Сын или дочь, рожденные в этом мире и для жизни, которую он построил с таким трудом, будут болезненно ощущать, если их не станут принимать в обществе из-за их происхождения. А в этом обществе кровь имела особое значение. При этом были вещи поважнее доступа в светские гостиные, двери в которые могут оказаться закрытыми для его детей. А мать, рожденная в благородной дворянской семье, если и не сможет уничтожить это неравенство полностью, все же внесет в неприятную ситуацию большое различие. Особенно если эта мать окажется через брак родственницей маркиза и будет принята им и всем кругом леди Алексии.
– Вы сами можете быть равнодушны к светским связям, но, полагаю, деловые контакты не могут вас не интересовать. Мой брат Хейден ухитряется улаживать семейные дела и весьма успешен в своих знаменитых проектах. И в качестве его родственника вы тоже получите к ним доступ. – Истербрук говорил все это, обращаясь к его спине, но таким тоном, будто они уже вступили в переговоры.
Кайл обернулся.
– В последнее время не было никаких проектов.
Он знал причину, но не был уверен, что ее знает маркиз.
– Его отвлекает от них молодая жена. Поверьте, что станете богаче, чем могли мечтать. Я слышал, что вы успешно дела с этим синдикатом, но никто не может в этих вопросах превзойти моего брата.
Кайл подозревал, что маркиз мог бы помочь ему в делах, если бы приложил к этому усилия. Что же касалось лорда Хейдена, то сейчас он не был на высоте положения, но все могло быстро измениться.
– Прелестная жена хорошего происхождения, надежда на несметное богатство… И как насчет предложенной мной взятки? Ах да, я готов предложить пять тысяч, чтобы пополнить ваш счет.
– Десять.
Истербрук ответил ленивой улыбкой.
– Я думал, вы запросите двадцать.
– Если бы вы были готовы заплатить двадцать, то начали бы с этой суммы.
Казалось, Истербрук был доволен собой.
– Могу я считать, что мы достигли соглашения? Уверен, что Алексия будет счастлива сообщить об этом мисс Лонгуорт и побеседовать с ней.
– Пока что я еще не дал согласия на сделку. – Кайл снова приблизился на шаг к двери. – А если все же решу его дать, то сам поговорю с мисс Лонгуорт.
Глава 4
Розалин сложила листок бумаги и запечатала письмо. Потом взяла в руки письмо, полученное накануне, и скопировала адрес с конверта.
Ее взгляд задержался на подписи брата. В конце его перо запнулось. Он как будто заколебался. Бедный Тим. Она дотронулась до пятен на бумаге, куда капнули ее слезы и размазали чернила. Теперь он остался совсем один. Его письмо было таким печальным. Несмотря ни на что, она его любила.
Его письмо заставило ее вспомнить о своих потерях. Даже прощание с Айрин не оставило в ней такой пустоты и сознания того, что их семья сгинула, уничтоженная собственными ошибками. Последняя новость Тима, сообщавшая о смерти его товарища по путешествию, была очередным свидетельством еще одного ужасного витка спирального движения вниз.
Розалин встала, завязала ленты шляпки, взяла в руки корзинку и положила в нее письмо. Тиму никогда не удавалось справляться с проблемами в одиночку. И теперь oн должно быть, растерялся. Печальный и одинокий Тим в чужой стране. Он написал, что хотел бы вернуться домой, но, конечно, это было невозможно.
Пока Розалин шла в деревню, все ее мысли были о нем. Она должна была рассказать Алексии о письме Тима. Алексия должна была знать.
Розалин вошла в бакалейную лавку на краю деревни. Две женщины немедленно вышли. Бакалейщик, мистер Престон, на этот раз ей не обрадовался, потому что ее общество несло угрозу нанести ущерб его торговле.
Он молча набрал товар по ее списку и выставил на прилавок муку, соль и все остальное. Месяц назад они болтали, пока он выполнял ее заказ. При этом мистер Престон смеялся и лучился улыбками с самым приветливым и дружеским видом. Теперь же его губы были плотно сжаты, и это значило, что он готов ее обслуживать, но большего она не стоит.
