- Не хотел заставлять вас ждать, - ответил Бад. - И потом, идти ведь совсем недалеко.
- И все же вы великодушны. Прошу вас, садитесь вот здесь.
- У вас замечательный дом. Он вам под стать.
Она улыбнулась.
- Вам нравится? Здесь все устроил полковник. Бедный, он так любил возводить для меня дома...
- Я его понимаю, - сказал Бад, подаваясь вперед в своем кресле.
Дверь в гостиную открылась, и вошла девочка. Раздосадованный тем, что его прервали, когда он только-только стал сближаться с этой красивой француженкой, Бад небрежно поднялся с кресла.
- Мистер Ван Влит, вы виделись с моей дочерью на... Позвольте мне познакомить вас, как полагается. Это Амелия.
Девочка тоже была во всем черном. Хорошо подогнанное батистовое платье со складочками было оторочено кружевами и доходило до стройных икр. Когда она сделала вежливый реверанс, из-под платья показалась черная кружевная кайма белой нижней юбки. В волосах у нее был черный атласный бант. Она была очень бледна, и эта бледность в сочетании с глубоким трауром подчеркивали необычный цвет ее длинных волос - цвет топаза, и волосы мерцали словно украшение.
- Мама, - сказала она, - я думала, что ты написала мистеру Ван Влиту Старшему.
- Амелия! Мистер Ван Влит, простите мою дочь.
- Я понимаю, - ответил Бад, но про себя подумал, что его младший братец совсем спятил, если тратит время, общаясь с этой невозможной девчонкой. - У отца грипп, - сказал он. - Но уверяю вас, Амелия, что я не так глуп, как выгляжу. В бизнесе я неплохо соображаю.
Бад научился быть сообразительным в вопросах бизнеса. В пятнадцатилетнем возрасте, когда для отца настали тяжкие времена, именно он сумел спасти своего обескураженного родителя от банкротства и всеобщего позора. Он принял на себя ответственность за семью и за "маминых людей". Это было тяжкое бремя для неокрепшего подростка. Бад никогда не отличался чуткостью, присущей Три-Вэ. Он был необуздан, неугомонен, вспыльчив... Почти все эти качества уже канули в Лету. Но получили развитие деловые свойства его характера. Словно в армрестлинге, он знал, в какой момент следует чуть ослабить напор, чтобы лишить противника равновесия. И еще он знал, когда лучше всего уложить его на лопатки. Он состязался в открытую, весело, с хорошим настроением и улыбкой. Однако при необходимости в его голосе звучали стальные нотки, а глаза леденели, будто безоблачное полуденное небо. Поначалу победа над конкурентом вызывалась необходимостью. Позже эта необходимость отпала, но стремление побеждать осталось. Он считал, что должен, просто обязан побеждать. Это тревожило его. Но любой проигрыш, пусть и мелкий, вселял в Бада страх, что его семья будет голодать. Ощущения были не из приятных: ему казалось, он слышит хруст костей и свою семью на грани смерти.
Он добавил:
- По крайней мере не жалуюсь.
Амелия чуть повела хрупкими плечиками, соглашаясь.
- Три-Вэ отмечал это в вас.
Внутри у Бада все перевернулось от злости. Кто она такая, эта девчонка, чтобы судить о нем? Он снисходительно улыбнулся и сказал:
- Это, Амелия, еще ничего не доказывает. Арифметика - слабое место Три-Вэ. - Он вновь повернулся к очаровательной вдове. - Итак, соблаговолите объяснить, мадам Дин, каким образом я могу помочь вам?
- Вам известно, что у нас здесь никого нет. Мои братья, увы, во Франции. Мне нужен джентльмен, который объяснит, как лучше исполнить последнюю волю мужа.
- А у вас есть адвокат? - спросил Бад.
- Наш адвокат, мистер О'Хара, будет в Лос-Анджелесе завтра утром.
- Мама, если мистер Ван Влит будет нам помогать, то ему следует знать правду. - Бад слышал звонкий голос девочки, но демонстративно не смотрел в ее сторону. - Мистер О'Хара не представляет наши интересы, мистер Ван Влит. Это юрисконсульт Южно-Тихоокеанской железной дороги.
- Он был адвокатом и другом твоего отца, дорогая, - сказала мадам Дин. - Просто мне нужен джентльмен, который переговорит с ним.
- В таком случае этот джентльмен я, - сказал Бад. - Но прежде я хотел бы познакомиться с состоянием ваших дел.
- Вы даже не представляете, как много значит для нас ваша доброта, - сказала мадам Дин, изящно утопая в кресле и поднося кружевной платок к глазам, в которых не было ни слезинки. - Амелия, дорогая, будь так любезна, покажи мистеру Ван Влиту папины бумаги.
