Трой пошел к мулам, чтобы принести посуду, и Дэни молча наблюдала за ним. Мужчины сами готовили пищу, не доверяя поварским способностям Дэни. Грейди пообещал, и Трой поддержал его, что если она решит охотиться, они с радостью будут готовить ее добычу.
Сейчас, когда Дэни смотрела, как Трой достает из вьюка посуду, внимание ее привлекли его волосы. За последние недели они стали длиннее и теперь косичкой висели между плеч. Иссиня-черные и густые, они блестели на солнце, словно первоклассная шкура. Он стягивал их сзади кожаным ремешком, и Грейди, белокурые локоны которого были, разумеется, всегда аккуратно подстрижены, утверждал, что Трой напоминает ему пирата.
– Знаешь, дед Троя был пиратом, – сообщил он Дэни однажды вечером, когда они сидели в темноте у костра, прежде чем усталость заставила их лечь в постели.
– Откуда я могу это знать? – Дэни пожала плечами и затем спросила: – А что такое пират?
– Пираты нападают на корабли в открытом море и грабят их. Иногда они разбойничают на реках – в данном случае на реке Миссисипи. Дед Троя был одним из лучших пиратов.
Дэни вспомнила, как Грейди закрыл свой альбом для зарисовок, чтобы сосредоточиться на рассказе.
– Филип Фонтейн построил дом на острове в рукаве реки Миссисипи возле города Батон Ружа. Трой до сих пор живет на острове Фонтейн. Река в тех местах заболочена, покрыта растительностью, и до того, как старик расчистил ведущий к нему водный путь, остров этот, скрытый и таинственный, был идеальным убежищем для пиратов. И если верить одной старой легенде, то на нем до сих пор хранится зарытый в землю золотой клад.
– И что с дедом Троя?
Грейди непринужденно рассмеялся.
– А то, на что этот кровожадный разбойник никак не рассчитывал: он влюбился и больше не захотел быть пиратом.
Дэни была благодарна темноте и оранжево-золотому свету костра, скрывшим краску смущения на ее лице, появившуюся в тот момент, когда она посмотрела Фонтейну в глаза. После того, как Грейди рассказал ей о морских разбойниках, она согласилась с ним в том, что Трои похож на пирата. Глядя сейчас на Троя, она вспомнила рассказ Грейди.
Месячная щетина, покрывшая нижнюю половину его лица, к удивлению Дэни, делала еще больше его пронзительные темные глаза. Прямые брови были такими же черными, как волосы. Губы его были почти не видны под густыми усами, и очень редко, когда он улыбался, показывались его зубы, ослепительно белые на фоне смуглой кожи и волос.
Вместо того, чтобы носить волосы распущенными с пробором посередине, как это делали многие обитатели гор, Трой зачесывал их назад, открывая высокий аристократический лоб и стягивал, как сегодня, в косичку.
Они уже давно не разговаривали друг с другом наедине, и ей очень хотелось сказать что-нибудь Фонтейну, чтобы пробить стену молчания между ними.
– Похоже, надвигается буря. – Слова эти прозвучали так неестественно, что она сразу пожалела, что произнесла их.
– Мне тоже так кажется.
Приветливое выражение, появившееся при этих словах на его лице, удивило Дэни. Когда же он налил кофе в чашку и протянул ей, она лишилась дара речи.
Она позволила пару, поднимающемуся от густого ароматного кофе, согреть ее замерзшие щеки и нос, а затем подула на него. Сделала первый глоток, подняла глаза и заметила, что Трои наблюдает за ней. Они быстро отвернулись друг от друга. Он вернулся к костру и поставил над раскаленными углями сковороду с длинной ручкой. Затем начал отрезать большие куски почти замерзшей маисовой каши, которую они приготовили прошлой ночью, и бросать их в растопившийся в сковороде бизоний жир. Рот ее наполнился слюной: она вдруг почувствовала, что сильно проголодалась за ночь. В этот момент непрошеные мысли пришли ей в голову: она представила, что они с Фонтейном голые лежат под меховыми одеялами и он согревает ее своим телом.
