- Совершенно верно. Чему очень рада. Знаешь, после той поездки я послала на фирму свой отчет с благодарностью за отлично сделанное ружье. Ты ведь помнишь, сколько я их мучила? - Джулия радостно засмеялась. - О, они сделали все, как надо. Я следила за всеми стадиями процесса. Я наблюдала, как делали стволы, колодку, потом ложу. Помнишь, я потребовала сделать ее из средиземноморского ореха? И я не ошиблась. В Аргентине мое ружье коллеги разве что не пробовали на зуб.
- Это ведь был выезд Сафари-клуба?
- Да, и, между прочим, мой первый выезд в такой компании. Должна сказать, моя стрельба по голубям обеспечила "Джокер-паудер" заказы. Так что я там не просто развлекалась, пока ты ездил по Европе.
- Но и я не развлекался.
- О, ну еще бы. Ты там здорово покрутился. После твоего визита в Гамбург и Кельн немцы стали просто ручными. - Джулия гордо улыбнулась. - А знаешь, как благодарны были местные аргентинские власти? Дикие голуби, если не регулировать их число, способны оставить без урожая кукурузы бескрайние поля!
- В Аргентине тебя тоже чем-то наградили?
- А как же. Мне подарили глиняного голубя.
- Вот видишь, а кто тебя научил стрелять? И не мазать, а бить без промаха?
- Ты, дорогой. Ты. Но, заметь, если бы не патроны "Джокер-паудер", то… Кстати, ты напомнил мне еще об одном моем плюсе - я владею пятьюдесятью процентами акций этой самой "Джокер-паудер".
- Завидная невеста, ничего не скажешь, - фыркнул Джордж. - Но ты говоришь так, будто меня и рядом не лежало.
Джулия подмигнула мужу.
- О, Джордж, уложить тебя до сих пор очень трудно. Ты все время стремился к движению.
Он подмигнул ей в ответ.
- Разве улежишь радом с такой шикарной женщиной? Хорошо, кажется, я догадался. Ты хочешь переписать сценарий жизни моего внука. Я даже знаю, чем ты собираешься его переписать. Свежей губной помадой.
Джулия на секунду потеряла дар речи.
- Вот это да-а! Цветисто выражаешься, Джордж Бартон.
- Видишь, и другие не лыком шиты, так что не задавайся.
- Да, Джордж, ты, в общем-то, прав. Я хочу сделать это с помощью другой женщины.
- Похожей на тебя. Но откуда ты ее возьмешь? Второй Джулии нет на свете.
Она рассмеялась.
- Джулии нет, верно, но у Джулии есть одна девушка на примете.
- Ты с ней знакома?
- И ты тоже с ней знаком.
Джордж вскинул брови.
- Мы оба ей здорово обязаны, если помнишь, - сказала Джулия.
- Ты говоришь о дочери Стивена Холта? - догадался наконец Джордж.
- О Кэрри Холт. О ней, дорогой.
- Но… Люк живет в Миннеаполисе, это, если ты еще помнишь, Штаты, - фыркнул Джордж. - А она в Лондоне.
- Эта ситуация ничего тебе не напоминает? - поинтересовалась Джулия, поправляя воротничок клетчатой рубашки.
- Ты намекаешь на известный нам обоим паб в Сохо, - бросил Джордж.
Джулия снисходительно кивнула.
- Значит, у тебя с памятью еще ничего, вполне прилично. Ты не забыл роковую встречу морского пехотинца и юного морячка, - нарочито задумчивым тоном продолжила она.
- Ты про салагу, который так упился неразбавленным скотчем, что взял и превратился в женщину? - Джордж расхохотался, на глазах его выступили слезы. - Да я умирать буду - не забуду.
- Рада за тебя, - бросила Джулия. - Так вот, почему бы Люку и Кэрри не встретиться, допустим, в том же кафе?
Джордж уставился на жену.
- Ты хочешь повторить ситуацию? - недоверчиво спросил он. - Но… а вообще-то… почему бы и нет? Это мысль. Повторить на другом витке. Но как это сделать?
