Это было без сомнения самое странное и невероятное ощущение. Грейс не могла его игнорировать. Она не хотела его игнорировать. Она хотела лелеять его, потворствовать ему и позволить Джеку показать ей, как утолить эту жажду.
- Джек, - застонала она, в то время как его руки двигались, качая как в колыбели обе ее груди. И затем он поцеловал ее.
Глаза девушки открылись.
Губы Джека коснулись остроконечной вершинки ее груди, и Грейс была вынуждена прижать руку ко рту, чтобы не закричать от удовольствия. Она и представить не могла... Она думала, что знает, чего она хочет, но это...
Она не знала.
Девушка ухватилась за голову Джека, используя ее для поддержки. Это были одновременно и пытка, и счастье, к тому моменту, когда его рот вновь нашел ее губы, она едва могла дышать.
- Грейс... Грейс... - шептал мужчина, раз за разом скользя по ее коже. Ей казалось, словно он одновременно целовал ее повсюду: ее рот, уши, шею. Его руки были грешными. И неустанными.
Джек непрестанно двигался, непрестанно прикасался к ней. Руки Джека были то на ее плечах, то на бедрах, а потом одна из них начала скользить по ноге девушки, таща за собой ее ночную рубашку, пока та окончательно не соскользнула с тела Грейс.
Ей следовало бы смутиться. Почувствовать неловкость. Но ничего подобного она не испытывала. Не с ним. Не тогда, когда Джек смотрит на нее с такой любовью и преданностью.
Он любит ее. Он так сказал, и она поверила, а теперь и почувствовала это. Пыл, искренность. Этим сияли его глаза. И теперь она понимала, как может женщина оказаться на краю гибели. Разве может кто-то сопротивляться этому? Разве сама она может сопротивляться ему?
Он приподнялся, тяжело дыша, пытаясь непослушными пальцами расстегнуть свои бриджи. Его грудь уже была обнажена, и все, о чем Грейс могла думать, было: "Как он красив. Может ли мужчина быть настолько красивым?"
По телу Джека было видно, что жизнь его не была легкой. Его тело было худощавым и крепким, кожа тут и там была изборождена шрамами.
- Ты был ранен? - спросила Грейс, опустив взгляд на шрам на его предплечье.
Сбрасывал свои бриджи, Джек посмотрел вниз.
- Французский снайпер, - криво улыбнувшись, подтвердил он. - Мне повезло, что он не был лучшим в своем профессии.
Вряд ли это было забавным происшествием. Но он преподнес его именно так. Как некий малозначимый факт. Грейс улыбнулась в ответ.
- Я чуть не умер тогда.
- Правда?
- Лихорадка.
Он вздрогнул.
- Ненавижу лихорадку.
Грейс кивнула, сжав уголки губ, чтобы сдержать улыбку.
- Вряд ли мне понравилось бы быть раненой.
Он взглянул на нее, в его глазах плескался юмор.
- Я бы не советовал этого.
И тут она в самом деле рассмеялась, поскольку все это было действительно нелепо. Боже, он стоял перед нею голый, явно возбужденный, а они обсуждали, сколько неприятностей могут доставить огнестрельные ранения и лихорадка.
Джек медленно опустился на кровать, подкрадываясь к ней с хищным выражением.
- Грейс? - прошептал мужчина.
Она взглянула на него и почти растаяла.
- Да?
Джек растянул губы в улыбке голодного волка.
- Теперь мне гораздо лучше.
И все, больше слов не было. Когда он вновь поцеловал ее, то в его поцелуе чувствовались ярость и страсть, которые, поняла Грейс, скоро приведут их к финалу. Грейс почувствовала это его желание и неослабевающую потребность. И когда Джек встал на колени между ее ног, она немедленно и безоговорочно, ничего не страшась, открылась ему.