- Они в библиотеке, мистер Ван Влит, - сказала Амелия.
2
В комнате, где вдоль стен тянулись книжные полки, Амелия зажгла газовую люстру. Оглянувшись в сторону мраморного холла, Бад различил темную грузную фигуру, сидевшую на позолоченном стуле с прямой спинкой. Гувернантка. "Уж не думает ли старушка, что я изнасилую гадкого ребенка?" - подумал он.
На большом бюро и столе из тяжелого дуба были аккуратно сложены пачки документов.
- Здесь все, - сказала Амелия.
- В таком случае я справлюсь сам.
- Мама наследует все, кроме дома в Сан-Франциско. Папа оставил его мне.
Последние слова она произнесла как-то тоскливо.
- Я ознакомлюсь с завещанием, - сказал Бад тоном, дающим понять, что она ему больше не нужна.
- В основном у него акции Южно-Тихоокеанской железной дороги. Его пакет - двадцать тысяч. По крайней мере у него столько сертификатов.
- Я определю это, как только просмотрю бумаги.
- Здесь не все бумаги, мистер Ван Влит. Мистер О'Хара уже побывал здесь.
Бад взял со стола папку и развязал красный шнурок. Этим он снова дал понять, что больше в ее обществе не нуждается.
- Папа оплатил стоимость своих акций.
- В таком случае я найду здесь его аннулированную расписку.
- Главное, чтобы вы поняли...
- Я пойму. Через минуту.
- ... что папа не являлся настоящим владельцем.
Это была капля, переполнившая чашу его раздражения. Он четко знал, что женщинам не дано разбираться в юридических вопросах.
- Ваш папа учил вас помогать ему вести дела, Амелия? - спросил он. - Вы работали у него клерком?
Он проговорил это дружелюбно и весело, но на самом деле хотел этой фразой дать ей понять кто есть кто. Поставить ее на место.
Она глубоко вздохнула, и отличная хлопчатобумажная ткань ее платья натянулась, очертив изящную юную грудь. "Не такое уж дитя", - подумал Бад и тут же устыдился своих мыслей. Она подошла к полке будто за книгой и стояла, повернувшись к нему спиной. Как и всем в Лос-Анджелесе, Баду было известно, что она была очень близка с отцом.
- Прости, девочка, - произнес он, сделав шаг ей навстречу.
Она повернулась. Каким-то образом - непостижимым для него - она до сих пор не заплакала и в ее глазах не было ни слезинки.
- Я не собиралась поучать вас, мистер Ван Влит. Просто здесь так много документов, а у вас так мало времени... Я подумала...
- Вы подумали, что я такой же, как мой братец.
- Я знаю, что вы не такой.
- Это хорошо или плохо?
Она оглянулась на документы, аккуратными пачками разложенные на бюро и на дубовом столе библиотеки.
- В данном случае это хорошо, - сказала она, чуть улыбнувшись. Потом ее лицо вновь омрачилось. - Вы совершили добрый и смелый поступок, - сказала она.
- Смелый?
- Вы выразили нам соболезнования. Вы оказались единственным человеком, который...
Не договорив, она неожиданно убежала из комнаты.
Бад прислушивался к легкому стуку ее каблучков по мрамору, потом он затих на лестнице. Ему не понравилось, что Амелия не пожелала при нем расплакаться. Ему нравились девушки, которые ревут в открытую. "Когда будущим летом Три-Вэ вернется, я позабочусь о том, чтобы он нашел себе достойную девочку", - подумал Бад, но тут же перед его глазами возник образ девушки, которая плачет в гордом одиночестве в одной из комнат у него над головой.
3
Он притворил дверь библиотеки - гувернантка уже ушла - и сел за письменный стол полковника. Либо сам полковник имел привычку хранить все свои бумаги в безупречном порядке, либо тут постаралась мадам Дин. "Нет, - тут же подумал он. - Наверно, это девчонка". Прямо перед ним стоял большой ларец, покрытый черным лаком. Ключ был вставлен в замок. Он отпер его. Внутри оказалась пачка писем. Все они были адресованы полковнику и написаны одним и тем же сильным косым почерком. "Ну их", - подумал Бад, снял ларец со стола и поставил его на персидский ковер.
На столе стоял еще серебряный поднос с графином коньяка и одной-единственной рюмкой. Пригубив коньяк, Бад прочитал завещание.
