- Ни в коем случае! Я собирался получить компанию благодаря собственным усилиям, а не по милости семьи Алколар. Когда я отправился к моему отцу, моему настоящему отцу, он пригласил меня пожить в его семье. Я думаю, он был бы рад иметь сына, который занимался бы тем же бизнесом, что и он. У Хоакина к делам отца не было никакого интереса. Он уехал в деревню и завел собственное дело по производству и экспорту вина. А Алекс хотя и работает в корпорации, но занимается сугубо финансами.
- Алекс? - с любопытством спросила Эстрелла и увидела, как опустились уголки губ Рамона.
- Алекс - второй мой брат по отцу. Я предупреждал вас, что это непростая история.
Эстрелла кивнула головой и потянулась за бокалом. Все это было действительно сложно и, откровенно говоря, ошеломило ее. Люди изменяют друг другу, но, тем не менее, их репутация остается незапятнанной. А она невинно и глупо оказалась вовлечена в отношения с женатым мужчиной и до сих пор считается опозоренной.
Но это Испания. А Испания - страна для мужчин. Поведение Карлоса объясняют просто, мужчина потерял голову из-за капризной и независимой девчонки. А потом бедняга трагически умер.
- Итак, телевизионная компания должна была стать вашей личной собственностью, а не частью корпорации "Алколар".
- Точно. Я хотел, чтобы хоть одна вещь была по-настоящему моей. Не Алколара, не Дарио. Моей. Мой отец предлагал мне часть корпорации "Алколар", но это не то, чего я добиваюсь. Мне хочется доказать моему настоящему отцу, что я тоже что-то умею делать самостоятельно. И, конечно, купив дело Медрано, я получил бы кусочек "старой Испании" - наследие, которое Хуан Алколар ценит даже больше, чем ваш отец. Вот почему я так сильно хотел получить эту телевизионную компанию.
Эстрелла сделала глубокий вздох и распрямила плечи.
Она решилась. Сейчас или никогда.
- А если я скажу вам, что нет необходимости ее терять?
Ну вот, она это сказала, и холодок страха пробежал по ее спине. Как только Рамон признался, что хочет получить эту компанию, она поняла, что должна сказать ему это. Лучшего начала для разговора, объясняющего, зачем она пришла, не могло быть. И все-таки Эстрелла не могла поверить в то, что она произнесла эти слова. И, если судить по выражению лица Рамона, он тоже не мог в это поверить.
- Что? - вымолвил он, и голос выдал его потрясение. - О чем вы говорите?
- Я спрашиваю: если бы вы знали, что есть возможность не терять эту компанию, что бы вы сделали?
- А что именно я должен сделать?
- Ч-что?
Это прозвучало как писк. В горле у Эстреллы пересохло. Ее голосовые связки перехватило, и она не могла найти сил, чтобы ответить Рамону.
- Эстрелла? О чем вы говорите? Почему вы все время говорите загадками? Это просто невозможно! Вы знаете, что случилось. Ваш отец швырнул мне в лицо все бумаги по этой сделке.
- У вас есть возможность заставить его передумать.
- Вы, должно быть, сошли с ума! - презрительно отмел эту идею Рамон. - Он сказал, что не продаст.
- Продаст, но только при одном условии.
К удивлению Эстреллы, ее голос, наконец, вернулся, более сильный и чистый, чем раньше. Она говорила теперь спокойно и уверенно, не смущаясь своих слов.
- При одном условии, - как эхо повторил он. Ї Но, Эстрелла, вы же знаете, какое это было условие. Он хотел…
- Мой отец хотел, чтобы вы женились на мне, - закончила она за него, когда Рамон запнулся. - Он сказал, что продаст вам компанию, только если вы согласитесь жениться на мне.
- И вы хотите сказать, что согласны на это условие?
Она действительно говорит это? Она и правда приготовилась пройти через все это? Она так решила, придя сюда.
Эстрелла собрала все силы, какие у нее остались.
- Вот именно.
- Вы хотите, чтобы я женился на вас?
- Да, хочу.
ГЛАВА ПЯТАЯ
- Рамон, пожалуйста!
