А сама думала: "Неужели он полагает, что я смогла бы жить с Робертом после того, что случилось, даже если бы (что, разумеется, невозможно!) удалось все скрыть? Да разве я позволю кому-нибудь другому дотронуться до себя? Теперь я принадлежу только Конраду! Неужели ему все равно?"
Конрад задумчиво смотрел на девушку.
- Тина…
И не решился сказать то, что хотел. Может быть, завтра…
- Давай не будем грустить, моя милая, ладно? Как ласково он с нею говорит! Хорошо, что он может быть таким чутким! Тина забыла, что немало задушевности находила и в Роберте, которому теперь совсем не верила.
Они снова легли и обняли друг друга.
- Конрад?
- Что, милая?
- Можно мне звать тебя Конни? Он улыбнулся.
- Так меня называла мадемуазель Верже!
- Я знаю.
- Знаешь? Откуда?
- Джулия сказала.
- От Джулии ничего не утаишь! Забавное имя… Зови, если хочешь…
До утра Тина нежилась в объятиях возлюбленного, а утром Конрад, видя, как она несчастна, сказал:
- Хорошо, я останусь еще на сутки. Думаю, он не успеет вернуться. Раз уж волею судьбы мы стали любовниками, проведем вместе еше один день и последнюю ночь!
Она радостно прильнула к нему со словами:
- Я все для тебя сделаю, Конни, все, что захочешь!
Он невесело пошутил:
- Никогда не говори так мужчинам! Мы - большие эгоисты. Мужчины должны делать то, чего желают женщины, а не наоборот.
Да, но получается иначе! Конрад продолжал размышлять о содеянном… Он решил встать между отцом и Тиной, внести разлад в их жизнь, своим юным пылом, поцелуями и ласками подавить желание молодой женщины принадлежать своему законному супругу, втайне посмеяться над Робертом, над его самонадеянностью и несвойственными возрасту выходками, уязвить, унизить! Он сознательно избрал Тину в жертвы, но не думал, что все обернется его же собственным раскаянием и душевной болью. Тина и без того не хотела быть с мужем, она его не любила, была несчастна и не давала счастья ему. Конрад уже не осуждал девушку за то, что она вышла замуж за его отца. Что ж, Тина просто ошиблась, не разобралась в себе! Есть натуры, для которых чувства важнее всего, превыше всего. Без чувств все принадлежности материального мира для них не имеют никакой ценности, жизнь лишена смысла. И Тина, наверное, из таких… Она отдала ему все без остатка, когда поняла, что полюбила, пошла против законов воспитавшего ее общества, потому что сильней было то, что она впитала с молоком матери, что дано было ей от рождения природой и Богом, - способность и потребность любить! И он даже немножко завидовал ей. Конрад сделал все, чтобы Тина не поняла, что он - подделка, бессовестный лгун, хотя… нет, совесть не давала ему покоя!
А девушка была в восторге. Еще один день жизни и света!
Утром они вышли из спальни, обнимаясь и поглядывая друг на друга, как новобрачные: Тине и вправду казалось, что это так.
День был ослепительно-солнечным, незабываемо-прекрасным! Она ни о чем не жалела, даже о том, что вышла за Роберта: ради знакомства с Конрадом стоило принести такую жертву. Пусть хоть как, через тьму, страдания, грех, но к счастью! А потом… Но Тина изо всех сил гнала прочь это "потом". "Сейчас", только "сейчас", и ничего больше! Они с Конрадом были вместе весь день, везде и всюду! Они ели и пили, гуляли, смеялись, болтали, целовались. Все происходило так, как представлялось в мечтах. Тина вовсе не чувствовала Конрада своим любовником, воспринимала только как мужа, совсем не вспоминая о том, что у нее уже есть один, пусть не в полном смысле этого слова. Она почти призналась в этом Конраду, а он так и не смог сказать, что если у нее и будет все это - муж, дети, семья, то скорее всего не с ним, хотя сознавал, что ему тоже с нею легко, просто и хорошо. Что ж, из этой девушки, такой простой, понятливой, милой, конечно же получилась бы замечательная подруга или жена, если б только он, Конрад О'Рейли, был хотя бы немного другим.