Как и сказала Амелия, дом на Ноб-хилл полковник оставил ей. Мадам Дин получала все остальное. Главную долю наследства составлял крупный пакет акций компании "Южно-Тихоокеанская железная дорога". Бад взял аннулированную долговую расписку. Изучив ее, он нахмурился. Шесть лет назад полковнику представилась возможность купить двадцать тысяч акций Южно-Тихоокеанской дороги гораздо ниже их рыночной стоимости. К тому же акции не находились в свободной продаже. Взамен он написал расписку на сумму в 150 тысяч долларов. Он выплатил весь долг, сделав последний взнос в июле прошлого года. Тогда что же девчонка имела в виду, когда говорила, что полковник не являлся настоящим владельцем?
Бад просмотрел и другие документы. Мадам Дин получала в наследство также небольшую долю акций предприятий общественного пользования и этот дом. Плюс акции Южно-Тихоокеанской дороги. Все. Но только акции железной дороги составляли целое состояние, и каждая стоила теперь во много раз больше той суммы, которую выложил за них полковник. "Лос-Анджелес таймс" опубликовала беспристрастную юридическую оценку настоящей стоимости выпущенных железной дорогой акций. "Надо проглядеть тот номер", - решил Бад, что-то быстро записывая.
Он вышел из библиотеки около полуночи. Мадам Дин сидела в красной гостиной и пила чай. Она налила и ему чашку.
- Как это великодушно с вашей стороны - тратить на нас столько времени! - сказала она. - Вы очень любезны.
- Когда вы ожидаете мистера О'Хару?
- В половине одиннадцатого. Вам это неудобно?
- Вполне удобно, - заверил он ее.
За второй чашкой чая Бад неплохо пообщался с мадам Дин, благодаря Бога за то, что в этот час всем детям уже положено спать. Когда он прощался, черный слуга, скрывая зевок, подал ему котелок. Бад легко сбежал по ступенькам крыльца дома Динов, вышел через железные ворота и направился на неясный из-за тумана свет газовой лампы, которая горела на парадном крыльце его дома. Он шел, что-то насвистывая себе под нос.
4
Амелия не спала. Она слышала скрип ботинок Бада по гравию дорожки и мелодию, которую он насвистывал. "Это единственный человек во всем городе, который выразил сожаление, что папа умер, - подумала она. - Даже Три-Вэ этого не сказал. Мистеру Ван Влиту на самом деле, конечно, совсем не жалко, но все равно ему хватило смелости и великодушия, чтобы сказать эти слова перед лицом всех этих ужасных людей".
В ней смешались чисто женская безутешная скорбь и детское замешательство и растерянность перед несправедливостью жизни. Амелия скорбела по отцу совершенно по-взрослому, лишившись сна и аппетита. После похорон она прониклась сильной и слепой ненавистью ко всему Лос-Анджелесу и лосанджелесцам. "Какой злой и неприятный этот городишко, - думала она. - Я даже рада, что у меня здесь нет друзей". Потом перед ее мысленным взором возник на минуту Булонский лес, и это ее утешило. Она решила, что мадам Дин продаст этот дом, как и дом в Сан-Франциско, где у Амелии были друзья, и навсегда уедет в Париж. В Париже все считали Амелию умной и красивой. Ее жизнерадостность неизменно и повсюду притягивала к ней людей. До смерти полковника она вообще была очень живой и счастливой девочкой. Пожалуй, немного избалованной. Может быть, излишне подчеркивающей родовитость семейства своей матери. Но в ней были и гордость, и преданность, и высокие представления о чести.
Насвистывание Бада затихло, и где-то вдалеке хлопнула дверь. Амелия стиснула тонкие обнаженные руки. Она часто дразнила Три-Вэ его старшим братом. "Какое смешное имя - Бад, - говорила она. - Почему не Гад?" Теперь же она увидела не Бада, а мистера Ван Влита, взрослого человека. "Я вызвала в нем раздражение, - подумала она. - Я ему совсем не понравилась". Подумав об этом, она сама удивилась, что от этой мысли вдруг заныло в груди.
В ней проснулся несчастный, но гордый ребенок, и она с вызовом подумала: "Ну и пусть! Я даже рада, что не понравилась ему. Мама права. В Лос-Анджелесе никто гроша ломаного не стоит".
5
Бад снова пришел в дом Динов из своего офиса в квартале Ван Влита на следующее утро, точно в десять тридцать. Мадам Дин провела его в библиотеку. Бумаги лежали в том виде, в каком он их вчера оставил. Только на этот раз не было черного лакированного ларца.
