А его отношение к ней? Может быть, Хоакин, не помня о том, что их связывали длительные сугубо сексуальные отношения, полагает, что должен быть с ней ласковым и чутким, вовсе не испытывая к этому потребностей?
У нее была возможность ощутить силу его плотского желания, но она настолько привыкла к подобным проявлениям, что не считала нужным рассматривать это как свидетельство симпатии.
Когда Хоакин присоединился к Кассандре за ужином, он был непривычно тих и немногословен, будто продолжал обдумывать какую-то необычайно важную идею.
Она положила ему еды, налила минеральной воды, немного легкого вина для аппетита. Он сдержанно поблагодарил ее и принялся есть.
Кассандра не испытывала потребности выводить Хоакина из этой лирической задумчивости, предпочитая наблюдать за ним. Сколь сильно ни любила она этого человека, в глубине души свирепствовал змий сомнения. Она не могла полностью исключить мысль о том, что все его странности в поведении - не более чем искусное притворство, на которое Хоакин Алколар, увы, всегда был способен. И ей не хотелось давать ему повод упрекнуть ее в том, что она злоупотребила его временной неадекватностью.
За ужином они почти не разговаривали. Задумчивость Хоакина постепенно перешла в мрачность.
- Ты выглядишь очень усталым, - сказала Кассандра, убрав посуду со стола. - Думаю, тебе пора идти спать. А мне еще нужно вымыть посуду. Не жди меня, - проговорила она в довершение.
Хоакин кивнул.
- Но ты придешь потом? - спросил он, немного поразмыслив.
- Конечно.
Кассандра вымыла посуду, навела порядок на кухне, проверила охранную сигнализацию, потушила освещение первого этажа и пошла наверх.
- Хоакин! - вскрикнула она, вдруг наткнувшись на него в темноте. - Как же ты меня напугал! Почему ты не у себя? Что случилось?
- Не знаю. Ты мне расскажи, - процедил он, сжав ее плечи.
- Я? - спросила она взволнованно, стараясь дотянуться до выключателя.
- Да, ты. Ты обязана объяснить мне это! - Хоакин поднял на уровень глаз Кассандры тяжелую сумку с ее вещами.
- Хоакин, успокойся, перестань нервничать! - попыталась образумить его Кассандра.
- Вновь собираешься перечислить все врачебные рекомендации?! - прорычал мужчина, грозно потрясая тяжелой сумкой у головы женщины. - Что это значит? - отчеканил он чуть погодя.
- Мои вещи, - вынуждена была ответить Кассандра.
- Почему они сложены? - наседал он.
- На всякий случай, - взволнованно проговорила Кассандра.
- Какой может быть случай? Когда ты успела их собрать? Мы только вернулись из больницы. Что все это означает? И почему твои вещи оказались в другой комнате?
- Мы будем спать… отдельно, - набравшись мужества, ответила Кассандра.
- Это еще почему?
- Я считаю, так будет правильнее, учитывая состояние твоего здоровья. Мне бы не хотелось тревожить тебя, - объяснила женщина.
- Тревожить меня? Как ты можешь меня потревожить?
- Возможно всякое, - неопределенно ответила Кассандра. - Прекрати этот допрос. Ты пугаешь меня! - повысив голос, попросила она его.
- Ладно… Давай успокоимся, - примирительно сказал Хоакин.
Он поставил сумку на пол и, переведя дыхание, вновь посмотрел на Кассандру колким, испытующим взглядом, от которого ей стало неловко.
- Чему я должен верить? - прямо спросил ее Хоакин.
- Я собрала вещи и перенесла их в соседнюю комнату, чтобы ты мог восстанавливаться без помех, - четко проговорила Кассандра.
- Это твоя личная инициатива или рекомендация лечащего врача? - уточнил он.
- Одно другому не противоречит, - неопределенно ответила женщина.
- Однако это несколько противоречит моим представлениям о возвращении домой. Когда я находился в больнице, ты ни на шаг от меня не отходила. Дома же собрала вещи и перебралась в соседнюю комнату. Я хотел бы знать, что за этим стоит?