- Я знаю как. - Джулия улыбнулась. - Только пообещай выполнять все, что я скажу. По возможности не спорить и не задавать глупых вопросов. Работа по изменению сценария жизни - операция, причем не менее серьезная, чем хирургическая, - предупредила она. - Если все удастся, мы доведем сценарий до свадьбы. А потом…
- А потом повеселимся на ней!
- Согласна, дорогой. Веселье продлевает жизнь - известная истина. Неизбежное расставание с этим миром окажется для нас не таким тяжким. Мы оба будем знать, что наше дело в надежных руках, и наблюдать с небес за процветанием "Джокер-паудер" и семейства молодых Бартонов. Думаю, тогда твой внук станет пользоваться полным именем?
- Надеюсь, потому что сейчас ему хватает двух имен. Слушай, а может, они нам успеют подарить хоть одного правнука?
- Ну, если мы их об этом хорошенько попросим… - фыркнула Джулия, - то конечно.
- Когда приступаем? - загорелся Джордж.
- Сегодня, сейчас. Я набросала текст, отправь его по электронной почте Люку. - Джулия вынула из кармана брюк лист бумаги, исписанный синими чернилами и очень мелким почерком.
Глава вторая
Возбуждающий красный цвет
Так о чем будет субботняя проповедь? Люк подрезал кусты в саду, работая острыми ножницами с красной ручкой. Да о чем бы она ни была, пастор Мэттью скажет лучше всех, а ему, Люку, останется только щелкать зубами от зависти. Нет, наверное, никогда ему не достичь такого мастерства. Надо вот так же безжалостно отрезать все лишнее от пришедших мыслей, чтобы донести до прихожан главное, что хотел бы вложить им в голову, как он обрезает сейчас ветки в церковном саду.
Люк настолько увлекся своим занятием, что не мог объяснить причину собственного чрезмерного возбуждения, которое сейчас ощущал. Аромат свежего среза смородины ударил в нос, острый и горьковато-сладкий, - так пахнет надежда на перемены. Его будущее… Мгновенно все мысли, из которых Люк с тщанием пытался составить канву предполагаемой проповеди, вылетели из головы. Вообще-то он любил предаваться размышлениям во время обрезки кустов - руки заняты, голова свободна, воздух свеж и ароматен. А разнообразие запахов изгоняет скуку и тоску. Впрочем, как и разнообразие цвета и его оттенков. Красный цвет возбуждает чувства. Оранжевый будит мысль. Желтый - способствует гармонии и улучшает выделение желчи…
Но даже если Люк сочинит проповедь, вовсе не факт, что пастор Мэттью позволит ему взойти с ней на кафедру. Просто он всегда должен быть готов сказать слово на случай, если Мэттью придется отвлечься на какие-то другие важные дела. Завтра обычная суббота, не праздничная, так почему бы не обратиться к прихожанам ему, без пяти минут пастору? Неважно, что сейчас он пока еще помощник.
Люк улыбнулся. Интересно, связывает ли Мэттью два события в его жизни - обретение должности пастора и брак с его дочерью Мэрион?
Вероятно, да. Мэттью не захочет, чтобы его любимая девочка стала женой столь незначительной личности в приходе, как помощник священника.
Мэрион, конечно, хорошая девушка. Надежная, ее с детства воспитывали в должном духе, готовили к тому, что она непременно станет женой пастора. Пастора, а не помощника пастора! - подчеркнул Люк. Стало быть, на самом деле эти два события могут сойтись.
Его взгляд внезапно замер на красной ручке ножниц. В голове прояснилась мысль, возникшая, но не оформившаяся в тот момент, когда Люк перечислял цвета и вспоминал о красном. Красный цвет возбуждает и эротическую сферу. Люк почувствовал, как потяжелели бедра, и переступил с ноги на ногу, желая унять давящую тяжесть. Но она возникла не оттого, что его ноги затекли, нечего себя обманывать.
Ты ведь так любишь, когда она приходит к тебе, сказал себе Люк и снова представил ее в красном белье на широкой кровати придорожной гостиницы. А она снова придет в красном?
Он повел плечами, словно разминая их, потом шумно втянул воздух, задержал его в себе и шумно выдохнул.
