и нам было спокойно и легко.
На этих своих курсах мы были, как рыбы в воде. Как только мы приходили сюда, мы сразу же начинали понимать, что прекрасно могли бы обойтись и без этих своих курсов, так здесь все было легко, просто и понятно.
Но только, чтобы понять это, нам надо было обязательно сюда прийти. А обычная, нормальная жизнь давила на нас своими неразрешимыми проблемами, заботами и равнодушием.
На дом была задана тема: "Я в критической ситуации". И двое парней с наших курсов уже успели наврать, как бы они здорово поступили, окажись они в такой ситуации на самом деле.
Они, конечно же, спасли бы от какой-нибудь неописуемо невероятной беды и своих несуществующих девушек, и весь наш огромный город, да и весь оставшийся мир.
И мы с Эдди уже было собрались выйти к кафедре и во всех красках описать, как бы мы спасли всю нашу беспомощную галактику. Но дверь в аудиторию, где мы занимались, вдруг открылась, и на пороге появился заведующий.
- Ребята, - заговорщицким голосом сказал он, - я хочу представить вам Лиз Роуз, у нее небольшие проблемы, и мы предложили ей походить на наши курсы.
Я ушам своим не поверил. Но в аудиторию действительно ввезли инвалидную коляску, на которой сидела наша Лиз.
Беременная сестра Лиз Каталина тоже вошла в аудиторию. Но ее прихода мы практически не заметили. Во все глаза мы смотрели только на Лиз.
Мы все, конечно, слышали, что произошло с прекрасной танцовщицей Лиз Роуз, но никогда не думали, что увидим ее рядом с нами. И когда ее ввезли на инвалидной коляске в нашу аудиторию, то мы все, и парни, и девушки, и люди более солидного возраста, как один, раскрыли рты.
А я еще и привстал со своего места.
Лиз подняла глаза и посмотрела на нас и на то, куда она попала. А потом она встретилась со мной взглядом.
И я прочел в ее глазах все ее горе, печаль и неизвестность. А также то, что последняя надежда в ее жизни теперь будет связана с такими же ущербными людьми, как я.
В аудитории тут же началась радостная церемония представления нас друг другу, я видел, что Лиз еле дождалась ее конца. Я очень хотел сделать для нее что-нибудь безумно хорошее и необыкновенное.
Но единственное, что я мог бы предложить ей сейчас, так это просто подойти, опуститься перед ней на колени и признаться в любви.
Но уж чего Лиз совсем не нужно было в этот момент, так это моего признания в любви.
Наши преподаватели, два известных психолога, предложили Лиз и ее сестре пройти в последние ряды, где они могли бы расслабиться и потихоньку начать привыкать к новой обстановке и новым людям. Занятия спокойно продолжались дальше, но в воздухе уже стал витать совсем другой настрой.
В нашем саду, среди чертополоха, появился прекрасный сломанный цветок.