Он остановился прямо перед ней и, не отрывая взгляда от лица, прошептал:
– Ты становишься все прекраснее.
– Спасибо, Джеффри, – отозвалась Элизабет.
Она вложила ладонь в его руку, и молодожены вместе направились к столу.
Вновь всколыхнулся шумок разговоров, но девушка по-прежнему ощущала на себе взгляды воинов и улыбалась от счастья.
Дед сидел напротив супружеской четы и не преминул похвалить любимицу:
– Прелестно выглядишь, внучка! А как вы считаете, Джеффри?
– Как-то не задумывался об этом, – ответил лорд и, получив по ноге носком туфли Элизабет, поспешил добавить, – но по здравом размышлении полагаю, вы, быть может, и правы. Во всяком случае, она недурна.
Мужчины от души расхохотались, а Элизабет, притворно сердясь, возвела глаза.
На столе появилось красное вино. Элизабет чокалась то с мужем, то с дедом и вскоре стала смеяться самой глупой шутке. Она поняла, что пьяна ожиданием ночи наедине с Джеффри. Сбросив туфлю, Элизабет потерлась пальцами о его мускулистую ногу и с удовольствием заметила, что муж не остался равнодушен, хотя и старался это скрыть, отвернувшись к Элслоу. "Хочет, чтобы я поверила, что ему все равно!" – усмехнулась Элизабет.
– Прекрати, – прошептал барон, когда ее голые пальцы прошлись по его ноге вверх. – Иначе поплатишься.
– Я готова, – дерзко прошептала она в ответ. – Монеты есть. Назови только цену.
– Кто же тебе насыпал монет? – Его ворчание на ухо пронзило Элизабет желанием.
Она откинулась назад и одарила супруга долгим и томным взглядом.
– Муж. Но взамен я многое могу предложить. – Расчетливо подмигнув, она надула губки.
Джеффри рассмеялся, и все обернулись в их сторону. Он снова наклонился к Элизабет:
– Мне кажется, женушка, ты пытаешься меня соблазнить.
– Нисколько! – Она невинно, но многообещающе посмотрела на мужа. Ладонь как бы случайно скользнула ему на бедро. – С какой это стати? Ни за что!
* * *
Остаток ужина барон вспоминал с трудом. В положенное время он съедал приносимое блюдо, снова и снова убирал руку Элизабет с бедра, но ладонь опять оказывалась у него на ноге. Наконец, не выдержав и не дав ей дожевать, Джеффри заставил ее подняться, подхватил на руки и под одобрительные возгласы мужчин и поощряющие крики Элслоу понес в спальню. Из-под платья вынырнула обнаженная ступня, Джеффри улыбнулся, но, несмотря на протесты жены, не замедлил шага.
Сколько с ней хлопот, думал он, идя по коридору. Утром не слушается, днем не замечает, а вечером изображает соблазнительницу. Должны же быть причины таким переменам настроения. Но решение этого вопроса барон отложил на будущее, а пока жаждал лишь испить наслаждение, которое могла подарить ему Элизабет.
Когда дверь спальни за ними плотно затворилась, он привалился к ней спиной, по-прежнему держа жену на руках. Кончиком пальца Элизабет повернула за подбородок голову мужа к себе и улыбнулась. И в этой улыбке отразилась вся полнота ее нежности и любви. Медленно облизала губы, потом то же самое проделала с губами Джеффри и по забившимся в глубине его глаз искоркам поняла, что муж остался доволен ее вызовом. Потом поцеловала открытым ртом, словно бы приглашая его язык. Джеффри, откликаясь на призыв, принялся упиваться сладостной влагой и оторвался, лишь когда поцелуй угрожал поглотить все его существо. Тогда Элизабет снова улыбнулась и стала расстегивать на его вороте кружева, часто прерываясь, чтобы поцеловать или погладить по щеке.
Джеффри молчал. Он позволил жене выскользнуть из его рук и стоял неподвижно, как статуя, пока Элизабет его раздевала. Женские пальцы порхали по одежде, словно крылышки голубя. И эта игра, этот соблазнительный вихрь, в котором жена взяла на себя роль обольстительницы, возбуждали, как никогда. Джеффри гадал, насколько далеко она зайдет и когда преклонит голову перед опытом мужчины. И заметил, что, созерцая его наготу, жена начала краснеть.
