Черт побери, о чем это он размечтался? Потрясенный, Мейсон быстро отошел от окна.
Такие мысли более свойственны Фредерику и ему подобным. Три поколения Эшлинов прославили семью тем, что не платили долгов и не выполняли своих обещаний, удовлетворяя свои самые низменные желания с оперными певичками… и актрисами. Оставалось только удивляться, как еще сохранились титул и кое-какая собственность.
Нет, твердо говорил себе Мейсон, ему хватило ума не слушать ворчливых замечаний Фредерика по поводу того, что университет требовал от своих преподавателей обета безбрачия. Строгий режим научил его сосредотачиваться на своих занятиях, и теперь поможет ему не отступить от поставленной цели - восстановления доброго имени и состояния Эшлинов. Чем он и займется, как только избавится от мадам Фонтейн и ее нежелательного влияния.
Он бросил взгляд в сторону окна, ожидая, когда Белтон доложит о ее приезде. Заложив руки за спину, Мейсон расхаживал перед столом, как в аудитории перед студентами-первокурсниками, и репетировал вступительную речь.
"Мадам Фонтейн, ваша репутация и поведение не позволяют вам общаться с моими племянницами. - Начало вдохновило его, и он продолжал: - Вы вызывающе одеваетесь. Прекрасный пример - это платье". Мейсон запустил пальцы в волосы. Черт, он заговорил как отвратительный старый ханжа! Нет, как старый Чезвик, сорок лет преподававший философию в колледже Сент-Джонс. Он призывал молодых преподавателей быть образцом воздержания и вести трезвый и целомудренный образ жизни.
Однако совсем недавно Чезвика отправили лечиться в Бат. После долгих лет героического воздержания его нашли в холостяцкой квартире совершенно пьяным. Он горланил непристойные песни, а его мыли в ванне две аппетитные толстушки француженки - Моника и Мари.
Пожалуй, не следовало в данной ситуации руководствоваться наставлениями Чезвика. Но в то же время нет ничего плохого в том, что он, Мейсон, - степенный уважаемый человек. "Кроме одного: ты можешь провести свои последние дни, распевая непристойные вирши, пока тебя не вынесут вперед ногами", - вмешался прятавшийся где-то в глубине подсознания голосок, весьма напоминавший голос Фредерика. Мейсон потряс головой, пытаясь прояснить свои мысли.
Может быть, ему следует серьезнее отнестись к совету кузины Фелисити и найти себе жену. Не какую-то богатую манерную кокетку, как мисс Пиндар, а тихую скромную девушку благородного происхождения, брак с которой принесет его семье полезные связи. Они поженятся, нарожают целый выводок благовоспитанных детей и проживут свою жизнь в безмятежном монастырском спокойствии родового имения Эшлинов.
Он позаботится, чтобы его племянницы встречались только с избранными молодыми людьми и в свое время были бы хорошо устроены, а не отданы на съедение лондонским распутникам.
И все же, когда Мейсон рисовал перед собой эту милую картину, случайная мысль, из наихудших "фредерикизмов", промелькнула у него в голове:
"Братишка, с любовницей было бы веселее!"
- Это глупо. Он быстро разоблачит меня, и все будет потеряно. - Райли повернулась и направилась назад к карете.
Хасим ухватил ее сзади за юбку, не дав выйти на улицу. Он покачал головой и кивнул в сторону внушительной парадной двери резиденции Эшлинов.
- Ты меня слышал? Я сказала, что это глупо. Более чем глупо - это граничит с безумием! Я понятия не имею о том, как ведут себя леди.
Он покачал головой и прижал руку к сердцу.
- Ладно, я немного знаю, как ведут себя леди, - согласилась она. - Но не те леди, которые живут в таких домах, как этот, или ездят на балы. То, что я знаю, наверняка ему не понравится.
Хасим покачал головой, в уголках его прищуренных глаз таилась легкая насмешка.
