Джордан, все еще поглощенный воспоминаниями о прошлом, казалось, не расслышал ее последних слов.
- Вы слышите меня? Или я, по-вашему, сама с собой говорю?
- Простите... - ответил Джордан, взглянув на нее. - Я, кажется, говорил, что очень давно не был в этих местах... здесь все очень сильно изменилось... - проговорил он, с недоумением оглядываясь по сторонам.
- Прогресс, - презрительно бросила девушка, вздернув густые темные брови. - Знаете, кто-то даже собрался переименовать Джеральдтон в какой-то Иннисфейл. Видимо, кому-то нужно, чтобы путаницы было побольше. Особенно для путешественников.
Джордан перевел взгляд на незнакомку. Еще никогда в жизни ему не приходилось видеть таких удивительно ярких черных глаз. Во внешности незнакомки было нечто экзотическое и все же очень привлекательное - смеющийся, чуть лукавый взгляд, иссиня-черные волосы и нежная кожа с легким оливковым оттенком. Джордан посмотрел на твердо очерченный маленький рот девушки, слегка вздернутый нос, короткую стрижку и подумал, что она скорее похожа на мальчишку-подростка, чем на молодую женщину.
- Куда вы направляетесь? - осведомилась девушка. Почувствовав на себе изучающий взгляд Джордана, она нахмурилась, резко отвернулась и пошла по дороге, ведя велосипед рядом с собой.
- На плантацию Эдем. Вы знаете, где это?
Взяв лошадь за повод, Джордан двинулся за ней и сразу заметил, что девушка слегка хромает.
- Вы ушиблись? - спросил он.
- Ничего подобного, - довольно резко ответила она и пошла впереди, упрямо и гордо вскинув голову. Глядя, как она чуть приволакивает правую ногу, Джордан понял, что, по-видимому, допустил бестактность - девушка, очевидно, хромала не от ушиба, а от какого-то физического недостатка.
- То, что вы ищете, здесь совсем неподалеку. Там старый дом Хейлов, - сказала она, не поворачиваясь. - Только он очень запущен, владелец давно уже бросил его. Не знаю, подойдет ли он вам, если вы захотите снять его.
- Я посмотрю, - ответил Джордан. Его уверенный и властный тон не оставлял сомнений в том, что он привык распоряжаться и не любил обсуждать свои решения.
- Ну, если хотите... Только наверняка вы потратите время попусту, - ответила девушка, с любопытством поглядывая на своего спутника.
- А откуда вы знаете про Эдем? - осторожно спросил Джордан.
- Я там живу. Присматриваю... за домом.
Джордан вытаращил глаза от неожиданности, но девушка, поглощенная дорогой, не заметила его удивления.
- Вы? Вас нанял владелец плантации? - спросил он, намереваясь уличить ее во лжи.
- Неофициально. - Спутница Джордана взглянула ему в глаза и довольно дерзко усмехнулась, потом вновь потупила взор и спокойно, без тени смущения добавила: - Скорее я самовольно поселилась на этой плантации. Знаете, если бы дом пустовал, жить там сейчас из-за крыс и змей было бы совсем невозможно.
"Кто она такая, откуда она взялась? - подумал Джордан. - И сколько ей лет, интересно?"
- Сколько же вам лет? - спросил он.
- Вот так вопрос! - рассмеялась девушка. - И особенно странно услышать его от джентльмена!
Джордан, прищурившись, посмотрел на тростниковые заросли:
- Как только не называли меня за последние годы! Но я что-то не могу припомнить, чтобы кто-нибудь говорил, что я джентльмен, - протянул он и вдруг подумал обо всех женщинах, иной раз очень красивых, которых успел бросить за последние годы.
- Вот это признание! Вы прямо какой-то злодей! - вновь засмеялась девушка. - Бедные здешние красавицы, они, видимо, теперь в большой опасности! Может быть, мне стоит вывесить предупредительный плакат? - Глаза ее заблестели, и в уголках рта заискрилась озорная улыбка. - Нет, этого я не сделаю, - добавила она, подумав о своих сестрах. - Пусть лучше обожгутся.