Она вынула из ридикюля несколько монет, чтобы расплатиться. Мистер Престон не говорил ей, что не будет больше отпускать товары в кредит, но три дня назад его жена последовала за ней на улицу и разъяснила положение дел.
Неделю назад отголоски скандала докатились до Уотлингтона, будто их принесло сюда ветром. Люди, проявлявшие к Розалин доброту и сочувствие после бегства Тима, друзья, знавшие ее долгие годы, теперь ухитрялись ее не замечать. Теперь она жила более уединенно, чем когда-либо прежде.
Она вручила мистеру Престону еще одну монету и письмо.
– Не будете ли вы так любезны позаботиться об отправке моего письма? Вот деньги на оплату почтовых расходов.
Она уложила свои покупки в корзинку и вышла из лавки. И снова бог весть откуда появилась миссис Престон и вышла на улицу вслед за ней.
– Тут был один человек. Он разыскивал вас, – сказала она.
Роуз остановилась:
– Что за человек?
– Не назвал своего имени. Судя по виду, джентльмен. Он зашел сюда с полчаса назад и спросил, где ваш дом.
Миссис Престон безуспешно пыталась сделать так, чтобы на ее круглом лице не отразились ни неодобрение, ни любопытство.
Сердце Роуз упало. Только этого ей не хватало – чтобы появился незнакомец, наводящий справки о том, как найти дом мисс Лонгуорт! Последним навестившим ее джентльменом был лорд Норбери. И теперь все знали, что это значило.
Она не смогла бы вынести, если бы незнакомец оскорбил ее в собственном доме, если бы он имел наглость представиться ей сам, как шлюхе, которой считали ее досужие участники скандального происшествия.
– Я не жду гостей, миссис Престон. Да и не хочу никого принимать. Прошу вас и вашего мужа не удовлетворять любопытство незнакомцев по части моего местожительства.
– Нет. Мы ничего ему не сказали! Не наше дело помогать дьяволу. – Миссис Престон подняла голову и оглядела узкую улочку. – О! Да вон он. Выходит из таверны.
Роуз бросила беглый взгляд через плечо, успела заметить мужчину, садившегося на лошадь, и решила, что отложит посещение мясника до завтра. К тому же ее средства не позволяли часто покупать мясо. Она зашагала к своему дому.
Роуз не слышала его приближения, но знала, что он ее заметил. Она чувствовала, что он следует за ней. И в конце концов за ее спиной послышался стук копыт.
– Мисс Лонгуорт, это вы?
Голос был ей знаком, и она обернулась.
– Мистер Брадуэлл! Ну и сюрприз!
Он смотрел на нее сверху вниз. Его удивительные синие глаза были затенены полями шляпы. Как и при их прошлой встрече, в его одежде она не заметила никакой избыточности и ничего, что выдавало бы его индивидуальный вкус. Темный костюм для верховой езды, песочного цвета бриджи и высокие сапоги были выбраны без особой цели.
– Я был в этом графстве и решил узнать, как вы поживаете, мисс Лонгуорт.
Он оглянулся на уже отдалившуюся и уменьшившуюся в размерах деревню, а потом посмотрел на дорогу впереди.
– Могу я пройтись с вами?
Отказаться было бы грубо, да и, по правде говоря, Розалин ничего не имела против его общества.
– Да, не возражаю.
Брадуэлл спрыгнул с лошади. Они пошли по дороге рядом. Он держал коня под уздцы. Потом взял у нее корзинку.
– Я все гадал, не ошибся ли насчет вашего местожительства. Похоже, здесь никто не знает, где вы живете.
– Думаю, что они по-своему защищают меня. Вас ведь здесь не знают.
– Конечно. Я понимаю.
Ей нравилась эта черта в нем. Он понимал. И в ту ночи он все понял: что она поверила человеку, доверяться которому не следовало. Он понял также, что аукцион был практически равноценен насилию над ней. Понял, что может спасти ее от этого кошмара, но не от последствий этой ночи.