- Сейчас же перестань, - рассердилась Райли. Слишком хорошо ее друг и слуга знал ее. Не напрасно они были вместе уже десять лет, с того самого дня, когда она купила его в Париже у работорговца. Несмотря на положение, в котором он оказался, в царственной осанке и благородстве его черт было что-то понятное и близкое Райли. После своего дебюта на парижской сцене она заработала достаточно денег для выкупа и, как только бумаги были подписаны, освободила его.
Но гигант не захотел получить свободу. По крайней мере до тех пор, пока не вернет деньги за свой выкуп. Райли считала, что он уже давно отработал свой долг, но каждый раз, когда она заводила разговор о его свободе, он только качал головой. Стоя за ее спиной, он кашлянул и снова кивнул в сторону двери.
Райли перебирала в уме сведения об их патроне, добытые Агги прошлой ночью.
- Как сказал Агги, новый граф преподавал древнюю историю. Скучные войны, мертвые короли, проигранные дела. - Она сделала гримаску. - Ничего удивительного, что он ведет себя, как старый священник, а не один из Эшлинов.
Хасим поднял брови.
- Я только что подумала, что он выглядел бы намного интереснее, если бы не одевался во все черное, - заметила Райли и шутливо добавила: - Если он питает склонность к истории, мы могли бы предложить ему одну из римских тог, оставшихся с "Антония и Клеопатры". Это дало бы ему новое представление о моде.
Хасим, казалось, не находил в ее словах ничего забавного, между тем как Райли смеялась, представляя строгого оксфордского профессора, завернутого в одну только полотняную простыню. То есть смеялась, пока не представила его голые ноги и длинные руки, широкую грудь, прикрытую только тонким белым полотном. Горячий румянец вспыхнул на ее щеках, когда она поняла, что он будет выглядеть отнюдь не плохо.
О чем это она размышляет? Должно быть, ранний час вызывает лихорадку. Ничем другим это не объяснишь. Подумаешь, лорд Эшлин!
Еще больше Райли раздражало, что, как она знала, Ха-симу ученый лорд понравился.
- Как ты думаешь, он может нам помочь?
Хасим пожал плечами и молитвенно сложил руки.
- Вера? Ты в него веришь? - Райли покачала головой. - Один раз увидев его, ты вдруг решил, что он мой спаситель. Совершенно тебя не понимаю. Или он тебе понравился из-за того, что Агги узнал, что он не женат? Кандидат в ваш клуб?
Подняв брови, Хасим указал на нее.
- Спасибо, что напомнил. Но это должно оставаться тайной. Интересно, сколько билетов мы продали бы, если бы все знали, что я… ну, ты понимаешь, что я имею в виду.
Она взглянула на дом.
Райли и представить не могла, как ученый граф, вероятно, проводивший большую часть жизни запершись в пыльной библиотеке, сумеет сделать то, что оказалось не под силу самому ловкому и, как она с досадой отметила, самому дорогому сыщику с Боу-стрит: узнать, кто пытается причинить ей зло.
Не то чтобы Райли придавала этому большое значение, но нельзя отрицать, что трудности, возникшие в театре, - не случайность, а действия, направленные против нее. Балка от декораций обрушилась на сцену, когда она разучивала монолог, занавес вспыхнул, когда она одна была в зале, а сегодня утром пришла записка:
УЕЖАЙ ИС АНГЛЕИ ШЛЮХА А ТО ПОПЛАТЕШСЯ
Она никому ее не показала, и Хасиму тоже, ибо знала, что эта угроза вызовет страшный гнев у ее преданного слуги. Он считал своим долгом охранять ее, и если бы увидел эту записку, то, вероятно, перестал бы спать, присматривая за ней все двадцать четыре часа в сутки.
И все же зачем кому-то нужно, чтобы она уехала, или - того хуже - умерла? Райли решительно не видела в этом никакого смысла, поэтому она спрятала страшный кусок бумаги в ридикюль и решила забыть о нем.
Нанятый ею сыщик заявил, что это, вероятно, чья-то шутка или же их пытается закрыть владелец конкурирующего театра.
