"О Боже, сейчас он меня поцелует!" Сердце у нее забилось, как пять лет назад… Они снова одни в спальне, и опять их некому остановить. Мэгги не знала, который час, но, судя по мраку за окнами, подозревала, что слишком ранний, чтобы в доме кто-то проснулся. Даже Хилл. Если Джереми ее поцелует, она вновь будет захвачена сладостью его объятий и не сможет противостоять… Что тогда?
Глава 12
Джереми не стал ее целовать, хотя подобная мысль у него возникала неоднократно с того момента, как Мэгги открыла свои карие глазищи. Но внутренний голос подсказывал, что время для этого еще не пришло…
К тому же не следовало забывать о ее помолвке. Конечно, его не слишком волновало наличие жениха, однако поглядеть на него он бы не возражал. Герцогу не хотелось убивать чертова глупца… по возможности. Пять лет, проведенные в крови и сражениях, отвратили его от подобных развлечений, оставить человека в живых иногда гораздо опрятнее, чем убивать. И все-таки он бы спокойно убил ее жениха, хотя это могло осложнить дальнейшее. Особенно если Мэгги и впрямь искренне привязана к ублюдку.
Поэтому, вместо того чтобы поцеловать ее, Джереми отбросил руку девушки.
- Итак, - произнес он, как бы продолжая начатый разговор, - ты уже знаменитая художница. Во всяком случае, так отозвалась о тебе Пиджин в своем письме.
Мэгги почувствовала облегчение, что ее опасения не сбылись, и одновременно разочарование, что он легко отказался от поцелуя. Сердце у нее мучительно заныло. Нет, ей не следовало забывать, что теперь его поцелуи, как известно, принадлежали другой.
- Не знаю насчет знаменитости, - осторожно начала она, слава Богу, ее голос звучал достаточно твердо, - но художницей я стала. По крайней мере надеюсь на это.
- Да? - Герцог встал, и комната сразу поплыла у него перед глазами. Не желая выказывать слабость перед Мэгги, он все же сделал несколько шагов и опустился в кресло у камина. - Значит, ты хочешь сказать, что тебе действительно платят за твою мазню? Так, Мэгги?
- Это не мазня! - возмутилась она. - Это портреты. И платят мне за них очень даже хорошо.
- Неужели? - Джереми взял с инкрустированного слоновой костью столика чучело птицы. - И чем же они платят? Такими вот детскими игрушками?
- Разумеется, нет. А игрушки нужны, чтобы развлекать детей, пока я стараюсь их нарисовать. Моя специальность - детские портреты.
- Детские? - Герцог презрительно оттопырил губу. - Как насчет домашних любимцев? Ты по-прежнему рисуешь животных?
- Иногда, если мне нужно оплатить счета.
Нахал! И с каким надменным видом расхаживает по ее спальне, будто она принадлежала ему! Вообще-то так оно и есть, хотя это не давало ему права расшвыривать ее вещи. Армия явно не смогла научить Джереми Ролингза джентльменскому поведению. Вылезти бы сейчас из постели и вырвать у него птицу… но тогда пришлось бы стоять перед ним в рубашке, без корсета, поддерживающего грудь… А Мэгги хорошо представляла себе, как грудь будет подпрыгивать при каждом шаге… Ей ли не знать, как плохо скрывает этот недостаток легкий ситец.
- Счета? - Джереми вернул птицу на место и взял заводную лошадку. - Ты же не платишь дяде Эдварду и тете Пиджин за проживание!
- Нет, однако я снимаю маленькую студию в Челси, чтобы твой дом не пропах скипидаром. Потом, надо покупать холсты, подрамники, не говоря уже о красках, оплачивать проезд моих натурщиков… И еду, если я не успеваю вернуться сюда вовремя… Ну и, разумеется, есть Хилл…
Джереми, начавший заводить лошадку, уставился на нее с таким видом, словно она сообщила ему, что обожает нищенствовать.