Когда с раздеванием мужа было покончено, Элизабет отступила на шаг и сняла ленту. Неотрывный взгляд Джеффри смущал, но она не колебалась ни минуты: сорвала тунику и замешкалась лишь тогда, когда очередь дошла до платья. Пристально посмотрела на мужа, заволновавшись, что под платьем ничего не было. Как бы он не посчитал это постыдным. Но в конце концов превозмогла себя, потянула платье вверх – выше бедер, живота, груди, через голову – и бросила на пол.
Джеффри онемел и, не в состоянии вымолвить ни слова, просто смотрел на жену. Она вновь предстала богиней, какой он увидел ее впервые в лесу, – великолепной, гордой, сияющей золотистым светом. Он было потянулся к ней, но тут же замер, стоило Элизабет покачать головой. Она уже не улыбалась. Джеффри опустил взгляд и заметил, что жена по-прежнему в одной туфле. В глазах разгоралась страсть и, судя по лицу, ее желание не уступало желанию мужчины.
– Ты краснеешь, Элизабет, – прошептал барон и сам удивился своему хриплому голосу, – а я ведь касался и целовал тебя всюду. Когда же ты преодолеешь свою стыдливость?
– Я буду стараться, милорд, – ответила жена и, подойдя к кровати, откинула одеяла. – Иди сюда, Джеффри. Теперь моя очередь познавать твои тайны и целовать тебя всюду. А завтра посмотрим, не смутишься ли ты при воспоминаниях о сегодняшней ночи.
Невероятное предположение, что он способен покраснеть, заставило барона усмехнуться. Но ее слова подхлестнули желание, заинтриговав. Ведь это он научил Элизабет всему, что она испытала в любви.
Джеффри нежно поцеловал ее в губы. Потом повалился на постель и потянул Элизабет на себя. Он решил позволить ей поиграть еще – пока его не покинет терпение или не иссякнет изобретательность неопытной женщины. Вот тогда инициатива перейдет к нему, и жена узнает, что значит настоящая ласка. Но это была последняя здравая мысль, промелькнувшая у Джеффри в голове.
Элизабет нежно прильнула к его шее. Губы и язык исследовали и пробовали на вкус каждый дюйм и, неспешно спускаясь вниз, стремились не пропустить ни малейшего участка кожи. В эту ночь она хотела обласкать его так, как он ласкал ее в прошедшие ночи. Джеффри вознесется на самые вершины страсти, рухнет в объятия сладчайшего удовлетворения и поэтому завтра, может быть, простит ее за то, что она намеревалась сделать. Элизабет потерлась ягодицами о ноги мужа и неслышно пробормотала:
"С сегодняшней ночи ты полюбишь меня, и это смягчит твой гнев, когда ты узнаешь о моем непослушании".
Переместившись выше, она почувствовала под собой мускулистые бедра. Джеффри судорожно вздохнул, и Элизабет, осознав, что пленила мужа, радостно улыбнулась. Роль обольстительницы ей понравилась: Джеффри терял голову, а она полностью владела собой.
Дважды барон пытался притянуть ее к себе и поцеловать, но Элизабет сопротивлялась. Руки сомкнулись на самом сокровенном, и он застонал. А потом почувствовал, как язык жены коснулся заветной плоти и вдруг, трепещущая жаром, она оказалась у Элизабет во рту. Разум покинул его тело и воспарил ввысь; Джеффри нащупал ноги жены, перевернул ее на спину и сполна отблагодарил той же радостью, какую Элизабет подарила ему.
Она прижалась к нему бедрами, и Джеффри понял, что долго не выдержит. Он поспешно перехватил ее руки и посадил на себя так, что ее колени обхватили его поясницу. А затем ворвался в ее плоть с такой силой, что Элизабет вскрикнула. Джеффри заколебался, не причинил ли ей боль, но тут же ощутил настоятельный зов ее ягодиц и услышал слова:
– Давай же, давай!
Возглас подхлестнул желание, и забыв обо всем, Джеффри входил в нее снова и снова.
Элизабет выгнулась, и в тишине спальни прозвенело имя мужа. На секунду барон замер, и в следующее мгновение тела супругов одновременно пронзила молния.