Чашка с кофе едва не выпала из ее руки.
– Я забыл сорго. – Он кивнул в сторону мулов.
– Я принесу, – быстро вызвалась она, чувствуя, что ей необходимо отойти, чтобы прийти в себя.
Когда она вернулась, неся в руке кувшин с сиропом, Грейди уже пришел с утренней прогулки.
– Трой тебя уже спрашивал? – поинтересовался художник.
– О чем? – Она взглянула на Троя, который сосредоточился на еде.
– Мы говорили о надвигающейся буре и так и не решили, что нам лучше делать: ехать дальше или укрыться возле реки. – Грейди опустился на колени и налил себе кофе. – Я сказал ему, чтобы он поинтересовался твоим мнением.
– Он меня не спрашивал, – сказала она Грейди.
Грейди перевел взгляд с нее на Троя. Трой пожал плечами.
– Я собирался ее спросить.
Он замолчал, чтобы перевернуть куски каши на сковороде. Они равномерно подрумянились снизу, и Дэни молча восхитилась тем, как точно он выбрал время, чтобы перевернуть их.
– Но потом, – снова заговорил Трой, – я подумал, что прежде чем мы получим ответ, нам придется выслушать все, что говорил по этому поводу Большой Джейк, и решил, что сначала нам лучше поесть.
– В таких случаях, – сказала Дэни, не привыкшая уклоняться от брошенного ей вызова, – Большой Джейк смотрел на медвежий жир.
Трой издал негромкий стон, и Грейди подал ему оловянные миски, чтобы он разложил в них кашу.
Не обращая внимания на их реакцию, Дэни, сидевшая на земле перед костром, поджала ноги "по-турецки" и продолжила.
– Большой Джейк, – она нарочно сделала ударение на этом имени и внимательно посмотрела на Троя. – Большой Джейк, чтобы следить за погодой, держал в стеклянной бутылке медвежий жир. Когда жир спокойно лежал на дне бутылки, он говорил, что погода едва ли переменится в течение двух или трех дней. – Она взглянула на Грейди. Хотя его лицо выражало сомнение, он ловил каждое ее слово. Она наклонилась вперед и начала жестикулировать, подражая словоохотливым трапперам. – Когда жир начинал как бы пучиться в центре или по краям бутылки, можно было ожидать бурю. Грязные пятна на поверхности жира предвещали ветер. Когда их было лишь несколько, дул легкий ветерок; если пятен было очень много, следовало ожидать настоящего урагана.
– Браво, Джейк, – пробормотал Трой, подавая ей тарелку с кашей.
– А как насчет зимних бурь? – поинтересовался Грейди.
Прежде, чем ответить, Дэни дожевала и проглотила поджаренный кусок каши, политый сорговым сиропом.
– Когда становилось холодно, жир замерзал. Это все, что я могу сказать. – Она проглотила еще один кусок каши. – Кстати, сегодня довольно холодно.
Грейди опустошил свою тарелку и снова заговорил.
– Ты думаешь, что мы должны ехать?
Дэни посмотрела на Троя.
– А ты что думаешь?
Подняв глаза от тарелки, он внимательно посмотрел на нее и на этот раз не отвел взгляда.
– Я думаю, отсюда уже недалеко до Миссури. Я за то, чтобы мы проехали столько, сколько сможем проехать до того, как начнется действительно сильная буря. До сих пор нам везло: снег не мешал нашему движению. Миссури не может быть слишком далеко отсюда. Когда мы доберемся до нее и направимся на юг, можно будет считать, что мы уже у цели нашего путешествия.
– А ты как думаешь, Дэни? – спросил Грейди с волнением в голосе. – Что лучше? Ехать дальше, не обращая внимания на надвигающуюся бурю, или укрыться где-нибудь?
Дэни посмотрела на небо. Оно нависло над ними своей свинцовой тяжестью, словно собиралось упасть. Уже после того, как Дэни выбралась из своей палатки, подул северо-западный ветер. Река Платт имела в тех местах ширину около одной мили: мелкая и грязная, она текла мимо островов, заросших трехгранными тополями и ивами, эти же деревья росли вдоль ее берегов. К востоку местность постепенно повышалась, и крутые обрывы вдоль берега могли при необходимости послужить им в качестве укрытия.