- Откуда вы ехали, когда мы с вами столкнулись?
- Из города. В такую жару я обычно еду напрямик через плантации, - сказала она, умолчав о том, что из-за приближающегося дождя у нее сильно болит бедро. - А в городе я ходила в редакцию и клянчила в здешней газете место.
Эти слова неожиданно приятно удивили Джордана. Он всегда ценил в других амбиции, волю и напор.
- И как, успешно? Вам удалось получить место?
- Не так давно они напечатали несколько моих статей, и шум на плантациях поднялся такой, что редактор больше не хочет иметь со мной дело. Похоже, я его доконала. Сегодня он скрепя сердце согласился на то, что если я захочу, то могу писать для светской колонки, - добавила она, презрительно сморщив нос.
- Вижу, что вы не в восторге от этого предложения.
- А почему я должна быть в восторге от него? Собирать сплетни и слухи - это не настоящая журналистика. Мне это неинтересно, я хочу писать о чем-нибудь настоящем. О том, что... цепляет, берет публику за горло.
- О грабежах и убийствах?
- Да, и об этом тоже. А все же политика интереснее. И тех, кто работает на плантациях, она затрагивает напрямую.
Она оживилась, ее сдержанность на мгновение куда-то исчезла, и Джордан подумал, что эта хрупкая и беззащитная девушка совсем не соответствует его представлениям о настоящем журналисте.
- Отчего же редактор отказал вам? Неужели вы написали что-то настолько скандальное? Странно, разве вашему редактору не нужен сотрудник, статьи которого поднимут тираж?
- Я написала о страшной эксплуатации, которой подвергаются на плантациях чернокожие рабочие. Упомянула и о нашем гнусном законодательстве, пользуясь которым фермеры превратили канаков в настоящих рабов. Этот редактор, Жюль Кин, боится, что, если возьмет меня на постоянную работу, я и дальше буду писать в том же духе. То есть так, как считаю нужным.
- А вы будете?
Она улыбнулась, на этот раз немного застенчиво:
- Конечно. Ведь дело стоит того.
Джордан рассмеялся - в его неожиданной собеседнице была живительная простота и откровенность. "Видимо, - подумал Джордан, - у нее есть характер". Сам он тоже считал, что канаков совершенно безжалостно эксплуатируют: с островитянами на здешних сахарных плантациях обращались хуже, чем с рабочей скотиной.
- А как давно вы уже присматриваете... за Эдемом?
- Почти год.
- А до этого?
- Жила в Сиднее. С самого рождения.
- Значит, вы неместная?
Девушка опустила голову, но Джордан успел заметить, что в глазах ее мелькнуло что-то похожее на боль.
- Нет, я не местная. И никогда не была.
- Так что же вы здесь делаете? По сравнению с большим городом шансов стать хорошим журналистом здесь у вас не слишком-то много.
- Редакторы серьезных газет посоветовали мне сначала поработать в небольшой провинциальной газете, чтобы набраться опыта, - быстро взглянув на Джордана, ответила девушка. Она решила пока не сообщать ему, что ее родной дядя был родственником Жюля Кина, редактора газеты в Джеральдтоне, и что ее статьи появились в газете главным образом благодаря этому родству. - Я знаю, сейчас они не принимают мои очерки всерьез, но в один прекрасный день, когда у меня будет своя газета, им придется со мной считаться.
- А вы, я смотрю, молодец, - сказал Джордан. - Никогда не бойтесь рисковать и действуйте смелее.
Девушка не могла скрыть радости - в первый раз она услышала похвалу и одобрение.
- В ваших словах чувствуется, что вы весьма опытны, - ответила она и слегка покраснела от удовольствия. - А сами вы всегда действуете так же?
- Да, и такая философия меня еще никогда не подводила.
Джордан остановился и оглянулся по сторонам.
- Плантация Эдем должна быть где-то поблизости, - сказал он с беспокойством. Места были ему смутно знакомы, но вот этих полуразрушенных построек у дороги Джордан никак не мог припомнить. Десять лет назад их, конечно, здесь не было.