- Ничего, кроме того, о чем я уже сказала, - упорствовала она.
- Так ли? - все еще не верил он.
- Так, - подтвердила Кассандра, кивнув.
- Хорошо, - подытожил Хоакин чрезвычайно недовольным тоном. - Пусть так. Посмотрим, что из этого выйдет. Будем считать, что на сегодня мы все прояснили. Но только на сегодня. Завтра настанет другой день, и ни мне, ни тебе не известно, что он принесет. Моя память… Она может и восстановиться. Во всяком случае, я на это очень надеюсь. И тогда поговорим. Но должен сообщить, что я не доволен тем, к чему мы пришли, - сухо проговорил Хоакин Алколар и пошел к себе.
Его настроение было воинственным. Он не мог успокоиться. Хоакин не знал доподлинно, что его тревожит, но подозревал, что ответ на все его вопросы кроется в недавнем прошлом, которое для него пока сплошь усеяно белыми пятнами забвения.
Ему не нравилось это состояние крайней раздражительности, которое захлестывало его. Он ощущал сильнейший дискомфорт, главной причиной которого была неизвестность.
С тех пор, как Хоакин стал страдать от проявлений амнезии, он понял, что задавать прямые вопросы с расчетом получить на них исчерпывающие ответы - занятие заведомо бессмысленное. И дело не только в том, что его окружают скрытные, хитрые или подлые люди, а потому, что в большинстве случаев они сами могут не знать всех ответов. И вовсе не от аналогичных проблем с памятью, а от неспособности назвать вещи своими именами.
Однако такое понимание ситуации вовсе не умаляло нервозности Хоакина, поэтому он вынужден был приложить немалые волевые усилия, чтобы не взорваться…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Хоакин вернулся домой под вечер. Он эмоционально готовился к продолжению вчерашней дискуссии. Ему было что обсудить с Кассандрой, хоть в его сознании по-прежнему стоял туман относительно сути проблемы. Однако в том, что таковая проблема существует, он нисколько не сомневался. О том свидетельствовало поведение Кассандры, которое Хоакин тщательно проанализировал за истекший день, проведенный на виноградных плантациях.
На его счастье, травма никоим образом не отразилась на его профессиональных качествах. Весь опыт виноградаря и винодела остался невредим. Хоакин полностью погрузился в общение с подчиненными, обсуждал прогнозы на грядущий урожай, нюансы купажирования, дегустировал, делал заметки. Иными словами, работал так, как делал это всегда. И работа была отдохновением. В этом отношении ничего не изменилось.
Но периодически проскальзывала тень, тяготил осадок, ощущался привкус горечи. Он не мог полностью изолировать свое профессиональное сознание от вопросов, которые не давали ему уснуть накануне.
Его тяготило воспоминание о собственной вчерашней невоздержанности, когда он, поддавшись сиюминутным эмоциям, буквально накинулся на Кассандру с допросом. Не удивительно, что женщина смешалась и, вынужденная оправдываться, не могла убедить его в своей правоте. И это после того, как она днями и ночами не отходила от его больничной койки, переживала за него всей душой, жертвовала сном и комфортом ради того, чтобы он не чувствовал себя одиноким. Разве этим она уже не доказала ему свою преданность? Какие основания у него были подозревать ее в чем бы то ни было?
Хоакин чувствовал острую потребность загладить свою вину перед ней.
Он пытался понять, что могло встать между ними перед тем, как с'ним произошел несчастный случай. Хоакин даже не догадывался о причинах ее отдаления, но после вчерашнего приступа ярости уже мог делать предположения. Он сам, остыв после препирательства в коридоре, удивился той стремительности, с какой в нем вспыхнули всяческие претензии и подозрения. Им двигала ярость, а не разум. Оставалось только догадываться о том, как он обращался с этой женщиной прежде…
- Признаю, что повел себя по-свински, - виновато проговорил Хоакин. - Относительно раздельного ночлега… Я не имел права выговаривать тебе. Знаю, что ты, в отличие от меня, строго следуешь всем врачебным рекомендациям. Я благодарен тебе за терпение и за то, что ты так радеешь о моем здоровье. Поверь, я очень ценю это и вряд ли заслуживаю такого доброго отношения с твоей стороны. Не знаю, что на меня вчера нашло… - все так же виновато пробормотал Хоакин в свое оправдание, поглядывая на Кассандру из-под насупленных бровей.