Связь с Тильдой длилась уже третий месяц, и Люк понимал, что ему надо закругляться. Ни к чему, если узнает об этом Мэттью, а уж тем более Мэрион. Люк почувствовал, как по коже пробежали мурашки, целые стада мурашек. Ну и что, ехидно пропели они, чего ты боишься, скажи честно? Что тебе не отдадут Мэрион? Или, напротив, что отдадут слишком быстро и ты не сможешь увернуться?
Люк засмеялся, потом почувствовал некоторую долю вины за свои мысли, Тем более что следующая мысль оказалась еще наглее и крамольнее: может, Тильда окажет ему услугу своим существованием? Услугу всей его жизни? После того как откроются его шалости, его отвергнут и он отправится туда, куда его тянет и манит, - в мир, в свободное плаванье! Если честно, Люк сам не знал, что стал бы делать, освободись он от нынешней жизни и перспектив, которые она сулит ему. Но наверняка что-то удивительно интересное.
Тонкое личико Мэрион возникло перед глазами, казалось, в них стояли укоризна и прощение. Да, Люк, я понимаю тебя, но я буду стараться быть тебе хорошей женой, доброй матерью нашим детям, подругой и наставницей твоим прихожанкам. Люк, я буду рядом с тобой, когда ты взойдешь на кафедру, буду смотреть на тебя вместе со всеми и восхищаться каждым твоим словом.
Она хорошенькая, сказал себе Люк. Нежная, податливая. Конечно, у меня и в мыслях нет тронуть ее до свадьбы. Она девственница, и мне придется потрудиться в первую брачную ночь. Люк вздрогнул. А каково это - иметь дело с девственницей? Он не знал, но ему было не только тревожно, он ощущал какое-то особенное торжество в душе, когда думал об этом.
Нет, я не посмею совратить Мэрион с пути благочестия до брака. Мне есть с кем насладиться радостями плоти.
Люк опустил ножницы и снова уставился на красную пластмассовую ручку ножниц. А зачем здесь-то красный цвет? - недоуменно спросил он себя. Для более энергичной обрезки веток? Потом усмехнулся - наверняка с такой ручкой ножницы продаются быстрее, поскольку вызывают желание, вот для чего.
Он снова занес раздвинутые лезвия над боковой засохшей ветвью жимолости и отрезал ее.
Ну вот, кажется, на сегодня хватит.
Интересно, Тильда сегодня позвонит? Или у нее дежурство? Тильда работала в полиции с малолетками. Может, потому она с таким вниманием относится ко мне, что старше меня на целых семь лет? Все, хватит, вернись к главному, одернул себя Люк. Проповедь. О чем ты стал бы говорить завтра?
Если бы его спросили, почему он нацелился на церковную кафедру, то он мог признаться, не всем, конечно, а такой женщине, как Джулия, жене его деда. Он сказал ей, когда они встретились с ней в ее последний приезд в клинику в Миннеаполис: я всегда хотел быть на виду, демонстрировать себя, играть своим голосом. Люблю, сказал, когда на меня смотрят, когда мною восхищаются. Да, в палате у Джулии Люк распелся, как соловей на исповеди. Умеет старушка вывернуть человека наизнанку.
Но Люк не жалел об этом.
- Спасибо, Джулия, - сказал он, провожая ее в аэропорт, после того как она вышла из клиники. - Пожалуй, я ответил на многие вопросы, которые сам для себя оставлял без ответа.
- Я рада, Люк. Думаю, мы скоро снова встретимся и еще поговорим. А ты в это время не предпринимай никаких серьезных шагов. Понимаешь, о чем я говорю?
Ему бы не понимать.
- Я обещаю, Джулия.
- Жди вестей.
Она поцеловала его и улетела к себе во Флориду.
В общем-то, Люк пошел в пасторы по стопам своего отца, который умер в расцвете лет. Мать Люка покинула этот мир не так давно. Она сделала карьеру актрисы после смерти мужа.
Отец Люка был священником, да и как ему не быть им, если он воспитывался в церковном приюте? Джордж, дед Люка, ушел на фронт, а его жена, подхватив сына, ушла к другому. Вернувшись, Джордж женился на Джулии, которую встретил в Лондоне и которая вытащила его с того света. Следы его прежней семьи затерялись в Штатах, Джордж и не знал, что его сынишка сдан в церковный приют при живой матери. Это уже после он искал сына, а нашел внука. Но это другая история.