Грейс не знала, как долго он ее целовал. Это было ни на что не похоже. И одновременно это было похоже на вечность. Словно она была рождена ради этого момента, для этого мужчины. Словно в день ее появления на свет было предопределено, что двадцать восьмого октября 1819 года она будет находиться в комнате номер 14 гостиницы "Квинс Армс", и она отдаст себя этому мужчине, Джону Августу Кэвендишу-Одли.
Ничего другого не могло произойти. Случилось то, что было предназначено судьбой.
Грейс ответила на его поцелуй с неменьшим пылом, хватая его за плечи, за руки, за все, до чего могла дотянуться. И затем, как раз в тот самый миг, когда она подумала, что не может больше ждать, его рука скользнула ей промеж ног. Его прикосновение было нежным, но, тем не менее, Грейс подумала, что готова закричать от потрясения и удивления.
- Джек, - выдохнула девушка, не потому что хотела, чтобы он остановился, а потому что не было сил молчать. Джек щекотал и дразнил, а она задыхалась и корчилась. И вдруг в какой-то момент осознала, что он уже не просто прикасается к ней. Он уже был внутри нее: его пальцы исследовали Грейс в той интимной манере, которая заставила ее затаить дыхание.
Грейс почувствовала, как ее лоно сжимает его пальцы, и просит о чем-то большем. Она не знала, что ей делать, не знала ничего, за исключением того, что она хочет его. Она хочет его, хочет чего-то такого, что только этот мужчина может ей дать.
Джек сменил положение, и его пальцы покинули ее. Его тело приподнялось над нею, и когда Грейс взглянула на него, ей показалось, что Джек напрягся под воздействием какой-то непреодолимой силы. Он возвышался над нею, поддерживая себя на локтях. Ее язык дернулся, готовый произнести его имя, но в ту же секунду она почувствовала, как он с мягким нажимом входит в нее.
Их глаза встретились.
- Шшшш, - пробормотал Джек. - Пожди... я обещаю...
- Я не боюсь, - прошептала девушка.
Его рот сложился в кривую улыбку.
- Я...
Грейс хотела спросить, что он имеет ввиду и почему улыбается, но тут Джек начал продвигаться вперед, открывая ее, растягивая ее. И это было самой странной, самой удивительной вещью - он был в ней. Тот единственный человек, который мог быть там. Это было очень захватывающе. Они соединились. И Грейс не могла думать ни о чем другом.
- Я причиняю тебе боль? - прошептал Джек.
Грейс покачала головой.
- Мне это нравится, - прошептала она в ответ.
Услышав это, он застонал и сделал толчок вперед. Это внезапное движение вызвало у нее волну невероятных ощущений и легкого давления. Она выдохнула его имя и схватила его за плечи, и затем подчинилась древнейшему ритму, двигаясь вместе с ним, как единое целое. Движение, ритм, напряжение, и затем...
Она взорвалась. Выгнулась и застонала, почти закричала. И когда, наконец, она пришла в себя и нашла силы дышать, то и тогда ей было сложно представить, что она все еще жива. Конечно, ее тело не могло не почувствовать этот извечный ритм и было готово к его повторению.
И вдруг Джек резко вышел из нее и отвернулся, ворча и издавая стоны своего собственного удовлетворения. Грейс коснулась его плеча, чувствуя судороги его тела. И когда он что-то выкрикнул, она не просто услышала что. Она почувствовала это сквозь его кожу, сквозь ее тело.
Прямо к ее сердцу.
Некоторое время Джек оставался неподвижным, пережидая, пока восстановится его дыхание. Затем перевернулся на спину и, притянув к себе, обнял Грейс. Он прошептал ее имя и поцеловал в макушку.
Затем сделал это снова.
И снова.
И когда Грейс, наконец, заснула, именно это она слышала в своем сне. Голос Джека. Нежно нашептывающий ее имя.
***
Джек точно почувствовал момент, когда она заснула. Он не был уверен, как ему это удалось - ее дыхание стало тихим и замедленным, тело вытянулось и затихло.
И он точно понял, что она заснула.
Тогда он в последний раз поцеловал Грейс в висок. И, посмотрев на ее спокойное лицо, прошептал:
- Я женюсь на тебе, Грейс Эверсли.