Для женщины впечатление от его покаянного монолога было равноценно шоку. Кассандра скорее поверила бы, что он ее разыгрывает, чем в то, что Хоакин Алколар способен признавать свою вину и испрашивать прощения. Она предпочла сдержанно принять его извинения.
- Рада, что ты все верно понял. Я действительно стараюсь поступать так, как лучше для тебя, Хоакин.
- Знаю, Кэсси. И верю тебе. Я не стану больше давить на тебя. Если у тебя есть основание полагать, что нам лучше спать в разных комнатах, я не намерен это оспаривать, как и не собираюсь допытываться до истинных причин. Хотя мне бы искренне хотелось, чтобы все обстояло иначе. Я чувствую непонятное напряжение в наших отношениях, и меня это угнетает, как и то, что я не знаю этому объяснения. Но если ты не хочешь говорить об этом открыто, у меня нет права принуждать тебя… Ради тебя, - загадочно закончил он свою дипломатическую тираду.
- Что значит, ради меня? - изумленно переспросила Кассандра.
- А то, что если ты думаешь отмолчаться ради моего спокойствия, то это ошибка. Поскольку меня тревожит именно непонимание ситуации. Но если ты не желаешь говорить со мной об этом по личным причинам, то обещаю быть терпеливым и не донимать с расспросами. Но, подчеркиваю, Кэсси, меня убивает эта неясность…
Хоакин сделал очень эмоциональное объявление. Кассандра почти поверила в его искренность… Почти… Потому что перед ней сидел тот самый человек, которые заставлял ее страдать. И вот теперь он, как в мечте, говорит с ней человеческим языком, чуткий и трепетный, а она в это не верит.
- Ладно… - вновь начал Хоакин после долгой паузы. - Оставляю это целиком на твое усмотрение. Дай мне знать, когда будешь готова к серьезному разговору. Знай, что я жду этого с нетерпением.
- Спасибо, - выдавила из себя изумленная Кассандра.
Эти тихие слова признательности она произнесла со слезами на глазах. Она уже привыкла ко всему в этом доме относиться либо как к временному, либо как к миражу. Очередной мираж…
- Кэсси, я знаю, ты стоишь того, чтобы ждать сколь угодно долго. Для этого не нужно иметь память, достаточно слышать свое сердце, - нежно проговорил Хоакин, и Кассандра сглотнула ком в горле.
Никогда прежде она не слышала ничего подобного.
Ведь Хоакин воспринимал ее не более чем очередную аппетитную блондинку в своей постели, с которой ему настолько удобно, что он готов терпеть ее рядом. Не более года, впрочем…
- Я знаю, нас связывает нечто большее, чем постель. Иначе ты не сидела бы круглые сутки в больнице. И то, что ты сейчас со мной, подтверждает это. Скажи, Кэсси, только честно, мой вчерашний выпад очень тебя расстроил? - вкрадчиво спросил Хоакин.
- Нет. Выбрось из головы. Считай, что я уже обо всем забыла, - кротко проговорила женщина,
Хоакин тяжело вздохнул и кивнул в знак согласия.
- Не уверен, что смогу выкинуть это из головы, но рад, что ты не помнишь зла, - отозвался он. - Догадываюсь, что терпение - не мой конек. Я не оправдываю себя за вчерашний поступок, но даже теперь сложно сдержаться. Понимаешь, Кэсси? Я привык думать о тебе, как о своей женщине. Конечно, это примитивное собственничество. Но я хочу тебя. Должно быть, я невыносимый человек, - подытожил Хоакин.
Кассандра смиренно выслушивала его странную исповедь.