Дэни не очень-то хотелось высказывать свое мнение. После того как Трой вспылил, когда они покидали Скалистые горы, она решила во всем полагаться на него как на старшего. Он прямо заявил, что руководит этой экспедицией, и с того дня был холоден с ней. "Пусть так и будет, – подумала она тогда, – переубедить мужчину не легче, чем загнать дым в бутылку".
Она протянула руку, чтобы взять тарелку Грейди, и затем нагнулась за тарелкой Троя.
– Это Фонтейну решать. – Дэни пожала плечами. – Мы могли бы подняться на ту возвышенность впереди и посмотреть, что там дальше. Возможно, там легче найти укрытие, чем здесь, на открытом пространстве.
Трой некоторое время смотрел на нее, молча обдумывая ее слова.
– Неужели у Большого Джейка не была припасена поговорка для такого случая? – спросил он наконец.
Дэни сдержала улыбку. Она испытала радость, когда поняла, что он просто дразнит ее.
– Джейк говорил: "Если ты решил что-то сделать, то делай".
Лицо Фонтейна снова помрачнело, и радость ее угасла. Он встал, пошел от костра и бросил на ходу, не оглядываясь:
– Давайте укладываться.
Если ты решил что-то делать, то делай.
Эти слова Джейка Фишера, которые Трой повторял про себя, казались ему простыми и убедительными, пока в голову к нему не пришла старая пословица: "Легче сказать, чем сделать". В начале их путешествия он действительно принял одно решение. Он решил вычеркнуть из памяти ночь, когда он занимался с Дэни любовью, но даже сейчас, после двух месяцев ежедневного общения с ней, эта задача по-прежнему казалась ему почти невыполнимой.
Он ехал впереди, наблюдая за тропой, в то время как в воображении его то и дело возникал образ Дэни, ее живая улыбка, дымчатые глаза, казавшиеся почти серебряными, когда они светились радостью.
"Мы здесь всегда так делаем", – заявила она в ту ночь, когда бросилась к нему в объятия. Трой знал, что никогда не забудет, с каким восторгом она приняла его любовь, как она страстно отвечала на его ласки, знал, что не сможет забыть тех чувств, которые он испытал, когда она прижималась к нему своим гибким телом, но был полон решимости убедить Дэни, что он забыл все это. Ради нее же самой.
В последнее время Дэни казалась подавленной и задумчивой, хотя в первые недели их путешествия она оставалась спокойной и уверенной. Ничто из того, что сказал или сделал Трой, не могло заставить ее упасть духом. Ей нравилось удивлять их своим знанием гор. На высоких равнинах, сразу за перевалом, они увидели возвышающуюся над местностью скалу. Дэни узнала ее раньше, чем Трой нашел этот ориентир на своих картах.
– Я знаю его! – закричала она восторженно, указывая на далекий утес.
Пока Трой делал отметки на своих картах, Дэни поведала им увлекательную историю о том, как этот утес получил свое название.
Заметьте, я не уверена в этом до конца – сказала она, сидя с величественным видом на своем рыжем пони, склонив голову набок, в то время как взгляд ее серебристо-серых глаз был устремлен на утес, – но я готова поспорить на связку шкур, что именно здесь нашли останки Хайрама Скотта.
– Его останки? – Грейди с новым интересом посмотрел на выветренный склон утеса.
– Да. Примерно два года назад Хайрам Скотт, будучи больным, отправился с группой трапперов на восток. Кажется, здесь они оставили его и продолжили путь. Но старый Хайрам сумел доползти до подножия этой скалы и там умер. – Дэни помолчала, припоминая другие подробности. – На обратном пути трапперы нашли его останки и назвали этот утес его именем. Я помню, как пару лет назад охотники часто вспоминали об этом случае.
В ту ночь путешественники устроили стоянку возле утеса. Ночь была лунная; было удивительно тихо, но затем тишину разорвал жуткий вой койота, заставивший Грейди вздрогнуть. Дэни только засмеялась.