И не имело значения, кто он такой. Он никогда не позволит ей уйти.
Глава девятнадцатая
Дорога в Батлерсбридж была в точности такой, как Джек ее запомнил. Деревья, птицы, идеальный оттенок зеленого, когда ветер пригибал траву. Все это были звуки и образы его детства. Ничего не изменилось. Это должно было бы его утешить.
Но не утешало.
Проснувшись этим утром, Джек обнаружил, что Грейс уже ускользнула из постели и вернулась в свою комнату. Конечно же, Джек был разочарован. Он проснулся полный любви и желания, и ничего другого ему так не хотелось, как вновь заключить девушку в свои объятия.
Но он понял ее. Жизнь женщины не была столь свободной, как жизнь мужчины, даже жизнь женщины с независимым состоянием. Грейс должна была заботиться о своей репутации. Томас и Амелия никогда не скажут против нее ни слова, но лорда Кроуленда Джек знал не столь хорошо, чтобы предположить, как отец Амелии может отреагировать, если бы Грейс застигли в постели Джека. Что же касается вдовствующей герцогини…
И без слов было ясно, что сейчас она с удовольствием уничтожит Грейс, если ей дать для этого хоть малейший шанс.
Вся компания путешественников, за исключением вдовы (ко всеобщему облегчению) встретилась в столовой гостиницы за завтраком. Увидев входящую в комнату Грейс, Джек понял, что ему не удастся скрыть свои чувства от посторонних глаз. "Будет ли так всегда?" - задумался Джек. Будет ли он каждый раз при виде девушки испытывать такой неописуемый и ошеломляющий прилив чувств?
Это не было простым желанием. Его чувства были намного больше, чем простое желание.
Это была любовь.
Любовь. С большой буквы Л плюс витиеватый почерк, сердечки и цветы, и что-нибудь еще в этом роде – ангелы, и все эти надоедливые маленькие купидоны, предназначенные для приукрашивания.
Любовь. Это не могло быть ничем иным. Джек увидел Грейс и ощутил удовольствие. Не только свое, но и всех окружающих. Незнакомца за своей спиной. И знакомого на противоположном конце комнаты. Он видел все это. И он все это чувствовал.
Это было удивительно. Грандиозно. Грейс просто посмотрела на него, и Джек почувствовал себя самым лучшим из мужчин.
И она еще думала, что Джек позволит кому-либо разлучить их!
Этого не случится. Он не допустит этого.
На протяжении всего завтрака Грейс определенно не избегала его - для этого было слишком много взаимных взглядов и тайных улыбок. Но она избегала напрямую обращаться к Джеку, и у него, конечно же, ни разу не возникло возможности заговорить с нею. Вероятно, он был бы не в состоянии сделать это, даже, если бы Грейс и не была столь склонна к осторожности. После завтрака Амелия вложила свою руку в правую руку Грейс и не отпускала ее.
Усиленная моральная поддержка, решил Джек. Обе леди были вынуждены находиться весь день в карете с вдовствующей герцогиней. Он бы и сам без раздумий принял протянутую руку, если бы ему пришлось выдержать то же самое.
Воспользовавшись прекрасной погодой, трое джентльменов ехали верхом. Во время их первой остановки для того, чтобы напоить лошадей, лорд Кроуленд решил было пересесть в карету, но тридцать минут спустя, он, пошатываясь, выбрался наружу, заявив, что верховая езда менее утомляет, чем общество вдовствующей герцогини.
- Вы оставили свою дочь беззащитной перед ядом вдовствующей герцогини? - кротко спросил Джек.
Кроуленд даже не пытался оправдываться.
- Я и не говорил, что я горжусь собой.
- Внешние Гебриды, - посмеиваясь, произнес Томас. - Уверяю вас, Одли, именно это - ключ к Вашему счастью. Внешние Гебриды.
- Внешние Гебриды? - повторил Кроуленд, переводя взгляд с одного мужчины на другого, в поисках объяснения.