Только это Эстрелла и смогла вымолвить. В его глазах она встретила недоверие.
- Это шутка, да?
- Н-нет.
Уверенность, которая переполняла ее еще совсем недавно, сменилась чувством потерянности.
- Я вовсе не шучу.
- Так вы это говорите серьезно?
Рамон вскочил на ноги и быстро заходил по комнате. Звук его шагов на лакированном деревянном полу отдавался нервными отрывистыми ударами в ее сердце.
- Почему, черт возьми, вы предлагаете мне это? Что за сумасшествие…
- Это не сумасшествие. Я все хорошо обдумала.
Отчаяние заставило ее решиться произнести эти слова. Рамон замолчал и уставился на нее. Ей надо быть с ним на равных и смотреть ему прямо в глаза, а не снизу вверх. Поэтому Эстрелла заставила себя встать и сделать пару шагов ему навстречу.
- Это не сумасшествие, Рамон! Это должно сработать - вы получите вашу телевизионную компанию, а я…
- Вот именно этого я и не понимаю. Что получите вы?
- Свободу.
Одно простое слово, но как много оно значило для Эстреллы.
- Свободу?
- Да. Вы видели моего отца, он отчаялся выдать меня замуж, чтобы восстановить доброе имя семьи, которое, как он считает, я запятнала.
- Кажется, вы, неплохо расправлялись с женихами. Вы ведь отказывали каждому, кто просил вашей руки.
- Но вы не знаете всего.
Ее ноги внезапно ослабели. Она шагнула назад к большому кожаному креслу у камина и присела на подлокотник.
- Вы же не видите, что происходит, когда мы остаемся с отцом вдвоем. Мне приходится выслушивать долгие нотации, мириться с его яростью, когда он говорит, сколько неприятностей я ему приношу и как позорю семью. Я всячески пыталась образумить его, уговорить оставить меня в покое. Он не унимается и по-прежнему пытается выдать меня замуж, предлагая деньги этим мужчинам, чтобы они сделали мне предложение. Вы бы только видели их, когда они приходят предлагать мне руку и сердце. Как мерзко они разглядывают меня, словно я скаковая лошадь на аукционе. И думают, стоит ли предложенная им сумма женитьбы на женщине со столь ужасной репутацией. Я так устала от подобных сцен, Рамон. Это слишком унизительно.
- Тогда сделайте что-нибудь.
- Вот я и хочу сделать.
Эстрелла попыталась улыбнуться, но черты ее лица не смягчились.
- Я хочу раз и навсегда прекратить все эти брачные игры. А единственный способ добиться этого - поступить так, как этого хочет мой отец. Если я выйду замуж, и у меня появится кольцо на пальце, а вдобавок заслуживающее уважения имя, то люди, наконец-то, забудут о моем прошлом. И главное - отец оставит меня в покое.
- Но у вас не будет жизни в этом настоящем.
- Понимаю. Неужели вы считаете, что я об этом не подумала? Эта мысль крутилась в моей голове постоянно, мне уже даже стало казаться, что я схожу с ума. Вы думаете, я не пыталась найти другое решение?
- Но почему я?
- Я вам говорила, что…
Но Рамон хотел большего. Эстрелла видела это по его лицу. Но не была уверена, что может ему сказать всю правду сейчас.
- Я говорила, что… - повторила Эстрелла безнадежно.
- Скажите еще раз.
Рамон двинулся в сторону Эстреллы. Он наклонился над ней, положив одну руку на высокую спинку кресла, другую на подлокотник, где она сидела. Попав в этот капкан, она не могла теперь пошевельнуться.
Рамон стоял так близко, что она чувствовала тепло его кожи, и ее ноздри затрепетали от лимонного запаха мужской туалетной воды.
Его бедра находились рядом с коленями Эстреллы. Она с трудом сдерживалась, чтобы не прикоснуться к нему.
В этот момент Рамон взял Эстреллу за подбородок и приподнял ее голову резким движением.