Они сидели на низких оплетенных зеленью качелях в самой гуще кустарника, где их никто не видел: Тина - на коленях у Конрада, и он обнимал ее.
Говорили обо всем: теперь девушка спрашивала уже без стеснения.
- Скажи, неужели тебе и правда не понравилась Дорис?
- Дорис? А, та блондинка! Нет, она, конечно, привлекательная, но понимаешь, это бледная копия столичных стандартов, не более… В ней нет никакого своеобразия, как в тебе.
- Во мне?
Значит, он находит ее красивой!
- Да. В тебе есть какая-то искорка, очаровательная неправильность, милая непосредственность! Я не люблю таких, знаешь ли, картинных красавиц, мне нравятся такие, как ты… Только ты! - поправился он.
- Я слышала, твоя мать была очень красивой. Вместо ответа Конрад вынул маленький медальон с миниатюрным женским портретом.
- Я никому его обычно не показываю, - заметил юноша.
Тина осторожно взяла медальон в руки. Женщина на портрете в самом деле была очень хороша собой - на редкость правильные черты лица, умные внимательные глаза, изящный изгиб бровей… Ее красота казалась древней, извлеченной из глубины веков, будто собранная по крупицам, отшлифованная в десятках поколений и сконцентрированная в одном человеке.
- Его дала мне Джулия, - пояснил Конрад, - я всегда ношу его с собой.
Джулия… Ангел-хранитель дома, как сказал когда-то Роберт О'Рейли. Днем она смотрела на них с жалостью и осуждением, хотя и не говорила ничего. Девушка невольно дотронулась руками до горящего лица.
Потом наступила ночь, вторая и последняя.
В предрассветные часы Тина лежала на спине, безучастно глядя в белый потолок, и по лицу ее нескончаемой вереницей бежали крупные горячие слезы.
- Девочка, милая, ну не плачь! - Конрад сам был расстроен: казалось, сердце его разрывалось от жалости.
Она судорожно обняла его.
- Напиши мне!
- Да, конечно, я обещаю!
Конрад прижал Тину к себе, и девушка жарким голосом произнесла:
- Я люблю тебя, люблю! Возвращайся, клянусь, я буду ждать тебя!
Он взял ее лицо в ладони и направил на него взор своих черных глаз.
- Тина… Должен сказать тебе… Пойми меня правильно: я не хочу, чтобы ты меня ждала. Не потому, что не собираюсь возвращаться, и, конечно же, не потому, что ты мне не нужна, просто мне будет больно от сознания, что ты мучаешься и страдаешь в ожидании, которое, возможно, затянется на многие годы. Неизвестно, как сложатся обстоятельства, все может случиться…
- Ты женишься?
- О нет, я вовсе не собираюсь жениться! А вот ты можешь встретить человека, который покажется тебе лучше, достойнее меня.
- И это бы тебя не огорчило?
- Огорчило бы, но я был бы способен понять… Поэтому давай обойдемся без клятв.
Тина отстранилась и молча, тупо глядела в пол. Потом тихо спросила, вскинув заплаканные глаза:
- А если у меня будет ребенок?
Конрад удивленно посмотрел на нее, а после, улыбнувшись, погладил по голове.
- Не бойся, думаю, этого не случится. Девушка молчала, и Конраду показалось, что он угадал ее мысли.
- Неужели ты бы хотела?..
- Да. Тогда ты, возможно, вернулся бы, а если нет, то у меня осталось бы от тебя самое дорогое - твой сын или дочь.
- Нет, - возразил он, - не надо так. Люди не должны давать жизнь другим до тех пор, пока сами не обретут полноценное счастье.
- Но в таком случае род человеческий давно перестал бы существовать! И разве рождение новой жизни само по себе не дает счастье?
Конрад усмехнулся.