- Они почти также далеки, как и Оркнейские острова, - с удовольствием заметил Томас. - И намного забавнее произносятся.
- У вас там есть собственность? - спросил Кроуленд.
- Пока нет, - ответил Томас. Он посмотрел на Джека. - Возможно, вам удастся восстановить женский монастырь. Желательно с непреодолимыми стенами.
Джек обнаружил, что наслаждается этой мысленной картинкой.
- Как вы умудрились так долго прожить с нею? - спросил он.
Томас покачал головой.
- Понятия не имею.
Они беседовали так, как если бы все уже было решено, вдруг осознал Джек. Они беседовали так, как если бы его уже признали герцогом. И Томас, казалось, не возражал. Казалось, что он с нетерпением ожидал своего неизбежного лишения титула.
Джек оглянулся назад на карету. Грейс настаивала, что она не сможет выйти за него замуж, если он окажется герцогом. Но Джек не представлял себе, как он сможет соответствовать данному титулу без ее поддержки. Он был не готов к тем обязанностям, которые перейдут к нему вместе с титулом. Совсем не готов. Грейс же знала, что следует делать, ведь так? Она жила в Белгрейве в течение пять лет. Она должна была знать, как управлять этим местом. Она знала по именам всю прислугу, и, насколько он мог судить, их дни рождения тоже.
Она была добра. Она была великодушна. Ей были присущи честность, безукоризненная рассудительность, и уж конечно Грейс была намного более умной, нежели он сам.
Джек не мог себе представить более идеальной герцогини.
Но он не хотел быть герцогом.
На самом деле, не хотел.
Джек обдумывал все это бесчисленное множество раз, напоминая себе обо всех причинах, почему из него получится очень плохой герцог Уиндхем, но говорил ли он когда-нибудь об этом откровенно вслух?
Он не хотел быть герцогом.
Джек оглянулся на Томаса, который смотрел на солнце, прикрыв глаза рукой.
- Должно быть, полдень уже миновал, - произнес лорд Кроуленд. - Сделаем остановку на ланч?
Джек пожал плечами. Ему было все равно.
- Ради леди, - сказал Кроуленд.
Все как один, мужчины повернулись и посмотрели на карету.
Джеку показалось, что он увидел отвращение на лице лорда Кроуленда.
- Там внутри не очень-то приятно, - сказал тот тихим голосом.
Джек насмешливо выгнул бровь.
- Вдовствующая герцогиня, - с содроганием произнес Кроуленд. - Амелия умоляла меня позволить ей ехать верхом после того, как мы напоим лошадей.
- Это было бы слишком жестоко по отношению к Грейс, - заметил Джек.
- Именно это я и сказал Амелии.
- В то время как вы сами сбежали из кареты, - пробормотал, слегка улыбаясь, Томас.
Кроуленд вызывающе поднял голову.
- Я никогда и не утверждал иного.
- А я бы никогда не осмелился критиковать Вас за это.
Джек без особого интереса слушал их обмен репликами. По его оценке, они были на полпути к Батлерсбриджу, и ему становилось все тяжелее найти что-то забавное в бессодержательной болтовне своих попутчиков.
- Где-то через милю, или около того, будет поляна, - сказал Джек. - Я останавливался там раньше. Это - подходящее место для пикника.
Двое других мужчин кивнули в знак согласия, и приблизительно пять минут спустя они нашли это место. Джек спешился и тотчас же прошел к карете. Выйти из кареты дамам помогал грум, но так как Грейс должна была выходить последней, то Джеку было достаточно легко встать так, чтобы подать ей руку, когда она, наконец, появилась из кареты.
- Мистер Одли, - произнесла Грейс. Это была простая вежливость, но глаза девушки светились тайной теплотой.
- Мисс Эверсли. - Взгляд Джека был устремлен на губы Грейс. Уголки ее губ слегка дернулись… еле-еле. Ей хотелось улыбнуться. Он видел это.
Он чувствовал это.