Пока они шли, она время от времени бросала на него взгляды. Прежде она не видела его при свете дня. Теперь, без света ламп или луны, высвечивавшего угловатость лица, резкие черты не казались такими грубыми. У него было очень мужественное лицо. Оно свидетельствовало о спокойной уверенности, и, вероятно, потому ему так удалась роль спасителя.
Что же касалось остальных впечатлении той ночи, они остались неизменными и при ярком дневном освещении. Несмотря на его вежливую и размеренную речь, Роуз все еще ощущала в нем энергию, которую он ухитрялся обуздывать. А его рост и само присутствие, казалось, способны были вытеснить излишки воздуха, чтобы освободить для него пространство. И он вызывал некоторые беспокойство и настороженность.
Но не было причин его бояться. Брадуэлл проявил себя как заслуживающий доверия и более чем порядочный человек. Его присутствие давало Розалин ощущение защищенности. И тем не менее она испытывала некое физическое беспокойство. Это не было неприятно, но ее настораживал как его рост, так и то, что ее кровь и инстинкты бурно реагировали на него.
– Каково вам в городе после скандала? – спросила она, только чтобы завязать разговор, хотя, казалось, ему это вовсе не требуется. И все же то, что они молча шли рядом, вызывало некоторое чувство неловкости.
По крайней мере у нее. Не обмениваясь репликами, они шли по дороге, и это было единственным, что их соединяло сейчас; шли как чужие люди, какими, в сущности, и были.
Нет, не как чужие. Она чувствовала, что это неверно. Между ними установилась хоть и безмолвная, но ощутимая близость, порожденная ужасными событиями той ночи. Неловкость проистекала из обманчивого ощущения близкого знакомства с человеком, которого Розалин едва знала.
– Сейчас любопытство уже сходит на нет, и будь я другим человеком, получал бы удовольствие от этого внимания. – Он повернулся к ней с сочувственной полуулыбкой. – В мире царит такая несправедливость, мисс Лонгуорт.
– Для меня облегчение слышать, что справедливость все-таки существует. Вы поступили как рыцарь, и мне неприятно думать, что от этого пострадала ваша репутация и кошелек. Думаю, что моя вина несомненна. Я проявила глупость, и жаловаться мне не на что. Я все еще героиня лондонских сплетен, или теперь мои прегрешения – предмет обсуждения только в гостиных нашего графства?
Его лицо посерьезнело.
– Ваша кузина не поддерживает с вами связи? Думаю леди Алексия скорее станет слушать вас, чем кого-либо другого.
– Алексия писала мне дважды, хотя ей не следовало этого делать. Лорд Хейден или не знает о том, что она рискует своим добрым именем ради меня, продолжая поддерживать со мной связь, или не может ей возразить. Я вернула оба письма невскрытыми.
– Никто бы не узнал о том, что вы их прочли.
– Удивительно, однако люди каким-то образом узнают обо всем. Я не стану рисковать репутацией Алексии. Не хочу запятнать ее доброе имя. И все же… – Она подумала о письме Тима и о том, что ее решение создало новые проблемы. – Вы скоро возвращаетесь в Лондон, мистер Брадуэлл? Если так, то, может быть, не откажетесь передать моей кузине весточку от меня? Иногда случается, что обращаешься к живым, в то время как на самом деле они все равно что умерли для тебя.
– Я возвращаюсь в Лондон нынче днем. И с радостью исполню вашу просьбу.
Розалин смотрела, как колышется корзинка в такт его медленному шагу.
– Возможно, будет лучше, если вы поговорите не с ней, а с лордом Хейденом? И он сам расскажет ей обо всем. Да, это было бы самое лучшее.
– Я сделаю так, как вам будет угодно.
Она собрала все свои силы, чтобы говорить без эмоций.
– Пожалуйста, скажите ему, что я получила известие от Тимоти. Скажите ему, что Тим пишет о том, что его спутник умер от лихорадки, которую подцепил в конце лета.
