Возможно, она не знала, что означает это движение, не знала, что оно делает с ним, но даже такое легкое давление под ним неимоверно увеличило силу его желания, приведя его к пику возбуждения.
Поцелуями Джек проложил дорожку вниз от шеи девушки к нежной выпуклости ее груди, его губы нашли то самое местечко на краю ее корсажа, к которому недавно прикасались его пальцы. Он отодвинулся от нее, совсем немного, но вполне достаточно для того, чтобы он мог скользнуть своим пальцем под корсаж ее платья, чтобы плавно стянуть его вниз, или, может быть потянуть ее наверх, - любое действие, которое помогло бы открыть Грейс для его страсти.
Но как раз в тот самый миг, когда его рука достигла своей цели, когда в течение одной великолепной секунды, его рука обхватывала ее грудь, кожа к коже, тугая заостренная вершинка в его ладони, она вскрикнула. Мягко, с удивлением.
И с испугом.
- Нет, я не могу. – Она поспешно вскочила, судорожно поправляя свое платье. Ее руки дрожали. Даже больше. Казалось, они были наполнены чужой, нервной энергией, и когда он заглянул ей глаза, словно нож пронзил его.
В них не было отвращения, в них не было страха. То, что он увидел, было мучением.
- Грейс, - произнес Джек, придвигаясь к ней. - Что-то не так?
- Я сожалею, - сказала она, отстраняясь. - Я... я не должна. Не сейчас. Не до... - Ее рука взметнулась к ее рту, прикрыв его.
- Не до...? Грейс? Не до чего?
- Я сожалею, - сказала она снова, подтверждая его убеждение, что это были худшие два слова в английском языке. Она сделала быстрый небрежный реверанс. - Я должна идти.
И затем она выбежала из комнаты, оставив его совершенно одного. В течение целой минуты он пристально вглядывался в пустой дверной проем, пытаясь понять, что же случилось. И только когда он, наконец, вышел в холл, он понял, что не знает, как найти обратную дорогу до своей комнаты.
***
Грейс мчалась через Белгрейв, где полушагом, кое-где вприпрыжку... местами переходя на бег... независимо от того, что это было, она должна была сделать так, чтобы достичь своей комнаты максимально быстро, и, насколько это было возможно – с достоинством. Если слуги видели ее - а она не могла представить, что этого не произошло, казалось, этим утром они были положительно повсюду - они, должно быть, спрашивали себя, что за беда с ней приключилась.
Вдовствующая герцогиня ее не ждала, поскольку, несомненно, думала, что она все еще показывает мистеру Одли дом. У Грейс имелся, по крайней мере, час до того, как она, возможно, должна будет предстать перед герцогиней.
Господи, что она наделала? Если бы Грейс, в конце концов, не вспомнила о том, кто она такая, и кем был он, а также - кем он мог быть, то она позволила бы ему продолжать. Она хотела этого. Она хотела этого со страстью, которая потрясла ее. Когда Джек взял ее руку, когда он привлек ее к себе, он что-то пробудил в ней.
Нет. Это проснулось в ней двумя ночами ранее. Той залитой лунным светом ночью, когда она стояла у кареты, что-то зародилось в ней. И теперь...
Она сидела на своей кровати, желая спрятаться под одеяло, но вместо этого она продолжала сидеть, уставившись в стену. Нельзя было вернуться назад. Невозможно было считать, что ее не целовали, когда это уже произошло.
Возбужденно дыша, а скорее даже безумно смеясь, она закрыла лицо руками. Как она умудрилась выбрать самого наименее подходящего мужчину из всех, в кого можно было влюбиться? Не то, чтобы это слово было мерой ее чувств, поспешила она заверить себя, но она не была совсем уж дурой, чтобы не признать свое расположение к нему. Если бы она позволила себе... Если бы она позволила ему...
Она влюбилась.
О боже.
Либо он был разбойником, и теперь ей было суждено стать супругой преступника, либо он был настоящим герцогом Уиндхемом, что означало...
