— Я знаю, — просто сказала Джеллис. Он поднял на нее глаза и спросил:
— А ты знаешь, почему я никогда не хотел иметь детей?
— Ты хотел, чтобы я принадлежала только тебе.
— Да, но это еще не вся правда. Я боялся, что стану ревновать, что они не испытают моей привязанности, будут чувствовать себя одинокими. Так поступали со мной родители.
— О, Себастьен.
— Я боялся, — признался он, — что не смогу делить тебя с детьми.
Тяжело вздохнув, он подошел к дивану и рухнул на него, уставившись на чашку с кофе, но словно бы удивляясь тому, что она стоит рядом. Потом поднял ее дрожащей рукой, отпил немного и прислонился к спинке дивана, опустив голову на подушки.
Джеллис пыталась успокоить его, одновременно почти боясь этого. Ей хотелось пригладить его волосы, подбодрить его. Набрав в грудь воздуха, она пробормотала:
— Есть много людей, подобных Натали. Ты читал о них в газетах, об их… навязчивых идеях. Они нуждаются в помощи.
— Я тоже нуждаюсь, — мрачно сказал он и застонал.
— У тебя болит голова?
— Да, но это неважно. У меня была сеть ресторанов… я уже говорил тебе об этом?
— Да.
— Натали и ее отец хотели влиться в нее. Хотели стать партнерами. Она думала, что из нас получились бы неплохие партнеры, а заодно — муж и жена. Но мне казалось, что жена была мне не нужна. А женщины наподобие Натали думают, что стоит им только потребовать, как все станет так, как они пожелают. Она отказывалась верить, что я не считал ее привлекательной. А ее отец был уверен, что я соблазнил ее.
— И тогда ты все продал и уехал.
— Да. Продал. Упаковал все, что мне было нужно, в два чемодана, сел на поезд и… поехал, куда глаза глядят.
— А им ничего не сказал?
— Нет. Мне все надоело, Джеллис. Не только Натали… я устал от жизни, от однообразия, от одних и тех же докучливых людей, от нудных разговоров. Все мне начинало казаться таким бессмысленным… Я жил той же жизнью, что жили мои родители, хотя мне этого не хотелось и я не собирался так жить. Закончив курс права, — пробормотал он с веселой ухмылкой, — я стал путешествовать, скитаться по всему свету и зарабатывать деньги, — цинично добавил он. — Меня интересовали морские причалы в Америке, в Испании. А потом, когда родители погибли во время круиза на яхте — вместе, они всегда были вместе, — я вернулся во Францию. У друга моего отца был ресторан, который он собирался продавать. Я купил его, потом второй, третий… Затем выяснилось, что мне нравится этот бизнес…
— А потом тебе это надоело?
— Мне надоела сама жизнь. И тогда я приехал в Коллиур. Люди там были не жадные, не кичливые и не завистливые. Каждый помогал друг другу. Там царила доброта, которой я никогда раньше не видел. И я почувствовал себя… дома. И встретил тебя. — Он повернул голову на диванной подушке и посмотрел на Джеллис, на ее тонкое лицо. — Ты была всем, чего я не знал раньше. Теплая, веселая, нежная. Ты беспокоилась о людях, Джеллис. Тебя не волновали ни деньги, ни положение. У тебя была щедрая душа. Когда у Мари заболела мать и ей стало трудно одной управляться в магазине, ты, не задумываясь, предложила ей свою помощь. Ты ведь даже не совсем хорошо говорила по-французски. Те люди, которых я знал прежде, никогда бы не сделали этого. И чем дольше я узнавал тебя, тем труднее становилось мне от тебя отказаться. Пытался представить себе жизнь без тебя и не смог. Мы с Натали никогда не были любовниками, Джеллис. Ни до нашей свадьбы, ни после нее. Даю тебе слово. Ты веришь мне?
— Да, — прошептала она.
— И я не могу простить и не прощу ее за то, что она пыталась сделать, — угрюмо сказал он. — За то, что она обидела тебя. Обидеть меня — это одно. Но задеть тебя — совершено другое.
— Да. Так значит, это она отправила ту записку?
— Да. Больше некому.