- В моем представлении - нет. Просто такие вещи чаще всего происходят случайно, и люди приспосабливаются к обстоятельствам. Может быть, в будущем, когда появится возможность выбирать, - а я за то, чтоб она появилась! - многие вообще откажутся иметь детей. А что до рода человеческого… Его судьба интересует меня меньше всего!
Тина не знала, что сказать. Ее всегда учили думать иначе. Впрочем, может, потому, что она - женщина? Ей стало совсем грустно. Значит, Конраду нужно не то, что ей. Он хочет счастья, и это счастье в его понятии - не любовь, не семья и не дети. Он стремится к другому, большему, тогда как она, Тина Хиггинс, останься он с нею, чувствовала бы себя счастливее всех на свете.
Она нерешительно попросила:
- Оставь мне что-нибудь на память, как талисман!
Конрад встал (все равно уже пора было вставать), оделся, сходил в свою комнату и, вернувшись, подал Тине маленький черный крест на простом шелковом шнурке.
- Этот крест носила моя филиппинская бабка еще до того, как стала богатой дамой, а потом он достался моей матери - она хранила его в шкатулке. Мать будто бы говорила, что такой крест хорош тем, что его никто не снимет ни с живого, ни с мертвого - в нем нет никакой внешней ценности. Это как символ истинной веры. Возьми.
И надел шнурок Тине на шею. Она поцеловала крест.
- Спасибо, Конни. Надеюсь, он поможет нам встретиться снова.
А сама подумала: "Никакой внешней ценности… Как и моя любовь!"
Конрад между тем быстро собрался - он торопился, боясь опоздать на первый дилижанс. В его манерах появилась деловитость, странным образом сочетавшаяся с рассеянностью, а нежность, в которой так нуждалась израненная душа Тины, исчезла- мысли юноши были уже далеко. Это выдавал и взгляд, снова напомнивший свет вечных холодных звезд.
Они мало говорили при расставании - казалось, все сказано в предыдущие часы. Тина проводила Конрада до ворот вместе с безмолвной хмурой Джулией, и ей почему-то вспоминалась двигавшаяся к океану похоронная процессия, идущая на символическое прощание с так и не найденным телом отца.
Она сама многое бы сказала возлюбленному, но теперь уж было поздно, и он, наверное, не стал бы слушать. Хуже всего, когда ты говоришь, а тебя не слышат, ты стучишься, а тебе не хотят открыть. Хорошо, что боль расставания перекрывала другие чувства, иначе девушка расплакалась бы еще и от обиды.
И все-таки, когда Джулия отошла, Конрад крепко обнял Тину и прижал к себе, а потом горячо поцеловал, и черные глаза его сверкнули грустной улыбкой.
- Прощай, Тина! Не жалей ни о чем, все было прекрасно! Ты замечательная девушка и… будь счастлива!
Разговор с Робертом О'Рейли, как и прощание с Конрадом, Тина запомнила навсегда. Мистер О'Рейли вернулся к вечеру и выглядел не особенно довольным, хотя казался более энергичным и собранным, чем до отъезда. Словно это был прежний Роберт, которого девушка знала до знакомства с Конрадом… Но она на все теперь смотрела другими глазами.
Крепко сжав сцепленные пальцы, Тина медленно ходила по залитой весенним солнцем комнате, и Роберт несколько минут сопровождал ее задумчивым взглядом.
- Что ты мечешься, Тина? - с легким раздражением произнес он.
- Мистер О'Рейли… - Она остановилась. - Мне надо с вами поговорить!
- О чем? - спросил он, высоко подняв голову. Красивые глаза его хранили синеватый отблеск далеких ирландских озер.
Конечно, им давно пора поговорить, чтобы выяснить все. Роберт уже не был уверен, что они смогут стать единым целым - семьей, и даже мало надеялся, что эта девушка будет служить ему утешением и забавой. Они очень отдалились друг от друга за эти дни. Может, он неправильно вел себя, был не слишком ласков? Мало уделял ей внимания? Многие годы он жил для себя, не имея никого, о ком хотелось бы заботиться… Теперь придется начинать все сызнова. А стоит ли? Да, к сожалению, Конрад прав в одном: чтобы что-то получать от другого, надо еще и уметь отдавать!