Она рассмеялась, потому что действительно это было забавно. Это должно быть забавным. Если это не было бы забавным, то тогда это могло быть только трагичным, и она не была уверена, что может сейчас с этим справиться.
Замечательно. Возможно, она влюбилась в герцога Уиндхема. Теперь это было ясно. Посмотрим, сколько бед это могло ей принести? Например, он являлся ее работодателем, а также владельцем дома, в котором она жила, и его социальное положение было неизмеримо выше ее собственного.
И к тому же существовала Амелия. Она и Томас, конечно, не ладят, но она все же имеет право ожидать, что станет герцогиней Уиндхем после того, как выйдет замуж. Грейс не могла себе вообразить, какой коварной обманщицей она предстала бы перед семьей Уиллоуби - ее хорошими друзьями - если бы все увидели, что она гоняется за новым герцогом.
Грейс закрыла глаза и коснулась кончиками пальцев своих губ. Сейчас она дышала достаточно глубоко, а значит, почти расслабилась. И все же она все еще чувствовала его присутствие, его прикосновение, теплоту его кожи.
Это ужасно.
Это замечательно.
Она настоящая дура.
Она легла, вздохнув глубоко и устало. Забавно, что она надеялась на перемены, которые нарушили бы монотонность ее дней, проходящих в заботе о вдовствующей герцогине. Разве жизнь не посмеялась над ней? Любовь...
Любовь - самая жестокая шутка из всех возможных.
***
- Леди Амелия желает видеть Вас, мисс Эверсли.
Грейс встряхнулась, усиленно моргая. Она, должно быть, заснула. Она не могла вспомнить, когда в последний раз засыпала днем.
- Леди Амелия? – удивленная, эхом отозвалась она. - С леди Элизабет?
- Нет, мисс, - сообщила ей горничная. - Она приехала одна.
- Как любопытно. - Грейс села, сгибая и разгибая свои руки и ноги, чтобы разбудить свое тело. - Пожалуйста, скажите ей, что я сейчас буду. - Она подождала, когда горничная выйдет, затем подошла к своему небольшому зеркалу, чтобы поправить волосы. Они были в полном беспорядке, хотя она не могла сказать, спутались ли они за время ее сна или тогда, когда она была с мистером Одли.
Она почувствовала, что краснеет от своих воспоминаний, и застонала. Собрав всю свою решимость, она привела в порядок прическу и покинула комнату. Она шла так быстро, как только могла, словно скорость и расправленные плечи могли разогнать все ее тревоги.
Или хотя бы придать ей беззаботный вид.
Действительно, казалось странным, что Амелия приехала в Белгрейв без Элизабет. Грейс не знала, поступала ли Амелия так когда-либо прежде. Но, по крайней мере, она никогда не приезжала в Белгрей, чтобы увидеться с ней. Интересно, думала Грейс, заключалось ли истинное намерение Амелии в том, чтобы повидать Томаса, который, насколько Грейс было известно, все еще отсутствовал.
Она поспешила вниз по лестнице, затем повернула, чтобы оказаться в передней гостиной. Но она не сделала и дюжины шагов, как кто-то схватил ее за руку и увлек в боковую комнату.
- Томас! - воскликнула она. Это был действительно он, слегка осунувшийся и с отвратительным синяком под левым глазом. Его вид шокировал ее, она никогда прежде не видела, чтобы он выглядел настолько взъерошенным. Его рубашка помялась, шейный платок отсутствовал, а его прическу никак нельзя было назвать à la Brutus.
Или даже à la человеческая.
А его покрасневшие глаза… Это было совсем на него не похоже.
- Что с Вами случилось?
Он поднес палец к губам и закрыл дверь.
- Вы ожидали кого-то еще? - спросил он, и ее щеки порозовели. Действительно, когда она почувствовала на своей руке сильную мужскую руку, и что ее куда-то тянут, она предположила, что это был мистер Одли, желающий украсть ее поцелуй.
Ее дыхание стало более глубоким, как только Грейс поняла, что была разочарована тем, что это не он.