- Тут все заросло диким тростником, так что старой дороги теперь почти не видно, - ответила девушка. - Посмотрите вон туда, видите? Эта дорога - въезд в Эдем.
В нескольких ярдах перед ними в зеленой стене тростника вилась едва заметная тропинка, почти полностью заросшая густой травой. Джордан с испугом подумал, что сам ни за что не сумел бы найти дорогу. От волнения он почувствовал сильное головокружение, остановился и закрыл глаза. Сейчас он думал о том, скольких трудов стоила его родителям постройка этого дома, сколько любви, надежд, пота и слез было вложено в эту землю - казалось, все вокруг, каждый камень, каждая доска говорили об этом.
В 1880 году Томас Фицджеральд и десять ирландских поселенцев, в том числе его отец, и тридцать пять туземных рабочих взяли у бристольского католического прихода деньги на покупку участка в десять тысяч гектаров. В первый год они расчистили большой участок тропического леса и высадили сахарный тростник, но год выдался засушливый, и большая часть новых переселенцев вскоре уехала. Патрик Хейл все же остался в Джеральдтоне и построил дом. Так появилась плантация Эдем. В последующие годы урожаи были превосходные, и уже в 1882 году в этих местах появилась первая сахарная фабрика Мурилен.
Большинство построек на плантациях были деревянными, но Патрик выстроил первый из двух этажей дома из местного камня, да еще и на самой вершине холма, чтобы избавиться от неизбежного затопления в дождливый сезон. Джордану чудилось, будто в неподвижном горячем воздухе слышится отцовский голос, доказывающий кому-то, что в каменной постройке в жаркие дни будет прохладнее.
Так и оказалось. В самый палящий зной в доме, особенно на нижнем этаже, дышалось легко. Вездесущим термитам камень тоже не пришелся по вкусу. Вокруг дома Патрик построил широкую веранду с колоннами. Родителям нравилось проводить вечера, сидя рядом друг с другом и глядя вдаль на зеленеющие тростниковые поля. Мать любила сидеть на веранде даже зимой, когда крытая железом крыша оглушительно рокотала под напором яростных ливней - она, смеясь, говорила, что на веранде даже шум дождя удивительно уютен.
Тропинка неожиданно оборвалась, и Джордан остановился. Прямо перед ними возник дом. Джордан смотрел на него, не в силах сказать ни слова.
- Да, зрелище не слишком-то привлекательное, - промолвила девушка. - Но я предупреждала вас.
Джордан молчал.
- Мне говорили, что лет восемь назад в этих местах пронесся ураган и сорвал большой кусок крыши, - продолжала она, - а владелец не позаботился привести дом в порядок. От дождей балки стали гнить, так что крыша теперь держится плохо. Внутри, конечно, разрослись сорняки. Когда я впервые попала сюда, жить тут было просто невозможно.
Джордан слышал про ураган, но не представлял, что разрушения окажутся так велики. Как чудесен был когда-то эдемский дом! Сейчас перед ним были лишь гниющие руины, жалкий намек на чудесное прошлое: от прелестного дома, из которого Джордан уехал десять лет назад, сейчас не осталось почти ничего.
В крыше зияли дыры, пол первого этажа проломился, доски, которыми были забиты окна, кое-где были отодраны, входная дверь слегка приоткрыта - замок кто-то грубо выломал. Вторая дверь, с натянутой на ней тонкой сеткой от насекомых, полностью отсутствовала. Джордан подумал, что после урагана кто-то, видимо, решил поживиться оставшимся в доме имуществом. Взгляд его упал на разбросанные по веранде обломки качалки, которую отец когда-то сделал для матери. Джордан, на мгновение прикрыв глаза, почувствовал острую боль в груди. Он вспомнил смеющихся родителей, сидевших рядом в этой качалке. Как счастливы они были! Если бы только можно было вернуться в то время! Глубоко вздохнув, он попытался овладеть собой.