— Но чего она добивалась? — удивленно спросила Джеллис. — Она ведь не знала, что ты вернешься. И не знала, что ты уехал в Южную Америку! А если ты вернулся…
— Она посеяла раздор, — мрачно заявил он. — Вызвала беду.
— Какая же она мстительная, — пробормотала Джеллис.
— Да. Убедила себя, что я предал ее, и решила наказать меня. И преуспела в этом, — тихо добавил Себастьен. Он повернулся, тревожно посмотрел на нее и спросил: — Неужели уже слишком поздно?
— Слишком поздно?
— Для нас. Я люблю тебя, — просто сказал он. — Так люблю тебя, что испытываю даже физическую боль. Теперь, когда вспомнил тебя, я смотрю на тебя и не могу понять, как вообще мог все забыть. То, как ты прикасаешься к разным вещам, как ты двигаешься, твою улыбку, твое изящество, твое… благородство.
Джеллис с трудом проглотила ком в горле, присела на краешек дивана, обняла его и притянула к себе его голову.
— Я тоже люблю тебя. — «Но еще не все сказано. Не все решено». — А ты все вспомнил? — тихо спросила она. — Ты помнишь, как просил меня выйти за тебя замуж? Что мы испытывали друг к другу?
— Да. Я все помню. И мне так больно. Больно, что четыре месяца жизни безвозвратно утеряны. Что тебе приходилось как-то справляться одной. Что все мои поступки приносили тебе боль.
Нежно коснувшись пальцами его лица и грустно глядя на него, она тихо сказала:
— Я любила тебя, Себастьен. Так сильно любила…
— Любила? — спросил он, оборачиваясь к ней.
— И сейчас люблю. Для меня просто видеть тебя, чувствовать, что ты рядом, входить в комнату, в которой ты, — все равно, что заново влюбляться в тебя. Каждый раз заново. Но тогда у меня не было страха. Он появился сейчас. Теперь, после той аварии, во мне появилось ощущение хрупкости всей нашей жизни.
— Но не из-за Дэвида? — удивленно спросил Себастьен. — Ты утратила одного любимого, но не боялась потерять другого?
— Нет, — порывисто возразила она. — Я не боялась. Мне казалось, наши жизни были словно заколдованы. Это звучит глупо, но я так чувствовала.
— Но теперь?
— Теперь не так, — мрачно ответила она. — Теперь я ценю каждый миг, наслаждаюсь им. Ты оставил меня совсем без защиты, Себастьен. Без тебя я пропаду. Меня это страшит. А эту прошедшую неделю, — тихо продолжала она, — эти несколько дней во Франции… Я хотела тебя и почти ненавидела. Мне было так тяжело, я так устала, так измучилась. Мы пережили с тобой величайшую любовь в мире, и мне казалось несправедливым, что она закончится потому, что ты не помнишь, как мы любили друг друга. Эти последние четыре месяца изменили нас обоих, но я не стала меньше любить тебя, просто переживаю за тебя. Я страстно мечтаю вернуть все как было. Но у нас впереди долгая жизнь, не так ли?
— Да. И мне нужна ты, — глухо произнес он. Он посадил ее к себе на колени и прижал крепко-крепко. Джеллис положила голову ему на плечо, прижалась к нему, а Себастьен обвел взглядом комнату — поглядел на елку, на детскую коляску, на огонь в камине. «Я едва не потерял все это». Из радиоприемника доносилась веселая песня, но они почти не слышали ее и лишь отметили, когда она закончилась. — Какое спокойное в этом году Рождество, — пробормотал Себастьен. — Только мы втроем.
— Да. Только мы втроем. — Джеллис подняла голову и посмотрела на него, на это дорогое лицо, посмотрела в его зеленые с карими искорками глаза, в которых было столько любви и печали, и улыбнулась робкой, застенчивой улыбкой. — Я люблю тебя, — хрипло прошептала она.
— А я тебя.
— А завтра… — Она замолчала и, потрясенная, широко раскрыла глаза. — Мы же не купили индейку!
— Что?
— Мы не купили индейку! — настойчиво повторила она.
Себастьен поглядел на нее, потом взглянул на часы.
— Когда закрываются магазины?
— Не знаю. — Она торопливо выбежала в холл, схватила ботинки и начала натягивать их.