У окна, поглядывая в сад, стоял какой-то долговязый мужчина. Это был Лайам О'Хара, главный юрисконсульт компании "Южно-Тихоокеанская железная дорога". Высокий, мертвенно-бледный холостяк, живший монахом, так как всю свою жизнь он посвятил железной дороге. Он считал, что служит богу прогресса, а посему позволял себе с легким сердцем лгать, грабить и разорять. Полковник Дин занимался тем же самым, но отчасти оправдывая себя собственным честолюбием, а честолюбие, как известно, всегда ведет людей - и железнодорожные компании - по кривой дорожке.
Когда мадам Дин представила Бада, Лайам О'Хара устремил на него настолько пронзительный взгляд темных глаз, что Бад почувствовал себя неровно уложенным рельсом. Этот костлявый человек олицетворял величайшую власть на западе Соединенных Штатов. Бад успокоился и стал рассуждать хладнокровно. "Я должен победить, - думал он. - Это нужно не только мадам Дин, но и мне".
Она оставила их одних. Оба смотрели, как за ней закрывается дверь.
- Настоящая леди, - сказал Лайам О'Хара. - Помня о тех больших услугах, которые оказал вашему городу ее покойный супруг, мои хозяева пожелали проявить по отношению к ней великодушие.
- Великодушие? Ей принадлежит немалая часть акций их компании. - Бад подошел к бюро, отыскал аннулированную расписку и подал ее адвокату.
Лайам О'Хара не взял расписки. Он открыл сигарницу полковника, вынул сигару и вдохнул ее аромат.
- Гавана! Тадеуш был не дурак пожить роскошно. - Он положил сигару обратно. - А вы еще не задумывались, мистер Ван Влит, над тем, - он скосил глаза на документ, написанный на веленевой бумаге, который Бад держал в руках, - каким образом эта расписка была погашена?
- Наличными.
- Чьими наличными?
- Полковника Дина.
- Мистер Ван Влит, я никогда не любил крутиться вокруг да около. Поэтому сразу представлю на ваш суд факты. Ежегодное жалованье Тадеуша Дина составляло десять тысяч долларов. Неплохая сумма, не правда ли? Но мои хозяева считали, что он этого заслуживает. Когда он пришел на работу в компанию, у него были только незначительные вложения. Семья мадам Дин аристократическая и титулованная, но деньги у них не водились. Вдобавок ко всему Тадеуш жил, ни в чем себе не отказывая. - Адвокат бросил красноречивый взгляд на полки, заставленные томами в кожаных переплетах, на бронзовые статуэтки, на занавешенные бархатом окна, откуда открывался чудесный вид на зеленый сад. - Как вы думаете, каким образом, учитывая все вышеперечисленное, полковник ухитрился оплатить акции на сумму в 150 тысяч долларов?
У Бада перехватило дыхание. Однако он не удивился. Словно он провалился в канаву, о существовании которой знал, но совсем позабыл. "Главное, чтобы вы знали, что папа не являлся настоящим владельцем", - сказала ему Амелия. Странное раздражение, которое вызвала в нем эта девочка, затмило его разум. Он не обратил внимания на ее слова. Только теперь он задумался над ними. Так, значит, полковник был всего лишь наемным служащим? Чтобы он работал в поте лица, перед его носом повесили морковку, как перед ослом, которого заставляют идти вперед. Ему разрешили приобрести акции, за которые, как предполагалось, он никогда не будет в состоянии расплатиться. Бад швырнул расписку обратно на стол. Бумага зашуршала. "Ну конечно, ну конечно, - думал он. - Иначе зачем бы полковнику нужно было выпускать себе мозги?"
Просто его поймали с поличным на воровстве.
Словно читая мысли Бада, Лайам О'Хара мрачно сказал:
- Он погасил расписку за счет денег компании.
- Это очень серьезное обвинение, - произнес Бад.
- Мои хозяева заподозрили, что он подделывает записи в бухгалтерских книгах. Но Тадеуш Дин, помимо того, что был очень ценным и облеченным доверием служащим компании, еще был и другом моих хозяев. Поэтому они молчали. До его смерти. На прошлой неделе я провел несколько дней в наших местных конторах. Работал. Карета у крыльца. Хотите поехать со мной? Вместе посмотрим гроссбухи.
На этот раз Бад не колебался ни секунды. Он все-таки был не таким упрямцем, как его отец. Он знал, когда надо остановиться, чтобы не проиграть еще больше. "Значит, полковник был растратчиком, - подумал он. - Хорошо, от этого и будем плясать".
- Я верю вам, - сказал он.
Лайам О'Хара затрещал длинными костлявыми пальцами так сильно, что раздался хруст суставов.
- Наш покойный друг растратил гораздо больше, чем заработал, - торжественно заявил он. - Этот дом и еще один в Сан-Франциско...