- Чего ради ты платишь за это сама? Только не говори, что сэр Артур назначил тебе мизерное содержание. Наверняка матушка завещала тебе какие-нибудь деньги…
Проклятие! Она снова покраснела до ушей и, опустив глаза на своего песика, небрежно-холодновато ответила:
- Папа не одобряет моего занятия живописью. Единственные деньги у меня те, что я заработала за последние месяцы. Поэтому я так долго подыскиваю себе квартиру. Твои дядя с тетей предложили мне, пока они в городе, пользоваться этим домом.
Не успела она договорить, как Джереми вскочил с кресла и забегал по комнате.
- Черт побери! - воскликнул он так громко, что обвисшие собачьи уши встали торчком. - Неужели старик Герберт ничего не дает тебе?
- Не надо так удивляться. Я вполне могу себя содержать. В общем, непременно смогу, после выставки…
- Выставки? - Герцог поставил лошадку на столик, и она зашагала, издавая раздражающее жужжание. - Что за выставка?
- Выставка картин, - устало пояснила Мэгги. - То есть работ, написанных мной к настоящему времени… Я имею в виду еще не проданных. Она состоится в субботу. Чем больше я получу заказов, тем больше… Джереми, смотри, чтобы она не упала, а то разобьется, и у меня нет денег на новую…
Тот быстро подхватил игрушку, оказавшуюся уже на краю столика.
- Поверить не могу. - Он покачал головой. - Герберт перестал давать тебе деньги, поскольку не одобряет твоей живописи! Скряга.
Теперь ему стало понятно, что за слезами Мэгги по поводу смерти матери было нечто большее, чем горечь утраты. С леди Герберт умерла последняя надежда на родительскую поддержку единственного занятия, к которому у нее лежала душа и которое хорошо получалось.
- А как твои сестры? Они уже повыходили замуж, и, если не ошибаюсь, удачно. Почему ты не попросишь у них поддержки? Хотя бы временно.
- Господи, - тихонько вздохнула Мэгги. - У тебя все так просто… Я не хочу ничего выпрашивать. Тем более что все они согласны с папой.
Как она ни старалась, однако не могла скрыть легкой горечи. Осуждение сестер ранило ее больнее всего. Одно дело сносить разочарование отца, и совсем другое, когда тобой недовольны пятеро сестер, особенно старшая, мнение которой безоговорочно поддерживают остальные. Анна никогда не одобряла ни поступков, ни решений Мэгги, будь то ее отношения с герцогом Ролингзом или отъезд в парижскую Школу искусств, а после смерти матери ее нетерпимость к младшей сестре стала воинствующей. Анна не могла простить, что та предпочла живопись материнству, единственно достойному, по ее мнению, призванию женщины.
Мэгги, кажется, понимала, отчего сестра так бурно к этому относилась. У Анны, самой слабенькой из сестер Герберт, недавно случился выкидыш, третий за десять лет замужества, поэтому четверо ее детей были ей особенно дороги, а потери лишь укрепляли в убеждении, что материнство - святая обязанность каждой женщины. Решение Мэгги стать художницей, которое не поколебала даже смерть матери, потрясли Анну до глубины души, а недавняя помолвка еще больше разъярила всех Гербертов: у них получалось, что отсутствие мужа лучше, чем муж-француз.
Видя огорчение Мэгги, герцог невольно сжал кулаки.
- Ладно, Мэгги, не обращай внимания, - сказал он с наигранной жизнерадостностью. - Я всегда считал их довольно бесцветными. Ты исключение.
- Спасибо, но думаю, на этот раз они правы. "Чти отца своего и мать свою". Помнишь Библию?
- Конечно, хотя есть и кое-что еще. Например, "кто без греха, пусть бросит в нее камень". Твоим сестрам надо печь свои пирожки…
- Ох, Джерри! - засмеялась Мэгги. - Кажется, ты путаешь Евангелие с йоркширскими поговорками миссис Прейхерст.
- Возможно, - с готовностью согласился тот, радуясь, что она еще не утратила способности смеяться. - Когда вернусь домой, обязательно переговорю со стариком. Не волнуйся.
- Домой? Значит, ты вышел в отставку?
- Не совсем, - пробормотал Джереми. Ему не хотелось пока говорить слишком много, чтобы она не догадалась о причине его неожиданного возвращения.