- Я буду есть в карете, - решительно заявила вдовствующая герцогиня. - Только дикари едят на земле.
Джек стукнул себя в грудь и ухмыльнулся.
- Горд оказаться дикарем. - Он насмешливо посмотрел на Грейс: - А вы?
- Очень горда.
Вдова продефилировала один раз по периметру поляны, для того, чтобы, по ее словам, размять ноги и затем уселась обратно в карету.
- Должно быть, для нее это было очень трудно, - заметил Джек, наблюдавший за вдовой.
Грейс в этот момент изучала содержимое корзины для пикника, но, услышав слова Джека, она подняла голову.
- Трудно?
- В карете сейчас нет никого, кого бы она могла изводить, - пояснил Джек.
- Я думаю, что она чувствует, что все мы ополчились против нее.
- Именно так.
Казалось, Грейс хотела возразить:
- Да, но…
О… нет. Он не собирался выслушивать, как она придумывает для вдовы оправдания.
- Не говорите мне, что Вы испытываете к ней хоть какую-то симпатию.
- Нет, - покачала головой Грейс. - Я бы так не сказала, но…
- Вы слишком мягкосердечны.
В ответ на это она улыбнулась. Застенчиво.
- Возможно.
Когда одеяла были расстелены, Джек устроил так, что они оказались сидящими несколько в стороне от остальных. Это оказалось не очень сложно, то есть не так уж очевидно. Амелия села рядом со своим отцом, который, казалось, собирался прочитать ей некую нотацию, а Томас удалился, вероятно, в поисках дерева, которое нуждалось в поливе.
- По этой дороге вы путешествовали, когда отправились в школу в Дублин? - спросила Грейс, протягивая руку за ломтиком хлеба с сыром.
- Да.
Джек попытался не допустить напряжения в голосе, но, должно быть, это ему не удалось, потому что, когда он посмотрел на Грейс, та рассматривала его тревожным взглядом.
- Почему вы не хотите возвращаться домой? - спросила Грейс.
Джек еле удержался от того, чтобы посетовать на ее чересчур богатое воображение, или, так как действительно настала пора возвращать былую форму, сказать что-то умное и замысловатое про солнечный свет, щебетание птиц и человеческую доброту.
Заявления вроде этих помогали ему выбраться из намного более щекотливых ситуаций, нежели нынешняя.
Но сейчас у него не было на это ни сил, ни желания.
И, в любом случае, Грейс многое знала. Она знала его. Большую часть времени он мог быть привычно легкомысленным и забавным, и он надеялся, что Грейс это в нем нравилось. Но не тогда, когда он пытался скрыть правду.
Или скрыться от правды.
- Это все довольно сложно, - ответил Джек, потому что, как минимум, это не было ложью.
Грейс кивнула и вернулась к своему ланчу. Джек подождал: будут ли еще вопросы. Но их не последовало. Поэтому он вернулся к своему яблоку.
Он огляделся. Взгляд Грейс, отрезавшей ломтик жареного цыпленка, был устремлен на ее тарелку. Джек открыл рот, чтобы заговорить, но потом решил не делать этого и поднес яблоко ко рту.
Но так и не откусил его.
- Прошло уже более пяти лет, - выпалил он.
Грейс подняла на него взгляд.
- С тех пор, как вы последний раз были дома?
Он кивнул.
- Прошло много времени.
- Много.
- Слишком много?
Его пальцы крепче сдавили яблоко.
- Нет.
Грейс взяла что-то со своей тарелки, а потом опять посмотрела на него.
- Вы не хотите, чтобы я порезала для вас яблоко?
Джек передал ей яблоко, главным образом потому, что он забыл, что продолжает держать его в руках.
- Знаете, у меня был кузен. - Дьявол, как это у него вырвалось?! Он не собирался ничего рассказывать об Артуре. Он провел последние пять лет, пытаясь не думать о нем, пытаясь удостовериться, что лицо Артура не то последнее, что он видит, перед тем как уснуть ночью.