— Что ты делаешь? — из-за спины раздался голос Себастьена. — Я схожу.
— Нет, ты не пойдешь, ты останешься дома и будешь отдыхать. — Она взяла пальто, быстро и крепко поцеловала Себастьена в губы и выбежала. На ходу закуталась в пальто и, смеясь, быстро побежала в деревню. Едва переводя дух, она домчалась до мясника, когда тот уже собирался закрывать лавку.
— Я забыла про индейку! — сказала она.
— А я для вас ее приготовил. И как раз собирался завезти вам, — улыбнулся он в ответ. — Она тяжелая, Джеллис, и… застегните-ка пальто.
— Да, спасибо. — И к удивлению обоих она потянулась к нему и поцеловала его в щеку. — Счастливого Рождества.
У мясника немного закружилась голова, и он машинально ответил:
— Счастливого Рождества. — И потом улыбнулся. Ему было необыкновенно приятно, что эта женщина так счастлива, так полна жизни. «Как бы я хотел сейчас быть моложе, стройнее», — глуповато подумал он. Он грустно покачал головой, проследил, как она широко распахнула двери магазина и как ее великолепная коса взметнулась у нее за спиной, и подумал, почему она так поздно вспомнила об индейке. «Но я же видел этого француза, так что чего уж тут гадать…»
Смеясь, с разгоряченными щеками, через двадцать минут Джеллис уже вернулась домой. Парадная дверь распахнулась, и она увидела в проеме освещенного янтарным светом Себастьена. Он ждал ее. Она почувствовала, что ей стало жарко, что ее любят, что она — какая-то особенная. Она выбралась из машины, неся тяжелый пакет в руках.
— Мне кажется, мясник подумал, что я сошла с ума, — засмеялась Джеллис, закрывая дверь.
— Нет, я думаю, он нашел тебя очаровательной, — поправил ее Себастьен и бросил покупку рядом с вешалкой.
— Глупости, — счастливо выдохнула она.
— Иди сюда, — тихо приказал он.
И у нее внутри снова все сжалось от любовного томления. Сбросив пальто и уронив его на пол, Джеллис подошла к Себастьену и бросилась в его распростертые объятия.
— Что? — тихо спросила она.
— А вот что, — хрипло ответил он и дотронулся губами до уголков ее рта и стал покрывать его поцелуями. — Целых четыре месяца я не мог делать этого. И четыре месяца не знал, что хочу этого. — Он поднял ее на руки, понес в гостиную, нежно положил на диван и наклонился, чтобы снять с нее ботинки.
— Но сейчас ты это понял, да?
— Да, — с усилием выговорил он и опустился перед ней на колени. — Теперь я все знаю. — Он протянул руку и провел пальцами по ее лицу, глубоко заглянул в прекрасные глаза любимой. — Я сидел здесь, ждал и все думал, думал. Мне так много надо передумать, все расставить на свои места. У меня в голове все еще перепутано, я не уверен ни в чем, боюсь размышлять, боюсь, что все это вдруг уйдет от меня. Мне кажется, весь мир ворвался ко мне в душу, в мое сердце. Я все время вспоминаю, как спрашивал тебя, каким я был, как все было, чтобы ты показала мне, заставила бы меня вспомнить… Как же я мог все забыть, Джеллис? Такое не должно забываться никогда.
— Не знаю, — нежно успокоила она его и прижала ладонь к его щеке. — Но теперь все кончено. — Она приблизила глаза к его губам и нежно, хрипловато попросила: — Поцелуй меня. Как всегда целовал. — И от одной только мысли об этом у нее заболело сердце, участилось дыхание, а сердце пустилось вскачь.
Карие глаза Себастьена потемнели, страстные губы раскрылись. Они не сводили друг с друга глаз, любуясь дорогими чертами.
— Я так люблю тебя, Джеллис. Ты одна — целый мой мир. А теперь улыбнись мне, — прерывисто скомандовал он и сел рядом с ней, медленно притягивая к себе. — Так много времени потрачено впустую.