- О-о, тебя, наверно, перевели в Англию по болезни. Да? Она так серьезна? Чем ты болел, Джереми? - Весело хихикнув, Мэгги добавила: - Надеюсь, не малярией? Иначе твоя тетя с ума сойдет от тревоги.
- Не малярией. Просто решил навестить родные края и покончить с кое-какими делами.
Мэгги, ожидавшей, что он хотя бы вскользь упомянет о происшедшем в Джайпуре, пришлось довольствоваться этим туманным объяснением. Эти дела могли относиться и к ней… Конечно, нет! Если он и помнил о Мэгги Герберт, то лишь как о подруге детства. Видимо, то дело касается скорее всего его тетушки Пиджин, которая пришла в негодование, услышав о награде, полученной им за освобождение Дворца ветров. Да и кто бы не разозлился? Вся эта история до крайности неприлична. А от Джереми они не получили ни слова об этом.
Герцог пристально наблюдал за Мэгги, однако, к своему разочарованию, не уловил ни тени вины, ни хотя бы легкого вздоха. Ее лицо осталось невозмутимым. Никакого упоминания о женихе или намека на грядущую перемену в жизни. Забыла об этом? Тогда мерзавец явно не заслуживал, чтобы о нем помнили. А может, она специально избегала разговора на эту тему?
Джереми посмотрел на заиндевевшие окна. Уже слегка посветлело.
- Ладно, кажется, мне следует взглянуть, не прибыл ли Питерс. Он должен был ехать за мной с пристани. С вещами.
Вещами? Мэгги понимала, что похожа на ревнивую торговку, но все же язвительно поинтересовалась:
- К числу твоих вещей относится и Звезда Джайпура?
Она сразу пожалела о сказанном. Тем не менее, пусть задавать этот вопрос не стоило, поговорить необходимо. Частичка ее сердца… совсем крохотная… несмотря на сообщения в "Таймс", продолжала надеяться, что никакой Звезды Джайпура нет. Что в благодарность за спасение Дворца ветров магараджа наградил Джереми конем или чем-либо еще.
Но ее ждало полное разочарование, ибо, удивленно посмотрев на нее, герцог сказал:
- Разумеется. Ты ведь не думаешь, что я оставил бы ее в Индии? Ну и парочка вы с Эверсом. Оба задаете глупые вопросы.
Мэгги с трудом верилось, что он мог стать таким бесчувственным. Как он изменился! Конечно, пять лет Джереми провел, сражаясь, убивая людей, разрушая… Но все-таки… Невозможно, чтобы человек был настолько жестоким, холодным… безразличным…
Хотя пять лет - большой срок. Ей ли этого не знать!
- Тогда поспеши. Нельзя заставлять ждать драгоценность вроде Звезды Джайпура.
Джереми недоуменно взглянул на нее, однако встал, расправил плечи.
- Полагаю, что так. Надеюсь, я увижу тебя за завтраком?
- Да, вряд ли нам удастся избегать друг друга, - ответила Мэгги, причем ее слова прозвучали скорее жалобно, чем саркастически, как она намеревалась.
Джереми решил не уточнять, что она имеет в виду. Мэгги явно чем-то расстроена, хотя непонятно чем. Если у кого-то и есть повод расстраиваться, так у него. Ведь это его бросили!
- Тогда доброго тебе сна, Фидо. - Он беспечно потрепал собачку по головке.
К удивлению Мэгги, ее маленький песик зарычал, и она упрекнула своего любимца:
- Джерри, прекрати! Как не стыдно!
Она не обратила бы внимания на свою оплошность, если бы герцог не вздрогнул.
- Господи, - прохрипел он. Никогда в жизни не чувствовал он себя так глупо. - Мэгги, ты назвала собаку моим именем?
Ее лицо сделалось пунцовым. Но все равно он бы узнал об этом.
- Джерри очень хорошее имя! - возмущенно ответила она.
- Ладно. Доброго тебе утра, Мэгги.
Повернувшись на негнущихся ногах, словно заводная игрушка, герцог не оглядываясь вышел.