Пастор Мэттью, заступивший на кафедру после смерти отца Люка, усердно натаскивал парня, уверенный, что природа на детях не отдыхает и из Люка получится настоящий сын своего отца.
Но, как все яснее становилось самому Люку, он скорее внук своего деда и сын своей матери.
Итак, после беседы с Джулией Люк Ричард пребывал в некотором возбуждении, ожидая вестей от нее.
Обрезав кусты и прокрутив в голове основные тезисы предполагаемой проповеди, он вернулся в дом и решил проверить электронную почту.
Наконец письмо от Джулии пришло. Для Люка оно было зовом из другого мира, в который он стремился всей душой, не признаваясь себе в этом и боясь признаться.
Внезапно Люку показалось, что если бы у этого письма был цвет, то оно наверняка было бы красным. Потому что этот призыв из желанного мира возбудил его не менее сильно, чем мысли о красном белье Тильды.
"Люк, дорогой, - читал он на экране компьютера письмо от Джулии. - Прости за грубость, но твой дед меня достал. Он в который раз напоминает мне, что я обещала тебе подарок на день рождения и до сих пор его не сделала. Так вот, я делаю его тебе, и попробуй не принять его! Я дарю тебе тур в Лондон, тебя принимает фирма "Гринвич". Твой экскурсовод Кэрри Холт. Сентябрь, с двадцатого по двадцать восьмое. Целую, полубабушка Джулия".
Люк засмеялся. Джулия верна себе. Всегда что-нибудь выкинет.
А дальше шла приписка от Джорджа. "Запомни: ее зовут Кэрри Холт. Отведи ее в паб в Сохо. Одно условие: не говори ей, что ты наш внук. Желаю успеха! Дед".
Люк засмеялся. Впрочем, почему бы не съездить в Лондон? Он давно собирался.
Глава третья
"Если ты устал от Лондона, значит, ты устал от жизни"
- Добро пожаловать в собор Святого Павла. Вот уже тысячу четыреста лет сюда устремляются паломники со всего мира. Каждый час в соборе проводится моление. Мы можем прервать экскурсию на несколько минут и помолиться.
Кэрри умолкла и обвела глазами свою группу. Это была последняя экскурсия для всех и для нее в том числе. Она уже открыла рот, чтобы набрать воздуху и продолжить, как услышала низкий мужской голос:
- Позвольте мне от всех нас произнести слова благодарности нашей милой Кэрри Холт. А поскольку мы благодарим ее в соборе Святого Павла, то вспомним слова апостола. В Первом послании Фессалоникийцам апостол Павел говорит: "Ибо вы помните, братия, труд наш и изнурение: ночью и днем работая, чтобы не отяготить кого из вас, мы проповедовали у вас благовестие Божие…"
Кэрри почувствовала, как по коже побежали мурашки. Она стояла, опустив глаза, слушая этот странный голос, который завораживал, как звук флейты завораживает змею. Пересилив себя, она подняла голову и увидела, что и остальные тоже чувствуют себя точно так же.
Мужчина умолк, Кэрри посмотрела на него и наткнулась на блестящие темные глаза, устремленные на нее. Она улыбнулась, едва заметно кивнула и сказала:
- Благодарю вас. Я должна добавить, что настоятель и попечители собора надеются, что вы останетесь довольны посещением этого храма. Напомню, собор Святого Павла построен в конце семнадцатого века по проекту архитектора сэра Кристофа Рена. Это был последний по счету из соборов, воздвигнутых на этом месте. Самый первый относится к шестьсот четвертому году. Собор Святого Павла является резиденцией епископа Лондонского начиная примерно с тысяча триста четырнадцатого года. Если есть вопросы, прошу вас, задавайте.
- Кэрри? - Седовласая старушка подняла руку вверх, словно школьница.
Кэрри улыбнулась самой любезной своей улыбкой.
- Да, мэм?
- Моя школьная подруга побывала в этом соборе в прошлом году. Она исповедалась… - Лицо старушки озарилось завистливым светом.