– Я люблю тебя, Джеффри, люблю больше жизни. – Женщина упала на грудь супруга, но барон успел заметить, что по ее щекам катились слезы. Безмолвный плач продлился недолго. Хотя Элизабет и старалась, она не могла сдержать рыданий.
Джеффри обнял жену и, нашептывая ласковые слова, постарался успокоить, но она не слышала его, продолжая громко всхлипывать.
– Говоришь, что любишь, а сама плачешь, – пробормотал он, когда жена немного пришла в себя. – Тебе не понравилось? Не…
– Перестань, – перебила его Элизабет. – Все было восхитительно. Ты такой чудесный, такой ласковый. – Новый приступ рыданий прервал восхваления мужа, и Джеффри покачал головой.
– Почему же ты плачешь?
– От счастья, – шмыгая носом, выговорила жена.
Джеффри перевернулся на живот, перекатил с собой Элизабет, пригвоздил ее своим телом к кровати и охватил лицо могучими ладонями.
– – Ты – само противоречие. Чтобы тебя изучить, потребуются годы. Но мне уже кажется, что в непонимании таится сладостная игра. Что ты на это скажешь?
– Скажу, что умру неизученной, потому что задохнусь, если ты немедленно меня не освободишь и не дашь возможности дышать. – Губы Элизабет уже кривила робкая улыбка.
Барон тут же приподнялся на локтях, но продолжал удерживать жену под собой. Его нога не давала ей двигаться, хотя Элизабет всеми силами пыталась вывернуться. Выражение лица Джеффри оставалось серьезным.
– Я все же хотел бы узнать, отчего ты плакала.
– От смущения, – призналась жена.
– Из-за того, что открылась в любви? – Джеффри не понравилось его собственное предположение, и он раздраженно нахмурился.
– Нет, милый, – запротестовала Элизабет. – Я сказала то, что думала… На веки вечные.
– Хорошо. – Морщинки на лбу у барона разгладились, и он улыбнулся…
Потом лег на спину, и Элизабет тут же повернулась на бок.
– Джеффри? – робко позвала она
– Да? – отозвался муж и погасил единственную свечу на столике у кровати. Спальня по грузилась в темноту. – Хочешь помучить меня еще?
Элизабет хоть и не видела лица Джеффри, но различила в его голосе веселые нотки. "Не может без шутки, как селезень без воды", – подумала она и поняла, что легко подбила бы мужа на новые любовные утехи, не будь ее мысли заняты другим.
– Послушай, – начала она, – если бы к тебе пришел какой-нибудь вассал и попросил о помощи или ты сам пообещал бы какую-нибудь вещь, а потом другой вассал потребовал того же самого, как бы ты поступил? – Вопрос был задан неумело и выдавал путаницу в мыслях Элизабет. Как же Джеффри сумеет ответить, если ей самой не удается сформулировать собственные мысли?
– Нельзя отдавать второму, что было обещано первому, – уверенно ответил барон. – Таков закон.
– Всегда закон и закон, – скривилась Элизабет.
– Без него мы остались бы зверями. А почему тебя заинтересовал вопрос взаимоотношений с вассалами?
– Не могу разобраться в обещаниях и клятвах.
– Это оттого, что ты женщина, – сказал он абсолютно бесцветным тоном, чтобы жена не догадалась, что ей готовят новую ловушку.
– А разве женщины не способны понять такие вещи? – Все тело Элизабет напряглось.
– Конечно, не способны. – Джеффри ожидал взрыва, но жена застыла и, не шевелясь, лежала рядом. – Возьми, к примеру, лошадь…
Только тут она поняла, что ее разыгрывают, и облегченно вздохнула:
– Вечно ты шутишь.
– Шучу? – Джеффри легонько встряхнул Элизабет за плечи и громко расхохотался. – Ну, нет, это ты постоянно надо мной насмехаешься. – И снова прижал ее к себе. – Довольно, женушка. Закрой глаза и спи. Я устал.
– Неужели любовь так быстро изнуряет мужчин? Возьми, к примеру, женщину…
Джеффри поцелуем остановил поток ее слов и уронил голову на подушку.
– Приятных сновидений, – прошептала Элизабет.