Райли убедила себя, что это самый правильный ответ, и, отбросив в сторону пустую тревогу, сосредоточила свое внимание на непосредственной задаче - убедить их патрона не закрывать их. Она любила свой театр, и труппа заменила ей семью, которой у нее никогда не было. Будь она проклята, если позволит какому-то невидимому трусу лишать ее возможности зарабатывать на жизнь и отнимать средства к существованию у многих людей.
Взглянув на Хасима, Райли прочла на его лице то, чего он не мог сказать своим изувеченным языком: "Не попробуешь - не узнаешь". И все же ее трясло от страха так, как никогда не трясло даже на сцене.
- Что, если…
Все старания Райли потянуть время оказались напрасными, дверь внезапно распахнулась, и кузина Фелисити с грацией торговки рыбой скатилась по ступеням.
- Моя дорогая, дорогая мадам Фонтейн и мистер Хасим! - воскликнула она, беззастенчиво останавливая взгляд на плотно сжатых губах Хасима, как бы прикидывая, хватит ли у нее храбрости попросить разрешения заглянуть ему в рот еще раз. Вместо этого она торопливо тараторила: - Ах, не могу и сказать, как я счастлива видеть вас, я имею в виду вас обоих, снова здесь, в нашем скромном доме.
Едва переведя дыхание, она ухватила Райли за локоть и потащила вверх по ступеням.
- Моя самая лучшая и близкая подруга, леди Дэландер, - продолжала кузина Фелисити, подчеркивая имя, чтобы Райли поняла, какая важная персона эта леди Дэландер, - просто позеленеет, когда узнает, что лорд Эшлин произвел настоящую революцию в обществе, прибегнув к вашим услугам. Осмелюсь сказать, может быть, вы больше не останетесь на подмостках, как говорят в театре. Вы будете полностью ангажированы, я хочу сказать, на вас будет огромный спрос, самые знатные молодые леди пожелают узнать ваши… как это говорят… - покраснев, она взглянула на Хасима, затем на ухо прошептала Райли: - восточные секреты.
Восточные секреты? Черт, дело обстояло хуже, чем она думала.
Райли решительно сделала шаг назад, но кузина Фелисити придержала ее за один локоть, а Хасим твердо ухватился за другой, и побег был предотвращен. Ей пришли на ум слова Агги, которыми он любил ее подбадривать: "Держись, душа моя, держись!" Обводя взглядом громадный холл дома Эшлинов, величественную мраморную лестницу, темные дубовые панели и желтые парчовые занавеси, Райли старалась убедить себя, что он не так уж и отличается от их театра. Ну, кроме мрамора. И в доме Эшлинов не пахло пролитым вином и забытыми кем-то жареными каштанами.
- Как только я расскажу о нашем маленьком секрете леди Дэландер…
- Мы никому не расскажем о мадам Фонтейн, кузина Фелисити, - заявил, появляясь в дверях своего кабинета, лорд Эшлин.
Его появление испугало Райли не только властными нотками, звучавшими в его словах, но и бархатной глубиной его голоса, от которой у нее по спине пробежали мурашки и перехватило дыхание. У Райли появилось какое-то странное предчувствие.
"Черт бы его побрал", - в душе выругалась она. Он приводил ее в замешательство одним своим присутствием. Райли без труда могла себе представить, как граф своим бархатным баритоном сможет уговорить женщину сделать что-нибудь похуже, чем просто сохранить его тайну.
Слава Богу, он находит ее всего лишь довольно миловидной, о чем свидетельствовало его ворчливое замечание. Райли думать даже не хотела о том, что бы она охотно сделала ради этого человека.
- Но, Мейсон…
- Никаких возражений, кузина, - решительно отрезал он.
Райли представила комнату, полную студентов, которые, услышав такую команду, все обратились в слух. Судя по тому, как нахмурилась кузина Фелисити, дама не собиралась легко сдаваться.
- О, Мейсон, даже леди Дэландер? Мне так трудно терпеть ее превосходство с тех пор, как ее племянница помолвлена с лордом Пенфордом. - Она повернулась к Райли: - Можно подумать, она устроила этот брак своими руками. И я все это выслушиваю каждый раз, когда мы обедаем вместе. - Ее большие голубые глаза умоляюще смотрели на лорда Эшлина.