Кэрри не сразу нашлась с ответом, потому что ее охватило неподдельное изумление: неужели у этой женщины с лицом ребенка есть грехи? Кэрри не пришлось ответить на этот вопрос, поскольку уже знакомый голос опередил ее.
- Вы тоже можете, - сообщил мужчина, который на память цитировал Евангелие. - Пасторы собора примут вас. Вы можете исповедаться, - он на секунду умолк, - или спросить духовного совета.
Мужчина в упор посмотрел на Кэрри. Она улыбнулась, значит, он тоже подумал, что эта старушка безгрешна.
Группа одобрительно загудела, экскурсия заканчивалась, и, как обычно бывает, второе дыхание, приходящее на смену первому, требует разрядки и полной свободы от напряженного внимания.
С этой сводной группой - здесь были американцы, австралийцы, индийцы, те, кто хотел получить англоговорящего экскурсовода, - Кэрри работала на пару с Тимом, своим давним приятелем. Они не первый сезон подрабатывали в туристической фирме "Гринвич". Честно говоря, Кэрри ужасно надоело изо дня в день топтать лондонский асфальт и произносить одни и те же фразы. Но ничего другого она не могла себе предложить.
- Кэрри, я слышала, этот собор знаменит своими музыкальными традициями?
К ней подскочила тощая девица, улыбавшаяся во весь рот и ничуть не смущавшаяся своих длинных зубов, сцепленных металлической скобой. Кэрри передернуло - почему же в детстве ей не выправили зубы? Американцы ее всегда утомляли своей жизнерадостностью и непосредственностью.
- О да. - Кэрри улыбнулась в ответ, ее зубы были безукоризненны. - По будням в двенадцать тридцать - Святое Причастие, по воскресеньям в три пятнадцать пополудни - пение вечерней молитвы. От того и от другого вы получите истинное удовольствие, - пообещала Кэрри.
Разговаривая с девицей, Кэрри чувствовала на себе пристальный взгляд. Ей казалось, он пронзает череп и, просверлив дырку, выходит между глазами. Дурацкое ощущение, ничего не скажешь.
Кэрри попрощалась с группой, осыпала всех добрыми пожеланиями и вышла из собора.
Солнце заливало город. Такого жаркого сентября она не помнила. Почти каждый день под тридцать градусов, если не смотреть на календарь, то возникает полная иллюзия лета.
Как всегда, на ступеньках собора сидели туристы из разных стран - дети, тинейджеры, утомившиеся от прогулок люди в годах и "божьи одуванчики". Последние наверняка из Штатов или из Скандинавии, предположила Кэрри.
Она почувствовала, как ноги сами собой подкосились, и опустилась на бетонную ступеньку, не заботясь о своих бледно-желтых брюках. Черт с ними, ноги вопили, требуя отдыха. Кэрри даже не предполагала, что они могут так ныть, ведь она надела сандалии, на которых написано "софт", мягче не бывает! Это Тим настоял, чтобы она перестала мучить себя каблуками.
- Ты ведешь себя как муж с тридцатилетним стажем, - ворчала Кэрри, когда Тим стоял над ней в обувном магазине, исполненный решимости проследить, чтобы она купила "правильную" обувь для работы.
- Кэрри, если тебя так прельщают каблучки, ты ведь можешь принести туфли с собой и переобуться, когда, скажем, поведешь наше стадо в приличное место.
- Например?
- Ты ведь поведешь их на мюзикл "Красавица и чудовище"?
- А разве не ты их туда поведешь?
- О нет, я тебя умоляю! - Тим затряс головой, будто Кэрри предлагала ему выпить касторки или настойки от кашля с термопсисом. - Ты знаешь, как я отношусь к музыке. Я просто зверею.
- Да уж конечно знаю.
- Вот если бы их пришлось вести на боевик…
- Да, да, да. Но они не за тем приехали в Лондон.
Тогда-то Кэрри и купила на Виктория-стрит эти мягкие сандалии, и теперь мысленно благодарила Тима. Все-таки не так уж противно, когда кто-то заботится о тебе. А я чем ему плачу? Кэрри вздохнула. Насмешками, вот чем. Я тоже веду себя с ним как ворчливая жена с тридцатилетним стажем. Нехорошо, сказала себе Кэрри и поёрзала на ступеньке, словно уселась на камешек.