Она не могла поверить, что самые ее смелые грезы нашли свое воплощение. Что такого чудесного произошло в момент его падения? Он не только запамятовал то, что, возможно, и помнить не стоило, но также и переменил свою сущность. Это ли не фантастика?
Впрочем, Кассандра не могла подолгу думать об одном и том же, отсутствие правдоподобных ответов вызывало головную боль. И эта головная боль изводила ее с самого утра, то затухая ненадолго, то вспыхивая с новой силой.
- Кассандра! Где ты? - звал ее Хоакин, нигде не находя, - Кэсси, милая, куда ты подевалась?
- Я тут, - раздалось где-то совсем близко. Хоакин завернул в гостиную на голос.
- Я накрыла. Ты готов поужинать? - спросила Кассандра.
- С удовольствием, дорогая, - охотно отозвался мужчина. Он осмотрелся и, указав на третий прибор, которым был сервирован обеденный стол, спросил: - С нами еще кто-то ужинает?
- Да, Рамон должен приехать с минуты на минуту.
- Нет! - недовольно воскликнул Хоакин и энергично замотал головой.
- Но я пригласила его. С этим уже ничего нельзя поделать. Придется терпеть, - ласково возразила Кассандра.
- Я его не пушу, - сообщил хозяин дома.
- Не глупи. Рамон твой брат, кроме того, он печется о тебе, - принялась убеждать его Кассандра.
- Тогда скажи ему, чтобы прекратил это бесполезное занятие, поскольку по части заботливости ты вне конкуренции, - льстиво проговорил Хоакин, прижавшись щекой к щеке Кассандры.
- А мы с ним и не соревнуемся, просто каждый на своем месте, - прошептала она.
- Я сказал "нет"! - резко выпалил Хоакин, учтивые доводы которого иссякли.
- Хочешь, чтобы я позвонила твоему брату и сказала, что ты не желаешь его видеть? - сухо спросила Кассандра.
- Именно, - подтвердил он. - В этом доме я хозяин, и не желаю принимать посетителей, по крайней мере, сегодня вечером. Если тебя что-то смущает, я сам могу сказать это Району. Когда я говорю "нет", я имею в виду только "нет" и ничего кроме!
- Что все это значит? - взволнованно спросила Кассандра.
- Никаких гостей!
- Это я уже поняла. Но что за бес в тебя вселился? Твои перепады настроения совершенно сбивают меня с толку! - посетовала женщина, которая, видимо, успела отвыкнуть от его обыденных вспышек гнева.
- Позволь тебе напомнить, что это мой дом. И я не потерплю возражений в своем доме! - разъяснил свою непримиримую позицию Хоакин.
- Это наш дом, если ты еще хочешь, чтобы я оставалась здесь с тобой. Или у тебя изменились планы? - с нехарактерной для себя твердостью проговорила Кассандра. - Я хотела повидаться с твоим братом и не вижу причин, чтобы воздерживаться от этого.
- Только не сегодня вечером, - процедил Хоакин.
- Это еще почему? - ободренная сошедшей с рук дерзостью, возмутилась Кассандра.
- Просто… у меня были другие планы на этот вечер, - вынужден был объяснить Хоакин, и вся его спесь разом сошла на нет, приоткрыв страдальческое лицо запоздалого раскаяния.
- И могу я знать, что это за планы? - тихо спросила Кассандра. - Я должна знать, если ты хочешь, чтобы я попросила Рамона не приезжать на ужин.
- Я хотел побыть с тобой наедине. Рассчитывал, что мы сможем поговорить по душам. Рамон был бы лишним. Ты это понимаешь? - проговорил Хоакин. - И еще я хотел пригласить тебя в ресторан. Столик уже заказан.
- У меня нет желания выходить сегодня вечером из дома!
В отличие от Хоакина она твердо знала, что означает дата, жирно обведенная в календаре. И вряд ли ее можно было считать достойным поводом для торжества.
- Я приготовила паэлью, - сообщила Кассандра.
- Я люблю паэлью, - отозвался Хоакин, успокоившись после очередного припадка ярости.