– Сновидение только что кончилось, – ответил он сквозь дрему и, закрывая глаза, подумал о самом прекрасном сне в своей жизни.
* * *
Джеффри поднялся с первыми лучами солнца и, стараясь не разбудить жену, ограничился целомудренным поцелуем в лоб – не хватало еще отвечать на вопросы, куда он собрался.
Роджер с пятьюдесятью всадниками уже были в седлах. Несколько минут барону потребовалось, чтобы снова обсудить детали плана с Элслоу, и вскоре кавалькада верховых выехала за пределы замка. Во главе скакал Джеффри – лицо его сделалось мрачным, как у воина в преддверии битвы.
Из окна спальни Элизабет наблюдала отъезд мужа, и как только рыцари скрылись из виду, принялась собираться. За крепостными стенами с лошадьми ее ждали Хэммонд и еще один крепкий крестьянин по имени Тобиас. Девушка понимала, что следовало спешить – пройдет совсем немного времени и проснется весь замок. Она надела синее платье, собрала волосы в пучок на затылке и, несмотря на теплую погоду, накинула длинный плащ. Потом, чтобы скрыть золотистые кудри, накинула на голову капюшон. А на случай опасности в дороге захватила кинжал и лук со стрелами.
Элизабет проскользнула тем же путем, что и в день побоища: спустилась по потайной лестнице, вышла из боковой двери, пересекла пустой двор, прошла через конюшню и оказалась у стены. Там уже стояла приготовленная Хэммондом с вечера лестница. Девушка без труда перемахнула на другую сторону, где у подножия кладки уже ждал крестьянин. Он придержал другую лестницу, и Элизабет быстро спустилась на землю.
Вдвоем они достигли укромного места, где под деревьями были спрятаны лошади, вскочили в седла и, не проронив ни слова, устремились в лес.
Элизабет сосредоточенно всматривалась в просеку и всеми силами старалась сдержать бушующие в душе чувства. Но совесть все же не давала покоя, и после целого дня пути без единой остановки она почувствовала себя совершенно обессиленной.
Наконец за два часа до полуночи путники устроили привал в глухой чаще не более чем в шестидесяти минутах езды от цели их путешествия. Тобиас занялся лошадьми, а Хэммонд развязал джутовый мешок с провизией.
Но Элизабет почти ни к чему не притронулась и медленно жевала кусок зачерствевшего хлеба. Развести огонь они не решились, и ночной холод заставил девушку плотнее закутаться в плащ.
– Миледи, – подал голос Хэммонд, – ехать осталось совсем немного. Отдохните, и, может быть, лучше, пока совсем не стемнело, попробовать добраться до дома вашего родственника?
Элизабет не ответила и только покачала головой. Пусть Хэммонд считает, что она слишком устала. Слуга, больше ни о чем не спрашивая, сообщил, что первым заступит в дозор. Девушка кивнула, показывая, что согласна, и закрыла глаза. Ее ум был смущен, и, терзаясь угрызениями совести, она в душе признала, что проиграла битву с собой, потому что, несмотря на все усилия, не могла прогнать поселившееся в сознании чувство вины.
Она пыталась убедить себя, что поступает правильно, но не могла отделаться от мысли, что совершает ошибку. Испытывая острое отчаяние, Элизабет понимала, что ей придется обмануть мужа. Нельзя, нельзя было так поступать. Прости, отец, тебе придется подождать, как и мне. Я доверилась Джеффри, и он отомстит за твою душу. Он дал мне слово. Так что надо смириться и верить – пусть хоть двадцать лет.
– Хэммонд! – Шепот Элизабет встревожил слугу, и он озабоченно опустился рядом с ней на колени.
– Вы что-нибудь слышали? – Хэммонд нервно озирался на непроглядную чащу, рука легла на рукоять меча. – Боюсь, что мой слух уже не тот, что раньше, – признался он и через мгновение добавил:
– Как жаль, что вся ваша охрана – один только я.
– Не волнуйся, Хэммонд. – Элизабет успокаивающе похлопала его по плечу. – Я ничего не слышала. – И когда слуга нахмурился, пряча удивленный взор, ободряюще улыбнулась. – Не отправиться ли нам обратно?
Хэммонд замер.