А это уже гораздо хуже. Потому что если сейчас она посмотрит вверх, то утонет в серебряных озерах его глаз. Или увидит прекрасные чувственные губы, которые целовали ее только один раз, и которые она никак с тех пор не могла забыть. Этот поцелуй свел ее с ума от желания, и это сильное, горячее желание возникло теперь вновь только от одного воспоминания.
- Объясните мне, что вы получите от этого! Ї приказал Рамон.
Жесткий, резкий тон подействовал на Эстреллу, словно ушат холодный воды. Все ее романтические грезы тотчас рассеялись.
- Я же говорила - свободу. Я получу свободу.
- И этого достаточно, чтобы привязать себя браком к первому встречному?
- Во-первых, не к первому встречному, а к десятому. А во-вторых, этот встречный - вы.
Рамон со свистом выдохнул, было видно, что он пытается взять себя в руки.
- А почему я? Я уже спрашивал об этом и буду снова задавать этот вопрос, пока не получу ответа. Почему я?
Ну как же ей ответить на этот вопрос? Надо сказать правду. Это единственный способ. Она заставила себя посмотреть ему прямо в глаза и сказала:
- Из-за того, что вы сказали раньше. Потому что вы не собирались делать мне предложения, когда мой отец заставлял вас. Вы не пошли на сделку, хотя и мечтали получить телевизионную компанию. И…
- И? - подтолкнул ее Рамон. - И почему?
- Потому, - выдохнула Эстрелла.
Она подняла голову и нежно его поцеловала.
Эстрелла почувствовала удивление Рамона. Он весь напрягся, и страх пронзил ее мозг. Наверное, она делает что-нибудь не то. Неужели воспоминания о том, первом, поцелуе были ошибкой, обманом, который она выдумала, игрой воображения, плодом ее страстного желания. Но секунду спустя его губы ответили на ее поцелуй.
Это была полная противоположность того страстного, почти грубого поцелуя. Но нежный и медленный, он будил схожие чувства. Как будто слабый тлеющий огонь разгорался в теле Эстреллы во всепоглощающее пламя, унося ее в другой мир. Мир чувственности, заставлявший ее голову кружиться.
"О, спасибо небесам" - это была единственная мысль, которая успела пронестись в голове Эстреллы до того, как она совсем потеряла способность думать. Спасибо небесам, она все правильно сделала. Она ничего не придумала, эта дикая, неистовая страсть и правда существовала между ними. Та страсть, которую она помнила и мечтала испытать вновь. Та, что привела ее к этому сумасшедшему плану, который ей так хотелось довести до конца.
Слова Эстреллы еще звучали в голове Рамона, когда она впервые приникла к его губам, и эти слова стали последней здравой мыслью, которую он был в состоянии сформулировать. С того момента, как он почувствовал вкус губ Эстреллы, все его мысли куда-то исчезли, превратились в пылающее месиво, и он не чувствовал больше ничего, кроме ненасытного жара.
Рамон принялся неистово целовать Эстреллу, со всей силой заключив ее в объятия. Было лишь одно дорогое ему существо во всем мире - Эстрелла, с ее стройным телом, гладкой кожей, длинными, струящимися черными волосами.
Ее конский хвост не давал ему возможности запустить пальцы в ее локоны. Быстрым движением он снял резинку и провел рукой по длинным шелковистым прядям.
Ощущение мягкости, слабый аромат шампуня еще больше разожгли огонь страсти в душе Рамона. Его пальцы путались в водопаде ее волос, их губы вновь и вновь соединялись в поцелуе.
- Рамон… - вздохнула Эстрелла, и каким-то образом звук ее голоса подействовал на него как спусковой крючок. Он вдруг понял, что поцелуя ему недостаточно, он хочет большего, гораздо большего.
Рамон рывком снял с нее льняной пиджак и откинул его на пол. Белая облегающая футболка быстро последовала за ним. Внезапно нахлынувший запах ее тела, пьянящих духов подействовали на него с такой силой, что голова закружилась. Он страстно желал прикоснуться губами к ее коже, почувствовать ее вкус.
Руки Эстреллы лежали на его бедрах, не позволяя ему сделать шаг назад и спастись от этого наваждения, пока еще не было слишком поздно. Он пылко целовал ее губы, подбородок, шею, потом задержался на несколько секунд на шее, где бился ее пульс.