— Я не могу, — закрыв глаза, Джеллис коснулась его губ и почувствовала знакомый толчок в груди, когда он нежно дотронулся до ее языка своим. — Медленно поцелуй меня, — пробормотала она. — Давай займемся любовью и будем говорить по-французски. Ты всегда ласкал меня и что-то приговаривал по-французски.
— Потому что этот язык создан для любви.
— Да. Поедем домой.
— Во Францию?
— Да. Я соскучилась по моим друзьям.
— Ты не хочешь больше оставаться в Англии после того, как снова вернулась здесь к жизни?
— Не хочу. Я люблю Англию, но теперь Франция — мой дом.
— Хорошо. Мы поедем домой после Рождества. Я свяжусь с Жераром, поручу ему отыскать для нас квартиру побольше или дом, и няню. А теперь хватит, мы и так слишком много болтаем.
Он приподнялся и притянул ее к себе, потом лег сверху и наклонился для поцелуя. Медленного, глубокого поцелуя, который начинался в уголках ее губ, а потом становился все более настойчивым, требовательным. От этого поцелуя у нее неистово заколотилось сердце. Голова стала неимоверно тяжелой, в сознании у нее все затуманилось, чувства как бы растворились, оставались лишь обнаженные нервы и возбужденная плоть. И вскоре одних поцелуев стало недостаточно.
— Сколько еще дней? — хрипло спросил он.
— Один, — ответила она.
— Попробуем?
— Да.
Она посмотрела на него потемневшими от страсти глазами, отдаваясь теплу его тяжелого тела, и провела пальцем по небольшому шраму у него на скуле.
— Откуда это у тебя?
Себастьен более удобно устроился на диване, наслаждаясь собственным возбуждением. Он накрыл собой ее изящное тело и любовался ее прекрасным лицом.
— Я отправился в плавание, потому что ты говорила, я раньше этим занимался. А во время шторма вылетел за борт.
— На тебе не было защитного шлема?
— Не помню.
— Врунишка.
Себастьен улыбнулся. Медленной, необыкновенно милой улыбкой. И снова поцеловал ее. Он наслаждался этими ласками, вспоминал прежние поцелуи, и сердце его билось все быстрее и быстрее.
— Интересно, можно ли раздеться, не отдаляясь друг от друга? — гортанно спросил он. — Возможно ли это? — повторил он по-французски.
Джеллис так же медленно улыбнулась и с таким же французским акцентом сонно пробормотала:
— Очень даже возможно.
— Но ведь я ранен, — тихо прошептал он. — Так что тебе придется поухаживать за мной.
Джеллис, возбужденная, разгоряченная, начала со свитера.
— Любовь под музыку, — прошептал Себастьен, едва по радио снова начали транслировать веселые песенки. Они сняли с себя почти всю одежду.
— Да. Приподнимись-ка.
Себастьен подчинился.
Она прижалась лицом к его обнаженной груди, как котенок, потерлась босыми ногами о его икру и посмотрела на пламя.
— Ты помнишь, как мы в первый раз занимались любовью? — тихо спросила она.
— Да.
Она улыбнулась и подняла голову.
— Я расплел твою косу. Вот так. — Он потянул за ленточку, принялся распутывать длинные пряди и удовлетворенно вздохнул, когда волосы упали ей на плечи. Потом расправил пряди вокруг полных грудей Джеллис, и карие глаза его потемнели. — Я хочу, чтобы ты любила меня, — настойчиво, сдавленным голосом произнес он с еще более заметным, чем обычно, акцентом. — Так, как раньше…
Джеллис перестала улыбаться, темные глаза ее затянула поволока страсти, она коснулась его губ своими губами и закрыла глаза, чтобы лучше ощущать его обнаженное тело. И издала протяжный вздох наслаждения, от которого ей хотелось плакать.
— С возвращением домой, — тихо выдохнула она.
Огоньки рождественской елки весело поблескивали, шторы скрывали ночную тьму, младенец спал в коляске, огонь в камине тихонько потрескивал, а двое влюбленных на диване превращали рождественскую сказку в быль.
Примечания
1
Уже было (франц.)
2
Раз, два, три (франц.).
3
Добрый вечер (франц.)
4
Как вас зовут? (франц.)
5
А вас? (франц.)
6
Медвежонок Аль (англ.).
7
Нет? (франц.)