- Нет, конечно, нет - сказала она поспешно, хотя подозревала, что Томас знал, что она лгала. Она быстро оглядела комнату, чтобы убедиться, что они одни. - Что-то не так?
- Я должен поговорить с Вами прежде, чем Вы увидите леди Амелию.
- О, тогда Вы знаете, что она здесь?
- Я привез ее, - подтвердил он.
Ее глаза расширились. Вот это новость. Он отсутствовал всю ночь и вернулся весь помятый. Она посмотрела на ближайшие часы. Еще не было и двенадцати. Когда он успел забрать Амелию? И где?
И почему?
- Это - длинная история, - сказал он, чтобы остановить ее прежде, чем она задаст какие-либо вопросы. - Достаточно сказать, что она сообщит Вам, что этим утром Вы были в Стэмфорде и пригласили ее в Белгрейв.
Ее брови приподнялись. Если он просит, чтобы она солгала, то это на самом деле очень серьезно.
- Томас, очень много людей весьма хорошо осведомлены, что я не была в Стэмфорде этим утром.
- Да, но среди них нет ее матери.
Грейс не была уверена, была ли она потрясена или восхищена. Он скомпрометировал Амелию? Почему еще они должны были бы лгать ее матери?
- Э-э... Томас... - начала она, не зная, как продолжить. - Чувствую, я должна Вам сказать, что, учитывая, как долго Вы тянули с этим, смею предположить, что леди Кроуленд будет рада узнать...
- О, ради Бога, это – это совсем не то, - пробормотал он. - Амелия помогла мне добраться до дома, когда я был... - И тут он покраснел. Покрасневший! Томас! - слегка пьян.
Грейс прикусила губу, чтобы удержаться от улыбки. Это было настолько выдающимся событием, такой забавной картиной - Томас, позволивший себе быть чем-то меньшим, чем абсолютно невозмутимым джентльменом.
- Это так великодушно с ее стороны, - сказала она, возможно, немного чересчур чопорно. Но действительно, этого нельзя было избежать.
Томас впился в нее взглядом, от чего ей стало еще труднее сдерживаться.
Она откашлялась.
- Не хотите ли Вы, э-э, привести себя в порядок?
- Нет, - выпалил он, - мне нравится выглядеть похожим на грязного болвана.
Грейс вздрогнула при этом.
- Теперь послушайте, - продолжал он, причем выглядел ужасно решительным. - Амелия повторит то, что я Вам уже сказал, но ничего не говорите ей о мистере Одли.
- Я никогда и не сказала бы, - произнесла Грейс быстро. - Это не мое дело.
- Хорошо.
- Но она захочет узнать, почему Вы были, э-э... - о, Господи, как же выразиться учтиво?
- Вы не знаете, почему, - сказал он твердо. - Скажите ей только это. Разве она должна подумать, что Вы знаете больше?
- Она знает, что я считаю Вас другом, - сказала Грейс. – И, кроме того, я живу здесь. Слуги всегда все знают. И она это знает.
- Вы не прислуга, - пробормотал он.
- Я и Вы знаем, что я - именно прислуга - ответила она, почти развеселившись. - Единственное отличие состоит в том, что мне разрешают носить более красивую одежду и иногда - разговаривать с гостями. Но я уверяю Вас, я посвящена во все домашние сплетни.
В течение нескольких секунд он ничего не говорил, только пристально смотрел на нее, словно ожидая, что она рассмеется и скажет, Это все лишь шутка! Наконец, он пробормотал что-то себе под нос, что, без всяких сомнений, не предназначалось для ее ушей (и она, действительно, ничего не разобрала; болтовня слуг временами была рискованной, но никогда не переходила в брань).
- Ради меня, Грейс, - сказал Томас, сверля ее взглядом, - пожалуйста, Вы скажете ей, что не знаете?
Это была самая личная просьба, которую она когда-либо слышала от него, что совершенно сбило ее с толку и заставило почувствовать себя неловко.
- Конечно, - сказала она быстро. - Даю Вам слово.