- Какая ты прекрасная!
Эстрелла задрожала от его слов. Он услышал стон, говорящий о ее согласии идти с ним вместе до самого конца.
- Прикоснись ко мне, - простонала Эстрелла, и ее низкий голос эхом отдался в его голове. Как трудно ему было выносить это мучительное желание! - Прикоснись ко мне… ласкай меня…
Рамон улыбнулся, продолжая целовать ее все ниже и ниже, опускаясь к приятно пахнущему изгибу ее груди.
- Это то, что ты хочешь, любовь моя? - Его губы целовали ее груди. - Или это?
Он водил своим языком вокруг сосков, пока она не застонала от наслаждения.
Рамон никогда еще не имел дело с женщиной, которая бы так поддавалась его ласкам. И сам никогда не испытывал столь сильного желания: как будто расплавленное золото струилось по венам вместо крови.
Он не мог больше ждать ни секунды. Его руки нащупали застежку на ее джинсах, расстегнули и сняли их, так же как и атласное кружево под ними, одним быстрым движением. Он продолжал целовать ее грудь, живот, опускаясь все ниже и ниже, чувствуя, как Эстрелла напрягается и сжимается от удовольствия.
Они спустились с кресла вниз и упали на пол, обнаженные. Эстрелла хотела того же, что и он, и это был яростный зов плоти, где любые барьеры излишни.
Он пытался помочь ей, отбросив порванную рубашку на середину комнаты. Но затем вдруг замер и прошептал ей в ухо:
- Эстрелла, моя Эстрелла, моя прекрасная звезда, дорогая, мы не можем сделать это…
Не можем сделать? Почему? - недоумевала Эстрелла. Его слова произвели на нее действие холодного душа.
Как он может говорить такое сейчас? Сейчас, когда ее тело буквально кричало от желания. Когда все ее мысли, все желания и фантазии были сконцентрированы только на одном…
- Не можем? - Ее голос охрип от страсти. Ї Не можем, но… - запротестовала Эстрелла и услышала его мягкий смех.
- Не здесь, мой ангел. Не здесь. Мы же на полу…
- И что?
- Эстрелла! Я же пытаюсь думать о тебе!
- Мне все равно!
- Но пол, он слишком твердый. В моей комнате… Ї он с трудом выговаривал слова, пока Эстрелла ласкала его. - Там есть кровать… Пойдем туда!
- Нет.
Эстрелла не хотела ни смены обстановки, ни паузы в пылающем жару их объятий. Их чувства лились так прекрасно, так свободно, безудержно, что она до ужаса боялась, что все это может кончиться. Боялась холодной силы реальности, которая может обрушиться на нее и заставит думать.
Ей не хотелось ни о чем думать. Лишь видеть и чувствовать! Принимать и отдаваться! Целуя и лаская Рамона, она потеряла контроль над собой и больше не желала ничего слышать про самообладание.
- Нет, - прошептала она снова, заставляя его замолчать поцелуем. - Нет, не там. Здесь. Прямо сейчас. Я хочу тебя, Рамон. Не останавливайся!
- О боже! - это был вздох капитуляции. - И я хочу тебя, дорогая!
Рамон перевернулся на спину и прижал ее к себе, она оказалась на нем, отделенная от жесткого пола его мускулистым телом. И в этот момент она почувствовала его внутри себя.
- Ра… - начала было говорить Эстрелла, но запнулась на полуслове, когда его губы дотронулись до ее груди. Она прикрыла глаза от удовольствия. Потом быстро открыла, желая взглянуть в его смуглое, напряженное лицо, и увидела румянец на его скулах и пелену страсти в его глазах.
- Я хочу тебя! - снова пробормотал он. - Хочу тебя!
Глаза Эстреллы были широко открыты, но она больше ничего не видела. Пульсация желания теперь вышла из-под контроля, унося их обоих из реальности в другой мир, мир жгучего удовольствия и сладкого забвения, где страсть разливалась по каждому нерву их переплетенных тел.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Эстрелла не хотела, чтобы наступало утро.