Глава 13
Ну и пусть. Не так ужасно все и было. Она вела себя с достойной сдержанностью, не упала в обморок, не наделала других глупостей, не сказала ничего такого, что могло бы навести Джереми на мысль, будто она питает к нему какие-то чувства.
За исключением собаки.
Но с этим она справится. Увидит его за завтраком и придумает какое-нибудь объяснение.
В сущности, это просто глупость! Приехав в Париж, Мэгги впервые в жизни почувствовала себя одинокой. До отчаяния. Мадам Бонэр, хоть и была знаменитой художницей, получившей медаль из рук королевы Виктории, оказалась дамой весьма пугающей. Она носила брюки и жилетки, курила тонкие сигары. Мэгги, пораженная ее видом, радовалась, что ни родителям, ни сестре Анне не пришло в голову встретиться с мадам Бонэр, они бы наверняка не разрешили ей поступить в ее школу.
Другие девушки тоже не улучшали ситуацию. Лишь немногие обладали настоящим талантом, и еще меньшее их число испытывало желание как-то его развить. Остальные, казалось, посещали занятия только потому, что родители просто не знали, куда их пристроить. Не слишком молодые, бедные и непривлекательные внешне, чтобы рассчитывать на замужество, они были отправлены к мадам Бонэр в надежде, что там научатся зарабатывать себе на жизнь художественным ремеслом или хотя бы не будут сидеть дома безвылазно всю неделю.
Поэтому в школе верховодили несколько девушек, обладавших настоящим талантом. Они задавали тон критике, главенствовали в классе, им доставались похвалы, им почти не делали замечаний. Их предводительницей была привлекательная богатая француженка по имени Беранж Жаккар, ровесница Мэгги, но в остальном полная ее противоположность: блондинка, а не брюнетка, миниатюрная, а не статная, жестокая, а не мягкосердечная. Кроме возраста, одинаковым у обеих девушек были социальное положение и талант. Беранж, превосходная рисовальщица, умела передать любой предмет с поразительной точностью, и ее работа могла бы сойти за дагерротип. Мэгги о таком могла только мечтать.
По всем этим причинам она чувствовала себя бесконечно несчастной и совершенно одинокой, если не считать Хилл, в чужой стране. Она тосковала по семье, к тому же частенько становилась мишенью для насмешек одноклассников. Ее высмеивали за акцент и английские привычки, она даже не была лучшей художницей в классе.
Однажды Мэгги рано пришла и сидела за мольбертом в ожидании, когда помощница мадам Бонэр установит предметы натюрморта, который им предстояло рисовать. Она задумалась, не следует ли ей просто собрать вещи и вернуться в Англию, но тут появилась мадам Бонэр. Окинув пронзительным взглядом учеников, чтобы удостовериться, все ли сосредоточили внимание на ней, мадам посадила на подставку крохотную белую зверюшку.
- Из помета сучки моей племянницы, - сказала она хриплым голосом, закуривая привычную сигару.
Мэгги взглянула на подвижный комочек меха среди фруктов-овощей натюрморта и… влюбилась по уши.
- Мадам, вы же не думаете, что мы станем рисовать это! - засмеялась Беранж Жаккар.
Мадам Бонэр выпустила тонкую струйку голубоватого дыма.
- Почему бы нет?
- Но… потому что оно движется!
- Разумеется. А чего вы хотите, мадемуазель Жаккар? Чтобы я его убила? - Мэгги ахнула. - Не бойтесь, мадемуазель Герберт, - слегка улыбнулась мадам Бонэр. - Мы, французы, любим животных не меньше англичан. Итак, девочки, пора за работу.
Мэгги понуканий не требовалось. Хотя щенок не сидел на месте, даже принялся ходить по подставке, рискуя свалиться на пол и жалобно повизгивая от невозможности спуститься, ей удалось нарисовать это создание во всей его прелести. Вышел очаровательный портрет. Настолько очаровательный, что в конце занятия мадам Бонэр посмотрела на него и молча сняла с мольберта.
Прислонив его к оконному стеклу, чтобы все могли видеть, она направилась к Беранж, взяла ее холст, поставила рядом с картиной Мэгги, и та сделала поразительное открытие.
Ее картина оказалась лучше картины Беранж. Намного лучше!