Он оживленно кивнул.
- Амелия ждет Вас.
- Да. Да, конечно. - Грейс поспешила к двери, но когда ее рука коснулась ручки, она поняла, что не совсем готова уйти. Она обернулась, еще раз посмотрев на его лицо.
Он был не в себе. Никто не смог бы обвинить его в этом, это были самые необычные два дня. Но, тем не менее, это взволновало ее.
- С Вами все в порядке? - спросила она.
И немедленно об этом пожалела. Казалось, его лицо пришло в движение, оно искривилось, и она не могла понять, собирался ли он рассмеяться или заплакать. Но Грейс знала, что она не хочет быть свидетелем ни того, ни другого.
- Нет, не отвечайте, - пролепетала девушка и выбежала из комнаты.
Глава двенадцатая
В конце концов, Джек нашел свою комнату. И хотя он был уверен, что если бы не его желание присоединиться к Грейс за завтраком, то, он до сих пор бы продолжал с удовольствием спать. Тем не менее, когда, вернувшись в свою комнату, Джек прилег на кровать поверх покрывала, намереваясь хотя бы вздремнуть, оказалось, что он не может сомкнуть глаз.
Это вызвало у него сильное раздражение. Джек всегда гордился своей способностью заснуть в любое время по своему желанию. Это умение весьма выручало Джека в его бытность солдатом. Никому другому не удавалось управлять своим сном так, как ему. Он мог задремать там, где позволяли обстоятельства, и друзья вечно завидовали ему, когда он, прислонившись к дереву, закрывал глаза и засыпал в течение трех минут.
Но, очевидно, этому не суждено было случиться сегодня, даже при том, что под ним было не узловатое дерево, а самый прекрасный матрац, который можно было купить за деньги. Он закрыл глаза и принялся дышать медленно и ровно, и... ничего.
Ничего, только Грейс.
Ему хотелось бы сказать, что она не давала ему покоя, но это было бы неправдой. Это была не ее вина, что он так поглупел. И, по правде говоря, дело было не в том, что он отчаянно нуждался в ней (хотя он нуждался, и это было очень тревожно). Джек не мог выбросить ее из головы, потому что не хотел этого делать. Так как, если бы он перестал думать о Грейс, то он должен был бы начать думать о других вещах. Например, о том, что он, возможно, был герцогом Уиндхемом.
Возможно... Вот ещё. Он знал, что это так и было. Его родители были женаты. Все, что требовалось, - это определить местонахождение приходской метрической книги.
Джек закрыл глаза, пытаясь отодвинуть непреодолимое чувство страха, которое тяготило его. Он должен был солгать, сказав, что его родители никогда не были женаты. Но, проклятье, он не предвидел последствий, когда утверждал обратное. Никто не сказал ему, что он получит этот чертов титул герцога. Все, что было ему известно на тот момент, - это то, что он был чертовски зол на вдовствующую герцогиню за то, что она его похитила. И на Уиндхема, разглядывавшего его так, словно он был чем-то вроде мусора на коврике.
А затем Уиндхем произнес своим вкрадчивым, надменным тоном: "Если Ваши родители действительно были женаты".
Джек выпалил свой ответ прежде, чем у него был шанс подумать о последствиях своих действий. Эти люди были ничем не лучше его. Они не имели никакого права сомневаться в его родителях.
Теперь же было слишком поздно. Даже если он попытается солгать и отречется от своих слов, вдова все равно не успокоится до тех пор, пока не перероет всю Ирландию в поисках документов о браке.
Она хотела, чтобы наследником оказался он, это было ясно. Было сложно вообразить, что она может о ком-либо заботиться, но, очевидно, она обожала своего среднего сына.
Его отца.
И даже при том, что вдовствующая герцогиня не выказала какой-либо особенной нежности к нему самому - не сказать, что Джек приложил большие усилия, чтобы произвести на нее впечатление - она явно предпочитала его своему другому внуку. Джек понятия не имел, что произошло между вдовой и нынешним герцогом, если что-нибудь вообще произошло. Но их отношения не отличались чрезмерной привязанностью.