Джордан вновь почувствовал головокружение - так сильна оказалась сейчас его ненависть к Максу Кортленду. Сдерживая гнев, он вспомнил о пройденной им суровой школе, в которой чувства приносились в жертву рациональным действиям, и заставил себя спокойно осмотреть полуразрушенную, заросшую ползучими тропическими растениями крышу веранды, осыпающуюся краску на окнах и колоннах, валявшиеся повсюду куски гниющего, источенного насекомыми дерева. Веранда была завалена слоем земли и мусора, с потолка свисали отвратительные клочья паутины. Джордан старался не думать о том, что творилось внутри, о пропавших любимых вещах матери, ее безделушках из чудесного розового фарфора, о ее фортепиано.
Джордан отвернулся и со слезами на глазах окинул взглядом поля, заросшие сорняками выше человеческого роста. После уборки последнего урожая в почве остались семена, и дикий тростник пошел в рост. При отце тростник рос идеально ровными рядами, теперь же на расчистку этой непроходимой чащобы потребуется не меньше недели тяжелого труда.
За полями на много миль тянулись плантации соседей, а за ними у самого горизонта ослепительно сверкали на солнце воды Кораллового моря. До Джордана донесся далекий гул и стук колес: вдалеке, между холмами, промелькнул поезд, везущий на фабрику новый урожай тростника. За холмами простиралось бурое, выжженное плоскогорье, но Джордан знал, как быстро зазеленеет оно с началом сезона дождей. Теплый и влажный воздух был наполнен сладковатым запахом свежесрезанного тростника. Джордан еще раз окинул взглядом заросшие поля и вновь подумал, что возродить Эдем, заставить его приносить доход потребует долгого, упорного и тяжкого труда и немалых денег. Но Джордан был готов на все, чтобы воплотить в жизнь мечту отца - мечту, почти осуществившуюся к моменту катастрофы.
Он знал, что восстановление хозяйства поможет ему залечить душевные раны, но понимал, что сможет вновь почувствовать себя счастливым человеком, лишь когда уничтожит своего врага - Максимилиана Кортленда.
Еще раз взглянув на полуразрушенный дом, Джордан понял, что сейчас не найдет в себе душевных сил зайти в него, и медленно побрел к реке. На самом берегу, в тени огромного баобаба, он постоял у могил родителей. Джордан с удивлением отметил, что могилы, в отличие от дома, были в полном порядке, казалось, за ними кто-то заботливо ухаживал. На надгробном камне, прямо на надписи, были рассыпаны цветки гибискуса.
- Вы знали Хейлов? - спросила, подходя, девушка. Джордан кивнул в ответ.
- Как хорошо, что вы... следили за могилами, - сказал он.
- Это не я, а один старый работник, канак... Он раньше работал здесь, на плантации.
Джордан повернулся к ней. Конечно, он ослышался... или неверно понял ее.
- Старый работник? Он работал здесь, в Эдеме?
- Именно. Его зовут Нибо. Он работал у Хейлов. - Она склонила голову набок. - Вы разве знаете его?
- Нибо? Да, я знал его когда-то, но я никак не думал... что он еще здесь, что он жив, - рассеянно ответил Джордан. Когда он был ребенком, Нибо казался ему глубоким стариком.
- Вряд ли он будет рад услышать такое, - улыбнулась девушка. - Нибо очень стар, но страшно горд и самолюбив. Как-то он сказал мне, что теперь, после смерти Хейлов, он никогда не уедет отсюда. Я почему-то подумала тогда, что он хочет дождаться возвращения его сына. Вы не знаете Джордана Хейла? Сейчас он, конечно, вырос - а для Нибо Джордан так и остался маленьким мальчиком.
Джордан отвернулся к могилам. Что-то в его подавленном и удивленном лице подсказало девушке, что он очень хорошо знал Патрика и Катэлину Хейл.
- Боже мой! Вы... так, значит, вы и есть Джордан Хейл, верно?
Джордан кивнул в ответ, и девушка залилась краской.
- О черт! - неожиданно выругалась она вполголоса. - Видимо, я останусь теперь без крыши над головой.