– Больше ничего? Никаких новостей о его жизни и местонахождении?
Она подняла голову и убедилась, что он смотрит на нее. Под полями шляпы его синие глаза казались темными. Темными, любопытными и… жесткими.
– Для одинокого и печального человека он чувствует себя неплохо.
– Вы тоже кажетесь одинокой и печальной. Думаю, что он чувствует себя не лучше, чем вы. Если бы было наоборот, я счел бы это несправедливым.
Она подумала, что он сказал нечто необычное. В его словах была добрая толика правды, но этот человек не мог знать почему.
– Я не имею ничего против одиночества. Что же касается печали, то это всего лишь сегодняшнее настроение, навеянное письмом брата. Если бы вы навестили меня завтра, я была бы более приятной в общении.
Они дошли до ее улицы, и мистер Брадуэлл повернул к ее дому вместе с ней.
– Вы уклонились от ответа на мой вопрос. Я так понимаю, что сплетни обо мне все свирепствуют и что все обстоит именно так скверно, как я предполагала.
– Если это может послужить для вас хоть каким-то утешением, то могу сказать, что лорд Норбери не вышел сухим из воды.
– При всей обращенной на него критике он все же получит пару приглашений на обед. Для джентльмена распущенность всегда считалась обычным делом.
Деревья по обе стороны узкой дороги расступились, а когда они приблизились к дому, их совсем не стало. Мистер Брадуэлл снял шляпу и не спеша внимательно оглядел дом. Похоже, ему понравилось то, что он увидел.
Розалин остановилась, а он продолжал смотреть на дом и она увидела его будто заново глазами этого человека. В нем было больше очарования, чем изысканности, с этой его монолитной каменной центральной частью; и прелесть была даже в том, что два его боковых крыла, восточное и западное, были разными. Дом был только о двух этажах и потому производил впечатление приземистого, а не высокого. Он был большим, но не огромным, но сады, наступавшие на его стены, весной и летом заполняли своим благоухания все комнаты.
– Моя семья жила здесь в течение пяти поколений. Когда-то наше поместье было много больше, но все же кое-какая земля осталась, а также шесть небольших ферм.
Брадуэлл щурился, пытаясь разглядеть какие-нибудь строения позади восточного крыла.
– Это безусловное право на наследование?
– Да, ограничения на наследование нет. Мой дед этого не одобрял, и отец не стал заниматься делами при жизни.
– Беспечно с его стороны.
Она открыла дверь. Их встретила зияющая пустота. Старый дом поскрипывал в ожидании ее шагов, будто спешил ответить эхом на их звук.
Розалин поблагодарила мистера Брадуэлла и взяла у него корзинку.
К ее удивлению, он сделал шаг назад, чтобы привязать лошадь к столбу.
– Меня интересует строительство. Может быть, вы окажете мне любезность и позволите посмотреть интерьер?
Он терпеливо ждал ее ответа. Высокий. Импозантный. Впечатляющий. Сегодня не было даже легкого ветерка, но Розалин почувствовала, будто воздух между ними забурли как вода в водовороте. И это глупое, но волнующее чувство опасности запульсировало в ее венах с особой силой.
Она оглядела пустой двор и убедилась в том, что они одни.
– Было бы смешно, если бы теперь я повела себя церемонно. Верно? Пригласить вас войти – мелочь по сравнению с теми грехами, что мне приписывают.
– Я пойму, если вы предпочтете не рисковать.
Конечно, он понимал. И все же это было бы нелепо. И это он понимал тоже.
Этот человек, вероятно, не обратился бы с такой просьбой к женщине, если бы от ее репутации оставалось хоть что-нибудь, чем она могла бы рискнуть. Его поведение, как и одежда, было безупречным. И все же ее решение основывалось не на этом. Жестокая правда заключалась в том, что она жаждала слышать голос другого живого существа, а не только тот, что звучал у нее в мыслях. Его неожиданный визит несколько улучшил ее настроение и облегчил печаль, вызванную письмом Тима.