Джек встал и подошел к окну, наконец, признав, что потерпел поражение в борьбе за сон. Утреннее солнце уже ярко светило высоко в небе, и его внезапно охватило желание оказаться на улице, или точнее, - вне стен Белгрейва. Странно, как в таком огромном доме можно ощущать, что стены словно давят на тебя. Ему захотелось выбраться наружу.
Джек пересек комнату и схватил свое пальто. Оно выглядело потертым на фоне великолепной одежды Уиндхема, которую он надел этим утром. Он почти надеялся, что встретит вдову, и тогда она сможет увидеть его пыльный и изношенный наряд.
Почти. Но не совсем.
Широким быстрым шагом он проложил свой путь вниз к главному холлу, пожалуй, единственному месту, до которого он знал, как добраться. При этом мраморный пол делал его шаги раздражающе громкими. Казалось, все здесь отзывается эхом. Все было слишком большим, слишком холодным, слишком...
- Томас?
Он остановился. Это был женский голос. Но не голос Грейс. Хотя молодой. И несколько неуверенный.
- О... простите. - Это действительно была молодая женщина, среднего роста, блондинка, с довольно очаровательными глазами цвета лесного ореха. Она стояла в дверях гостиной, куда его притащили за день до этого. На ее щеках играл восхитительный румянец, не скрывавший небольшое количество веснушек, которые, Джек был уверен, она терпеть не могла (что было свойственно всем женщинам, насколько он знал). Он решил, что в ней было что-то исключительно приятное. Если бы он не был настолько поглощен Грейс, то он пофлиртовал бы с этой девушкой.
- Жаль, что разочаровал Вас, - заговорил Джек, одарив ее озорной улыбкой. Это не было флиртом. Так он разговаривал со всеми леди. Отличие было в его намерениях.
- Нет, - сказала она быстро, - конечно, нет. Это была моя ошибка. Я просто находилась в гостиной. - Девушка прошла к дивану, стоявшему позади нее. - Я приняла Вас за герцога.
Должно быть это невеста герцога, понял Джек. Как интересно. Было трудно понять, почему Уиндхем тянул с браком. Он отвесил ей вежливый поклон.
- Капитан Джек Одли, к Вашим услугам, сударыня. - Прошло много времени с тех пор, как он представлялся, используя свое воинское звание, но почему-то сейчас это показалось ему необходимым.
Она присела в изящном реверансе.
- Леди Амелия Уиллоуби.
- Невеста Уиндхема.
- Так вы его знаете? О, ну, конечно, знаете. Вы же здесь гость. О, Вы должно быть его партнер по фехтованию.
- Он говорил Вам обо мне? - День становился все более интересным.
- Немного, - призналась девушка. Моргнув, она уставилась куда-то вне его поля зрения. Он понял, что она смотрела на его щеку, на которой все еще красовался синяк после стычки с ее женихом днем ранее.
- Ах, это, - пробормотал Джек, испытав небольшое смущение. - Это выглядит намного хуже, чем есть на самом деле.
Ей хотелось расспросить его об этом. Он видел это по ее глазам. "А видела ли она почерневший глаз Уиндхема?"- подумал он. Если да, то, конечно, это разожгло ее любопытство.
- Скажите мне, леди Амелия, - просто сказал Джек, - какого она сегодня цвета?
- Ваша щека? - спросила она с небольшой долей удивления.
- Конечно. Вы никогда не замечали, что ушибы имеют свойство выглядеть тем хуже, чем они старее? Вчера он был совершенно фиолетовым, почти по-королевски, с намеком на синий. Я не заглядывал в зеркало в последнее время. - Он повернул голову, чтобы ей было лучше видно. - Он все еще также привлекателен?
Ее глаза расширились, и одно мгновение она, казалось, не знала, что сказать. Джек задумался, флиртовал ли с нею хоть один мужчина. Позор Уиндхему. Он оказал ей плохую услугу.