Разумеется, она не была идеальной: виноград слишком зеленый, фон требовал доработки, персики не в нужной перспективе. Хотя мадам Бонэр не преминула это подчеркнуть, суть заключалась в другом. Главное, перед ними был портрет собаки. Причем мадемуазель Герберт передала не только внешние детали, а уловила характер животного, его душу. Посмотрев на картину, объяснила мадам Бонэр, можно понять, что изображенный щенок - чуть глуповатое, крайне возбудимое и очень добродушное создание. Песик, непохожий на других щенков, со своими предпочтениями, достоинствами и недостатками, своим индивидуальным собачьим характером.
Перейдя к картине Беранж, мадам ткнула в аккуратно нарисованное животное и заявила, что оно может быть любой собакой. Нет индивидуальности, глаза стеклянные, ничего не выражают. Щенок выполнен равнодушно. Такое полотно незнакомый человек купит, повесит над камином и будет рад владеть им, потому что это красивая картинка. Но любой, кто знает щенка, предпочтет работу Мэгги. В мире портретной живописи, где публика заказывает художнику запечатлеть члена семьи, будь то человек или животное, от него требуют передать личность персоны или домашнего любимца, а не просто его внешний вид.
И потому, заключила мадам Бонэр, мадемуазель Герберт станет великой портретисткой, а мадемуазель Жаккар - всего лишь средней.
Если бы щенок не двигался, возмутилась Беранж, ей бы удалось написать его лучше, на что мадам ответила:
- К сожалению, не многие заказывают портреты покойников.
После чего без лишних слов подхватила щенка и, посадив его на колени к Мэгги, покинула комнату. Только спустя четыре года, когда Мэгги уже стала звездой школы и у них с мадам Бонэр установились доверительные отношения, девушка спросила у знаменитой художницы, как та догадалась, что ей безумно хотелось этого щенка.
- Моя дорогая, любой, посмотрев на твою картину, мог понять, что ты уже полюбила его. Я лишь отдала тебе то существо, которому ты подарила свое сердце.
Ответ поразил Мэгги грустной иронией, ибо она с первого же момента стала называть щенка Джерри. Не то чтобы Джереми Ролингз чем-то напоминал ей пушистую белую собачку, просто, живя вдали от дома, она постоянно думала о нем, тревожилась. Индия так далеко, семья вообще не получала от него известий. Только связи лорда Эдварда в кавалерии позволяли ему быть в курсе дел племянника, а поскольку Мэгги находилась во Франции, то до нее доходила лишь малая часть этих сведений. Мать с отцом тщательно избегали упоминаний о герцоге Ролингзе, считая этот предмет для нее запретным.
Ей оставалось просто догадываться об опасностях, которым Джереми непременно подвергался в далекой стране. Вроде экзотических иноземных принцесс с драгоценностями в пупке, хорошеньких жен офицеров или даже случайно встреченных юных индусских крестьянок, несущих кувшины с водой на голове. Едва мысли об этом одолевали ее, Мэгги, всегда засыпавшая необычайно легко, лишалась сна и на следующее утро приходила в студию раздраженная, с красными глазами.
Она понимала, что ведет себя глупо и не должна ревновать, поскольку отвергла его предложение, тем самым лишив себя права на какие-либо собственнические чувства по отношению к нему.
К тому же нелепо было предполагать, что Джереми оставался ей верен. Нелепо и нереально! Герцог Ролингз - мужчина во всех смыслах этого слова, воплощение мужского начала. И как всякий мужчина, имел… потребности, которые удовлетворялись другими, раз она от своего права отказалась.
Значит, с ее стороны наивно полагать, что он не… видится с кем-то или не занимается с кем-то любовью… Возможно, он сделал кому-то предложение и получил согласие. Неудивительно, если он вернется из Индии в сопровождении молодой покорной жены, которая станет прекрасной герцогиней, с увлечением посвятив себя тому, что должно интересовать истинную герцогиню: нарядам, украшениям, драгоценностям, разговорам о том, кто на ком женился, у кого с кем любовная связь. Мэгги способна принести своему жениху только любовь, знание искусства, глубокое знакомство с привычками бишон-фризов.