- Мистер О'Рейли (Опять "мистер О'Рейли!"), я хочу сказать вам…
- Ну же, говори! - поторопил он и добавил мягко:- Я слушаю, дорогая.
Тина испуганно глянула на него: вынести его ласку теперь еще труднее, чем злость!
- У меня был до вас возлюбленный! - отчаянно выпалила она.
Роберт чуть улыбнулся. Странно она выглядит сейчас, с ярким румянцем, остановившимся взглядом потемневших глаз и страдальчески приподнятыми бровями.
- Ты имеешь в виду, что была до замужества влюблена в какого-то парня? - спросил он.
- Не просто влюблена, это намного серьезнее! Мы с ним…- Она не договорила.
Мистер О'Рейли пожал плечами: разговор начал действовать ему на нервы. Тем не менее он беззлобно усмехнулся.
- Не хочешь же ты признаться в том, что потеряла невинность еще до того, как вышла за меня? Извини, девочка, это неубедительно! Опять уловки?
Он хотел продолжить, но Тина, терзаясь стыдом, мучительно прошептала:
- После того, как вышла за вас…
Роберт, позабыв о своей хромоте, подскочил к девушке, схватил ее за плечи, резко развернул к себе - она увидела совсем близко его помрачневшее лицо.
- Опомнись, девочка, что ты несешь!
- Это правда! - выдавила Тина.
Искра понимания вспыхнула в его светлых глазах. Роберт резко оттолкнул девушку от себя, отшвырнул, точно злое наваждение. Она успела заметить, как судорожно сжались его пальцы.
- Теперь мне ясно! Это Конрад, этот щенок, это ничтожество, да? Говори!
- Нет, не он, - жалко промолвила Тина.
- Не он?! У тебя хватает совести отрицать? - поразился Роберт. - С кем же ты еще могла спутаться? Господи! У меня в голове не укладывается…
Он сжал руками виски, точно пытался избавиться от неожиданной боли, втиснуть в рамки сознания нечто, казавшееся совершенно невероятным.
- Как это случилось, рассказывай! - повелительно произнес он, вновь поворачиваясь к ней. Она не успела ответить; Роберт заговорил сам. Вытащив из кармана лист бумаги, бросил его в лицо Тины со словами: - На, посмотри! Эта телеграмма якобы от моего друга - фальшивка, выдумка Конрада! Способ выпроводить меня из дома! Боже, как я не догадался? Чем он увлек тебя, этот фигляр?! - Последние слова он почти что прокричал. Бледные губы его подергивались, и в глазах бушевала ярость.
- Я полюбила, - ответила Тина, и кажущееся безмятежное спокойствие ее голоса прозвучало резким контрастом с тоном Роберта.
Он, услышав это, издевательски расхохотался.
- Ты понимаешь, что натворила? - мрачно произнес он немного после.
- Да. - Девушка вздохнула с непритворной тяжестью. - Я нарушила клятву супружеской верности.
- Нет! - вскричал Роберт. - Это не так называется! "Нарушила клятву", "презрела Божьи заповеди"… Все это слова! Ты огрела меня кнутом, унизила, растоптала мое достоинство, мои чувства, причинила мне боль - вот что ты сделала! "Полюбила!" - передразнил он. - Кого ты полюбила, знаешь?
- Вашего сына, - сказала Тина.
Девушка вцепилась в край стола побелевшими пальцами; казалось, она сейчас упадет.
- Этот бесчеловечный мерзавец мне не сын! - отрезал Роберт. Постепенно первые чувства схлынули, и лицо его покрыла маска презрения. - Как он посмел пойти на такую подлость, на столь изощренный обман! Непостижимо! Кто он после этого, кто?!
- Он раскаивался, - прошептала девушка, - он говорил мне…
- Не защищай его! - выпалил Роберт, и на его губы змеей наползла ядовитая усмешка. Это были боль и злоба раненого, хотя им двигали скорее не оскорбленные чувства, а уязвленное самолюбие. Девушке почему-то казалось, что человек, искренне любящий ее, вел бы себя как-то иначе. - Что же он не остался и не сказал мне все сам? Он сбежал, как последний трус, и предоставил тебе выпутываться самой - очень благородно! Мужчины так не поступают, пойми! Хотя ты … Кто ты-то есть, а?