Тот покачал головой.
- Нам с мадам Фонтейн надо кое-что обсудить до того, как она приступит к своим обязанностям.
- Пустяки, мой мальчик, ты слишком ворчлив и скромен. Как будто ты приемыш, а не Эшлин! - Фелисити направилась вверх по лестнице. - Ладно, я хотя бы смогу посидеть с девочками на уроках и узнать что-то полезное для себя. Может быть, у нас в этом сезоне будет четыре невесты. - Она покраснела и повернулась, глядя на ступени. - Куда же это я шла?
Райли, которая сразу же поняла, что за время, прошедшее после их встречи, граф передумал и собирается отменить их соглашение, поспешила подсказать кузине:
- К девочкам?
Лицо кузины Фелисити расплылось в широкой улыбке.
- К девочкам! Конечно. Я быстренько доставлю ваших учениц сюда.
Она поспешила, не оглядываясь, вверх по лестнице.
- Кузина Фелисити! - попытался остановить ее Мей-сон, но она не обратила на него никакого внимания.
Он тяжело вздохнул, что, как была уверена Райли, не сулило ей ничего хорошего, поскольку затем лорд Эшлин неодобрительно посмотрел на нее. Его стиснутые зубы придавали ему совсем другой вид - непохожий на вчерашний, осуждающе суровый, который, как считала Райли, больше подошел бы военному, а не ученому.
Очевидно, он узнач, кто она такая, или, вернее, какой ее изображали сплетники. И теперь он хочет уволить ее и обобрать ее театр до нитки, чтобы получить обратно свои деньги. Что же с ней будет? С Агги? С Хасимом? Райли поправила шляпу, затем разгладила юбку, сдерживая себя, чтобы не наброситься на него с упреками за отказ от соглашения. Нельзя сказать, что это было для нее неожиданностью. Райли кое-что знала о том, как надо торговаться с мужчинами, а его милость был мужчиной, какую бы чушь ни говорили о его предполагаемом целомудрии.
Целомудренный Эшлин? Какой вздор!
Она подняла голову и застенчиво посмотрела на него.
- Что-то случилось, милорд? - спросила она самым сладким голосом, на какой только была способна. - Осмелюсь заметить, сегодня утром у вас нездоровый вид. Возможно, вам нужно укрепляющее средство или хороший отдых в деревне.
"Не спеши, - подумала она. - Найди способ помешать ему уволить тебя прямо сейчас". Ибо существовала только одна вещь, в которой Райли была уверена: он ей нужен. Вероятно, больше, чем она ему. Ее преимущество было в том, что Райли справлялась и с более коварным противником, чем какой-то граф в очках. И в ее распоряжении была целая ночь, чтобы продумать все возможные аргументы.
Однако она скоро убедилась, что и лорд Эшлин тоже не терял времени даром.
- Мадам Фонтейн, думаю, я совершил ужасную оши… - Тут он оглянулся, и она, посмотрев в том же направлении, увидела не только лакеев, взиравших на них разинув рот, но и целую толпу слуг, выглядывавших из всех дверей и углов.
Райли не могла сказать, кто вызывал у них больший интерес - она или Хасим. Страшный турок отвечал им самым свирепым взглядом, которым он любил пугать молодых женщин или угрожать ее слишком настойчивым поклонникам.
Райли решила любезно улыбнуться зрителям, чем вызвала еще большее неудовольствие лорда.
- Белтон! - закричал лорд Эшлин. - Разве мы платим этим людям за то, чтобы они таращились и разевали рты?
Как только в дверях появился дворецкий, слуги нырнули под лестницу или поспешили вернуться к своим обязанностям, о которых явно забыли. Лорд Эшлин кивнул дворецкому, затем перевел холодный взгляд на нее:
- Мадам, как я уже говорил, я хотел бы побеседовать с вами. Наедине.
Последние слова, без сомнения, относились к Хасиму.