– Я что-то вас не понимаю, – в конце концов выдавил он. – Вы хотите вернуться в Монтрайт, миледи? – В его голосе вспыхнула искра надежды, и Элизабет снова сделалось стыдно. Она опустила голову: по ее вине и Хэммонд, и Тобиас оказались в неприглядном положении в глазах их нового господина. А она, обуреваемая глупым желанием отомстить, не подумала об участи слуг, которым из-за их непослушания грозила серьезная опасность.
– Хэммонд, то, что я задумала, было не правильно. Но поняла я свою ошибку только сейчас. Перекладывая свои заботы на Руперта, я тем самым предаю мужа. Своей глупостью подвергаю опасности и вас. Поэтому умоляю меня простить.
Прежде чем слуга успел ответить, Элизабет откинула полу плаща и вскочила на ноги.
– Поехали.
Хэммонд облегченно прикрыл глаза. Его молитвы Всевышнему не остались без внимания – госпожа наконец одумалась. Слуга возблагодарил небо, перекрестился и бросился к лошадям. Оседлал сначала кобылу Элизабет, потом своего коня.
Трое скакали по просеке, пока последние отблески заката не исчезли с неба. Но и с наступлением сумерек, пренебрегая осторожностью, путники спешили вперед. Элизабет первой заметила в отдалении озеро, натянула поводья и окликнула Хэммонда:
– Может быть, нам здесь заночевать?
Слуга уже собирался кивнуть, сказать, что знает несколько прекрасных укромных мест, в которых удобно спрятаться, но онемел, потому что услышал приближающийся звук копыт.
Элизабет тоже узнала этот грохот. Смертельно побледнев, девушка вся напряглась и совершенно сбила с толку кобылу, пришпорив ее и в то же время натянув поводья. Лошадь поднялась на дыбы, а Элизабет теряла драгоценные секунды, пытаясь привести ее в чувство.
– Скорее к озеру! – крикнула она Хэммонду и Тобиасу. – Я поскачу за вами!
Тобиасу не надо было повторять приказание, он пустил свою лошадь в галоп, но Хэммонд только покачал головой. Он вытащил меч в ожидании, пока госпожа справится с кобылой. Слуга был уверен, что уже слишком поздно. Их обоих ждет неминуемая гибель.
В следующее мгновение грохот копыт оглушил обоих, и предводитель войска чуть не столкнулся с Элизабет. От такого напора кобыла Элизабет попятилась, и с головы у девушки упал капюшон. Справившись наконец с лошадью, девушка посмотрела на перегородивших дорогу мужчин. Джеффри! Слава Богу! Узнав его, Элизабет чуть не выпала из седла и облегченно улыбнулась.
Барон не мог поверить собственным глазам. Помигал, но видение не исчезло. Жена! В лесу, да еще с одним стариком в качестве охраны. Не сошла ли она с ума?
– Элизабет! – позвал он, не узнавая собственного голоса.
– Добрый вечер, милорд, – ответила она едва различимым шепотом.
– Элизабет! – на этот раз проревел барон, и ее кобыла снова шарахнулась.
На помощь подоспел Роджер, потому что Джеффри не был способен двинуть ни рукой, ни ногой.
Напуганная до смерти, Элизабет обрадовалась Роджеру. Повернувшись к нему, она поздоровалась так, будто вокруг не происходило ничего необычного:
– Добрый вечер, Роджер. Какая хорошая днем стояла погода, не правда ли?..
От такого приветствия рыцарь совершенно онемел, открыл было рот, чтобы ответить, но не придумал, что сказать, и в следующую секунду широко улыбнулся, хотя. Бог свидетель, сам не понимал, почему это сделал.
Элизабет в ответ улыбнулась тоже и откинула волосы с лица. Она старательно отводила глаза от супруга и чувствовала, что нелепо ухмылялась его воинам, выстроившимся на дороге за спиной предводителя.
– Извини, милорд, что задержала, – произнесла она куда-то в сторону супруга. – Мы немедленно трогаемся. Храни вас в дороге Господь!
Элизабет понимала, что ее слова не подействуют, но другие в голову не пришли. Она схватила поводья и пришпорила лошадь. Единственной мыслью было увести мужа как можно дальше от его воинов, чтобы он убил ее без свидетелей.