– Ты думаешь, это воет дух старого Хайрама Скотта, Грейди? – спросила она его в шутку.
– Это не смешно, – ответил художник, сжимаясь всем телом.
– А ты боишься чего-нибудь, Дэни?
Трой не смог удержаться от этого вопроса, поскольку девушка, казалось, только получала удовольствие от столкновения с опасностью. Она заявила, что ее сердцу иногда полезно попрыгать в груди от страха, и затем неожиданно добавила:
– Ящерицы! Я их не переношу.
– Ящериц? – Трой и Грейди не могли поверить, что она боится таких маленьких безобидных существ.
– Я не переношу их, – повторила она, качая головой. – Они какие-то неестественные: похожи на раздавленную лягушку или на змею с ногами… И эти выпученные глаза. Фу!
Трой улыбнулся даже сейчас, вспомнив, как эффектно она изобразила вращающиеся глаза ящерицы. Он остановил лошадь и стал ждать ехавших за ним Грейди и Дэни. Пошел снег: большие сухие хлопья часто ложились на землю, хотя еще не закрыли ее.
– Снег идет, – прокомментировал без нужды Грейди, догнав Троя. – Думаешь, нам следует остановиться?
Трой кивком указал на возвышенность впереди.
– Там, кажется, есть холм. Там и остановимся.
Он обернулся и посмотрел на Дэни, задержавшуюся в нескольких ярдах от них. Она махнула рукой, давая понять, что они должны ехать вперед и некоторое время не оглядываться. Этот порядок они установили для того, чтобы Дэни могла удовлетворять свои личные нужды. Трой махнул ей в ответ и повернулся к Грейди.
– Езжай вперед. Я подожду ее.
Грейди медленно объехал его, ведя за собой вьючного мула. Он никому не доверял водить это животное, нагруженное его рисовальными принадлежностями. Ножки мольберта Грейди, лежащего поверх других увязанных вещей на спине мула, торчали в разные стороны.
Трой улыбнулся и покачал головой, помня, что не должен смотреть в сторону Дэни. "Ну и спутников же ты себе нашел, Фонтейн!" – подумал он, глядя на своего друга. Затем мысли его вернулись к Дэни. Он уже не мог представить, что они путешествовали без нее. Ее присутствие было таким естественным, что казалось, она с ними с самого начала. Она не жаловалась на трудную дорогу, на то, что каждый вечер, когда они устраивали стоянку, ей приходилось выполнять массу всяких дел. Вначале Трой думал, что она не выдержит напряжения дороги и сломается, но потом понял, что жизнь Дэни никогда не была легкой. Она не ждала от жизни ничего другого, кроме тяжелой изнурительной работы от зари до зари. Она сильно изменилась внешне с тех пор, как он увидел ее впервые. Ей больше не нужно было скрывать, что она женщина, и она стала уделять больше внимания чистоте своего лица. Дэни теперь каждое утро умывалась ледяной речной водой, отчего на щеках ее появился здоровый румянец. Волосы ее стали длиннее. Красивые, цвета красного дерева, они имели красноватый оттенок, казавшийся на солнце золотым. Но когда однажды Грейди, причесываясь, выразил готовность подровнять неровные концы ее волос, Дэни решительно отказалась.
– Если мне нужно будет подстричься, то я сама это сделаю, – заявила она.
Грейди больше не заговаривал об этом.
Трою казалось также, что Дэни немного пополнела. Женственная округлость ее фигуры под плотными кожаными брюками особенно была заметна, когда она нагибалась.
Он наблюдал за ней, боясь заметить признаки того, что она носит его ребенка, но спустя месяц после той памятной ночи у нее, как ему показалось, наступили месячные. Дэни тогда была необычно сердитой и раздражительной, чаще съезжала с тропы, чтобы уединиться. Однажды вечером, когда он заметил тени усталости под ее глазами, ему очень захотелось узнать, не нужно ли ей чего, но он хорошо знал Дэни и понимал, что лучше позволить ей самой позаботиться о себе. Трой был уверен, что если он обратит внимание на ее женские нужды, это только смутит и раздражит ее еще больше. Узнав что она не ждет ребенка, он успокоился, хотя в первый момент испытал странное чувство утраты. Теперь его ничто не связывало с ней, кроме сожаления. И еще сильного, мучительного желания.