Она повернулась к своему добровольному защитнику:
- Ты не против?
Хасим взглядом смерил лорда Эшлина с головы до ног и кивнул, соглашаясь на продолжение их разговора наедине. Когда Райли вслед за графом вошла в кабинет, Хасим занял пост у двери, застыв в своей обычной позе - сложив на груди руки и слегка касаясь рукой ножен своего украшенного драгоценными камнями меча.
Райли озадаченно наблюдала за человеком, который ввел ее в кабинет. Движения лорда Эшлина отличались пластичной грацией атлета, заставляя подозревать, что под скромной черной одеждой скрыто прекрасно тренированное тело. Очевидно, профессора колледжа интересовали не только книги и экзамены…
Она присела на предложенный им стул. С его стола были убраны неоплаченные счета и бумаги. Она собиралась заговорить, но лорд Эшлин опередил ее.
- Мадам Фонтейн, - начал он, - я навел справки, чтобы убедиться в том, что вам можно доверить подготовку моих племянниц к их дебюту…
- И вы узнали, что я обладаю чрезвычайно большим опытом, - перебила она, предвидя его первое возражение. Она могла бы поспорить на свою долю имущества театра, что то, что он узнал, не входило в программу обучения в университете. По крайней мере не изучалось на занятиях, "Обучение только начинается, милорд", - подумала она, подвигая свой стул поближе к широкому и массивному дубовому столу, разделявшему их.
- Ваша опытность, конечно… - Он замолк, подыскивая нужное слово.
Райли, воспользовавшись его смущением, помогла ему:
- Вы хотите сказать "не вызывает сомнений". Я знаю, что вы, вероятно, думаете, что такая задача ниже моих способностей, и я, конечно же, с вами согласна.
Она подняла руку, как бы предостерегая его от возражений, и Мейсон из вежливости позволил ей продолжать. К счастью, Райли не страдала от подобной приверженности к хорошим манерам. Она беззастенчиво продолжала:
- Милорд, я бесконечно признательна вам и вашей семье за щедрость и внимание, которые вы проявили, поддержав нашу последнюю постановку. Поэтому я как актриса не страдаю от уязвленного самолюбия, помогая вам в таком прекрасном деле. - Райли быстро перевела дыхание и продолжила прежде, чем он, забыв о вежливости, успел перебить ее: - Боже мой, когда я рассказала моим актерам в "Куинз-Гейт" о вашем великодушии, вся труппа попросила, нет, потребовала, чтобы наша премьера была посвящена вам, наш дорогой патрон.
Было незаметно, что лорд Эшлин польщен.
Райли скрипнула зубами и захлопала ресницами, надеясь, что искренность, которую она репетировала всю ночь, добавит к ее словам недостающую долю правды.
- По выражению вашего лица я вижу, вы считаете, что следует продолжить нашу традицию посвящения наших премьер принцу. - Она задумчиво кивнула. - Действительно, он будет в театре и окажется в ложе Эшлинов вместе с вами, и может возникнуть неловкая ситуация. Заверяю вас, я улажу все, что касается принца. - Перегнувшись через стол, она застенчиво взглянула на него из-под полей шляпы и доверительным тоном призналась: - Мы с принцем очень близки.
Произнеся эту маленькую ложь, Райли по его изменившемуся взгляду сразу же поняла, что совершила ошибку. Если до этого она думала, что у него суровый вид, то теперь, когда Мейсон воззрился на нее, его лицо казалось высеченным из гранита.
- Вот как раз об этой близости с мужчинами я и хотел поговорить, - сказал он, пока она соображала, как исправить губительные последствия своей выдумки. - Мои племянницы ведут замкнутый образ жизни, они невинные девицы, и я бы хотел, чтобы они такими и оставались до своего замужества. Предложение моей кузины воспользоваться вашими услугами, чтобы привить им светские манеры, сначала показалось мне хорошей идеей…
- Она и остается… - Райли не закончила фразы, заметив, как грозно поднялась бровь лорда Эшлина, не оставляя сомнений в том, что это значило.
Он прокашлялся.