– Пожалуйста, входите, сэр, и осматривайте дом в свое удовольствие.
Брадуэлл не солгал. Он и вправду был в графстве и приехал справиться о ее самочувствии. Однако ему пришлось намного, отклониться со своего пути, а предложение Истербрука занимало его мысли уже несколько дней, когда они не были заняты другими делами. Он издали узнал Розалин на дороге. Со спины он мог видеть только ее шляпку и плащ. Она сразу привлекла его внимание. Гордость, сквозившая в ее походке, отражала ее сущность лучше любого портрета.
Он переступил порог ее дома, приняв приглашение, которое не осмелилась бы сделать добродетельная женщина. И был рад, что она не стала церемониться. Игры между ними еще были возможны, но она была слишком разумна, чтобы пытаться играть в добродетель и приличия или опасаться в его обществе за свою честь.
Он испытывал любопытство и к дому, и к ней. Как только он увидел ее, сразу же понял, как она чувствует себя. Неважно. Комнаты были почти пустыми. Мебель, украшавшая их прежде, была распродана.
Ясно было и без слов, что слуг у нее нет. Пустым был и двор: ни из конюшен, ни из сада не доносилось ни звука. Сейчас дом потрясал своей тишиной, а их присутствие только усиливало это ощущение запустения.
От Розалин не укрылось, что Брадуэлл все это заметил. Она сняла плащ и отвернулась, чтобы развязать ленты шляпки.
– Мой брат Тимоти испытал финансовые затруднения, серьезные затруднения. Возможно, прошлой весной вы слышали о них.
– Да, мне это известно.
Черт возьми! Это называется "финансовые затруднения"! Мерзавец не смеет вернуться в Англию.
– Как же случилось, что эта ваша собственность оказалась непроданной?
– Лорд Хейден позаботился о том, чтобы мы с сестрой не остались без крова. Он защитил нас и это наше имущество. Именно это я имела в виду, когда говорила в ту ночь о его благородстве и щедрости. Он выплатил все долги моего брата. И конечно, я никогда не смогу с ним расплатиться.
На самом деле лорд Хейден не выплатил все долги Тимоти, как ни пытался. По крайней мере один человек отказался принять деньги от кого-либо, кроме как от самого Лонгуорта. Впрочем, даже возмещение убытков удовлетворило бы не каждого, кто согласился его принять.
Розалин провела его в гостиную. Там оставалось три деревянных стула, маленький столик и потертый ковер. Но окнах не было обычных шелковых занавесок, оставались только тонкие и прозрачные белые.
– Пожалуйста, присядьте, мистер Брадуэлл. Я приготовлю для вас что-нибудь, чтобы вы могли подкрепиться.
Она вышла прежде, чем он успел отказаться. Кайл не стал садиться, а вместо этого принялся расхаживать по комнате, пытаясь на глазок определить ее размеры. Он осмотрел подоконники и потолок, потом перешел в столовую и произвел и там те же самые приблизительные замеры.
Потом осмотрел библиотеку и переместился в заднюю часть дома. Из кухни до него донеслись слабые звуки.
Мисс Лонгуорт стояла над кухонным столом у окна. Послеполуденное солнце блестело на ее светлых волосах, омывало ослепительным сиянием ее профиль, не позволяя скрыть дефекты этого лица, если бы таковые были. Стоя в дверном проеме, Брадуэлл мог разглядеть изящные очертания ее профиля и даже сосчитать длинные золотистые ресницы, подрагивавшие над прелестно очерченной фарфоровой щекой.
"Она не для таких, как ты, малый". Именно так он думал, когда в тот вечер любовался ею в театре. И в последние несколько дней это предостережение постоянно звучало у него в ушах, в то время как он обдумывал безумный и соблазнительный план Истербрука.
Она была красива, изящна и горда. Она происходила из семьи, на протяжении жизни пяти поколений считавшейся лучшей в графстве. Определенно такая женщина была не для него.