Это была ее первая мысль, когда она очнулась от сна, в который провалилась в середине ночи. Рамон перенес ее из гостиной наверх, в спальню, и уложил на большую двуспальную кровать. Она уже сбилась со счета, сколько раз они занимались любовью.
Но Эстрелла никак не могла остановиться. Даже когда она была уже так изнурена, что не могла пошевельнуться, ее воображение все еще рисовало образы длинной, страстной ночи любви, заставляя ее желать повторения.
Эстрелла никогда не испытывала ничего подобного с Карлосом, ее первым и единственным любовником. За одну короткую ночь Рамон стер у нее из памяти все, чему научил ее Карлос в искусстве любви.
Скорее, наоборот, чему он не научил ее. Потому что с Карлосом она почти не получала удовлетворения. Ничего похожего на эту огненную бурю чувств, на это незабываемое беспамятство.
Но, с другой стороны, она любила Карлоса. С Рамоном ей никогда не приходила в голову мысль о любви, хотя он и владел теперь ее телом и душой, прогоняя горькие воспоминания об обмане другого мужчины.
- У тебя возникнут неприятности, когда придется объяснять твое долгое отсутствие отцу?
Низкий, осипший голос вернул Эстреллу в реальный мир. Она открыла глаза и увидела, что Рамон стоит в двери, держа в руках две чашки кофе.
Его мокрые волосы говорили, что он недавно принял душ и побрился. Он уже был одет для поездки в офис. Его великолепный сделанный на заказ костюм, рубашка с синим галстуком, и полированные ботинки из черной кожи говорили о том, что сегодня он собирается работать и ему не до любовных игр.
- Или ты ему сказала, что ты проведешь ночь у друга?
- Я… я сказала ему, чтобы он ждал меня.
На самом деле Эстрелла предупредила отца, что ее может не быть всю ночь, но если сказать об этом Рамону, тот поймет, что она все это спланировала заранее.
- Вот и отлично!
- Но я лучше пойду домой, пока он не позвонил Кармен.
- Выпей сначала кофе, - предложил Рамон, протягивая чашку.
Эстрелла приподнялась на подушках, и простыня соскользнула с ее тела. Господи, да она же абсолютно голая, поняла вдруг молодая женщина. И не просто голая, а с отметинами горячей страсти Рамона.
Эстрелла покраснела и рывком натянула простыню до подбородка.
- Поздновато, тебе не кажется? - сухо заметил Рамон. - Прошедшей ночью я хорошенько разглядел, как ты выглядишь без одежды.
- Я просто не хочу проливать на себя кофе.
- Тогда другое дело. Не только понимаю, но и одобряю. Весьма благоразумно, что ты боишься обжечь столь нежную кожу.
Эстрелла внутренне вздрогнула от насмешки, которая прозвучала в его словах. Действительно, приступ скромности с ее стороны выглядел, по меньшей мере, нелепо, ведь он столько часов подряд гладил и целовал ее тело. Но, то было ночью, в пылу страсти. Утром, при холодном свете дня, все выглядело совершенно иначе.
И самым ужасным сегодняшним открытием стало для нее поведение Рамона.
Когда Эстрелла заснула прошлой ночью, прижавшись к его стройному, сильному телу, она совершенно не представляла, что ее ждет на следующий день, Рамон не дал ей никакого ответа на ее опрометчивое предложение. После ночи взаимной страсти и удовольствия у нее возникли сомнения, что все получится именно так, как она спланировала. Она слишком устала, чтобы говорить об этом, и поэтому отложила разговор до утра.
Она представляла себе долгое, неспешное пробуждение. Они могли бы еще раз заняться любовью. А потом, утолив страсть и успокоившись в объятиях Рамона, в расслабленной приятной атмосфере она могла бы положить голову к нему на грудь, и начать столь важный для нее разговор. С тем Рамоном, которого можно убедить. Она, пожалуй, даже могла бы открыть ему душу и рассказать без утайки всю историю своей первой любви. Открыть болезненную правду о Карлосе и о ее прошлом. Но сейчас Рамон совсем другой: холодный и чужой.