- Как вас зовут? - спросил Джордан, повернулся и с любопытством взглянул на нее.
- Ева.
- Ева?
- Ева... Кингсли.
- Где вы здесь жили, Ева? Неужели в разрушенном доме?
- Там, с другой стороны дома, есть небольшой навес. Это единственное место, где крыша не течет, и там осталась сетка от комаров, так что можно жить и не бояться, что москиты съедят тебя заживо. А Нибо живет в бывшем бараке для рабочих, который тоже сильно пострадал. Хотя, впрочем, другие постройки еще больше разрушены.
- Я переезжаю сюда и буду восстанавливать дом.
- Что? Вы хотите восстановить его? Я подумала, вы захотите его снести.
Джордан недоуменно посмотрел на нее и перевел затуманенный взгляд на старый дом. "Снести его? Никогда!" - подумал он и вслух добавил: - Я знаю, что делать. Скоро здесь все будет по-другому.
- Вы, наверное, хотите восстановить дом, чтобы потом продать плантацию?
- Конечно же нет! Я собираюсь жить здесь и выращивать тростник. Я остаюсь здесь, Ева, навсегда, - сказал Джордан, повернулся и направился к дому.
- Послушайте... - озабоченно воскликнула Ева, догоняя его. - А не могла бы я остаться здесь еще на некоторое время, скажем, до тех пор, пока не подыщу себе какой-нибудь работы?
Джордан остановился.
- Нет, Ева. Не думаю, - ответил он, не понимая, как тяжело было ей просить его об этом.
Ева плелась за ним.
- Разве я помешаю вам? - тихо спросила она. - Быть может, я даже могла бы чем-нибудь вам помочь...
Джордан снова остановился.
- Мне нужны плотники, Ева, а не... прислуга, - ответил он и увидел, как глаза ее расширились. В то же мгновение он понял, что больно ранил ее. Джордан понимал, что девушка вряд ли бы поселилась на заброшенной плантации, имей она какие-нибудь средства к существованию. Джордан резко отвернулся - именно так, как привык делать в минуты решительных объяснений с теми многочисленными женщинами, которым причинял боль в прошлом. Прошло несколько секунд. Ева молча смотрела на реку, и Джордан видел, что она растеряна и подавлена. Джордан, плотно сжав губы, молчал - он не желал с самого начала создавать себе сложности и твердо решил избавиться от Евы.
Наконец Ева повернулась и взглянула на него. D ее черных глазах вспыхнула уязвленная гордость.
- Послушайте, сейчас ваш дом в ужасном состоянии, но если бы я не жила в нем, все было бы еще хуже. До меня на реке постоянно останавливались аборигены, они тащили из дома все, что было возможно, даже стали растаскивать пол и стены дома на доски, чтобы жечь костры! Нибо пытался прогнать их, но он не жил в доме, и на его слова никто не обращал внимания. Вот я и поселилась здесь, сказала туземцам, что хозяева наняли меня сторожить дом. Это была ложь, но иначе избавиться от них не представлялось возможным.
- Вы хотите сказать, что я вам что-то должен?
Ева бросила не него возмущенный взгляд. Конечно же, она и не думала об этом, а всего лишь ожидала от Джордана большего сочувствия.
Заметив ее возмущение, Джордан решил, что таким образом Ева пытается намекнуть ему, что он все же обязан ей. Джордан за последние годы имел дело со множеством прожженных дельцов, настоящих акул большого бизнеса, и давно уже перестал удивляться человеческому нахальству.
- Хватит вам пяти фунтов, пока не найдете себе места?
- Пять фунтов... - похолодев, растерянно сказала Ева.
Джордан почувствовал, как в нем закипает злость. Эта девушка оказалась еще бесстыднее, чем он поначалу подумал.
- Вы что же, хотите больше?
- Не нужны мне ваши деньги! - яростно выкрикнула она.
Джордан слегка смутился, но вскоре вновь почувствовал негодование.
- Не стоит быть такой гордой и заносчивой, Ева. Я же знаю, что работы у вас сейчас нет.