Трой оглядел возвышенность, которая теперь была прямо перед ними. Снег продолжал идти: крупные хлопья, прилипавшие к его ресницам и к воротнику куртки, быстро таяли и каплями стекали по шее. Держа поводья одной рукой, он другой освободил привязанное к луке седла тяжелое шерстяное пальто и развернул его. Затем осторожно, чтобы не испугать лошадь, он натянул пальто себе на плечи, просунув руки в рукава, опустил на лоб поля своей шляпы и поднял воротник. Сунув руку в карман пальто, Трой вытащил рукавицы, которые сшила для него Дэни.
Он надел рукавицы и стал думать о предстоящей ночи. Было ясно, что им придется спать в своих палатках. Охватившее его чувство разочарования удивило его, но вместе с ним пришло осознание того, что он привык к тихим вечерам, когда они втроем сидели у костра, занимаясь каждый своим делом. Дэни, казалось, готова была без конца заниматься рукоделием. Она вязала веревки из длинных кусков высушенной оленьей шкуры, шила из шкур простые, но теплые рукавицы. Занимаясь делами она пела или развлекала их ностальгическими рассказами о Большой Джейке, Энрике, Ирландце Билли, старом Моузе и о многих других обитателях гор, которых она знала. Поначалу эти рассказы, казалось, смягчили ее тоску по Джейку Фишеру и прежнему образу жизни. Благодаря ее рассказам Трой начал узнавать человека, которого Дэни вспоминала так часто, и вскоре сделал вывод, что Большой Джейк был замечательной личностью. Фонтейн вдруг обнаружил, что сожалеет о том, что никогда не встречался с человеком, сыгравшим такую большую роль в жизни Дэни.
Грейди по вечерам рисовал эскизы и иногда писал красками. Дэни стала для него настоящим источником вдохновения. Она часто хлопала себя руками по бедрам и издавала восторженные восклицания, когда он показывал ей эскизы, изображающие охотников и индейцев, которых они с Троем встречали. В один из вечеров Дэни, с задумчивым видом просматривавшая его альбом для зарисовок, спросила Грейди:
– А ты смог бы нарисовать портрет Джейка, если бы я описала его тебе?
В течение трех последующих ночей они работали бок о бок в тусклом свете костра. Дэни описывала Джейка, и Грейди сразу рисовал его; потом она говорила, какие изменения ему нужно внести в рисунок, чтобы сходство было более полным, пока в конце концов не была удовлетворена результатом. Трой стал свидетелем того, как затуманились глаза Дэни, когда она смотрела на рисунок, держа его в руках. На следующее утро она снова долго рассматривала его, потом аккуратно сложила и положила во внутренний карман своей куртки.
Наблюдая за Дэни и Грейди во время их работы над эскизом, Трой решил, что они очень подходят друг другу. Грейди был искренним и чувствительным человеком, и Трою казалось, что Дэни нравится ему. Трой был уверен, что близкие Грейди – добрые и приветливые люди. Сестры его полюбили бы Дэни такой, какая она есть, и, в то же время, помогли бы ему сделать из нее леди. После той ночи Трой преисполнился еще большей решимости добиться того, чтобы Дэни потеряла к нему интерес и привязалась к Грейди.
Вначале Трою было очень нелегко хранить ледяное молчание, тем более что Дэни тогда постоянно пребывала в веселом расположении духа. Однако через некоторое время она замкнулась в себе, и настроение ее заметно ухудшилось. Трой не знал, была ли эта метаморфоза следствием его холодности по отношению к ней или причина ее заключалась в беспокойстве, возраставшем в Дэни по мере того, как они приближались к Сент-Луису. Вместо того, чтобы испытывать облегчение оттого, что он добился своего, Трой почему-то чувствовал себя несчастным.