- Я знаю.
- Нет, ты не знаешь или знаешь не все. Ты думаешь, он любит тебя?
- Да.
- Он сказал тебе это, и ты поверила? Тина промолчала.
- Наивность! Знаешь…- Роберт облокотился на подоконник, достал сигару и, удобно устроившись, закурил. - Мы, мужчины, так устроены - иногда нам бывают нужны женщины, нужны, - он усмехнулся, - в определенном смысле, и далеко не все мы способны любить, а если и любим, то чаще не тех, кто этого достоин. Твой возлюбленный в Сиднее был без ума от одной женщины, в прошлом - обычной грязной девки, которая с малых лет продавала себя пьяным матросам, даже не за деньги - за кусок хлеба и глоток вина, а потом облапошила старого дурака и разбогатела. Но она так и осталась девкой, неспособной ничего дать человеку, кроме самых пошлых плотских утех. И вот за этой шлюхой бегал Конрад, унижался, выполнял все ее прихоти, но она все равно его бросила! Так что нужно тварям земным? Что нужно такому жеребцу, как Конрад? А что нужно тебе? Любовь, верность, забота настоящего честного человека? Нет! Ты пренебрегла мною как мужчиной, но зато сразу прыгнула в постель к Конраду… Не долго он тебя уговаривал! Мне незачем тебя наказывать, ты сама себя наказала. Глупая, он не вернется! Он неплохо провел здесь время - отдохнул, выполнил свое давнее желание посмеяться надо мной и одновременно развлекся с хорошенькой девушкой. У него планы Наполеона, тебе в них места нет! Ты для него всего лишь жалкая провинциалка, дешевка! Не смотри, что он беден, незнаменит, да к тому же не совсем белый, - у него амбиции более чем достаточно! Да и вообще… Подумай сама: какому нормальному мужчине нужна женщина, готовая лечь в постель по первому мановению пальца, мгновенно нарушив все клятвы? Разве ее можно уважать? Кто женится на такой? Я сам близко не подошел бы к тебе, если бы знал, кто ты есть, чего на самом деле стоят твои невинность и чистота! Ты опозорила меня, себя, свою мать! Жди Конрада хоть всю жизнь - не дождешься! А другим… Никому ты больше не будешь нужна, никому!
- Разведитесь со мной, - глотая слезы, прошептала Тина.
- Разумеется, я немедленно это сделаю, - сказал Роберт и, бросив сигару, принялся, прихрамывая, ходить взад-вперед. - Тебе придется все рассказать священнику, дабы он понял - я здесь ни при чем! Слышишь?
- Я согласна.
- О том, как ты уклонялась от выполнения супружеских обязанностей, - продолжал Роберт, - о том, как изменила мне через две недели после свадьбы…- Он остановился. - Это и правда неслыханно! Представляю реакцию твоей матери… Хотя поделом - раз она воспитала такую дочь!
- А вы воспитали Конрада.
- Ты еще и дерзишь! Да будет тебе известно - этот негодяй вовсе не мой сын!
- Он ваш сын, - с тихой настойчивостью произнесла Тина, - он похож на вас - даже я это заметила. А в случившемся виновата одна лишь я!
Роберт нахмурился.
- Хватит! Я не желаю с тобой говорить и не хочу тебя видеть! Уходи прочь! Тряпки можешь забрать с собой, мне они не нужны.
- Я уйду в чем пришла, - сказала Тина. - И простите меня за то горе, что я вам причинила. Я все понимаю. Прощайте!
Он не ответил и даже не оглянулся. Все его предали, все! Эта девчонка с кукольным сердцем и тряпичной душой - черт с нею, но Конрад!.. Так подло, мерзко - и до конца!
Роберт горько вздохнул. Он остался один, совсем один. И сознавать это было очень больно.