- И если мы уже не ждем Района, то не лучше ли накрыть стол снаружи у бассейна?
- Пожалуй, - кротко отозвался Хоакин.
- Могу я попросить, чтобы ты сделал это, пока я позвоню твоему брату? - осторожно спросила женщина.
- Не беспокойся, я обо всем позабочусь, - твердо произнес он и взялся за дело.
Кассандра вздохнула с облегчением.
- Надо же, ты отлично постаралась! - похвалил Хоакин, закончив переносить изысканные блюда из кухни на площадку возле бассейна.
- Делаю, что могу, - скромно отозвалась женщина. - Ты примешь душ перед ужином или после?
- Если не возражаешь, прямо сейчас. Не желаешь присоединиться ко мне?
- Нет. Сегодня я берусь утолить только твой гастрономический голод, - улыбнулась в ответ Кассандра.
- Я должен был хотя бы спросить, - смиренно отозвался он.
- Так иди же, наконец, в душ. Чего медлишь?
- Уже иду. - Хоакин задержался на пороге и искушающе поглядел на Кассандру, но та была тверда и сама удивлялась собственной твердости.
Хоакин, чистый и свежий, предстал перед Кассандрой с обнаженным, чуть блестящим от влаги торсом. Он сиял и благоухал, поражая атлетическими красотами. А как еще он мог склонить любящую женщину к чувственной открытости? Ведь именно такая стояла перед ним цель. Не сумев смягчить ее душевными беседами, Хоакин прицельно ударил по женскому подсознанию. Загорелый и стройный, он не мог остаться не оцененным.
- Ух! - невольно выдала Кассандра. Хоакин вопросительно изогнул брови, словно
не догадываясь, чем вызван этот возглас.
- Но его экспромт удался, и он это знал. Теперь оставалось довести дело до конца. Не сгубить хорошее начало очередным неконтролируемым поступком.
Хоакину предстояло снова завоевать собственную женщину. И ему нравилась эта задача.
- Привет! - обнадеживающе улыбнувшись, сказала Кассандра.
- Привет! - понимающе отозвался Хоакин.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Он желал этого давно, с того самого момента, как очнулся на больничной койке.
Хоакин смотрел на Кассандру сквозь багровый туман, застлавший его глаза. Виски пульсировали от напряжения, и не только виски. Более недели он не имел возможности выплеснуть это напряжение. А неделя была сроком невероятно долгим для необузданного нрава Хоакина Алколара.
Итак, Хоакин настойчиво приближал этот час. Его томило желание, а объект был рядом. Кассандра была приветлива, казалась такой теплой и мягкой, такой кроткой и податливой… А он изголодался и находился на грани чувственного обморока или безумия, что было ближе к действительности.
Время бесед и выяснений прошло. И теперь не имело значения, что стоит за тем или иным поступком каждого из них. Остальное переставало иметь значение, когда Хоакин Алколар был обуреваем страстным желанием. И.на это свойство не смогло повлиять даже такое чрезвычайное событие, как частичная потеря памяти. В этом Хоакин Алколар остался неизменен. Ему и так пришлось пойти на нехарактерные уступки - первую ночь в собственном доме он провел в полном одиночестве. Хотя размышления истекшего дня и подтвердили правильность этого компромисса, но желания вечера готовились пренебречь всеми благоразумными предосторожности. Поэтому он шел в наступление.
Перед ним стояла Кассандра. И ее глаза светились огнем сладострастия. Он не мог заблуждаться: в ее лице он читал восхищение. Да и как могло быть иначе? Ведь не напрасно она жила в его доме.
Его эмоции были обострены. Он чувствовал ее запах, обонял аромат ее плоти, источаемый в моменты крайнего возбуждения. Он безошибочно узнавал этот запах среди миллиона других. И шел на него, как хищник, учуявший испуг своей потенциальной добычи. Оставалось лишь руку протянуть, и Кэсси больше не будет принадлежать себе, лишится воли, разума и выбора.
Хоакин знал это наверняка, поэтому больше не спешил. Он нагнетал напряжение.